Мертвое сердце (СИ)

Из кухни доносилась приглушенная ругань и шкворчание, Рая проводила нас к преподавательским столам и умчала, цокая каблуками, за неприметную дверь. Через минуту на столе стояла порция завтрака для меня, чай и печенье для взрослых и протокол задержания, что достал дядь Миша.

Первым делом женщина взяла и прочитала документ. Тяжело вздохнув, взглянула на меня и неожиданно произнесла:

— Вторая драка за месяц! Тебе секции борьбы не хватает?!

Я хмыкнула. Мне ее даже слишком — там меня только и бьют. Хорошо хоть синяки быстро сходят, иначе бы вся синяя ходила.

А насчёт первой, так это считай и не драка была. Так, с Барсиком дурачились, а он упал с лестницы и указательный палец на руке сломал.

Не стала отвечать, это у нее риторические вопросы посыпались.

— Когда ты уже повзрослеешь?

Красивый у нее голос, мелодичный. Пока не повторишь в голове фразу два раза, не поймёшь, что она ругается.

Видимо никогда не повзрослею. Да и толку в этом я не видела. Оставаясь ребёнком, можно творить глупости, не переживать о проблемах и наслаждаться жизнью. Взрослым этого не дано.

— Прости… мам, — опустила глаза в пол я.

Стыдно, конечно, но лишь за то, что опять попалась. Шестнадцать лет, а так и не научилась не влипать в неприятности. По документам мне, кстати, было пятнадцать. Не знаю кто ошибся, но в свидетельстве о рождении написали совсем другую дату — перенесли на полтора года. Так что в Доме мне придётся остаться на чуть дольше.

Хотя, если честно, с моим рождением вообще было что-то не так. Только спустя шесть месяцев после рождения бабушка отдала меня сюда. Информации обо мне не было нигде, я знала лишь имя матери и бабушку, что раз в год в настоящий день рождения приезжает, привозит подарок и снова укатывает в закат на своей премиальной машине.

Почему она не забрала меня, я понимала — любимая внучка Вероника и ее отец жили в особняке, где я была лишь пару раз в гостях. Они считали меня ниже себя и делали вид, будто я не существую. Обидно, не справедливо, но это моя жизнь, и она была такой всегда.

Рая вновь тяжело вздохнула и отпила из граненого стакана с красной полустёршейся печатью "Д.Д. Надежда". Вся посуда была так украшена. Выглядело это настолько убого, что само по себе хотелось добавить слоган "мечты сбываются".

— Посуду моешь две недели. Всю. И три месяца за забор ни ногой! — озвучила наказание она.

Я обреченно кивнула, просчитывая, когда Барсик должен был провести нас с Кариной на концерт нашей любимой группы. Через три недели. Не попадаю. Жаль, конечно, но я переживу. Если меня опять не утащат в окно.

Но это было в миллион раз лучше детской колонии, которой угрожал директор, думая, что я поведусь. Меня максимум на пятнадцать суток посадят. Я же не убиваю или граблю. Ни разу даже жвачку в магазине не украла. Просто попадаю в нелепые ситуации.

Я отправила в рот очередную ложку овсянки и, скривившись, проглотила. Да даже я готовлю лучше! Это мне ещё повезло, вязкая каша, приготовленная на воде, была горячей. А если бы пришла на час позже, пришлось бы есть ледяную. Вроде и денег у Дома много — единственное заведение на весь район, много кто жертвует, да и от государства финансирование идет, а ремонта не было считай с основания, с питанием проблемы, да и со всем остальным.

Из грустных мыслей меня вырвал довольный вскрик и топот, усиленный старым деревянным полом.

— Алиска! — орал Барсик, подлетая к нашему столику, словно дикий хряк во время гона, — Ты где была?

