Наследники казачьей славы

Июнь – сентябрь 1918 года. Второй Кубанский поход Добровольческой армии Деникина. Овладение западными районами Северного Кавказа. Только ночку провел Павел дома, как кто-то доложил в станичное правление о его возвращении. Атаман рано утром подскакал к Филипповой хате и прокричал: «Эй, Филипп, я слышал, сынок вернулся? Пусть придет в правление, разговор есть. Мы новой власти в Москве присяги не давали, по долгу надо послужить старой!»

Павел, позавтракав, отправился в правление и оттуда уже не вернулся. В правлении находились офицеры Добровольческой армии. Павел узнал среди них начальника оружейных мастерских есаула Незабудько. Сначала казаков отправили на станцию Тихорецкая, а после формирования полка бросили под Царицын. В первом же бою Павел попал под артиллерийский обстрел. Снаряд разорвался недалеко. Павла подбросило, а потом швырнуло на землю так, что хрустнули позвонки. В полковой санчасти неделю вытаскивали мелкие осколки из спины, ягодиц, ног, затем казака комиссовали под чистую и с обозом раненых отправили домой. Ходить не мог. Лежал в углу на деревянной кровати. По нужде выводили под руки. Мать бегала по знахаркам, но толку не было, Дошел слух, что в Темрюке есть костоправ-осетин. Съездили, привезли высокого лохматого горца с длинными мускулистыми руками. Осетин оказался крещеным, православным. Успокоил домашних, что вылечит. Если бы сразу пригласили, то за неделю бы поставил на ноги, а теперь сложнее: позвонки сдвинуты, некоторые срослись, надо хрящи ломать и позвонки на место ставить. Плату запросил умеренную: «Он у вас мастеровой, выздоровеет, расплатится».

Через три месяца Павел осторожно ходил по двору, помогал по хозяйству как мог. О женитьбе не думал: куда немощному. Как только установилась власть, подался в Краснодар. Устроился работать на завод «Саломас» слесарем. Скопил деньжат, купил на Дубинке хату. Нашел свою любовь и почти в тридцать шесть лет женился, но детей у них не было: видимо, сказалась контузия. Прибаливал, пожил мало, ушел из жизни в пятьдесят пять лет.

Самуил

Через неделю после начала войны ушел на фронт второй сын Филиппа – Самуил. В боях под Варшавой в 1915 году был ранен в грудь пулей навылет. Лежал в госпитале в Могилеве. Демобилизовали по ранению. Осенью 1915 года женился на любви своей – Оксане. Время настало неспокойное, тяжелое. Ранение давало о себе знать. Часто прибаливал. Ранней весной 1918 года через станицу налегке двигались колонны Добровольческой армии генерала Корнилова. Зима в том году была суровая, и среди корниловцев оказалось немало обмороженных. В станице объявили всеобщую мобилизацию. Оксана доказывала вошедшим в хату юнкерам, что Самуил еще не отошел от ранения, слаб, дорогу не перенесет. Юнкера были неумолимы, грозились, если не пойдет, расстрелять за измену. Сказали: «Забираем в обоз, будет ездовым».

При штурме Екатеринодара, в один день с генералом Корниловым, Самуил был тяжело ранен в голову и, не приходя в сознание, скончался на руках станичников Новопетровской. Похоронен в общей могиле под станицей Елизаветинской.

Петр

Петр Филиппович Дегтярь был призван в январе 1942 года и через месяц подготовки отправлен на Юго-Западный фронт, в 6-й кавалерийский корпус. Погиб в июньских боях 1942 года на Дону.

Харлампий

В апреле 1919 года от холеры умер славный казак Филипп Макарович Дегтярь. Гражданская война продолжалась. Осень 1919 года. В Кубанскую область вошли части Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Деникинцы оставили Екатеринодар.

В декабре 1919 года восемнадцатилетний казак Харлампий Филиппович Дегтярь был призван в Красную Армию и направлен для прохождения службы в Кронштадт. В феврале – марте 1921 года участвовал в подавлении кронштадтского мятежа. Замерзал на льду, отморозил ноги, которые потом болели до конца жизни. Летом 1921 года воинскую часть перебросили на Кубань для борьбы с контрреволюцией и саботажем. Осенью 1922 года Харлампий был демобилизован по болезни. В родной станице ему приглянулась дивчина Екатерина Сербина. Он несколько раз присылал сватов, но безуспешно. Родители отвечали, что Катя еще не готова к замужеству. По соседству росла статная дивчина Аня, дочь Еремея – друга Филиппа Макаровича. Друзья умерли от холеры в один месяц. Вдовушки помогали друг другу чем могли. Горе сблизило семьи. Аня росла тихой и незаметной. Война шла семь лет, парубков поубавилось. Кругом горе и нужда, не до гуляний. Фекле Аня нравилась: услужливая, послушная, чистоплотная, курносенькая, сероглазая дивчина хоть куда, только женихов в станице не было.

Фекла Павловна не раз говорила сыну: «Ну куда ты лезешь? Сербины богатые, едва ли за тебя Катерину отдадут, посмотри, женихи за ней стаей ходят!» Харлампий отвечал: «Не могу, мама, сердце по ночам ноет по ней…» При встречах так и называл ее: «Сердэнько мое!» Как-то, поссорившись с Екатериной, увидел в соседнем дворе Анну и прокричал: «Аня! Выходи за меня замуж!» Дивчина ответила: «Разве не видишь, с детства ты люб мне. Сватай. Буду верной тебе женой».

Ценил и уважал Харлампий Анну за ее домовитость, уступчивость, но в душе, как игла, сидела несбывшаяся любовь к Екатерине Сербиной. Частенько скучал по ней и в старости, когда встречал, так и говорил: «Здравствуй, мое сердэнько-сербинка!»

В семье Харлампия после рождения сына Дмитрия стало трое детей. Харлампий и Анна воспитывали детей погибших на войне родственников: дочь брата Самуила и племянника по матери. А потом пошли дочери – Нина, Катя, сын Иван. Итого шесть душ, как говорят казаки – едоков. Пришлось строить новый дом: в старом не помещались. В 1929 году дом был готов.

ПЕРЕЛОМ

Дмитрий рос непоседой: то корова мальчишку на рога поднимет, то он на черешне вниз головой повиснет, то с коня слетит. Хлопот с ним хватало.

