Помоги проекту - поделись книгой:
Рагнар крепче сжал зубы, хмурясь. Мысленно пересчитал по головам детей, что ходили на общие занятия по рисованию, убедился — из тех, кого он учит, ни один не сбегал. Кто-то из взрослых? Возможно. Он ни с кем не был дружен, мог упустить исчезновение.
Но Анаквад должен знать. Или с плеч полетит не только голова беглеца.
— Кто?
— Гвардеец не наш, нет, и фляги на поясе не видно, — неправильно понял вопрос декан. Рагнар оборвал его взмахом руки, нырнул в проем, посреди которого клювом выдавался вниз резной камень. Время источило узор, так что не угадать было, кому, волей давно умершего архитектора, приходилось кланяться, однако это было не важно. Обычно, когда Рагнар входил в кабинет, здесь находились люди, перед которыми следовало склонять голову.
На этот раз человек, обосновавшийся в удобном гостевом кресле, был лет на пятнадцать моложе самого Рагнара. Темноволосый, как любой южанин, с насмешливой ухмылкой на губах, он поправлял высунувшийся из-под пестрой куртки манжет алого халата. Однако одежда успела выцвести, кушак был серым, и футляр на нем висел под стать.
Рагнар позволил себе не представляться, спросил сразу:
— У вас приказ взять именно меня?
Гвардеец окинул его долгим взглядом.
— Моему заданию требуется отменный художник. Можете предложить кого-то другого?
— Любого, — резко отозвался Рагнар под сдавленный стон декана. — Мой ученик сдает завтра экзамен. Если ко мне нет личного приказа, вынужден сообщить, что занят, и не могу последовать за вами.
***
— И я прошу тебя, нет, я требую! В этот раз без глупостей.
Аккуратно подведенный рот Адельхайд Зальцман чуть приоткрылся, изображая изумление, слишком светлые брови изогнулись дугой, так что морщинки на лбу стали глубокими, словно вылепленные из глины.
— Глупостей?
Брат надулся монастырским индюком, откинулся на высокую спинку стула, качая головой. Прямо как покойный отец, когда ему не хватало слов для младшей дочери.
— Адель! Может, ты считаешь, что пять — пять, ты только вдумайся! — расстроенных помолвок это смешно. Но я говорю тебе, хватит!
Когда он так рявкал, у него краснело лицо. Адель бросила быстрый взгляд на служанку, замершую у дверей, та приблизилась пугливо, налила хозяину дома воды. Тот даже не кивнул в благодарность, одним глотком ополовинил высокий бокал. Навалился на стол, словно это должно было добавить значимости словам.
— Послушай, Фриц Ройтер — образцовый дож, у него хорошие земли на северо-западе. Горы, конечно, но шерсть приносит верный доход, и хотя он всего девяносто третий, но все же входит в Большую сотню! Это не Тилль с бастардкой птицы знают от кого, и не Аккерман, наживший богатство на трех покойных женах. Признаться, тогда я сам гадал, как родители не разглядели в них подлецов. Но Ройтер — мой хороший приятель. И ты не обидишь его отказом.
— Конечно, Герхард, — легко отозвалась Адель, — как ты скажешь, дорогой брат.
Сладкий напиток в чашке отливал пшеничным золотом. Когда юной еще Адельхайд пришло в голову, что травой можно не только кормить коз, семья Зальцман увеличила доход на пятую часть, а вся Магерия начала пить отвары.
С женихами была примерно та же история. Она ведь никому не отказывала. Все выходило будто само собой.
— Адель, — старший брат был серьезен и она подняла голову, встречая его взгляд. — Тебе исполнится сорок через месяц. Ты даже не вдова, ты все еще девица. Нельзя так. Если ты не выйдешь за Ройтера, останется только сказать, что ты посвящена птицам.
— Я не хочу в монастырь, — руки крепче сжали чашку, голос дрогнул.
— Вот и хорошо, — Герхард улыбнулся, на рыхлом лице мелькнула мальчишечья горделивая любовь. Как же давно это было, когда они вдвоем убегали в поля, и четырнадцатилетний юнец учил совсем маленькую сестру сбивать камнями ворон в полете. Птицы, конечно, священны, но только не когда клюют ваш урожай. — Шесть — хорошее число, все образуется. Но пойми, старая дева — это плохо для репутации семьи. Нужно что-то делать.
— Я понимаю.
Шесть — хорошее число. В шестой раз все удается еще лучше, чем в прошлые пять. Адель задержала дыхание, медленно вдохнула на счет, и только тогда, уверившись, что владеет собой, спросила:
— Фриц уже передал письмо о нашей первой встрече?
— Конечно, — брат выглядел довольным. Думает, удалось напугать ее монастырем? Впрочем, он прав. Удалось. — Вы можете встретиться в Варне, в гостинице “Пшеничный мост” в любой вечер с завтрашнего дня. Поедешь?
