Помоги проекту - поделись книгой:
Да вроде бы не… – закатал кромку, оглядел внимательно белую с горкой ношу соли, – Не… обдурили вроде!
Он запускает пятерню в мешок.. И глаза Кольки увеличиваются от изумления и обиды. Вынутая из мешка пригоршня гравия , чуть подкрашенная. солёной пылью, чуть поблескивает и сыплется на снег. С его щеки скатывается слеза. Но тут же застывает на морозе, превратившись в почти невидимый кристаллик…
– Обдурили… Неужели обдурили? – Блестящими глазами Колька смотрит на солнце и зажмуривается… Перед глазами Кольки проплывет лицо тётки.
Тётка Варвара замирает с раскрытым от удивления ртом. Она прижимает ладони к груди и без слов смотрит на мелкую гальку, перемешанную с толикой соли. У Марии. грустная улыбка застывает на щеках…
Словно сквозь подушку раздаётся голос, звенящий, нереальный и отдалённый; «А чего поделаешь сейчас-то! – тихо говорит девушка и жалостливо смотрит на братца, – сейчас никаких концов не найти…»
И тотчас на ухо шепчет сердобольно тётка Варвара;. «Бесполезно! Никаких концов у зеков не найти… Не найти! Они и на то, что и есть, з-э-э-ки!!!»
И снова Колька, сжав губы, скользит на лыжах по лесной дороге.
– Ничего! Табачок мамка не весь отдала! – шепчет мальчик, – В следующий раз не дам зэкам себя «объегорить!»…
Внезапно останавливается; в глазах его появляется непонятный блеск. Колька медленно разворачивается к дымящей трубами зоне и прищуривается. Расстёгивает тулуп и, засунув руку в нагрудный карман, достаёт что-то из кармана в плотно сжатом кулаке.
… Колька хитро улыбается и смотрит на разжавшийся кулак; на ладони поблескивает на солнце патрон от нагана. Затем смотрит на реку. Там два красноармейца с винтовками за спиной, неторопливо шагают по тропинке, извивающейся по льду, он только что обогнал их.
– Дяденьки, дяденьки!… Я вас знаю… – перегородив дорогу, мальчик смотрит внимательно на них – В прошлом году два раза вас в Шангалах встречал! Вы двух урок под конвоем вели…
– Кыш с дороги, мелочь пузатая! – лицо у служивого сердитое, того и гляди за винтовку схватится, – Не до тебя!
– Да, дай ему пинка, и всё! – второй, высокий красноармеец, скулами на потемневшем лице играет, злится, – Вообще, сучонок, оборзел!
И, отстранив идущего впереди напарника, пошёл на Кольку. А тот только шаг назад сделал, но с тропинки не отступил.
– Дяденьки… – переводит глазами с одного на другого – А давайте я спиртом вас угощу!
… Высокий залпом выпивает полстакана спирта и, вытаращив глаза,. заедает снегом. Присаживается на корточки, смотрит на сослуживца. Хочет что-то сказать, не может, и долго, широко открыв рот, гоняет ладонью холодный воздух: «… Чем помочь-то?».
У перелеска, ближнего от зоны, красноармейцы разводят костёр. Колька оставляет их и идёт к знакомому бараку. Открыв дверь, на некоторое время оказывается в полной темноте. Когда глаза немного привыкают, видит десятки лиц, среди которых замечает и обидчиков.
– Не знаем никаких «паханов» …, – слышит он неровный хор хриплых голосов, – Да и сам бы ты, малец, шёл по добру, по здорову… Не ровен час....
Колька подходит к зэку, носящему кличку Репа, и что-то шепчет на ухо. Лицо того становится сильно удивлённым, и он тут же исчезает за одной из дверей.
– Что-то малый там мутит… – Тощий красноармеец подбрасывает валёжину в костёр и, ёжась, посматривает в сторону барака, – как бы не попало нам!
В помещении только Колька и Пахан. Пахан с недоверием смотрит на мальчика.
