Знаки

donbau

Знаки

Глава 1

Яша открыл глаза. Поспать толком не удалось, всю ночь мучали кошмары. Он првычно прикрыл глаза и произнес негромко и нараспев. "Модэ́ ани́лефанэ́ха Мэ́лэх хай векая́м шеэхза́рта би нишмати́ бехэмла́.Раба́ эмунатэ́ха. Раба́ эмунатэ́ха!" Поблагодарив всевышнего за возврат души можно было вставать с постели. Дальше все шло уже на чистой привычке. Посещая туалет, совершая омовение Яша скороговоркой произносил слова "Шахарит", "Ашрэй" и завершил как и всегда по утрам "Алэну лэшабеах". Вот только привычного успокоения все это не принесло. Именно сегодня, день "бар-мицва", он станет взрослым и сможет носить талит с правильными цицит. Все таки тринадцать лет уже на этом свете. И надо же было именно сегодня ночью явился этот… Не понятно было как назвать-то его. Другой, так наверное правильно. Ворвался в сон, что-то орал в голове на какой-то жуткой тарабарщине. Отдельные слова были знакомы, но вместе они объединялись в нечто несусветное. Потом этот "другой" принялся рыться в памяти грубыми пальцами. Ощущения были не слишком приятными, но хоть продолжалось это недолго. Пришелец с каким-то удовлетворением буркнул "Коэн" и наконец пропал. Что-то после него осталось, но что было непонятно. Некоторое время Яша размышлял, не стоит ли посоветоваться с ребе, но пришел к выводу что не стоит. У него и так сомнительная репутация в местечке. Пока мама была жива… А теперь-то, эх. Дом ушел за долги и еще осталось. Его не трогали, даже выделили комнатку при ешиве. Однако сегодня он будет взрослый и что решит сход, знает только всевышний. При мысле о боге Яша привычно забормотал слова "Минха", и закончил "Кадишем". "Леэламин коль бирхата веширата тушбехата венэхэмата даамиран беалема веимру амэн". Разгладил пейсы и заторопился на выход, в бейт-кнессет. Там в синагоге сегодня решится его судьба. Опаздывать было невозможно.

Решение схода не слишком удивило. Странно было бы случись иначе. Яшу обязали работать, раз уж он теперь взрослый. И в случае призыва в армию, тоже шел он. Но это в любом случае не скоро. Сейчас то ему тринадцать лет и один день, а в имперскую армию раньше шестнадцати не берут. Работой определили лавку Доинзона. Подай, принеси, а там глядишь и на приказчика выучится. Грамоту парень разумеет, языки знает. И иврит и идиш, даже местный суржик от зубов отскакивает. Так мало того, он и русский в совершенстве использует. Подарили Яше по случаю бар-мицвы молитвенник и взрослый талит. Талит конечно не из дорогих, каноном "Шулхан Аруха" и не пахло, но все таки белый плат с каймой достаточно велик, что бы прикрыть голову и плечи. И веревочки "цицит" по углам имеются. Оно конечно о нужном количестве двойных узлов на дешевом талите никто не позаботился, но голубая нить есть, а это главное.

И еще одно отметил Яша Коэн. Он теперь видел знаки. Пока шел утром в синагогу, все было как всегда. Пока произносил слова вместе с мужчинами, тоже. А вот когда его вызвали впервые одного прочитать отрывок Торы, первый раз в жизни, как взрослого оно и случилось. Рядом с собой, на полу он увидел знак. Выглядел он как буква "хэй", а внутри еще было что-то. Яша интерпретировал как "свет", то есть "ор". Сделал шаг в сторону и встал на знак. Свет наполнил его и принес ни с чем несравнимые ощущения. Покой и радость. Юный Коэн улыбнулся и так с улыбкой и закончил чтение отрывка.

Так и потянулись дни, один за другим. Теперь поутру, едва продрав глаза Яша мчался в лавку. Там ворочал мешки, разбирал товары, даже иной раз общался с покупателями. И всюду, вокруг себя он видел знаки. Их становилось все больше, и сами знаки становились все разнообразнее. И что странно. Зимой Яша простыл и провалялся два дня в беспамятстве. О молитвах, конечно, и речи не было. А после болезни выйдя во двор обнаружил, что знаки потускнели и поблекли. Вывод был ясен и однозначен. Теперь, как бы не устал за день, час перед сном Яша посвящал молитве. Хорошо бы было "тфилин" купить, но средств на дорогую филактерию пока не было.