Я подавилась чаем и взглянула на этого наглеца, что стоял и с улыбкой переводил взгляд с меня на участкового. Он видел, как меня сажают в полицейскую машину! Даже ручкой помахал на прощание. Знал, что ничего мне не будет, поэтому и не помог. Да и как бы он это сделал…

Доела кашу и взглянула на воспитательницу. Та кивнула, разрешая идти, и вновь улыбнулась Михаилу Семеновичу. Сейчас будут обсуждать мое жуткое поведение.

Я встала, молча отнесла посуду в специальную комнату и, схватив этого… гада чуть ли не за шиворот, пошла в комнату.

Глава 2

— Ты просто… гад! — я посмотрела на парня со всей злостью, на которую была способна, и открыла двустворчатую деревянную дверь, ведущую в общежитие.

Пройдя по длинному коридору, в котором половина стен облезла до бетона, а вторая просто была изрисована, я вышла в женскую секцию и поднялась на второй этаж. Барислав шёл сзади и улыбался как первый деревенский идиот, то есть как обычно. И что я только нашла в нем?

Я его не любила, даже обычной симпатии никогда не было. Барсик был скорее "удобным", как бы жутко это не звучало. Мне было с ним комфортно. Хоть он и впутывал меня в передряги, чаще он же из них и спасал, да и с ним было просто весело. Иногда мне не доставало ощущения настоящего мира вокруг, а он словно сама жизнь, такой же яркий, непоседливый и искренний. Вот я, как пластмассовая кукла, пыталась согреться у этого солнца, впитать как можно больше его света и тепла.

Зачем ему нужна я — другой вопрос, требующий ответа уже несколько лет. В искреннюю любовь я верила смутно, парень любил всех и вся. Причём часто и во всех смыслах. Я же оставалась для него "любовью душевной", как он меня нередко называл, чем вводил в ступор окружающих. Возможно, я и вправду была для него отдушиной от мира фальши и глупости, в котором мы оба обитали. Я достаточно неплохой собеседник, не глупа и главное — умею хранить тайны. Лестная характеристика, только она не моя. Так всегда говорила мне мама, а верила я ей безоговорочно.

— Я знал, что тебя не обидят! Ты лучше скажи, тебя сильно Машка задела?

Я хмыкнула. Знал он. Да я на сто процентов уверена, что не стал бы лезть, даже если бы обидели. Вытащил бы потом, но не вмешался. Причиной тому была условка.

Лезть в его "бизнес" я даже не пыталась, ведь чуть что, и меня первую поведут на допрос. Поэтому здесь работал принцип — много знать вредно. К тому же был шанс разочароваться в лучшем друге, как только узнаю правду. Все-таки Рая воспитала меня моралисткой.

— Меня Раиса ещё полгода назад на борьбу запихала, забыл? — я зашла в комнату и открыла окно, — теперь я могу терпеть боль даже от переломов!

Свежий воздух поступал порывами, дышать стало легче. В помещении похолодало, но терпеть сигаретный дым я не могла. Так уж вышло, что в одной комнате нас было трое, и двое курили. Естественно, специально отведённых мест под это дело не было, поэтому все прятались по комнатам. Раздражало это безумно.

— Закрой! — взвизгнула Марина — одна из моих соседок.

Я презрительно на нее взглянула. Умом девушка никогда не блистала, как и всем остальным. Мы были одногодками, учились одинаково, да только я ничего не делала принципиально, а она — потому что ничего не понимала.

Она все ещё искренне верила, что наступит великий день, все наладится и над "Надеждой" засияет солнце. Но дня этого не дождаться, жизнь, она твоя и зависит только от тебя. Само по себе ничего не произойдёт. Солнце не выглянет, пока ты не разгонишь тучи.

— Потерпишь, — ответила я и пронаблюдала, как на парковку подъехала новая машина директора.

Пару недель назад купил, куда только администрация городская смотрит? Дверь открылась, вышел мужчина и ласково закрыл дверцу. Странно что не погладил и не поцеловал. Полтора миллиона как-никак стоит. Счастливое лицо светило до самых ворот и исчезло за кронами деревьев. Пижон хренов.