– … Ты хоть сам-то понимаешь, что несёшь-то? – в упор, немного присев,. смотрит на мальчика, – Что, думаешь, на такую «лабуду» Пахан купится?
Он натянуто смеётся и взглядом приказывает засмеяться и Кольку.
– Да что врать-то мне, дяденька? «Энкэвэвэшники» натуральные… Не наши – вельские… Рожи – хоть гвозди ими заколачивай… – Отойти, говорю, не успел… «Стоять!» – орут… Что в мешке от заключённых тащишь?
– И, что? Вытряхнули мешок, говоришь? …А оттуда патроны от нагана посыпались? Ну ты и врать! Видал вралей! Но ты…
Да не то, что посыпались… Четыре они там откопали!
– Да чё, мы, дураки, что ли? Патроны держать на зоне? – в глазах старого зэка на мгновенье мелькнуло сомнение, но тут же погасло, – От нагана?. Да это же вышка верная… Не верю я тебе… Не! Не верю!
– А, они четыре нашли… А пятый пропустили! Да не вру я! – лезет в карман и протягивает патрон, – Я от них пятый «затихарил»! Смотри…
– Убери! – побледнев, отдёрнув руку, шарахается прочь от мальчика, – Спрячь, кому говорю! Спрячь, сволочь…
– А вы не верили! – и Колька огорчённо прячет патрон обратно.
– Верили – проверили, дуракам поверили! – вращает глазами, Пахан, пытаясь придти в себя и обдумать своё положение.
– Дяденька, а дяденька? – смотрит просяще мальчик на Пахана, – Мне идти надобно… А не то красноармейцы-энкэвэдэшники материть, будут…
– А где они? – вздрогнув и побледнев, зэк смотрит на мальчика.
– Вон там, у перелеска! (тычет пальцем на струйку дыма невдалеке) Это они у костра греются, меня ждут!
– У какого это такого костра? – зэк смотрит в окно и тут же делает знак появившемуся вдруг Репе, после которого тот исчезает.
– Так они меня сначала в деревню повели, к мамке… А я наврал им, что дядька тут у меня вольнонаёмным. Будто бы карточки забрать – мамка велела… А сам к вам! Предупредить, что так мол и так!
– Так ты им «стуканул», болван, что гравий от нас. что ли несёшь? Ах ты, гнида колхозная, тварь болотная! – Пахан понял, что брякнул не то, поправился, – Соль – то есть… Соль!
– Не-е… Я об этом ни гу-гу… Понимаю – вы люди серьёзные… Прикинулся, что не знаю, мол!
В этот момент, после долгого стука, в дверном проёме появилась голова Репы с вытаращенными глазами и кивком головы подтверждая, что да, не врёт Колька; «Стоят-с, плюшевые!».
– А кто такие? – Пахан то и дело переводит вопросительный взгляд с Репы на Кольку.
Репа безмолвно разводит руками.
– Ну, ты видел их когда– нибудь?
– Ни разу! Не нашенские, железно! – Репа крестится.
– Да это энкэвэдэшники вельские! Ох и злючие козлы… Хрен знает, как и открутится!.
– – Били тебя?
Как не били… Били, конечно! Не сильно, правда… – Колька не замечал уже,. как вошёл в раж, – А тощий который, козёл, руки выкручивал! Падла краснопёрая!
Было заметно, что Пахан засомневался и сильно нервничает.
– … Слышь, Репа? А из «ссучившихся» никто не мог подбросить?
– Вряд ли… Это же кранты! И им и нам…
– Да и энкэвэдэшники тоже не смогли бы! – мальчик делает честное лицо – заметил бы я…
–Заметил – не заметил. Что, глазастый шибко?
– Они «краснопёрые» наверно и…
– … А больше некому?
Пахан отводит Репу в сторону.
– Что… Ты– то что думаешь?
– Кранты… Вот об этом и думаю. Больше нет мыслей. Мозги пересохли!
– Не, я не о том… Как ты считаешь, брешет малец или правду несёт?
– Если и врёт, то я шапку перед ним снимаю. Меня вот бы так врать б, учили-учили, но б, не научили…
– Вот и я о том же… Так мудрёно врать! – задумывается ненадолго – Чё делать-то будем?