И еще. Потихоньку, осторожно он начал работать со знаками. Дома, когда никто не видит. Протягивал руку, касался знака, пытался наполнить его своим светом или наоборот, забрать свет себе. Часами простаивал перед зеркалом. На себе их тоже было много. Просто рассмотреть оказалось непросто. Ну а на себе-то, кто мешал экспериментировать. Почти везде на теле просматривался знак "шин". Мышца, как понял Яша. Боязно было пытаться, да выхода не было. После работы в лавке все тело ломило и ломало. Начал потихоньку напитывать мышечные знаки. Сразу полегчало. Парень он был рассудительный и сходу представил, как накачает руки, а ножки так и останутся тощими и голенастыми. Если уж вливать в себя силу, то равномерно надо. Да и про каркас не стоило забывать. Знак "аин" рассмотрелся с трудом, что и неудивительно, кости-то внутри и закрыты. Но удалось и потихоньку, с именем Его на устах дело сдвинулось.

С посторонними Яша своими открытиями не делился. Поговорил лишь с раввином. Да и то иносказательно. Что такого мол есть в его фамилии эдакого. Старенький раввин посмотрел с жалостью, но просветил молодого дурачка. По его словам выходило, что Коэны, это одно из самых старых и уважаемых колен. Когда-то, при блуждании по пустыне, именно Коэны вынесли на своих плечах заветный ковчег. И потом в "Бейт-а-Микдаш" именно Коэны несли на себе тяготы внутренней службы. Левиты говорили с народом от имени Его, а Коэны служили Ему непосредственно. Яша внутренне содрогнулся. Получается тот вселенец искал Коэна, а возможно и сам был им. Главное же заключалось в том, что именно после посещения "другого" парень начал видеть знаки. Он многословно и несколько даже раболепно поблагодарил ребе и отбыл с дрожью в руках и смятенных чувствах.

Работать однако стало легче. Ломота в членах уступала место приятной истоме. Оставалось даже время посматривать по сторонам. Иной раз взгляд задерживался на фигуре дочери хозяина. Кровь вскипала, но Яша привычно себя сдерживал. Кто такой он и кто она. Нищий сирота, не ночующуй под забором лишь благодаря милости людей и статная, красивая Ракель Доинзон. Волоокая и высокогрудая. Яша лишь вздохнул и поволок на склад очередной мешок с мукой. Там, в углу склада, он и нашел свое сокровище. Небольшая куча макулатуры давно привлекала его взгляд. Он спросил разрешения у хозяина и тот его дал. Хочет мальчик развлечься старой бумагой, чего бы и нет. Главное денег не просит. Вот в этой-то куче Яша и откопал анатомический атлас. Похоже кто-то когда-то хотел учиться на лекаря. А как уж этот атлас оказался в бумажном мусоре, кто знает.

Главное же было то, что у вечерних штудий теперь появилась основа. Не вдаваясь в описания Яша рассмотрел внимательнейшим образом картинки. И лишь после этого осознал собственную глупость. Мышц было столько, что вливать свет в каждую по отдельности можно было до явления "Машиаха". Но ведь положительный эффект был на лицо, а значит… Значит сама идея была правильной, неправильной оказалась реализация. Пришлось снова кривляться перед зеркалом. Никто не видел полуночных упражнений юного Коэна. А тот старательно помалкивал. И наконец свершилось. "Нес", чудо произошло. Знаки мышц со всего тела объединились в один, большой знак. Нужно было лишь смотреть под определенным углом. На радостях экспериментатор плеснул светом в большой знак "шин" и ощутил как по телу прокатилась освежающая волна.

Ну а дальше дело пошло, да еще как. Знак "аин", "эцем" то есть кость, "мем" "моах" иначе говоря мозг. И так далее и тому подобное. Главное было не увлекаться и не лить слишком много света. Становиться монстром не было никакого желания. Зато начали выделяться знаки на людях. Вон проковылял злобный старый Рубинштейн. На его челе горел черный знак "мэм". Почему мозг у него черный Яша сначала не понял. Лишь спустя пару дней, на похоронах Рубинштейна стало ясно, что черный "мэм" это "мавет", смерть то есть. Так в трудах, молитвах и тренировках и пролетели три года. И как-то утром в село приехал урядник…

Глава 2

Урядник расположился в трактире. Занял комнату на втором этаже. Вызвал к себе старосту. А уж староста привел Яшу. Новобранец производил хорошее впечатление. Крепкий, высокий парень. Взгляд спокойный, без этого надрыва, так свойственного местечковым. Но и не наглый. Одет скромно, но чисто и опрятно.

– Вот господин урядник, – староста частил и кланялся, – Яков Коэн, новобранец для вас.

– Из каких будешь, Яков? – Немолодой военный погладил пышные усы.

– Сирота Ваше благородие. Мать преставилась четыре года тому назад. Жил на коште у общества. – Юноша говорил спокойно, без подобострастия.

– Ну что же новобранец, собирай вещички. Утром мы отправляемся.

Первым делом Яша двинулся в лавку. Поклонился хозяину, поблагодарил за участие, получил расчет. Доинзон провожал с облегчением. Все не мог забыть истории, что полгода назад случилась. Тогда их лавку навестил раввин. Пришел после обеда и позвал хозяина. Начал издалека.

– Как здоровье Лазарь, как торговля?

– Хромает торговля последнее время. – Доинзон склонил голову перед пожилым раввином, – не пойму в чем дело. Народ к Фишману зачастил, хотя моя лавка ближе и товар дешевле…

– Не понимаешь значит – старик покивал седой бородкой, – а вон она причина. Яша подойди к нам, будь добр. Ты Лазарь посмотри на мальца.

– А что такого? – Лавочник смотрел непонимающе.

– А ты получше посмотри. Ты одежду его видел? Он же костюм с бар-мицвы донашивает. Два с лишним года уже как. Рукава вон у локтей кончаются, брюки чуть ниже колен и башмаки веревочкой перевязаны. А люди знаешь что говорят? Доинзон на сиротском горбу в рай едет. Дом забрал за долги, за работу не платит, не одевает и даже уголок для жилья ему не нашел. Парень в ешиве с пыльными книгами ночует. Что скажешь Лазарь? Это по совести? По Торе?

Лавочник стоял как оплеванный. Под кипой багровела потная лысина. Он поднял красное, потное лицо.

– Прости ребе. Не подумал я…

– Ну а ты юнош, что скажешь? – Раввин смотрел на Яшу выжидающе.

– Да я не в обиде, – парень махнул рукой, – летом все равно в армию идти. Мне бы тфилин…

Тфилин выдал раввин. Старый, из запасника синагоги. Кожа на "батим" потрескалась, краска кое где облупилась. Пришлось подшивать и подкрашивать. Но свитки внутри были целые и ремни тоже сохранились неплохо. Немножко обмял их с растительным маслом, протер. О это неземное чувство, когда "бат" лег на лоб, на линию роста волос, подтянулся узел на затылке и черные ленты заструились по правому плечу. Затем пустил второй ремень через "маабарта" второй коробочки, пристроил ее на левом плече, напротив сердца, в семь витков опутал руку и в три средний палец. Накинул талит, а губы шептали сами. "Да будут слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня, в сердце твоём… И навяжи их в знак на руку твою, и да будут они повязкою над глазами твоими". Яша чувствовал как вливается в него неземная сила, заполняет каждую клеточку тела, смывает сомнения и изгоняет страх. Он был готов.

Выехали рано утром в коляске урядника. Пегая лошадка бодро тащила их по белорусской хляби. Яша с любопытством смотрел по сторонам. За свою жизнь он практически не покидал родного местечка и сейчас ему все было в новинку. Урядник кривился на каждом ухабе. На его боку, под шинелью пульсировал красным знак "каф", "боль". Яше было жалко немолодого кряжистого дядьку, но как к нему подступиться он не знал. Поэтому помалкивал, да поглядывал с сочувствием. Развязка наступила вечером, в придорожном трактире. Половой шустро заполнил стол мисками и тарелками и убежал. Урядник сидел красный и потный, прижимал локоть к боку, дышал тяжело, со свистом. Боль резала грудную клетку, стегала по ребрам, стискивала сердце. Приступ сегодня был необычно сильный и затяжной. Неожиданно прохладная ладонь легла ему на лоб, другая ловко расстегнула крючки на горле и скользнула к телу. Легла прямо на источник боли. Сердце сдавило раз, еще и вдруг толчками боль начала уходить. Некоторое время служивый сидел, наслаждаясь покоем. Потом встрепенулся и посмотрел на новобранца. Тот жадно пил квас и утирал рушником красное лицо, все в бисеринках пота.

– Так ты значит мажик, – голос звучал хрипло и урядник тоже отпил кваса, – а что раньше не сказал?

– А кто это мажик? – Яша наворачивал постные щи так, что только ложка мелькала.

– Вот оно что, – мужчина задумался, – а лечил кого ранее?

– Нет, – парень смущенно покраснел, – боялся. А увидел, как вы мучаетесь и не выдержал…

– Так что скажешь мажик, вернется хворь моя?

– Не должна бы, я все забрал, да растворял долго, потратился вон – молодой лекарь придвинул к себе карасей в сметане. – А только все одно, вам бы, выше благородие к доктору сходить, проверится. Вы уж не обессудьте, но у меня вы первый пациент…

– Ты вот что, кончай меня благородием величать. На людях-то понятно, а наедине зови дядька Трофим. – Мужчина осторожно отщипнул кусок хлеба, прожевал прислушиваясь к ощущениям и тоже взялся за щи. – Подумать надо, как теперь с тобой поступить.

Некоторое время оба сосредоточенно питались. Первым насытился Яков. Отодвинулся от стола, утер лицо и блаженно расслабился. Дядька Трофим тем временем доел щи, посмотрел на кашу с мясом, прислушался к своим ощущениям и решил погодить пока. Он все ждал подспудно возвращения боли, а на полный желудок приступы проходили гораздо болезненнее.

– Так-то я тебя должен был на сборный пункт доставить, в Молодечно. Но сейчас мыслю не место тебе там. По хорошему бы тебя в Мажеское училище бы отправить, но там у меня концов нет. – Урядник тоже промокнул, мокрое после горячих щей лицо, – а лекарем хотел бы стать?

– Очень, – немного невпопад ответил Яша и засмущался, – а можно?

– Вполне. Тогда так, завтра заедем в Молодечно, я тебе выправлю документы и отвезу в Минск, в школу войсковых лекарей. Там-то у меня связи есть. – Служивый повеселел, – думается мне ты им лишним не будешь. Так и порешим.

* * *

Так и вышло. В Молодечно урядник оставил Яшу в коляске, а сам примерно на час пропал в недрах канцелярии. Вернулся с внушительным конвертом. Был он зол и распарен. Возражать вздумали, – доверительно сообщил он. – Мне, георгиевскому кавалеру, – дядька протер свою орденскую колодку. Потом покрутил корпусом и выполнил несколько наклонов. – Не болит! Ну поехали дальше…

До Минска езали еще трое суток. Город поразил Яшу до глубины души. Высоченные дома, величественные храмы. Он вертел головой во все стороны и никак не мог закрыть рот. Если Молодечно был попросту разросшимся местечком, то Минск оказался совершенно другим. Это был настоящий стольный град. Впрочем дядька Трофим явно ориентировался в здешней географии. Коляска проплутала по узким улицам, пересекла проспект и остановилась у внушительной ограды.

– Прибыли, – урядник соскочил на землю и с удовольствием потянулся, – пошли что ли. Яша спустился следом, сжимая в руках свой тощий мешок с пожитками. Они прошли караулку, где дядька перекинулся парой слов с солдатом и двинулись к широкой парадной лестнице. Потом в широком, сводчатом коридоре, молодой Коэн был усажен на лавку, а его провожатый скрылся за тяжелой дверью. Впрочем дверь до конца не закрылась и можно было слушать, что там происходило.

– Здорово Онисий! – Гаркнул Урядник, – все ряху наедаешь!

– Батюшки Трофим! – В ответ послышался густой низкий бас, – какими судьбами?

– Ученика тебе привез, – зашуршала бумага. Конверт вскрывают, догадался Яша. Потом немного времени было тихо и бас спросил, – а?

– Зацени.

– Стой, как же так? У тебя же рана была с Балканской? И что, ни шрама и ни следа?

– И не болит совершенно. Уже неделю я себя новеньким чувствую. Ну что, нужен тебе такой лекарь?

– Нужен?! – Дверь распахнулась и в проеме показался здоровенный мужик в подпоясанной ремнем черной рясе. – Необходим!

– Вот Яша знакомься, – урядник вышел в коридор следом, поправляя одежду, – благочинный сего заведения отец Онисий.

– Яков Коэн, – парень вскочил и поклонился.

– Коэн значит, – Онисий огладил свою густую бороду и оглядел Яшу цепким взглядом, – что же, добро пожаловать в училище Яков Коэн!

Глава 3

В училище Яше понравилось. Народ учился разный, с разными обычаями и молодой Коэн не сильно выделялся на общем фоне. Спальня была общая с двухярусными кроватями. Ходили слухи, что на втором году обучения курсанты получат комнаты на двоих. Немного непривычно было носить форму, но к этому парень привык довольно быстро. Вот коротко стриженая голова ощущалась словно чужой. Немного жаль было пеот, что отращивались с самого детства, но как говорится, снявши голову по волосам не плачут. Зато знания усваивались мгновенно. Словно укладывались сами в голову, рассортировывались по полочкам и оседали навсегда. Учились пока лишь теории, тренировались на муляжах и манекенах. Яков быстро выбился в лучшие ученики. Точные, быстрые и аккуратные движения плюс идеальная память сделали возможными эти достижения. К сожалению у муляжей не было знаков, так что как оно там будет при реальной практике было не понятно.

Группа потихоньку уменьшалась. Отсеялся колоритный якут со своим шаманским бубном. Подвело образование, вернее недостаток оного. Ушел здоровенный купеческий сын. Тот похоже с подачи папаши хотел пересидеть в лекарях призыв. Зато зашел в гости дядька Трофим. Боли к нему так и не вернулись и мужик казалось помолодел на десяток лет. Он повертел Яшу в разные стороны, поцокал языком на новенькую форму. Потом отвел парня в сторону и тихим голосом поведал последние слухи. По всему выходило, что полноценно доучиться им не дадут. Война на носу. Германец на нас вот вот полезет. Так что урядник советовал приналечь на учебу. Яков и приналег. Он и раньше вставал за час до подъема, выкраивал время для утренней молитвы, теперь же все свободное время проводил в библиотеке. Знания ложились в память накрепко. Что уж стало причиной отличной памяти он не знал. То ли занятия Торой с детства, то ли посещение "другого". А возможно и вливания света в знак "мозга", что юноша практиковал еще в местечке.

Наконец их отвели в прозекторскую. Там сомлело еще двое курсантов. Небольшая больница располагалась прямо на территории училища, так что далеко ходить не пришлось. Там, среди трупов, Яша испытал огромное потрясение и ужасный соблазн. На телах усопших просматривались знаки. Тусклые и выцветшие, они так и манили, просили влить в них свет и силу. Хорошо что воображение у юноши было развито в достаточной степени. Он лишь представил на мгновение оживших бездушных кадавров и содрогнулся до глубины души. Эти Яшины корчи не ускользнули от взгляда опытного преподавателя. Правда истолковал он их превратно. Он уже было направился к курсанту открывая рот, как юноша справился с чувствами и нацепил на лицо спокойное, отрешенное выражение. Преподаватель одобрительно кивнул и оставил Якова в покое.

Началась и практика в больничке при училище. Заведение было бесплатным, так что пациентов хватало. К операциям курсантов не допускали, разрешали лишь наблюдать со стороны. Здесь то Яша и оценил те сложности, что его ожидают в ближайшем будущем. В открытых ранах знаков было много. Они накладывались друг на друга, смешивались и затрудняли опознание. Нужна была практика, очень много практики. Решение было лишь одно. Испросив разрешения у благочинного, курсант устроился санитаром в больничку на полставки. Персонала не хватало и взяли его с удовольствием. Так что теперь, каждый день после обеда он работал. Мыл полы в палатах, помогал ворочать тяжелых больных, присутствовал при операциях. Примелькался и заслужил определенную репутацию. Больные его любили. Легкая рука у него, так старожилы просвещали новеньких.

Начала накапливаться статистика. Поползли шепотки. Поговаривали, что в больничке завелся святой. Кто это было неясно, но факты… Вылечился от застарелого артрита пожилой дворник Архип. Спали чудовищные опухоли на ногах и радостный мужик сплясал чечетку на глазах у изумленного доктора. И потребовал выписать его. Внезапно, в одночасье исчезли жуткие пролежни у парализованной бабки, да и сама бабка начала шевелить пальцами. Слухи ширились, а их виновник драил пол с мылом и прикидывал, как подступиться к слепой купчихе из третьей палаты. Та маялась от катаракты, смотрела на мир бельмами и жутко страдала. Пока наконец к ней не приблизилась неясная тень и не положила на глаза прохладную ладонь.

Вот тут уже скандал замолчать не удалось. Прозревшая купчиха била земные поклоны и благословляла ангела, что спустился к ней ночью и спас ее от тьмы египетской. А "ангел" сидел в подсобке и гадал, что же теперь будет. Начальство глупым не было, сопоставило факты и выяснилось, что общим фактором для всех случаев был молодой санитар. Яшу вызвали к благочинному, там уже сидел главный врач больнички.

– Ну-с молодой человек, и что вы скажете в свое оправдание? – Благочинный сидел сцепив руки на пузе и смотрел одобрительно.

– А меня в чем-то обвиняют? – Яша был спокоен и это разозлило главного врача.

– Нет вы только посмотрите на него! – Плешивый мужичок в белом халате воздел руки к небу, – подверг риску больных, пользовал их без лицензии и спокоен как удав! Почему вы скрыли, что вы мажик?

– А я и не скрывал. Благочинный Онисий знал об этом с самого моего появления в училище.

– Что?! И мне никто не сказал?

– А зачем? – Теперь в разговор вступил и хозяин кабинета, – воспитание курсантов в вашу сферу деятельности не входит. Это извините моя епархия…

– Но ведь он мог навредить!

– Навредил? Жалобы есть? Насколько я слышал одни лишь благодарности, да и те не по адресу.

– Да вы! – Главврач покраснел, – что вы такое говорите! Я вынужден уволить вашего протеже…

– Понимаю. – Отец Онисий смотрел с укором, – жалость вам чужда. Профессиональная деформация, ничего не поделаешь. Впрочем вы в своем праве, не буду спорить. Просто я найду своему "протеже" другое место для практики.

– Это какое же?

– Да мало ли больниц и госпиталей в Минске. Тем более война на носу. А кто быстрее поставит раненого на ноги, вы или мой "протеже"?

Главный врач вылетел из кабинета наружу. Дверь грохнула о косяк.

– Охо-хо, – благочинный перевел взгляд на Яшу, – ну что вьюнош садись, поговорим…

* * *

Дела навалились и закрутили так, что и вздохнуть было некогда. Яша засел на неделю в библиотеку и сдал всю теорию разом. На экзамен приперся давешний главврач, но завалить настырного курсанта не сумел. Хоть и задавал каверзные вопросы. От занятий теорией юношу освободили, зато навалилась практика. В один из дней благочинный лично отвел Якова в Императорский госпиталь. Назывался он иначе, длинно и со множеством величальных слов, но в городе его попросту звали императорским. Принял их главный хирург, господин Иремеев. Отец Онисий остался в кабинете, но в разговоре участия не принимал, уселся тихонько в уголке. А Яша с хирургом так увлеклись беседой, что и забыли о нем.

– Итак господин курсант, – господин Иремеев снял пенсне и помассировал переносицу, – растолкуйте мне в общих чертах, как вы мажите. Подробностей мне не надо. Секретов тоже.

Яша путаясь и сбиваясь принялся объяснять про знаки. Как он их видит и что они значат. Неожиданно хирург поднял ладонь.

– Достаточно. Общий принцип я понял. Теперь объясните в чем проблема. – Послушал еще и кивнул, – то есть каждый пораженный орган, а то и часть его, подает сигнал в виде знака. Задача интерпретировать и разделить эти сигналы. Вы выбрали себе не простой путь молодой человек. Похоже, вам нужна практика. Очень много практики. Так, а что с выздоравливающими? Ах вот как. Знаки легко интерпретируются. Логично. – Доктор погладил свою аккуратную бородку, – значит так. Работать будете со мной в мои смены. Присутствуете на всех, я подчеркиваю на всех операциях. Когда операций нет, пользуете прочих больных. Как вам такой план?

– Доктор я, – Яша захлебнулся от избытка чувств, – я не подведу…

– Ну-ну голубчик, спокойнее. Подождите в коридоре.

– Ну и как тебе пацан? – Пробасил из угла благочинный.

– Ох втравливаешь ты меня во что-то Онисий, ох…

– Ты док, Трофима помнишь?

– Конечно. Это же я его тогда под огнем перевязывал. Слышал он от болей страдает.

– Уже нет. Малец его исцелил. И даже следа от шрама не видно.

– Да ты что…

Глава 4

Пошла плотная работа. Яша присутствовал на всех операциях доктора Иремеева. Числился ассистентом и даже жалование ему положили. Подвижек пока не было. Знаки мельтешили и наползали друг на друга. Пытаться с ними работать было страшно. Слишком велика была вероятность что-нибудь испортить. Операционные сестрички считали юнца блажью хирурга и посмеивались. Кто-то даже пустил слух, что Яша внебрачный сын доктора. Зато с больными в палатах получалось на удивление неплохо. Яков научился дозировать свою силу и сейчас отрабатывал работу на дистанции. Главному хирургу пришлось даже создавать специальную комиссию. В полный рост встала проблема. Зачастую послеоперационные больные, мало того что стремительно выздоравливали, так еще и не имели операционных швов и шрамов. Теперь вместе с молодым Коэном ходила медсестра и санитар. Задачей их было фиксировать состояние больного до и после Яшиной работы.

Первый суматошный месяц подходил к концу. Яша втянулся в рабочий ритм. Даже появились редкие выходные дни. Они как правило совпадали с днями, когда не работал наставник. В училище мажику выделили крошечную комнату. Яша обустроил ее в соответствии со своими вкусами. Основой которых были аскетизм и минимализм. Получил на руки первое жалование и поразился огромной сумме. Столько денег он еще не держал в руках никогда. Теперь можно было осуществить две сокровенные мечты. Откладывать дела в долгий ящик он не любил и приступил к реализации первой. Пришлось сходить на квартиру к дядьке Трофиму. Тот сперва посмеялся робким намекам своего крестника, но потом вник в проблему и дал несколько ценных советов.

И вот утом Яша возвращался в училище. Настроение было приподнятым. Сегодня ночью он стал мужчиной. Специалист, которого посоветовал дядька Трофим оказался выше всяческих похвал. Отзывался этот профессионал на имя Глафира и стоил всех потраченных денег, до последней копеечки. Уходил юноша утром, умученная Глаша еще спала и оставив на столе оговоренную сумму, он в качестве благодарности щедро плеснул в ее знак своим светом. Это была ошибка, но счастливый Коэн еще не знал этого. Уже на подходе к училищу он увидел двоих унтеров, выбирающихся на улицу из заведения. Судя по форме это были пластуны, праздновавшие что-то всю ночь напролет. На ногах они стояли с трудом и должны были поддерживать друг друга. Когда Яша попал в их поле зрения, один из унтеров встрепенулся.

– Глянь Фома, чудо чудное. Жиденок в шинельке.

– Хде? – второй с трудом сфокусировал мутный взгляд и разразился длинной тирадой по поводу достоинств Яшиной матери. Молодой человек остановился словно налетел на столб. Посмотрел на ухмыляющихся бузотеров и пришел в бешенство. Не придумав ничего лучшего, он просто вырвал из знаков унтеров силу и забрал себе. Два тела мешками повалились на брусчатку. Подскочил начальник патруля от училища. Мазнул глазами по нашивкам на Яшиной шинели, на два пьяных тела и спокойно спросил.

– Что здесь случилось, господин лекарь?

– Два пьяных нижних чина лаялись на меня по всякому, – Яков уже пришел в себя и успокоился.

– Будете выдвигать обвинение против них?

– Не буду. Протрезвеют, самим стыдно будет.

– Ясно. – Патрульный повеселел, – а что это с ними?

– Ах да, – Яша наклонился над слабо копошащимися на земле телами и вернул забранное ранее, – через пару часов оклемаются…