— Скорее, отравы, — ворчу себе под нос.
Пока алхимик носится по лаборатории с неким подобием веера в руках, я обращаю внимание на лежащую на подставке толстую книгу. Одного взгляда достаточно, чтобы понять — сюда алхимик делает записи обо всех заказах. И сразу же цепляюсь взглядом за предпоследнее имя в списке: Р. И. Аль. Пффф. Сколько лет прошло, а Риваль пользуется все тем же вымышленным именем. Мудрая Мать, неужели до сих пор верит, что это хоть для кого-нибудь секрет?
Но куда интереснее не фальшивое имя принца, а то, что значится напротив него.
Эликсир удачи. Какая… неожиданность.
Алхимик пресекает мое любопытство, захлопывая книгу перед самым носом. Мнется, переступает с ноги на ногу, озадаченный тем, что допустил такую промашку. Наверняка прикидывает, как много я успела увидеть. Приходится подбодрить его бестолковой улыбкой и сделать вид, что меня куда больше интересовали резные края подставки, чем книга и, тем более, ее содержимое.
— И так, насчет помощи в вашей деликатной проблеме… — бормочет толстяк, неловко подталкивая ко мне стул.
Недолго думая, Грим сдергивает с плеч плащ и застилает стул прежде, чем я опускаюсь. Молча жду, надеясь, что мой нетерпеливый вид будет достаточным намеком на то, что к затяжной прелюдии я не готова.
— Науке и тайнописи известны случаи, похожие на ваш, — говорит алхимик, все еще поглядывая в сторону своей драгоценной книги. Но быстро откашливается и все-таки сосредотачивает внимание на мне. — Это редкость, но подобные неприятности уже описаны на страницах книг.
— Прекрасно. — Я похлопываю перчатками о ладонь. — Значит, вы тот, кто мне нужен.
— Я не сказал, что знаю способы извести неугодного Мастера. Точнее, известные мне способы не соответствуют вашим требованиям.
Понимаю, куда он клонит, и мне такая идея не по душе. Я не живодер, и даже если Мастер формально неодушевленная сущность, мне противна сама мысль о причинении ему вреда.
— Хотите сказать, что я в вас ошиблась? — уточняю, вкладывая в слова все сожаление мироздания. Этого должно быть достаточно, чтобы разбудить в алхимике тщеславие и заставить хотя бы попытаться прыгнуть выше своей головы. Хотя уверена — он уже знает способ, и все хождения вокруг да около, не более чем способ набить себе цену. — Я не из тех, кто скупится хорошо заплатить за качественную, выполненную в срок работу.
Алхимик вскидывает палец, словно только что вспомнил что-то очень важное. Хватает книгу под подмышку и скрывается в глубине лаборатории.
— Не нравится он мне, — шепчет, склонившись к моему уху, Грим. — Скользкий и вонючий.
— Да хоть краснозадый — лишь бы избавил меня от незваного гостя, — так же шепотом отвечаю я. Честно говоря, отдала бы приличную сумму, лишь бы еще хоть одним глазком заглянуть в его святая святых. Интересно, есть ли там герцог Росс. И если есть — что он заказывает? Яды и прочие гнусности вполне в состоянии изготовить его личный алхимик, а у сторонних обычно берут то, о чем не хотят распространяться даже перед приближенными.
«Глупости, — мысленно останавливаю свою неуемную фантазию. — Эван ни за что бы не стал так рисковать. Он слишком хорошо умеет искать следы и поэтому лучше других овладел наукой их заметать или не оставлять вовсе».
Толстяк возвращается с клубком дратвы, парой спиц и льняным мешочком.
— Мел, — алхимик трясет мешочком, — заговоренные спицы и особенная вещь. Нужно начертать рунный круг, положить в центр клубок и, когда непрошенный Мастер попадется в ловушку, приколоть его спицами. После этого клубок можно отнести в любое пустующее место. Вынуть спицы — и он свободен.
— Целый и невредимый? — уточняю я, не дав себя одурачить излишним оптимизмом.
— Тали’са, вы должны понимать, что подобные вещи не проходят бесследно. Какое-то время Мастер будет уязвим и ослаблен, и если ему не повезет напороться на… нечистых на руку людей, он может сильно пострадать. Но это единственный известный мне способ осуществить ваш заказ в нужном виде.
Не сомневаюсь, так оно и есть, иначе он бы уже устроил лично для меня торги, пытаясь вытрясти побольше денег за одну из своих чудодейственных вещей. А раз у меня нет выхода, придется сделать то, что ненавижу больше всего — поверить на слово.
Цена удовольствия — сотня «буйволов». У меня чуть глаза на лоб не лезут от такой наглости, но алхимик лишь пожимает плечами и участливо говорит, что у него остался последний подготовленный набор, и если его заберут, уйдет, по меньшей мере, дней десять на создание нового. Мы оба знаем, что моя проблема слишком индивидуальна, чтобы подобные вещи разлетались со скоростью горячих пирожков. Но также совершенно ясно, стоит мне выйти за дверь — и уже завтра набора не окажется, и мне придется заплатить уже не одну, а две сотни за срочность изготовления нового.
Как там говорил один восточный мудрец? Ничего личного, просто деловое соглашение.
По моему знаку Грим выкладывает мешочек и брезгливо морщится, когда алхимик принимается пересчитывать монеты, выкладывая их ровными столбиками. Убедившись, что все честно, передает инструментарий. Когда мы уходим, кричит вдогонку, что любовное зелье он мне может продать за две трети цены в знак наших новых теплых отношений.
— Надеюсь, оно того стоит, — бормочет мой верный страж, когда мы выходим на улицу и снова окунаемся в метель.
К счастью, на этот раз меня уже ждет карета, и я быстро ныряю в ее теплый уют.
— Риваль заказал зелье удачи, — размышляю вслух, когда возница понукает коней свистом — и карета трогается с места. — Он снова будет играть.
— Немудрено, с такими-то долгами, — ухмыляется Грим.
— Ему необходим выигрыш, — продолжаю свою мысль. — Принц в отчаянии. Деньги кончились, а дядя скорее за локоть себя укусит, чем пойдет ему навстречу.
Чем больше я об этом думаю, тем выше поднимается градус настроения.
Риваль всегда был азартным, и неважно, шла ли речь о скачках или петушиных боях. А по странной иронии судьбы именно азартные люди чаще всего страдают хроническим невезением. И наследный принц не стал исключением. Поэтому, наравне с покупкой ломбардов, ювелирных мастерских и банка, я так же скупила все его закладные. Между прочим, приличная сумма. За такие деньги Риваль должен беспрекословно подчиниться любому моему требованию, даже пожелай я увидеть, как он станцует джигу на игольном ушке.
Я держу второго наследника короны за яйца, выражаясь языком мужчин, и собираюсь укрепить свои позиции.
— Мне нужно знать, где и когда он будет играть, — говорю, чувствуя приятное жжение в кончиках пальцев. Так бывает всегда, стоит сделать еще шаг навстречу к исполнению мечты. — Мне нужно знать, какую сумму он проиграет и у кого возьмет ее в долг на этот раз.
Зачем, спросите вы? Ведь я все равно выкуплю его долги.
Все просто: на этот раз я хочу сыграть с ним за одним столом и сделать все, чтобы Его Высочество поверил, будто мы союзники.
глава 7
Все заботы с Мастерами я откладываю до завтрашнего дня. Сегодня у меня встреча с Эваном — и я должна быть полностью сосредоточена на ней. Без зазрения совести вышвыриваю из головы лишние мысли — по-другому мне с герцогом никогда не справиться.
Я приезжаю с небольшим опозданием и это тоже часть моего плана, потому что, если ничего кардинально не изменилось, любое промедление способно вызвать у Эвана целую бурю не самых приятных чувств. Он человек действия, даром, что мастер интриги и первый паук государства. Терпение точно не входит в список его добродетелей, хоть герцог научился худо-бедно с ним справляться.
Мой наряд тоже часть замысла. Как это может быть? Очень просто, ведь я, похоже, первая женщина на материке, которая надела брюки. Точнее — узкие кожаные штаны, обтягивающие мои ноги подобно второй коже, благодаря пикантной шнуровке по всей внешней стороне штанин. И в пару к ним — высоченные ботфорты на пикантных каблуках-иглах. Белая блузка, корсет и короткий — до талии — жакет. Там, где я отбывала свою вынужденную ссылку, женщины давно так одеваются, но здесь я буду законодательницей новой моды. Или проклятой ведьмой — для кого как.
На меня смотрят во все глаза — и это лишь подтверждает, что я все сделала верно. И когда слуга проводит меня в малый янтарный зал, я нарочно иду медленно, вымеривая цену каждому шагу, наслаждаясь зрелищем полного непонимания на лице великого герцога Росса.
Он обескуражен, взбешен и покорен, потому что, не отрываясь, смотрит на мои ноги.
Что ж, фору я себе обеспечила, а теперь можно приступать к игре.
Я присаживаюсь перед Эваном в неглубоком реверансе. Ровно настолько, чтобы соблюсти приличия, но и не дать ему удовольствия заглянуть в декольте моей блузки. А ведь прелесть корсета как раз в том, что он придает нотки соблазна женской груди.
— Что за наряд, Дэшелла? — без вступления налетает Эван.
Приходится отступить, чтобы не дать ему поймать меня за руку. Хмурюсь, выказывая негодование, хоть внутри кричу и ликую. Всю жизнь, сколько себя помню, даже сопливой девчонкой, я мечтала, что однажды настанет день, когда этот мужчина посмотрит на меня вот так — с трудом сдерживая восхищение.
Но это ведь Эван, и он был бы не он, если бы дал мне вкусить минуту триумфа. Выражение восторга улетучивается с его лица так быстро, что я начинаю сомневаться, а было ли оно вообще. Может, я приняла его за порождение своей болезненной фантазии?
— Ты похожа на одну из тех шлюх, которые раздвигают ноги за пару золотых в Веселом квартале. Понятия не имею, где ты нахваталась этой пошлости, Дэшелла, но тебе совершенно не идет.
Тяжело признаваться в этом, но слова Эвана ранят глубоко. Не в сердце, но прямиком в уязвленную гордость. Приходится мысленно ткнуть ему в глаз одной из купленных у аптекаря спиц и утешиться приятными, хоть и несколько кровавыми образами.
— Задеть меня не получится, герцог, — беззаботно улыбаюсь я.
— Эван, — с легкой руки разрешает он. — У нас слишком много одного на двоих прошлого, что расшаркивания и любезности можно отложить для публичного общения.
— Не знала, что игра в шахматы предполагает столь интимную атмосферу, — ерничаю я.
Герцог снисходительно посмеивается и жестом приглашает меня к столу. Накрыто на двоих. И от изобилия угощений во рту зреет комок слюны. Мы с Эваном садимся друг напротив друга и, как только слуги разливают вино, герцог их отпускает. Теперь мы совершенно одни и мне не по себе от того, насколько интимна повисшая над столом пауза. Забываюсь настолько, что чуть не отпиваю из кубка вопреки предупреждениям Блайта. К счастью, вовремя вспоминаю наставления головореза и делю вид, что пью. На самом же деле лишь смочила губы и тут же вытерла их салфеткой. Эван смотрит внимательно, и я замечаю, что он тоже почти не притронулся к еде.
— У меня к тебе деловое предложение, Дэшелла, — говорит Эван, когда я как бы ненароком роняю вилку с совершенно невыносимым «ох, я такая рассеянная!..»
— Вот так сразу? — хлопаю ресницами. — А как же партия в шахматы?
— Все взаимосвязано, — плотоядно ухмыляется он, напоминая, почему вот уже который год подряд носит титул самого красивого холостяка Абера. — Играть без стоящего заклада невыносимо скучно, не станешь же ты отрицать очевидное.
Вообще, еще как стала бы, но «захмелевшая Дэш» точно должна проглотить наживку. Пока я киваю, словно кукольный болванчик, Эван поднимается из-за стола и в один рывок ставит меня на ноги. Я пытаюсь оттолкнуть его, но в руках этого мужчины не только все ниточки интриг и заговоров, но и сила десятерых. И чем больше я сопротивляюсь, тем жестче его хватка у меня на запястьях.
— Ты делаешь мне больно, — возмущаюсь я.
— Тогда просто перестань дергаться, Дэшелла, и выслушай меня.
Ненавижу его за то, что он единственный, кто зовет меня полным именем. Это очень старомодно и чопорно и рушит всю атмосферу кокетства, которую я, будем честны, и так почти испортила.
— Если я выиграю, ты станешь моей маленькой ручной кошечкой, ДэшеллаМеррой, герцогиня Аберкорн.
— Что? — не верю своим ушам.
Эван лишь ухмыляется.
— Не делай вид, что не понимаешь. Я выразился предельно ясно.
— Думаешь, нацеплю ошейник со звоночком и буду прыгать перед тобой на задних лапках?
— Думаю, меня вполне устроит вид тебя совершенно голой в моей постели, — без запинки поясняет герцог.
Да уж, он, в самом деле, выразился совершенно однозначно.
— Только дуры играют на собственное тело с противником, у которого невозможно выиграть, — отвечаю я, изо всех силы пытаясь унять громко скачущее сердце.
Это же Эван: мужчина, о котором я мечтала еще девчонкой и, чего греха таить, позже, намного позже, просыпаясь посреди ночи в пустой супружеской постели. Я бы даже назвала это одержимостью — мечтать о мужчине столько лет, представлять его в самых порочных фантазиях и воображать, какими бы могли быть наши общие дети. Маленькая Дэш мечтала не о принце, невестой которого была, а о его несносном дяде. И верила, что однажды он перестанет смотреть важные письма и шептаться со шпионами, а поднимет голову и посмотрит на нее так, как мужчине положено смотреть на женщину.
Что ж, можно сказать, своей цели я добилась: сейчас герцог Росс действительно смотрит только на меня, но вряд ли в этом есть хоть капля радости, ведь он смотрит на меня как на продажную девку. И мы оба знаем, что это нарочитый взгляд и нет за ним никакого интереса, кроме желания уложить меня в постель и доказать, что его невозможно обмануть и им нельзя манипулировать при помощи красивых ног и соблазнительно стянутой корсетом груди.
В самом деле, это ведь Эван — он всегда, чтоб его, на шаг впереди.
— Ты струсила? — Эван снисходительно приподнимает уголок губ. Нет, конечно же, это далеко не улыбка, а лишь свидетельство того, что он ожидал более азартной игры. — Дэш, Дэш… Маленькая испуганная девочка. Семь лет прошло, а ты все так же не научилась делать большие ставки. — Он берет меня за подбородок большим и указательным пальцами, приподнимает лицо и пристально всматривается в несуществующий узор на коже. — Я знаю обо всех твоих планах, маленькая глупая девочка, и очень советую — пока еще во мне жива капля памяти о старой дружбе между нашими семьями — не делать ничего из задуманного. Поверь, мне не доставит радости зрелище твоей хорошенькой головки, которую палач поднимет над толпой.
Он наклоняется мучительно медленно, словно время действительно можно растянуть, как свежую карамель. На мгновение мне даже кажется, что вся эта бравада была лишь для того, чтобы лишить меня уверенности, выбить почту из-под ног и подчинить, но я быстро беру себя в руки.
— Ты просто боишься проиграть сопливой девчонке, Эван, — говорю с насмешкой. Никогда в жизни мне не было так сложно притворяться, но сейчас, когда в синих глазах герцога вспыхивает гнев, я понимаю — удар пришелся точно в цель.
Он быстро разжимает пальцы и делает вид, что тянулся ко мне лишь для того, чтобы провернуть очередной гениальный кульбит своего таланта играть человеческими чувствами, но мы оба знаем — мгновение назад он жаждал поцелуя так же сильно, как и я.
Маленькая победа придает мне сил, и я, чтобы укрепиться в своем положении, медленно иду к подготовленному для шахматной игры столу.
— Ты не так умна, если всерьез полагаешь, что я боюсь тебе проиграть, — немного нервно бросает Эван, но минутная слабость быстро проходит — он снова холоден и собран и лениво следит за моими пальцами на короне фигурки белой королевы. — Впрочем, я слышал, старый герцог был большим любителем устроить славную войну на доске. Полагаю, этому-то он тебя и обучал долгими неинтересными ночами за дверью супружеской спальни.
— Полагаешь? — Я отрываю взгляд от доски и смотрю на герцога из-под полуопущенных ресниц. Знаю, что этот взгляд сводит мужчин с ума, а мягкая полуулыбка в довесок никогда не будет лишней. — Разве твои шпионы не знают этого наверняка? Я была уверена, что видела чей-то любопытный глаз в замочной скважине.
— Мои источники, Дэшелла, куда более изящные и достоверные. Например, письма самого герцога, в которых он сокрушается, что не может объездить молодую кобылку.
Я не верю ни единому его слову, потому что если и было что-то, что держало нас с мужем крепче брачных обетов, так это взаимная ненависть к герцогу Россу. Ведь и моему старому герцогу прилично досталось от интриг этого манипулятора.
— Надеюсь, те письма тебя развлекли? — Я изящно присаживаюсь на краешек стула. — И надеюсь так же, что и ты меня развлечешь, потому что, признаться, у меня есть куда более интересные дела, чем пикироваться словами с великим герцогом Россом.
Он присаживается к столу и жестом передает мне право первого хода.
Нужно сказать, не единожды за время игры я с благодарностью вспоминаю советы Блайта. Понимаю, что мне не выиграть, ведь Эван буквально на ходу рушит все мои попытки предугадать его тактику, но несколько раз неприятно удивляю его, успешно избегая ловушки на доске. Когда партия подходит к середине, я жалуюсь на жажду — и Эван приносит мне кубок. Снова делаю вид, что пью, и потихоньку начинаю строить из себя захмелевшую. Даже если в моем кубке нет никакого «особенного» эликсира, я всегда могу списать болтливость на неумение пить. Кстати, пить я и правда не умею. Вина на островах все до невозможности кислые, чтобы утолять жажду в палящий зной, и во рту от них отвратительное послевкусие. Старый герцог говорил, что это дело привычки, но за семь лет я ее так и не обрела.
Я понимаю, что Эван все-таки разыграл свою партию, когда становится ясно, что каждый мой ход теперь лишь совершенно предсказуемая последовательность ведущих к поражению шагов.
— И ты еще хотел, чтобы я играла с тобой на всякие гнусности, — «хмельно» смеюсь я, забрасывая ногу на ногу на мужской манер.
Герцог отрывает взгляд от доски и скользит им по моей ноге. Нарочно покачиваю носком. Что бы там ни говорили, но лучшие помощники женщины: соблазн, кокетство и хитрость. А умная женщина умеет пользоваться всеми тремя одновременно.
— Хотел, Дэшелла, и до сих пор хочу. Без всяких шахмат.
Он так резко смахивает фигуры с доски, что я на миг вздрагиваю, чуть было не «уронив» свою маску притворства. Костяные королевы, короли, советники и конницы, солдаты и офицеры, башни и лучники дождем падают на пол, разряжая тишину мелодичным постукиванием.
— Тебе незачем уезжать в своей неприспособленный для жизни замок.
— Он очень даже приспособлен.
— Обманывать меня? — Эван поднимается и уходит в противоположный конец зала. Сбегает он от меня что ли? Или я выдаю желаемое за действительное? — Ты зачем-то вернулась, Дэшелла. Ради мести? Ради Триединых, это же абсурд. Ты на шахматной доске не можешь со мной справиться, а в искусстве плетения интриг мне нет равных. Ты это знаешь, я это знаю, король это знает и даже безмозглый принц. Это мир взрослых мужских игр, и сопливую девчонку здесь просто растопчут.
— Ну, так попробуй, — предлагаю я. — Прекрати угрожать и распускать хвост и попробуй так же легко смахнуть меня с доски.
Я поднимаюсь и иду прямо на него. Медленно, самую малость качая бедрами. Эван неотрывно следит за каждым шагом и, когда мы оказываемся на расстоянии прикосновения, скрещивает руки на груди. Что это: попытка уберечь себя от меня или барьер, которым он разделяет наше внезапно вышедшее за все дозволенные рамки общение? Я не могу его прочитать.
— Я никогда не стану любовницей великого герцога Росса, — говорю, цепляясь пальцами в его черный бархатный камзол. — Я никогда не лягу в твою постель на твоих условиях, Эван. И в тот день, когда решу, что готова разыграть свое тело в дурацкой возне черно-белых фигурок, ответной ставкой будет титул герцогини Росс. И ты проиграешь. Добровольно.
— Ты ненормальная, — говорит Эван.
— Поэтому я тебе и интересна.
— Зачем ты приехала, Дэшелла? Кроме очевидно глупой затеи устроить государственный переворот?
— Я богата, у меня есть все, о чем может мечтать молодая красивая вдова, — делаю широкий жест рукой. — Тебе не приходило в голову, что иногда женщины просто развлекаются без всякого тайного умысла?
— Только не ты. — Эван все-таки разжимает руки и почти нежно обхватывает мое лицо ладонями. Большие пальцы гладят «яблочки» щек, а взгляд скользит по губам с неприкрытой потребностью. — Что? Тебе. Нужно?