Его радость была на руку — получу выговор и наказание мамы. А не как обычно — стертые до кровавых мозолей руки от очередного кошмара, что директор трудотерапией называл.

— Карина с Бариславом пришли ещё вчера, а ты — утром только. Опять в ментовке была? — продолжила лезть ко мне эта без чувства самосохранения.

И чего ей от меня надо? Я вообще никого не трогаю. Даже периодически прикрываю ее перед учителями и воспитателями. А она! Не умеют здесь за добро добром платить. Ну или хотя бы не злом. Именно из-за таких, как она, я не открываюсь людям. У меня два друга, а других я просто не подпускаю к себе. Как бы сказала Карина, в любой ситуации выставляю иголки словно ёж.

Нет, я то промолчу. Но вот Барсик, который вольготно развалился на моей кровати, молчать не способен.

— Заткнись уже. Дел других нет? Вали вообще отсюда!

Ну вот, все слишком предсказуемо. Жалко ее немного, хоть она и лезет куда не надо, плохого ничего не совершила. Девушка надула губы, встала и выскочила в коридор, хлопнув дверью так, что потолок чуть не обвалился.

Время неумолимо шагало вперед, приближаясь к девяти утра. Хотелось спать, но меня ждал весьма продуктивный субботний день. Кто вообще придумал шестидневную рабочую неделю? Надеюсь, жизнь у них не слаще моей.

Карина вошла в комнату, с трудом закрыв дверь — петли погнулись от хлопка этой кикиморы Марины. Укутанная в длинное полотенце девушка сначала привычно оглядела комнату на предмет нахождения здесь Барсика и, закатив глаза, указала парню на дверь.

Он тут же встал и, бросив мне "жду в столовой", удалился, выгнув дверные петли на их законное место.

— Интересный он — когда я переодеваться собираюсь и его выгоняю, он глаза закатывает. А на тебя взглянуть боится! Сразу выбегает, даже просить не надо, — прошипела Рин, вытирая влажные волосы.

Никогда не обращала на это внимание. Он и вправду относился ко мне не так, как к другим девушкам, но я считала это издержкой того, что мы встречаемся. Да только… он меня даже не целовал ни разу. Словно боялся, что разобьёт как хрустальную вазу. Относительно сдержанно вёл себя со мной, не то что с другими. Как то пришлось увидеть его "в деле". Кардинальные изменения. Никаких тебе смешков и глупых шуточек, всегда предельно собранный и строгий, будто всю эмоциональность выкачали.

— Скажешь Барсику, что вечером увидимся. Не хочу есть, — сказала я и схватила с полки шампунь.

Подруга отстранённо кивнула и продолжила одеваться.

Собрала себя в кучу и, взяв остальные ванные принадлежности, пошла мыться. С душем у девушек все было демократичнее: один на шесть человек, то есть на две комнаты.

Вновь коридор и небольшой закуток-прихожая. К моему счастью тут никого не было, так что я зашла и закрылась на щеколду. Хорошо что поела раньше, сейчас хоть не придётся ждать в очереди, и принять душ можно спокойно, без вечного стука в дверь.

Помылась я быстро, ничего не могу сделать с этой привычкой. Сразу высушила и выпрямила утюжком короткие сожжённые волосы. Когда-то они были длинными и темными. Рая все детство называла меня "кудряшка". Но когда мне исполнилось двенадцать, в мозгу что-то замкнуло: обстригла волосы, начала выпрямлять их, носить бесформенную одежду и влипать в истории. Переходный возраст наступил рано и испортил меня, полностью преобразив. Милая отличница Астафьева Алиса превратилась в Белку — ленивую разгильдяйку, неадекватную бунтарку, которая связалась с кампанией таких же придурков.

Мне нравилось казаться плохой для других. Чувствовать, что ты чем-то отличаешься от толпы. Ты — индивидуальность, а не часть стада. Ты — другая. Без разницы как кто к тебе относится, часто в спину мне летели зависть, злость и агрессия и иногда обоснованные обвинения. Но это было побочным эффектом моей "злой маски", что вросла в кожу и уже не снималась.