В 1929 году началось расказачивание. Бывшие сослуживцы из Добровольческой армии боялись говорить об этом вслух. Прятали на чердаках и в подвалах свою казачью форму. Осенью 1930 года началась коллективизация. Кто записывался в колхоз, обязан был свести на колхозный двор лошадь, скот, птицу, отдать подводы, инвентарь, семенной материал, продукты. Вступившие в колхоз во время полевых работ питались на полевой кухне. Кто не вступал в колхоз, считался саботажником советской власти. Злостных противников коллективизации высылали семьями на Север. А те, кто вступал в колхоз, резали скот, прятали семенной хлеб. Многие казаки покинули станицу, бросив семьи на произвол, Харлампий отвел в колхоз лошадь, корову, отвез плуг, бороны, конную соломорезку, мешки с пшеницей. Анна не давала, Харлампий грозился: «Не мешай, иначе плетью отхожу!» Но когда стал выводить корову, упала и заголосила: «Не пущу! Чем детей кормить будем?!» Вернулся с распиской, а вечером, собрав котомку, отправился на станцию Крыловская, где поступил на строящийся элеватор рабочим.

Зима с 1931 на 1932 год была полуголодной. Доедали припрятанные запасы продуктов. Весной 1932 года поля не пахали, лишь кое-где чернели полоски колхозников. Кормами на зиму не запаслись, Начался падеж скота. Урожай был хилый. Все, что было выращено, отвезли на элеватор. Зимой начался голод. Первой умерла полугодовалая Надя. У Анны от голода пропало молоко, а коровы не было. Собирали остатки силоса из силосных ям и ели. В школе занятия прекратились. Учительница от истощения не могла приходить в школу. Варили и жевали конскую сбрую. От переохлаждения и недоедания Дима переболел коклюшем и золотухой.

Когда пришла весна, было спасение в зелени, но от истощения умерла шестилетняя Катя. Летом Дима наловчился ловить хомяков – мясо варил, а шкурки сдавал. На вырученные деньги покупали крупу. Летом 1933 года в колхоз поступило два трактора. И хотя летом смертность в станице была еще большой, но осенний урожай принес в жизнь облегчение. Чтобы быть ближе к семье, Харлампий перебрался на станцию Сосыка, грузчиком на зерносклад. Семью перевез в станицу Павловскую. Здесь Дима пошел во второй класс. Харлампий как-то встретил однополчанина, который стал уговаривать его переехать в Апшеронскую, объясняя, что там сытнее, спокойнее и есть работа. Переехали. Харлампий устроился на буровую предприятия «Хадыжнефть».

В 1936 году Дмитрий перешел в четвертый класс. Научился плавать в горной речке Пшиш. Облазил близлежащие горы. В 1939 году его приняли в комсомол, чему он был безмерно рад. После окончания семи классов поступил в Тихорецкий железнодорожный техникум. Учеба не заладилась. Программы по математике, физике оказались очень трудными. В октябре с другом уехал к тете в станицу Новопетровскую. Погостив недельку, отправились домой. Весной 1941 года с другом Аркадием поступили на работу в изыскательскую партию, а затем с геологоразведочной партией уехали в город Грозный, на нефтепромыслы.

С объявлением войны побежали в военкомат. Народу – тьма. Вернулись домой. 24 июня получили повестки. Ввиду того, что до призывного возраста Диме не хватало нескольких месяцев, ему предложили Грозненское военно-пехотное училище. Записали Диму не Дегтярь, а Дегтярев, но в комсомольском билете до осени 1944 года оставалась запись Дегтярь.

Полгода учебы показались каторгой. Двухгодичную программу уплотнили до шести месяцев. Однако учебные нагрузки были не напрасными: в боевой обстановке не раз спасали жизнь. Через три месяца учебы Дима получил письмо от отца, в котором тот сообщил, что его провожают в армию, и описал интересный факт: когда Диму проводили в Грозный, дома мать зажгла керосиновую лампу, и вдруг верхняя часть стекла ровненько лопнула и отвалилась, но не разбилась. «Тогда мы подумали, что хоть ты и откололся от нас, но не навечно». В сентябре курсанты по тревоге были выведены в лагерь Чишки на берегу реки Сунжа, у подножия гор, где занимались до конца октября. По возвращении из лагеря из числа курсантов был сформирован отряд для уничтожения чеченских банд, которые с началом войны множились, как грибы после дождя, и скрывались в горах и лесах.

В отряд был зачислен и друг Дмитрия Аркадий Андрихин, который был отправлен на фронт в звании сержанта и погиб в боях под Сталинградом.

После нескольких неудачных схваток в горах отряд возвратили в училище, а на уничтожение банд была направлена воинская часть с авиацией и танками.

Учеба в училище продолжалась с утроенной силой. Положение на фронте требовало постоянного пополнения офицерского состава. Командование училища больше и больше нагружало курсантов: учебные тревоги, тактические занятия, многокилометровые броски, стрельбы. У Дмитрия командиром взвода был лейтенант Борис Дзайциев, типичный кавказец, невысокий, худощавый, стройный, эрудированный и очень требовательный офицер. Его присутствие во взводе покоя не сулило. Лейтенанта уважали и боялись. Под стать командиру был и его помощник старший сержант Вышкварка. В строю шагом ходили только тогда, когда надо было проходить с песней. В остальное время двигались бегом. На тактических занятиях сотни метров преодолевали по-пластунски. В программе появились новые предметы: конная подготовка и этика молодого офицера. С фронта поступали все более тревожные сводки Совинформбюро: фашисты продолжали продвигаться в глубь нашей страны. Зачитывали приказы о необходимости повышения бдительности и мобилизационной готовности. Приближался 1942 год. 28 декабря взвод вышел в поле на занятия. Было сыро, неуютно, шел снег с дождем, а курсанты – в летней форме одежды. Во время занятий прибежал рассыльный и передал распоряжение командира роты лейтенанта Ананишвили: «Взводу по тревоге прибыть в казарму». На этом учеба закончилась. Шестьдесят безусых лейтенантов одели в офицерскую форму и отправили в город Воронеж, в штаб Юго-Западного фронта. Из штаба группу из десяти человек, среди которых был и Дмитрий Дегтярев, направили в 3-й кавалерийский корпус, который дислоцировался недалеко от железнодорожной станции Касторная. Дмитрий был назначен командиром сабельного взвода в эскадрон старшего лейтенанта Коломийцева.

ПЕРВЫЙ БОЙ

Через два дня кавалерийский полк по тревоге бросили в бой. Январский мороз обжигал щеки. Полк двигался по заснеженной степи в обход населенных пунктов. Хорошо, что перед выступлением вместо позорных для кавалериста ботинок и обмоток выдали валенки. Ногам было тепло. На рассвете последовала команда: «Стой! Спешиться!» Дмитрий освободил правую ногу, но на левой валенок примерз к стремени. Стал дрыгать ногой, конь вздыбился и помчался вперед. Дмитрий вылетел из седла, его потащило по снегу. От страха билась мысль: сейчас конь наступит задними ногами на туловище и оторвет ногу. Закричали: «Конь утащил лейтенанта!» Несколько офицеров штаба полка на лошадях бросились наперерез. Конь сбавил ход и остановился почти перед окопами противника. Немцы не успели отреагировать, как седока снова усадили на коня, и все поскакали обратно. Противник открыл огонь, но с опозданием. Все обошлось благополучно. В эскадроне посмеивались: «Ну и казак! Джигитовал ты лихо! Немцев перепугал, наверное, до сих пор стреляют, а может, бегут до Берлина». Дмитрий отшучивался: «Ладно, насмешники, время покажет, кто из нас казак, а кто – пришей кобыле хвост!»

5 января 1942 года 3-му кавалерийскому корпусу была поставлена задача наступать от станции Клетская в сторону Воронежа, отрезая вклинившиеся немецкие части. Фашисты отбивали атаку за атакой. Наступление проводилось при слабой артиллерийской поддержке. Однако наступательный порыв после разгрома немцев под Москвой был высокий. От солдата до генерала – всем хотелось выбросить фашистов с советской земли. Наступление велось в основном в пешем строю, по глубокому снегу. На белом фоне фигуры солдат в серых шинелях были очень заметны. По окончании наступательных боев к 26 января 1942 года от прежнего состава эскадрона осталось семь человек, трое из которых были серьезно ранены. Дмитрий стоял на дне оврага, прижавшись к коню, и почти плакал. Только подружились с ребятами в эскадроне, многие были с Кубани, а двое – из станицы Крыловской. Санитар перевязал ногу. Пуля задела мякоть ниже колена. Врач успокоил Дмитрия: «До следующего боя заживет!» После недельного лечения при полковом лазарете Дмитрий вернулся в строй. Готовились к новым боям. Полку была поставлена задача выбить немцев из села, в котором, по разведданным, идет скопление сил. Наступать по глубокому снегу, на открытой местности, без авиационной и танковой поддержки – это самоубийство, но приказ есть приказ. Эскадроны полка попали под перекрестный огонь пулеметов, залегли. И только с наступлением темноты отступили, оставляя на поле боя убитых и обмороженных. При первой же атаке пуля навылет пробила Дмитрию правый бок живота и правую ягодицу. Тут помогла учеба в пехотном училище, когда командир взвода заставлял ползать по-пластунски, сливаясь с землей. Разгребая снег, теряя сознание, Дмитрий отползал в тыл. Когда его подобрали санитары, от потери крови в нем чуть теплилась жизнь. На лечение был отправлен в глубокий тыл, в город Ереван.

СТАЛИНГРАД

Через три месяца Дмитрий Коломиец вернулся в свой теперь уже 20-й кавалерийский полк, который вел боевые действия северо-восточнее Харькова. Советское командование просчиталось, ожидая наступление немецких войск на Москву с южного направления.

17 июля 1942 года немцы начали наступление по двум направлениям: на Сталинград и на Северный Кавказ. Полку был отдан приказ спешиться, окопаться и не пропустить врага. Двое суток фашисты при поддержке танков и авиации штурмовали позиции полка. Казаки, неся огромные потери, отбивали по пять-шесть атак в день. В воздухе постоянно носилась вражеская авиация, невозможно было поднять головы. Траншеи осыпались, сохранились только индивидуальные ячейки. Полк не отступил, удержал вверенный участок обороны. Казаки показали мужество и верность присяге. На третьи сутки разведка доложила, что фашисты прорвали оборону и слева, и справа. Полк оказался в окружении. Трое суток по ночам отходили к Сталинграду, отбивая атаки фашистов. Вырвавшись из окружения, организованно отходили на восток.

В начале августа 3-й кавалерийский корпус был переброшен в излучину реки Дон в районе станции Клетская. В полках корпуса осталось по сто – двести человек. Здесь 20-й полк в течение недели пополнялся людьми и лошадьми. Пополнение шло с Терека, Урала, из Сибири. После пополнения полк занял оборону на правом берегу Дона. На левом берегу сооружался второй оборонительный рубеж. Фашисты старались сбросить наших солдат в Дон, чтобы прорваться к Сталинграду.

Каждый воин понимал, что отступать некуда: дальше Сталинград. Фашисты с рассвета до заката солнца атаковали позиции полка. Перед фронтом обороны торчали десятки подбитых вражеских танков. Земля была покрыта воронками от вражеских снарядов, мин, бомб. От дыма и гари не было видно солнца!

16 августа на район обороны полка фашисты двинули более 50 танков с автоматчиками. С обеих сторон велся ураганный огонь. Артиллерия подбила несколько танков. Часть немецкой пехоты плотным огнем была отрезана от танков и залегла. Однако около 20 танков с пехотой на броне прорвалось к нашим окопам. Начался неравный поединок. Танки разворачивались над окопами, автоматчики с танков забрасывали окопы гранатами. Танк наползал на окоп Дмитрия. Защищаться было нечем. В руках – пистолет с почти расстрелянной обоймой. Свернулся на дне окопа. В это время сверху свалился на Дмитрия замполит Кочергин, крупный детина. Окопа для себя он никогда не рыл, так как считал, что надо находиться среди солдат и постоянно быть в движении – от взвода к взводу. Видя, что лейтенант тянется за пистолетом, прокричал: «Дегтярев! Это я – Кочергин, потерпи, сейчас атака закончится, наша артиллерия пристрелялась из-за Дона, точно бьет». Дмитрий услышал сильный взрыв и потерял сознание.

Когда лейтенант Дегтярев пришел в себя, было тихо, только слышались стоны раненых. По лицу и рукам текла кровь. Выбрался из-под замполита и увидел его развороченную спину. Брошенная с немецкого танка граната разорвалась над ними, замполит ценой своей жизни спас молодого лейтенанта. Мелкие осколки впились в ноги и руки Дмитрия. Каждое утро он ходил на перевязку в медпункт, где санинструктор выщипывал осколки и прижигал йодом. Это было третье ранение, хотя и легкое, но Дмитрий несколько дней не мог сгибаться и сидеть на лошади. Половину своего сабельного взвода потерял в тех боях лейтенант Дегтярев, но оборонительный рубеж был удержан.

Через день поступил приказ отходить за Дон. Полк пополнился новыми сабельниками, которые фактически выполняли задачу пехоты.

В 30 километрах северо-западнее Сталинграда полк занял оборону на важных стратегических высотах 220 и 127. По восемь – десять атак за день предпринимали немцы. Высоты по нескольку раз в день переходили из рук в руки. При занятии высот на них трава была по пояс, но на третий день боев от травы не осталось и корешков. Кругом все было изрыто и выжжено.

28 августа 1942 года эскадрон занимал оборону на стыке двух полков. Немцы обнаружили этот стык и бросили туда штрафной офицерский батальон. Фашистам удалось ночью скрытно подобраться к окопам. Когда их обнаружили, было поздно. Завязалась рукопашная. Дрались штыками, прикладами, саперными лопатками. Дмитрий из пистолета убил трех фашистов, но кто-то из них с земли успел прошить его автоматной очередью. Две пули пробили верхнюю часть груди навылет.

Когда Дмитрий начал выздоравливать, то при уплате членских взносов по молодости стыдился за свой пробитый и залитый кровью комсомольский билет. Страницы покоробились, и отметки об уплате членских взносов на распухших листочках можно было сделать с трудом. Дмитрий с облегчением вздохнул, когда при вступлении в партию сдал комсомольский билет. Позже пожалел, что не попросил оставить его на память о фронтовой молодости. После войны, когда потребовались справки о ранениях, Дмитрий написал письмо в Главное политуправление армии с просьбой разыскать комсомольский билет, пробитый пулей. Оттуда ответили, что сданные комсомольские билеты не сохранились.

В том бою погиб друг Дмитрия младший лейтенант Зимин из Москвы. Когда кончились патроны и немцы, обнаглев, окружили его, стараясь взять в плен, Зимин успел выдернуть чеку гранаты и взорвать себя с наседавшими фашистами.

Провалявшись два месяца в госпитале, Дмитрий рвался в бой. Объявил начальнику госпиталя, что, если его не выпишут, он убежит на фронт. Спешил отомстить за погибших друзей и боялся, что могут отправить в пехоту. 15 ноября 1942 года был в родном кавалерийском корпусе.

Шла интенсивная подготовка к наступлению, дух которого охватил всех. Хотелось быстрее изгнать фашистов с родной земли. Земля кубанская была рядом. В ночь с 18 на 19 ноября 1942 года кавалерийский корпус сосредоточился в лесу у реки Дон между станицами Вешенская и Клетская. Выпал небольшой снег, крепчал мороз. В пять утра началась артподготовка. На том берегу Дона оборону держали румынские части. Они пробовали вести ответный огонь, но их батареи вскоре были подавлены. После артподготовки над окопами противника появились эскадрильи наших штурмовиков. Корпус начал переправляться через Дон небольшими группами. Ночью саперы на неокрепшем льду разложили маты и всю ночь поливали их водой. К утру получился мост. Переправа растянулась на несколько часов.

Переправившись через Дон, корпус не встретил сопротивления. По дорогам валялись убитые румыны и брошенная техника. Вскоре настигли румынский полк на марше, который без сопротивления сдался. Встречали колонны румынской пехоты, которые шли с белыми флагами и спрашивали: «Где здесь русский плен?» К вечеру корпус натолкнулся на сопротивление немцев, переброшенных с других участков фронта. В течение четырех суток кавалерийский корпус при поддержке танковых частей и артиллерии, сбивая один немецкий заслон за другим, продолжал продвигаться в тыл врага.

23 ноября в районе станицы Кривомузчиненской корпус встретился с войсками Юго-Западного фронта. Кольцо окружения вокруг 6-й и 4-й немецких армий замкнулось. Фашисты любыми силами старались вырваться. Плацдарм, занимаемый немцами, с каждым днем уменьшался.

РАЗВЕДКА БОЕМ

28 декабря 1942 года полк продолжал боевые действия по уничтожению окруженной вражеской группировки. Продвижению вперед мешал сильный огонь противника. Вечером в расположение эскадрона прибыл командир полка подполковник Буйницкий. Штаб полка в течение дня отправил две разведгруппы, но ни одна не вернулась. Было решено провести разведку боем в ночное время верхом на лошадях с целью обнаружения огневых точек противника. Командир эскадрона капитан Коломийцев вызвал лейтенанта Дегтярева и приказал подобрать казаков-добровольцев. Командир полка поставил группе следующую задачу: подскакать к окопам гитлеровцев как можно ближе и галопом преодолеть полкилометра вдоль обороны противника, вызвав тем самым огонь на себя, а в это время артиллеристы засекут огневые точки противника. Поставив задачу, подполковник обратился к группе: «Выполнить приказ готовы?» Пятерка ответила дружно: «Выполним!» Отозвал лейтенанта Дегтярева и по-отечески спросил: «Лейтенант, скажи прямо: не струсишь, приказ выполнишь?» Дегтярев понимал, что группа идет на верную смерть, и, преодолевая чувство страха, ответил: «Выполним, товарищ подполковник!» – «Тогда вперед!» Дегтярев подал команду: «За мной галопом!»

Когда группа приблизилась к окопам фашистов, они открыли интенсивный огонь из всех видов оружия, думая, что это конная атака. Наши батареи повели огонь на поражение, но многие снаряды не долетали до противника. Казаки поскакали вдоль окопов, и в это время были накрыты перекрестным артиллерийским огнем с обеих сторон. Дегтярева выбросило из седла, лошадь упала на него. Придя в сознание, он понял, что ранен: правую ногу прожигала нестерпимая боль. Выбравшись из-под лошади и прикрываясь ею от осколков, стал наблюдать за противником. Метрах в ста под обрывом стояли немецкие танки, выкрашенные белой краской. Дегтярев насчитал двенадцать машин. По ходу движения своей группы увидел лежащих на снегу трех лошадей, около одной из них опознал убитого казака Григория Трощенко, который одним из первых вызвался добровольцем идти в смертельную разведку. Дмитрий дополз до кустов. От потери крови кратковременно потерял сознание. Услышал шорох, вытащил наган, приготовился подороже отдать свою жизнь. Когда пригляделся, то увидел перед глазами шашку и понял, что перед ним казак. Узнал сержанта Усова. Тот левой рукой придерживал правую, перебитую выше локтя. Культя была перетянута брючным ремнем. Сержант спросил: «Товарищ лейтенант, вы живы? А я думал, убиты. Давайте поднимайтесь, попробуем идти. Ребят побило, но я видел, кто-то успел вырваться из-под огня и проскакал к нашим». Поддерживая друг друга, тихонько поковыляли в сторону обороны эскадрона. Когда подошли к окопам, эскадрон готовился к движению вперед. Дегтярев стал докладывать командиру эскадрона, который поблагодарил старшего лейтенанта: «Спасибо тебе! Не подвел, выполнил задание. Мы обстановку узнали еще ночью: прискакал Овчаров и доложил. Благодаря вашей разведке полковая и дивизионная артиллерия нанесла мощный огневой удар по фашистам, после этого противник отступил. Командир полка посчитал вас погибшими и приказал подготовить документы о награждении посмертно».

Старшему лейтенанту Дегтяреву и сержанту Усову сделали перевязку и отправили в медэскадрон дивизии, оттуда в эвакогоспиталь № 4989 – в город Тамбов. Рана заживала медленно. В госпитале провалялся до мая. Друзья сообщили, что за участие в боях по окружению и уничтожению немецкой группировки командир сабельного взвода старший лейтенант Дегтярев за героизм и мужество награжден медалью «За отвагу».

Каждый день Дмитрий ходил на прием к начальнику госпиталя настаивал на немедленной выписке. Знал, что его родовое гнездо – станицы Петровская и Новопетровская – освобождено, освобожден и Апшеронск, где до войны жили родители. Доказывал врачу, что его отец-старик воюет на фронте, а он, двадцатилетний парень, вынужден сидеть в госпитале. Под расписку, что будет оберегать незажившую рану и следить за ней, Дмитрия выписали.

Прибыл в район Курско-Орловской дуги. Кавалеристов там не было. Дмитрий настаивал, что он кавалерист и должен возвратиться в кавалерию. В отделе кадров армии к просьбе отнеслись с пониманием и направили Дмитрия в Тамбовское Краснознаменное кавалерийское училище, которое находилось в то время в городе Шадринске Новосибирской области. Объясняли, что в училище он и знаний наберется, и рана заживет, а повоевать еще успеет.

В августе 1944 года после окончания восьмимесячных офицерских курсов, где Дмитрий стал настоящим офицером-кавалеристом, его направили в 4-й Кубанский казачий корпус, в 42-й кавалерийский полк командиром 4-го эскадрона. Дмитрий был безмерно рад: во-первых, слава о корпусе гремела по всему фронту; во-вторых, эти родные и близкие сердцу слова «Кубанский корпус». Казаком Кубани он считал себя от рождения, там, на Кубани, его родная земля, политая потом и кровью предков.

ВЕНГРИЯ

Осенью 1944 года корпус перебрасывают в Венгрию, на равнинах которой была возможность использовать конные массы в полную силу. Шли бои на подступах к городу Дебрецен.

Перед городом сильно укрепленное немцами село Надьбаркань. Полк спешился, рассредоточился на лугу в мелком кустарнике. Из штаба полка позвонили: срочно представить документы на принимаемых в партию. На прием было два человека – командир эскадрона старший лейтенант Дегтярев и сержант Зозуля. Парторг эскадрона в течение недели несколько раз пробовал провести собрание, но эскадрон не выходил из боев, поэтому не было возможности собрать коммунистов. Наконец, выкроили время перед штурмом села. Пятеро коммунистов и двое кандидатов устроились на лужайке, улеглись голова к голове. Только начали обсуждение кандидатуры командира эскадрона, как метрах в сорока разорвалась мина. Продолжили разговор – метрах в двадцати разорвалась вторая мина. Третьей ждать нельзя. Дегтярев подал команду: «Бегом в укрытие!» Только отбежали – третья мина ахнула как раз на том месте, где они только что лежали. Собрание сорвалось. И только вечером, после взятия села, в освещенной комнате провели собрание. Собрались все. Во время штурма потерь среди коммунистов эскадрона не было. Тогда в партию вступали не за ордена, не за блага, а по зову сердца, за скорейшую победу Советского государства в Отечественной войне.

Когда Дегтярев рассказывал свою биографию, парторг спросил: «Товарищ командир, это правда, что вы родом из станицы Новопетровской? Тогда ваша фамилия была Дегтярь». – «Совершенно верно». Парторг, обхватив комэска, тормошит его, целует, кричит: «Дмитрий Харлампиевич! Мы не только односельчане, но и родственники: ваша тетка замужем за моим дядей».

После взятия села Надьбаркань, с ходу проскочив передовые окопы, казачья лава ворвалась в селение Кетедьхаза. Среди немцев началась паника, они кричали: «Казакен! Казакен!» К середине дня село было очищено благодаря мужеству и отваге казаков и умелому командованию. 10-я дивизия расширила прорыв, за ней в брешь вошли другие части и стали развивать наступление на город Бекешчаба, который обороняли венгерские дивизии. Фашисты старались контратаковать казаков с флангов и остановить наступление.

Командование перенацелило дивизию на румынский город Орадеа-Маре. 12 октября эскадрон Дегтярева врывается в город. В течение суток шли уличные бои. Сражались за каждый дом, квартал, улицу. Яростные бои разгорелись за село Беретвоусторолу. 13–14 октября полк пополнился боезапасами, укомплектовался личным составом. 15 октября поступило распоряжение снова повернуть на Дебрецен. На пути стал городок Деречке. Начался штурм. Три раза полк ходил в атаку, но гитлеровцы оказывали отчаянное сопротивление. Было принято решение обойти городок и нанести по Дебрецену фланговый удар.

20 октября 1944 года эскадрон в составе 10-й дивизии с ходу ворвался на окраины Дебрецена. Шли жестокие уличные бои, в которых отличились казаки 1-, 2-, 3-, 4-го эскадронов. К вечеру город был очищен от гитлеровцев. Без передышки на рассвете следующего дня атаковали город Ньиредьхаза. До вечера шел бой. Немцы понимали, что, сдав город, они откроют советским войскам прямую дорогу на Будапешт и, значит, потеряют Венгрию. Немецкое командование бросило сюда отборные части и разрезало фронт казаков на две группировки, которые оказались в окружении. 24 октября начались бои по прорыву кольца, и только 27 октября у поселка Надькалло части корпуса соединились. В этих боях особо отличились казаки 4-го эскадрона под командованием старшего лейтенанта Дегтярева Д.Х., который за умелое руководство и личную храбрость был награжден орденом Красной Звезды.

После передышки корпус начал боевые действия в направлении Будапешта. Осенние дожди размыли дороги, поля раскисли, лошади вязли по брюхо. 12 ноября взяли село Яскишер, вышли к городу Дьёндьёш. После двухдневных рукопашных боев город был взят. Дальше шла горная местность. Начались бои за перевалы. 24 ноября, форсировав реку Ипель, 42-й полк вступил в пределы Чехословакии. Здесь он ведет оборонительные бои и пополняется личным составом и боевой техникой.

ЧЕХОСЛОВАКИЯ

Ранняя весна 1945 года. Чехословакия. Советское командование ставит задачу наступать в направлении Братислава – Трнава – Брно.

25 марта 42-й гвардейский кавалерийский полк в составе 1-й гвардейской конно-механизированной группы войск получил приказ с ходу под прикрытием темноты форсировать реку Грон, выбить противника из населенного пункта Вельк, расположенного на расстоянии около километра от реки, захватить плацдарм и удерживать его, обеспечивая переправу основных сил дивизии.

Артиллерия выдвинулась к реке, чтобы прикрыть огнем переправу сабельных эскадронов. На рассвете, под покровом тумана, эскадрон под командованием старшего лейтенанта Дегтярева развернулся повзводно. Казаки верхом въезжали в грязный, холодный поток, несущий множество льдин. Лошади упирались, не хотели идти в воду. Алмаз, конь командира эскадрона, первым вошел в воду и поплыл. Казаки сваливались с лошадей и, держась за гриву и седло, стали переправляться. Из-за густого тумана фашисты не сразу заметили переправу казаков, а обнаружив, открыли плотный огонь. Наши батареи и пулеметы ответили огнем на подавление. От ледяной воды у казаков перехватывало дыхание, мокрая одежда тянула ко дну, у многих начались судороги. От плывущих льдин прикрывались лошадьми. Тяжкое испытание легло на животных. Слышалось ржание лошадей и крики раненых казаков, но переправа продолжалась. Коснувшись ногами дна, лошади рвались к спасительному берегу. Вот тут нужно было успеть вскочить на коня. Обезумевшие от холода и страха лошади мчались вперед, некоторые без всадников. Немало казаков погибло в реке, вдали от Родины, за честь и славу Отчизны. Дегтярев, который хорошо знал повадки горных рек, на своем Алмазе переправился первым и личным примером подбадривал казаков. Противоположный берег оказался крутым, это спасло от огня, но трудно было выбраться, сконцентрироваться и лавой устремиться в атаку. Преодолев крутизну, мокрые, замерзшие казаки устремились к населенному пункту. Немцы не ожидали столь стремительной атаки. Из селения выдвинулись автоматчики при поддержке четырех бронетранспортеров и минометной батареи, но, увидев несущихся на них конников со сверкающими клинками, запаниковали: «Казакен! Казакен!» – и, бросив минометную батарею, побежали к поселку. Казаки на плечах отступающих автоматчиков ворвались в село. В этом бою у командира эскадрона ранило коня, но Дегтярев продолжал руководить боем, ведя коня в поводу. Село было очищено от немцев. Противника не преследовали: эскадрону стояла задача захватить село и обеспечить переправу войск. После боя Дегтярев думал, что от переохлаждения половина эскадрона сляжет с воспалением легких, но, к удивлению, ни один казак даже не чихнул.

По наведенному понтонному мосту переправлялись артиллерийские, минометные, пулеметные расчеты, тачанки и хозбрички. С дымящейся походной кухней и сухой одеждой подъехал старшина эскадрона Боровой. Дегтярев спросил: «Как переправились?» – «Налетели немецкие самолеты и начали сбрасывать бомбы и обстреливать из пулеметов. Одна из бомб попала в центр колонны, где двигался наш хозвзвод. Взрывной волной сбросило нашу пулеметную тачанку и хозбричку. Погибли лошади и ездовые». – «Чем была нагружена бричка?» – «Запасом продуктов, боезапасом, одеждой, документами. Там была и ваша, товарищ старший лейтенант, полевая сумка и гимнастерка с наградами». – «Очень жаль, но война есть война, без потерь не обходится».

На другой день эскадрон вел бои за село Фиш. Дегтярев умело руководил боем, и в течение часа село было очищено от фашистов.

ФОРСИРОВАНИЕ РЕКИ НИТРА

Война шла к концу. Фашисты сопротивлялись яростно, цеплялись за каждый рубеж обороны. К началу апреля полк вышел к реке Нитра. Оба берега были укреплены железобетонными дотами. Разлившуюся в половодье реку с ходу форсировать не удалось, Немцы били из укрытий прямой наводкой из пушек и крупнокалиберных пулеметов. Пришлось спешиться. Попытки переправиться на надувных понтонах успеха не имели. Было решено отобрать добровольцев и ночью захватить плацдарм на другом берегу. Группу возглавил старший лейтенант Дегтярев. Во второй половине ночи, разбившись на две группы по 20 человек, начали выдвигаться к реке. На плечах несли две понтонные лодки. Обувь обернули тряпками. Стали переправляться, но, не проплыв и десяти метров, понтоны сели на затопленные кусты.

До берега шли в ледяной воде. Выбравшись на берег, полезли по раскисшему озимому полю. Наткнулись на дамбу, которую охранял часовой. Двое отчаянных молодых казаков бесшумно сняли его. Небольшими группами перебежали через дамбу. Подползли к немецким окопам и забросали их гранатами. Плацдарм был захвачен, что дало возможность переправиться полку через реку. За эту операцию старшему лейтенанту Дегтяреву Д.Х. был вручен орден Отечественной войны II степени. Полк продолжал наступать, форсируя реки и освобождая города Словакии.

После переправы с боем через реку Морава полк ввязался в бой на подступах к городу Брно. Эскадрон старшего лейтенанта Дегтярева двигался в головном дозоре. Весна. Цветут деревья. Ярко светит солнце. Конец войны уже виден. Каждый думал: «Хорошо бы дожить до победы!»

Слева – горы, справа – лесостепь. Впереди взвод младшего лейтенанта Чернецова с пулеметной тачанкой. На горизонте просматривается костел. Вдруг из-за деревьев застрочил пулемет. Головной взвод спешился. Дегтярев приказал: «Эскадрон, к бою! Рысью вперед!» Связной доложил, что головной взвод наскочил на засаду. Подскакав к месту боя, Дегтярев приказал спешиться и продолжать наступление в сторону населенного пункта. Короткими перебежками преодолели простреливаемое пространство и ворвались в село. Немцы не выдержали натиска и, отстреливаясь, отступили. Прочесывая селение, в одном из дворов казаки обнаружили немцев. Окружили. Дали несколько очередей. Из-за забора голоса: «Рус, не стрелять! Гитлер капут!» В калитке показался солдат: «Найн немец, австрияк!» За ним выстроилась цепочка с поднятыми руками. Старший лейтенант Дегтярев подал команду: «Выходи, оружие бросай у калитки». Когда первый австриец с поднятыми руками прошел калитку, раздалась автоматная очередь. Австриец упал, остальные подались назад. Дегтярев крикнул: «Кто стрелял?!» Вперед вышел сержант Чесебиев: «Это я – за погибших ребят, за повешенных родителей». Раздались голоса: «Не место самосуду!» Сержанта скрутили, отобрали автомат. Преодолев страх, вышло еще человек десять, сбрасывая оружие в кучу. Продолжая прочесывать селение, наткнулись на засевших в кирпичной двухэтажной школе немцев. Казаки, сосредоточившись у школьного забора, попали под огонь из окон второго этажа. Ни вперед, ни назад. К эскадрону примкнул словак, который называл немцев оккупантами. Воевал он напористо, храбро, был за разведчика и проводника. Попросил ручной пулемет, чтобы с крыши сарайчика вести огонь по окнам школы. Только взобрался, пристроился и начал вести огонь, как был убит выстрелом из снайперской винтовки. Казаки очень жалели отважного словака. Под забором нашли щель, расширили и протолкнули пулеметчика со стволом от «максима» без станины. Пулеметчик открыл интенсивный огонь по окнам школы, что дало казакам возможность ворваться во двор и захватить первый этаж. Завязался бой между этажами. Немцы не выдержали интенсивного огня и через пролом в стене покинули здание.

На следующий день эскадрон вел бои на подступах к Брно.