Адель кивнула, аккуратно сложила белую салфетку.
— Мне кажется, дорогой брат, будет лучше, если мы не станем тянуть до моего сорокалетия.
Глава 2
Злость кипела внутри. Как посмел этот художник, маг, лишь милостью Императора живой, отказать ему, гвардейцу с заданием? Сдача экзамена, ученик, и ведь не поспоришь! Видно, такой не побоится прийти с жалобой если не к самой канцелярше, то уж к офицеру гвардии точно. А ученика человека, работавшего на Империю едва ли дольше, чем Сикис жил, в самом деле могут посчитать более ценным приобретением, чем один рядовой гвардеец.
Он сплюнул на каменный пол, стиснул кулаки, шагая за суетящимся деканом.
— Простите, господин, Рагнар в самом деле должен сопровождать ученика, письмо пришло уже давно, но если вы можете немного подождать, я соберу в столовой всех магов, получивших личные перья, я уверен, среди них найдется...
Торопливая речь злила еще сильней. Сикис раздраженно махнул рукой:
— На втором закате я уйду. В ваших интересах до этого найти мне пристойного мага.
Старик раскланялся, сыпя заверениями, как больная коза пометом, и, пятясь, исчез под аркой. Сикис резко выдохнул. Нельзя позволять злости руководить тобой. Это ты должен приказывать своим чувствам, делая из них оружие. Иначе в гвардии не подняться. Иначе не выжить.
Сесть в зале можно было разве что на голый пол, в промежутке между трапезами здесь убрали даже коврики. У стены шуршала метлой девчонка лет шестнадцати с волосами, заплетенными в множество тонких кос. Еще и носом шмыгала, ничуть не прибавляя спокойствия. Захотелось прикрикнуть, и Сикис сумел извлечь пользу из своего желания.
— Эй, ты! Принеси мне подушку.
Она кивнула с неожиданной улыбкой, пристроила метлу в угол и убежала. Сикис проводил ее взглядом — девчонка выбивалась из общего фона. Бывшая рабыня? Когда у таких открывается дар, их сдают в Цитадель. Наверное, даже здешнее заточение будет казаться праздником после невольничьих бараков. Впрочем, отметин от ошейника у девчонки не было, да и слишком любопытно она косилась для магички. Наверное, младшая служащая надзора.
В зал понемногу стягивались люди, Сикис оглядывал их с неудовольствием. Все одинаковые: в простых серых халатах, старательно прячущие глаза. Некоторые еще и фляги на поясах прикрывали ладонями, словно причинное место в неудачно пошедшей драке.
У них не было ни желания, ни, что важнее, опыта работы с гвардией. А у Сикиса — себе он мог в этом признаться — не было опыта работы с ними. Одно дело одаренные гвардейцы, и совсем другое — цитадельские.
Главное, чтобы выбранный маг не сбежал. Иначе рыбка откусит Сикису кое-что поценней пальца, и хорошо, если сделает это быстро.
***
Нога болела тем сильней, чем сильней Отектей торопился, но медлить было нельзя. Рагнар не взял приказ, значит, гвардия выберет кого-то другого.
У него было мало шансов, он прекрасно это понимал. Хромой, он не был нужен двадцать лет, и вряд ли что-то изменилось. Можно надеяться только, что гвардеец не выдернет одного человека из ряда, а спросит, кто готов послужить на благо Империи.
Отектей знал, что будет единственным, кто шагнет вперед. Так уже было, в тот год, когда первых магов заперли в Цитадели, и он, не имперец по крови, а недавний кочевник, изгнанник, добровольно пришедший в эти стены, добровольно же вызвался стать убийцей. Он был первым цитадельским магом, начавшим работать на гвардию, но с надеждой на расшитую перьями куртку пришлось распрощаться. Каким бы одаренным магом ты ни был, как бы ни были полезны твои миражи, хромой не может преследовать беглецов и шпионов.
Трапезная, полная людьми, была непривычно тиха, никто даже не шептался. Отектей вышел в первый ряд, бросил взгляд на гвардейца. Из западных имперцев, судя по лицу, рядовой, судя по одежде, приказ тоже простой. Однако пришел за магом. Странно.
К гостю подошла юная надзорщица, подала подушку. Тот отмахнулся, девушка, обхватив туго набитую пухом ткань, замерла в стороне. Жаль. Если бы гвардеец сел, можно было бы тоже опуститься на пол.
Нога стреляла болью, криво сросшаяся кость раздирала мышцы изнутри. Отектей старался на нее не опираться. Давно нужно было попросить у надзора трость, ходить стало бы легче.
Впрочем, Анаквад с главой надзора едва наскребали деньги на одежду, еду и чернила. Заявка на трость висела бы годами, о ней пришлось бы напоминать, и если на то, чтобы попросить один раз Отектей мог пойти, то на такое — нет. Перетерпеть боль проще, чем унижение.