Было ли это средством защиты от внешнего мира? Возможно. Может быть на фоне собственной жизни я стала такой. Черствость и желание бороться с системой воспитаны во мне судьбой. Но я сама приняла их, не пыталась справиться с негативными эмоциями и сдалась. Так что основная часть вины лежит на мне, и я никуда от нее не денусь.

Из-за близкого выходного сегодня был сокращённый день. Однако менее скучным он от этого не стал. Почти всю начальную школу я была отличницей и гордостью Дома. Круговорот олимпиад и конкурсов занимал все моё время и не оставлял места для передышек. Периодами голова просто разрывалась, зато меня все любили и ставили в пример. Я была зависима от похвалы.

Пока в один прекрасный день скорая не увезла меня в больницу с нервным срывом. И все потому, что девочка из моей группы указала мне на мою же ошибку. Такое простое действие с ее стороны привело к глобальным изменениям в моём сознании. В этот день я поняла, что похвала окружающих меня людей полна зависти и притворства. Никто искренне даже не переживал за меня! Тогда солнце моего мира упало на землю и сожгло все к чертовой матери.

Первую неделю мне было больно, падение всегда мучительно. Тем более, когда теряешь "друзей", которым, как оказалось, ты была не нужна. У меня осталась лишь мама и наверное двое тех, кого всерьёз я никогда не воспринимала.

Я выросла и осознала ценность дружбы. Но ребёнка, что смотрел на солнце не щурясь, не осталось. Он погиб, сломавшись о жестокость детского дома.

Я лежала, облокотившись на парту, и смотрела, как медленно текут облака за окном. Учитель рассказывал о русской классической литературе девятнадцатого века. Интересная тема, но слушать её я не могла, так как изучила всю школьную программу по литературе ещё в третьем классе. Сейчас мое внимание привлекали совсем другие книги. Запойное чтение фэнтези словно отделяло меня от поганой действительности. Но это лишь снимало боль, не леча рану.

— Алиса, а как думаешь ты? — спросил преподаватель.

Я прослушала предысторию вопроса. В любой другой день я бы переспросила и ответила, но не сегодня. Усталость и ужасное настроение не смогли сдержать лавину негатива к этому убогому Дому, убогой жизни и чертовски убогой вселенной, которая затолкала меня сюда!

— А хрен его знает, — выдавила я самое приемлемое, на что была способна в данный момент.

Тишина оглушила. Кто бы знал, что я не одна такая с плохим настроением. Все как обычно смотрели на меня с усмешкой и осуждением. Каждый из них считал себя лучше и умнее меня. Возможно, так оно и есть, глупо задирать нос, не зная мотивов чужих поступков. Призывно улыбнулась им, настраиваясь на крики или что-то подобное.

Ну же! Я заслужила их! Заслужила быть исчадием ада среди ангелов.

— Выйди из класса, — спокойный голос учительницы.

Хорошего отношения я была определенно не достойна. Так почему бы не наказать меня?

Кивнула, устало улыбнулась и собрала свои вещи. Их было немного — я даже учебник не достала. Медленно побрела между партами, чувствуя, как силы покидают тело.

Тяжело. Даже слишком.

Вышла из кабинета, тихо прикрыв дверь, и села на пол, прислонившись к холодной грязной стене. В сон клонило безбожно. Скажи мне сейчас кто-нибудь о том, что я умру, если не встану, то я отвечу, что жажду смерти.

Вновь взглянула на небо, на котором с таким же как и раньше рвением плыли облака. Никогда не ассоциировала их со свободой. У них тоже существуют ограничения. Потоки ветра, давление и высота сковывают облака так же, как людей — правила.

Встала на ноги, тяжело поднявшись по стенке, и пошла в сторону собственной комнаты. Неприятно будет получить ещё один нагоняй за то, что уснула здесь.

Учебные коридоры были пусты, оставалось двадцать минут до конца урока.

Шум из мужского туалета привлёк мое внимание, так что я нырнула в его смог, надеясь качественно провести время за разговорами с местными наркошами.

Двери здесь не было по понятным причинам — это создавало дополнительную вентиляцию, разгоняя насквозь прокуренный воздух. Только поэтому здесь возможно было находиться, не задыхаясь и не кашляя словно туберкулёзник. Кабинки без дверей и иногда стенок заполнили накуренные чем попало ученики. Парни и девушки приветственно махали мне руками и улыбались, показывая желтые крошащиеся зубы. Они были в миллиард раз приятнее и проще тех, кто совсем недавно скалился от того как меня выгнали из кабинета.

— Прогуливаешь? — хохотнула Карина, которая выходила отсюда только поесть и поспать.

В руке ее тлела самокрутка, а накрашенная ещё утром помада сияла алым пятном на щеке. Я подошла к подруге и стёрла пальцем этот кошмар.

Девушка была пьяна или под кайфом. Ничего нового. Я бы удивилась, если бы она была трезвой.

Села на грязный пыльный подоконник и втянула носом свежий воздух из разбитой форточки. Стало легче.

За окном шумел город. Расположение этого окна дарило возможность наблюдать за тем, что происходит снаружи. По большей части из-за этого этот туалет и выбрали для таких посиделок. К тому же через окно можно без проблем сбежать, благо это первый этаж.

— Барсик сказал, что сегодня не придет, — сказала Рин и сделала ещё одну затяжку.

Я невесело ей улыбнулась и вновь взглянула в окно. Я хотела исчезнуть отсюда. Атмосфера "хорошей" половины Дома давила, только в таких компаниях можно было найти отдушину, как бы абсурдно это не звучало.

Да, я была другой. Не такой как они, но с ними мне было легче. Это мотивировало меня.

— Что будем делать вечером? — сегодня подруга была на удивление разговорчивой, хоть язык у нее и заплетался.

Я пожала плечами, а потом задумалась.

— Меня ждёт наказание часов до семи. А потом лягу спать, — посмотрела на тут же скуксившуюся девушку.

Везёт ей. Она спала в прошлую и позапрошлую ночь. Вчера мне удалось прикорнуть на час и на этом все. Даже квашеная капуста не такая квашеная как я сейчас.

Тишина коридоров резко оборвалась хрипяще-рычащими звуками старого громкоговорителя и на весь корпус раздалось:

— Астафьева Алиса. В кабинет директора.

Это было более чем странно, потому как настолько "серьезно" вызывали в двух случаях: ты крупно накосячил или тебя пришли усыновлять. Второе было невероятным, так что я, скорее всего, буду получать очередную порцию тумаков по поводу вчерашнего.

Я переглянулась с Рин, спрыгнула с подоконника и в задумчивости вышла из дымовой завесы. Да даже мое грядущее наказание не стоило того, чтобы вызывать по громкой связи!

Резво пробежала коридор и пролетела мимо приоткрытых дверей в бухгалтерию и мамин уголок. Рывок, и я открываю дверь. Секретарь встречает меня предвкушающей улыбкой на "золотых" вставных зубах.

— Заходи. Тебя уже ждут.

Внутри все похолодело. Сердце стучало как заведённое, реагируя на приближающуюся опасность. И даже Барсика, который мог бы меня спасти, в Доме нет. Страшно.

Но я отворяю очередную дверь и со смелым видом захожу в помещение.

За столом сидели директор, напротив мужчина в строгом сером костюме и только что упавший в кресло секретарь директора. Все смотрели на меня, не отрывая взгляд.

— З…здравствуйте… — прошептала я, вмиг опустившимся голосом.

Петр Яковлевич необычайно радостно мне улыбнулся, заставив все тело содрогнуться от неожиданности. Я встала столбом, чувствуя, что в горле застрял ком.