БОЙ ЗА БРНО

К утру 26 апреля полк в пешем строю сосредоточился в оврагах перед городом. Эскадрон наступал на левом фланге полка. Цепь медленно продвигалась вперед. Неожиданно из затянутой туманом низины застучал пулемет. Эскадрон залег. Появились убитые и раненые. Остальные эскадроны продвигались вперед. Дегтярев приказал командиру пулеметного взвода младшему лейтенанту Кидинову прикрыть левый фланг. Немецкий пулемет замолчал, но только эскадрон поднялся, как снова раздались очереди. Эскадрон залег. Когда стрельба затихла, старший лейтенант Дегтярев поднялся и побежал вдоль цепи, повторяя команду: «Встать, вперед!» Однако бойцы лежали, боясь попасть под новые пулеметные очереди врага. Дегтярев бегал от казака к казаку, поднимая их за воротники, выкрикивая: «Вперед!» Но напрасно. Эскадрон лежал, только несколько казаков вскочили и перебежками устремились вперед. Войне конец, сработал инстинкт самосохранения. В этот момент Дегтярев услышал одиночный выстрел. Пуля прошла ниже пояса, прострелив обе ягодицы. Дегтярев слышал крик: «Комэска ранило!» Эскадрон вскочил и ринулся вперед, к окраинам Брно. Старшего лейтенанта Дегтярева брючными ремнями привязали к полевой кухне. Рана беспокоила его меньше, чем «барашки» от крышки котла, которые на колдобинах дороги впивались в тело. Повар гнал лошадей, чтобы быстрее вырваться из-под обстрела. Это было последнее, шестое, ранение старшего лейтенанта Дегтярева. Потом, при выписке из госпиталя, Дмитрий шутил над собой: «Это чтобы зад не показывал фашистам!» – и всегда стыдился говорить о своем шестом ранении. В автобиографии так и писал: «Имею пять ранений».

РАДОСТЬ ПОБЕДЫ

В столице Венгрии Будапеште в ночь с 8 на 9 мая 1945 года эшелон с ранеными поставили на запасной путь под загрузку. Ночь была темная и тихая, только слышались стоны раненых. И вдруг в городе началась стрельба, сначала неуверенная, а потом охватившая весь город. В воздух летели сотни ракет, протяжно гудели паровозные гудки. Понеслись крики: «Ура! Ура! Конец войне!» Тяжелораненые сползали с нар, плакали, обнимались, повторяя: «Победа! Победа!»

После излечения в госпитале в пригороде Будапешта – городке Геделе – в июне 1945 года старший лейтенант Дегтярев Д.Х. догнал родной полк на марше и принял свой гвардейский 4-й эскадрон.

ДОМОЙ, НА РОДИНУ

Корпус двигался маршем из Чехословакии через Польшу к границе Советского Союза. Это был марш торжества, радости и скорби. Стояли теплые дни. Кругом благоухало, и казалось, что сама природа радовалась нашей победе. Радовалась, что мы живы и едем домой, на встречу с Родиной. Чехи, словаки, поляки тепло провожали советских бойцов, как освободителей от фашистских захватчиков. Наряду с радостью была и скорбь за погибших товарищей, которые остались в чужой земле.

Советские солдаты знали, что западные районы страны в разрухе, поэтому командование ставило задачу сохранить и доставить на родную землю конское поголовье. За каждой бричкой вели по 10–12 лошадей. На повозках везли сено, фураж, продукты, жеребят. В пути догоняли приказы о демобилизации казаков старших возрастов. Не раз приходилось вступать в стычки с бандеровцами.

В июле подошли к польско-советской границе. Была устроена торжественная встреча. Командир полка доложил встречающему командованию: «Товарищ генерал! 42-й гвардейский Кубанский казачий кавалерийский полк после разгрома гитлеровской Германии возвращается на Родину. Командир полка подполковник Гильман». На границе погрузились в эшелоны.

20 августа 1945 года полк прибыл в город Майкоп, а после разгрузки – своим маршем в станицу Гиагинскую. В сентябре 1945 года 10-я кавалерийская дивизия 4-го Кубанского корпуса начала подготовку к параду Победы. Во второй половине сентября, в воскресенье, полки дивизии в боевом порядке при полном вооружении прошли по улицам Майкопа. Принимал парад командир дивизии генерал-майор Шмуйло Сергей Трофимович. В конце 1946 года 10-я кавалерийская дивизия была сведена в кавполк, который был передислоцирован в город Ставрополь. Так закончился боевой путь 42-го Кубанского казачьего полка.

10 июня 1946 года старший лейтенант Дегтярев был демобилизован.

Когда Дмитрий вернулся в родные стены, его отец, демобилизованный в 1943 году по контузии, уже был дома. С осени 1941 года Харлампий Макарович Дегтярь рядовым бойцом стрелкового полка прошел боевой путь от Харькова до Сталинграда. В ноябре 1942 года был смертельно ранен. Посчитали мертвым. Когда хоронили в братской могиле, кто-то заметил, что он шевельнул ногой. После восьми месяцев лечения выписали и демобилизовали.

У ИСТОКОВ ВОЗРОЖДЕНИЯ КАЗАЧЕСТВА

Вернувшись после демобилизации к родителям в город Апшеронск, старший лейтенант Дегтярев вскоре начал строить дом, с расчетом, что пришло время обзаводиться своей семьей. Познакомился с самой обаятельной девушкой Апшеронска – Галиной Беловой, заведующей лабораторией, направленной по распределению после окончания техникума. Немного подружили, сыграли свадьбу. Работал машинистом паровых турбин, председателем месткома профсоюза Апшеронской ЦЭС. В августе 1947 года родился первенец Виктор, в 1949 году – дочь Ирина. В 1951 году Дегтярева избирают председателем Апшеронского районного комитета профсоюза нефтяников. Работа ответственная, хлопотная. В 1952 году переезжает в Краснодар, где избирается председателем профкома нефтяного техникума. Дмитрий Харлампиевич Дегтярев участвует в общественной жизни города. Непосредственно занимается воспитательной работой среди студенческой молодежи. С уходом на пенсию включается в работу ветеранского движения. Входит в Совет ветеранов 4-го Кубанского казачьего корпуса. На протяжении двадцати лет – бессменный секретарь Совета. Как потомственный казак стоял у истоков возрождения казачества на Кубани. Является председателем Совета стариков офицерской сотни Кубанского казачьего войска, заместителем председателя Совета стариков Екатеринодарского отдела Кубанского казачьего войска. С ветеранами 4-го Кубанского казачьего корпуса проходил по Красной площади 9 мая 1995 года на Параде в честь 50-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне. Братья, сестры, дети Дмитрия Харлампиевича трудятся на благо Отечества на земле российской.

7 ноября 2003 года казаки Кубанского казачьего войска торжественно отметили 80-летие Дмитрия Харлампиевича Дегтярева. Юбиляра поздравили атаман Кубанского казачьего войска казачий генерал В.П. Громов, атаман Екатеринодарского отдела В.А, Коновалов, Совет стариков Екатеринодарского отдела, казаки офицерской сотни.