— Это все? — недовольно поинтересовался гвардеец, когда в арке показался охающий декан.
— Да, господин.
— Пусть встанут по типу дара. Мне нужны художники или писатели.
Отектей остался на месте, за ним столпились другие художники. В пяти шагах слева замер Чагатай, внук декана, традиционно первый среди писателей. Его можно было не брать в расчет, работать на гвардию такой не станет. Возможно, мог бы кто-нибудь из учеников, но тем глава надзора наверняка велела сидеть по комнатам и не высовываться, пока гость не уедет.
— Кто из вас желает послужить во благо Империи?
Отектей шагнул вперед. Как и думал, единственный.
Гвардеец удивился. Медленно скользнул взглядом сверху вниз, задержался на лице, на фляге, на…
— Хромой? — пренебрежение в голосе было ожидаемо, но все равно резануло.
— Это не мешает мне рисовать, — ответил сдержанно.
— Отектей — наш лучший миражист, работал на гвардию прежде, больше десяти выполненных заданий, — зачастил Анаквад.
Словно на невольничьем рынке, где плохой товар пытаются продать подороже.
— Мой приказ — отыскать командира гвардии Текамсеха Пустынника, — прервал монолог гвардеец. — Мне нужен человек, который сумеет обойти всю столицу, а при необходимости не только ее.
— Возьмите меня, — тихий, звонкий голос раздался с неожиданной стороны. К Отектею приблизилась надзорщица, чье имя он никак не мог вспомнить. Зачем-то взяла за руку, из второй так и не выпустив подушку. — Нас обоих. Он опытный и рисует, а я быстро бегаю, и умею стрелять, и перевязывать раны.
Повисла тишина, даже декан молчал, словно не мог решить, что сказать о девчонке. Гвардеец прищурился.
— Я пришел за хорошим магом. А мне подсовывают хромого старика и бездарную девчонку.
— Зато мы хотим работать, — надзорщица — кажется, она управлялась в лазарете — была настроена стоять на своем. — И Отектей совсем не старик, ему только пятьдесят!
Хотелось выдернуть руку и потребовать замолчать. Его возраст не делал ничего лучше, по меркам гвардии он в самом деле был стариком. Но гвардеец неожиданно потер лоб, усмехнулся и кивнул.
— Приняты, — взглянул на декана. — Мы подпишем бумаги в кабинете.
Отектей медленно перевел дыхание, все-таки высвободился из хватки девчонки.
Эш. Ее звали Эш, она давала ему обезболивающие мази.
Но благодарить ее он не стал.
***
Шея болела. Снова уснул на столе, головой в палитру. Волосы утром будут в краске…
Нет, какой стол, какая краска? Болело все тело, словно его выжали. За высоким окном виднелось блеклое от пыли небо, и как ни присматривайся, ни следа облака в вышине не разглядеть. А он так старался…
— Ты понимаешь, что он пытался сделать?
Папа стоял в изголовье, рядом брат, крепко схватившись за большую, испачканную чернилами руку. Смотрел на младшего серьезно, а говорили родители, словно не замечая, что он слышит.
— Тише, не шуми, — ладонь у мамы была прохладной. — Зато можешь успокоиться, у Кита есть дар. Сильный дар, правда, сын мой? А что облака — тоже вода, и нарисовать их нельзя, ты не знал.
Он всхлипнул, но слез не было, все высохло, ушло в невозможное, в то, что не сделать.
Ему исполнялось шесть лет. Он не мог прогнать сушь.
Моргнул и оказался в столовой. Дышать было тяжело, хотелось открыть рот, как старая собака, но было нельзя, станет еще хуже, он знал.
У папы стало больше морщин, он часто прятал лицо в ладонях. Мама сидела прямая, с неподвижным взглядом, и то, что она наконец рядом, не радовало.
— Новый колодец пуст, — тихо сказал папа. — Шин, надо закрывать ворота.
Мама кивнула.
— Закроем. Если засуха не кончится в ближайшие месяцы, соберем всех и перевезем в средний ток Илаты.
— Не все справятся. В деревне уже нет запасов, — большие руки сжали кубок, на дне которого плескалась вода. — Нашего погреба…
— На два месяца хватит, — перебила его мама. — Если растягивать, то на три. Будем выдавать по кружке в день, мало, но дотянем.
— А мальчики? Детям с даром нельзя так мало пить.
Слуга за спиной сухо сглотнул. Кит сжал кулаки, вытянулся, вскипело внутри — это ты! Ты виноват! Ты решил, что вам дадут меньше воды из-за нас!
Из-за нас.
Открыл глаза среди ночи. Было слишком громко и слишком светло. Мама в ночной рубашке, но с флягой на поясе коснулась его плеча.
— Вставай, сын. Быстрей.
Роксан рядом уже зашнуровывал штаны, Кит только сапожки успел натянуть. Мама, почему-то внимательно смотревшая в стену, сказала:
Поделиться книгой: