Кася надулась и дальше шла молча. И лишь когда показалась крыша дома, Дмитрий Олегович вдруг спохватился и сказал:
– Что бы ни случилось, не говори, что мы видели медвежьи следы. Иначе гулять будешь только во дворе и только на поводке. Я не шучу.
– Ладно, – ответила Кася.
Дома им попало
– Я тут места себе не нахожу, думаю – вас там медведь съел! – громко и чётко, чтобы все поняли, говорила котинька. – Пять часов! Чем можно заниматься в лесу пять часов?
– У меня работа, между прочим, – попыталась возразить Кася.
– Ах, рабооота!.. – котинька вся подобралась, будто собираясь прыгнуть, и даже, казалось, хвостик на её розовой шубе встал дыбом. Кася поняла, что сейчас её будут бить, поэтому упала на бок и задрала лапы вверх.
– Немедленно встать! – потребовала котинька.
– Не встану, – сказала Кася.
– Митя, поставь её на ноги!
– Укушу, – предупредила Кася.
– Что?! – возмутился Дмитрий Олегович.
– Я устала! Я сутулая! Я зайца искала! Я есть хочу!
Дмитрий Олегович прошёл к плите и демонстративно поставил на неё кастрюлю, давая тем самым понять и жене, и собаке, что собирается чего-нибудь приготовить.
– Еда в миске на террасе, – сказала Ирина Валерьевна, слегка остыв. – Но учтите – этот разговор не окончен!
Кася открыла рот, но Дмитрий Олегович проворно вытолкал её на террасу, чтобы собака, не дай бог, не сказала чего-то, о чём потом придётся горько сожалеть. Пока Кася чавкала, в доме проходил какой-то серьёзный разговор, хотя говорила в основном котинька.
За компанию
Со своей порцией Кася разобралась быстро. Дмитрий же Олегович старался есть помедленнее, рассчитывая, что котинька успокоится. Ирина Валерьевна и вправду успокоилась, и теперь примеривалась, как удачнее сфотографировать собаку.
– Зачем меня фотографировать? Что я – маленькая? – опять полезла в бутылку Кася.
– Для отчётности, – строго сказала Ирина Валерьевна. – Лежать и изображать счастье, ясно?
По выражению лица и интонациям голоса Кася поняла, что, если она ослушается, ночной погром Гуляя будет куском колбасы в каше её жизни. Она вскочила на лапы и радостно завиляла хвостом.
Удовлетворённая результатом котинька погладила Касю по голове. Потом погладила по голове Дмитрия Олеговича.
– Меня-то за что?
– За компанию.
Категорически отказано!
Касино фото, отправленное через интернет, Ане очень понравилось, она тут же выложила его на сайте своего приюта и пожелала Кирпичниковым удачи, а Касе – ни пуха ни пера. Ирина Валерьевна прочитала ответ вслух, и Кася тут же сказала:
– Может, сходим на охоту?
Ирина Валерьевна посмотрела на Касю таким взглядом, что Дмитрий Олегович поспешил выйти на террасу.
– В охоте категорически отказано! – сказала Ирина Валерьевна.
Сказала негромко, но если бы она таким голосом приказала тучам разойтись, то пасмурный день в тот же момент стал ясным. Кася преданно посмотрела в глаза хозяйке и ответила:
– Будет сделано!
– Умница, – похвалила её Ирина Валерьевна. – Хочешь сухарик, собачка сутулая?
Кася очень хотела. Хрустя сухариком, она легла на своё место и подумала: «И правда, зачем мне эта охота? У Митеньки даже ружья нету, как тут охотиться?»
Веха
Вскоре вернулась из школы Полина. Она сходу швырнула тяжеленный ранец в угол, не снимая куртки пробежала к Касе и обняла:
– Привет, Касенька! Миленькая собацька!
Кася подняла на Польшу глаза и нехотя села. А Польша глянула на часы и вскричала:
– У нас же праздник! Круглая дата!
Все удивлённо посмотрели на неё.
– Ровно сутки, как у нас есть собака! Поздравляю, Касенька!
И Польша крепко обняла Касю. Затем она вскочила, открыла холодильник, отрезала толстый кусок колбасы и бросила собаке. Кася поймала кусок из положения лёжа и сделала смачное «ам». Колбаса её несказанно взбодрила, Кася вскочила и подбежала к столу.
– Эй, девицы! – запротестовал оторопевший от такой наглости Дмитрий Олегович. – Так нельзя! Польша, раздеваться и мыть руки! Кася, на место!
– Папа, но ведь юбилей! – Полина сделала ангельское личико и быстро-быстро заморгала.
– Это не юбилей, – отрезал папа.
– Но ведь дата!
– Дата. Но не юбилей. Это такая… кхм… небольшая веха в наших отношениях. И нечего на такую мелочь колбасу переводить. Лучше поешь сама и слегка прогуляй собаку.
– Что я – маленькая?.. – возмутилась было Кася, но Дмитрий Олегович так посмотрел, что возмущаться расхотелось.
Кирпичниковы перестали казаться такими уж дружелюбными. Какими-то они оказались недружелюбными.
Неадекватный незнакомец
Польша быстро закидала еду в рот, не прожевав, умчалась в свою комнату, чем-то там погремела, потом выскочила уже переодетая и, запрыгнув в ярко-жёлтые сапожки, сказала:
– Кася, гулять!
Кася потянулась по-собачьи, позволила нацепить на себя шлейку и терпеливо дождалась, пока Польша справится с тугим карабином на поводке. Вскоре они оказались во дворе.
– Из деревни не выходить! – напутствовала с террасы Ирина Валерьевна.
– Что мы – маленькие? – беззаботно ответила Польша, и они ушли со двора.
И почти сразу столкнулись с незнакомцем. Вернее, это Польша уткнулась лицом в его живот.
Незнакомец Касе сразу не понравился. Слишком высокий, в болоньевом, наглухо застёгнутом коричневом плаще, из-под которого едва высовывались носки огромных резиновых сапог. Физиономия тоже была отталкивающая: подвижный розовый нос, хитрые усишки на заросшем лице, золотой зуб, расходящееся косоглазие и огромная вязаная шапка. На улице май, а он в шапке расхаживает!
– Ой, – сказала Польша. – Извините.
– С-смотреть н-надо, к-куда и-идёшь, – пробормотал незнакомец, одним глазом глядя куда-то в лес, а другим – на Касю.
Касе такое обхождение не понравилось, и она зарычала.
– Д-держи с-свою п-псину к-крепче! – незнакомец отскочил в сторону и как-то неуклюже пошёл прочь.
Польша вцепилась руками в шлейку и сказала:
– Тихо, Кася, он какой-то неадекватный.
Кася принюхалась. Запах у незнакомца был тоже неадекватный: резиново-землисто-лесной, с какими-то растительными нотками, а ещё – сильный и отвратительный запах табака. Негодяй, похоже, был отчаянным курильщиком.
Час от часу не легче
Кася встряхнулась, чтобы перестать думать о подозрительном незнакомце. Польша, судя по всему, о нём сразу забыла, потому что беззаботно зашлёпала по лужам вдоль деревенских заборов. И почти сразу оттуда начали лаять собаки.
Сначала Кася терпела. Когда лают здоровенные псы, посаженные на цепь, им даже в чём-то сочувствуешь. Даже гулять на поводке не очень приятно, а уж сидеть на привязи – это вообще свихнуться. Кася видела таких сумасшедших собак – они даже без цепи бегали лишь туда-обратно и лаяли даже на собственную тень.
Но когда на неё стали лаять из-за калиток козявочные той-терьеры и непонятных кровей собачонки на самовыгуле, нервы у Каси не выдержали. Она подождала, пока такая сутулая полуболонка-полутакса с шишабарником в свалявшейся шерсти отбежит подальше от своего забора, и рванула к ней.
Мелкая скандалистка не ожидала такой реакции от меланхоличной Каси, взвизгнула и упала на спину, демонстрируя покорность.
– Кася, нельзя! – крикнула Польша и натянула поводок.
Какое там! Кася весила немногим меньше Полины, и потому выдернула девочку из сапожек и потащила за собой, как лошадь сани.
Предательство
И только Кася собиралась как следует проучить обидчицу, как на спину ей упало что-то тяжёлое, а в пасть вцепилось что-то цепкое.
Это была Польша. Настроена она была весьма серьёзно.
– Фу, Кася! – кричала девочка. – Фу! Не обижай маленьких!
Кася от такого предательства даже опешила. Маленькая хозяйка должна была так запрыгнуть на мелкую шавку и вздуть её как следует.
Полутакса-полуболонка поняла, что ещё не умерла, и быстро убежала восвояси, опять с громким лаем. Польша слезла с Каси и пошла за своими сапожками босиком по грязи. Несмотря на жуткий перелай, заглушавший все остальные звуки деревни, Кася разобрала, что маленькая хозяйка плачет.
Кого можно обижать
– Тебе больно? – тихо, чтобы никто не услышал, спросила Кася, вплотную подойдя к Польше.
– Отстань, – шмыгнула носом Полина.
Кася не понимала, почему девочка плачет, но зато знала, что слёзы солёные, а всё солёное Касе очень нравилось. И она начала слизывать соль с лица Полины.
– Не подлизывайся, – продолжала плакать Польша. – Я думала, ты такая… добрая, ласковая. А ты маленьких обижаешь!
– А больших, значит, обижать можно? – спросила Кася, на минуту оторвавшись от вкусных слёз.
Полина снова шмыгнула носом, но плакать перестала.
– А тебя разве обидели?