КОЛОМИЙЦЫ

ЧУЖИЕ НА СВОЕЙ ЗЕМЛЕ

1861 год. Указ императора Александра II об отмене крепостного права. Село Степное Запорожской области. Кругом степь, степь, степь, изрезанная буераками. В некоторых местах чернозем совсем исчез: выветрило. Осталась каменистая малоплодородная земля. Лесов совсем нет, кое-где по овражкам растет хилый бересклет да шеперистый тополь. Изредка попадаются сколки акации, которой не дают подрасти – по ночам втихаря подрубают. Старая акация что кость – в столбах долговечна, а молодая, неокрепшая, годится только на колья к тыну. Хаты в селе – мазанки, а сарайчики и хлева сооружаются из ивняка и обмазываются глиной, которую надо возить с речки. Полдня езды – ближе нет. Речки веревками текут по суходолам, с вытоптанными скотом берегами. Степь… Земля истощена многовековой обработкой и ветрами-суховеями. Смешно, но черноземную степь надо удобрять навозом, чтобы хоть что-нибудь уродилось. Свободны, всегда свободны, но земля чужая – государственная… Хотя почему она чужая – непонятно, деды сказывали: когда ее заселяли – была ничейная.

В старину по ней кочевники – сарматы и караимы – гоняли свои стада. Объедят траву, вытопчут коренья и уходят, а заброшенная земля пылила и долго не родила, пока не зарастала сорняками. Но другой земли не было, и они продолжали тут жить. Население с каждым десятилетием прирастало наполовину. Земли не хватало. Шел ее передел. Братья бросались друг на друга с кулаками, толкались, спорили, каждый доказывал, что этот участок должен принадлежать ему. Сзади стояли жены с малышней, тоскливо поглядывая на серую каменистую землю, изредка бросая реплики в поддержку мужьям. Подъехали на бричках и другие мужики с хутора, напомнили, что по обычаю надо бросать жребий: кому что попадет, значит, так тому и быть. Братья успокоились, поняли, что за эти годы народу прибавилось, а земли уменьшилось. Целые плешины стояли голяком, а другие поля стали неплодородны, истощились. Решили отправить делегацию к царю-батюшке. Слышали, что государство расширилось: прибавились земли и в Сибири, и за Кубанью.

Через два месяца делегация вернулась с ответом. Кто пожелает, может ехать на новые земли. Кто поедет в Сибирь – тем будут давать дорожные деньги и первое десятилетие не будут взимать налоги. Кто поедет в Закубанье – он и его дети становятся государственными людьми и будут служить пожизненно, но налогов на землю там не платят, а закрепленная земля является общественной собственностью. На хуторе за неповиновение пугали Сибирью, вечной зимой. А Кубань – тут, рядом, за Доном, говорили, там теплее и земля благодатная.

НЕЗНАЕМАЯ ЗЕМЛЯ

Решили ехать в Закубанье. Долго спорили: по жребию или добровольно. Несколько молодых семей решили ехать добровольно, к ним присоединился Ярослав Митрофанович Коломиец с сыном Дием и невесткой. Набралось шестьдесят две семьи и шесть бобылей. Решили выезжать, как только подсохнут дороги. На переправе через Дон к ним присоединялись – еще и еще. На том берегу насчитали уже более четырехсот подвод.

На вторую неделю Пасхи 1864 года прибыли в Екатеринодар. Ухоженный, с прямыми улицами городок порадовал. Обоз расположился на сенном базаре. На другой день перед переселенцами выступил атаман Кубанского казачьего войска граф Феликс Николаевич Сумароков-Эльстон. Пояснил, что земли закубанские – богатые и обильные, плодородные, пойменные, но бывают годы, когда река Кубань разливается широко, поэтому место для заселения надо выбирать возвышенное. Левый берег реки – низменный, болотистый, с резким переходом в возвышенность к подошве Кавказских гор. Хотя территория очищена от банд черкесов, но встречаются отдельные группы головорезов, готовых поживиться за чужой счет, поэтому, кроме обработки земли, важно научиться отлично владеть оружием. Пообещал три года не привлекать к службе, но защищаться придется самим. Разбил по куреням, долго выбирали атаманов, дали в сопровождение землемера. В полдень обоз переправился через Кубань. Вдоль реки по старицам заросли камыша, дубравы и старью ветлы. Кое-где попадались широкие поляны разнотравья. В сторону гор шел лиственный лес с плотным кустарниковым подлеском из кизила, боярышника и шиповника.

К вечеру были на месте – на берегу реки Убин. Снова бросили жребий – по месту расположения. Атаманом куреня, в который попали Коломийцы, был Степан Северский. Он тоже был запорожский, с соседнего хутора, видимо, предки его пришли с севера, отсюда прозвище, которое со временем переросло в родовое имя – Северские.

ВЫЖИВАНИЕ

Весна. Все кругом благоухало. Гомон птиц заглушал голоса. В реке плескалась рыба – плотной стеной шла на нерест. Разбили палатки, которые были выданы в войске. Приданная сотня казаков начала обследовать местность, чтобы в ночь на тропах выставить заслоны. Выгнали скот на выпас. Трава – выше колен. Начали строить землянки. Старые казаки из сопровождения подсказали, что это не степь – лес рядом, лучше строить дома не в заплот, а в паз. Рубили молодой дубняк, подгоняли. Щели замазывали вязкой глиной с обрыва. Вершили снопами из камыша, благо в плавнях было много старого, из которого вязали снопы. Прежде всего делали хаты многодетным. Снимали аршин чернозема, засыпали галькой с реки, затем песком, а сверху глиной, которую утрамбовывали битами. В окна вставляли кусочки стекла. Три дня – и хата готова. Торопились: весна – время сева.

Приступили к подготовке пашни. Женщины, дети рубили кустарник. Поджигали траву. Под молодой травой – многолетнее переплетение старой травы. Сотенный из отряда сопровождения предупредил, что поляны, которые выжигаются, надо окапывать канавами, а то огонь перебросится на лес. Хотя большой опасности и нет – в лесу листовой подстил еще не просох с зимы, – но кустарник горюч и огнеопасен. Вековая, нетронутая сохой земля. Сохи ломались. К вечеру люди падали от усталости. Мужики, выпив кринку молока, зажевав сухарем, тут же засыпали у костра на дерюжке. Откуда-то достали мешок кукурузы. Было решено высеять. На Троицу с полевыми работами управились, позже сеять было бесполезно.

НЕДРУГИ

Дий в ночь на Троицу спал беспокойно. Вспоминал свои юные годы: как гуляли на Троицу, умыкали девчат в кусты, шел сплошной визг и смех, как грешили в эту ночь. Водили хороводы. На лугу собиралось несколько сот станичников. Хороводы крутились, как венки купавницы, брошенные на воду. В Духов день купались в реке от мала до велика: подростки, старики, молодухи – все вместе.