– Ы-ыы… Да кто его знает!. – Репа картинно пожимает плечами.
– Ладно, Репа… –передразнивает его Пахан – Давай по баракам! Соль собирай! Мальчонку купить надо… Что бы там не брякнул со страху чего-нибудь, в «энкэвэдэ»! Понятно!
Презрительно оскалившись, Репа говорит что-то столпившимися перед ним зэкам. Те скоро совещаются и в мешок сыплется соль. Затем Репа, подозрительно оглянувшись, другой такой же группе рассказывает беззвучно примерно то же самое.
В мешок высыпается стакан соли. Затем ещё два коробка.
Перед Колькой возникает, словно из рукава волшебника Репы мешок. Только на сей раз значительно больше, чем в начале этой истории.
– Смотри… – он запускает руку в соль и, переворачивая её, демонстрирует, что в мешке действительно соль, – Без обмана!
Да, дядь,… верю я!
– Слышь, малец! – подходит к Кольке, кладёт руку ему на плечо, – Не знаю, что со мной… Понравился ты мне, как мужик мужику говорю!
Щёлкает в воздухе пальцами в сторону Репы.
– Пахан… Да ты что, одурел? Нож этот полжизни стоит…
– Тащи, кому сказал!
В стоящую перед буржуйкой чурку втыкается нож.
– …Не простой это нож! У фашиста в Испании его отобрал! Лично! Дарю! Это как расписка в нашей дружбе! Понял?
– Конечно, понял! Как не понять-то… Ну и как договаривались… Буду им говорить; «Как на могиле стою – на стрельбище ДОСААФ, мол, нашёл и всё тут!»
– На стрельбище, в кустах! Ну и ты… Никому, ни гу-гу… Ни-ни…Так-то!
Пахан с Репой смотрят вдвоём в щёль за удаляющимся мальчиком.
– А. моё мнение такое… – Репа нервно чешет пятерней нижнюю губу, – краснопёрые пронюхали о мешке табаку и решили нас отпустить… Козлы…
– Козлы… по «беспределу» пошли! Ну, ладно… Ладно… Тоже того же мнения, что патроны подбросили в комендатуре?
– А где же ещё?
– Воздастся им за грехи ихние…
Красноармейцы, улыбаясь, встречают Кольку.
– Ну что, поговорил с родственником?
– Дяденьки… Я вспомнил… У меня ещё одна бутылка припасена! Гулять, так гулять! Ещё немножечко не потерпите?
– В натуре?
Пахан с Репой с бешенством, смешанным с животным страхом в глазах, разглядывают стоящего перед ним Кольку.
– Какие ещё «вещдоки»?
– Хрен их, «энкэвэдэшиков», знает… Докопались, черти! Мол, табак менял? Менял! Табак, говорят, есть не что иное, как вещественные доказательства, и доказательства требуют немедленной их конфискации…
Пахан с Репой по очереди смотрят в щёлку во двор. Там, напротив дверей, стоит, чуть покачиваясь, тощий красноармеец с винтовкой наперевес. На лице его, кроме легкого опьянения, нетрудно прочитать и явную злость.
Зэки приседают от возмущения.
– Ё!… – главарь смотрит с ненавистью на Репу, – Ё… Так чего, суки эти?… Ещё и на табак глаз положили?
–Как хочешь, пахан… – отводит глаза зэк, – А табак по баракам собирать не пойду! Точняк, что порешат! Без вариантов…
Пахан с яростью глаза с потолка на Кольку, затем на Репу и подходит к группе зэков. За спиной Пахана его охрана демонстрирует ножи и «заточки».
В мешок сыплется табак…
Пахан ссыпает из собственного кисета остатки табака и прячет пустой кисет в карман.
–Держи, дружок… – с нескрываемым усилием гасит ярость во взгляде, с огромным усилием улыбается и отводит глаза – Всё, что есть! Боле нема… Заходи, если надумаешь…
– Да вы не переживайте… У нас дома… На повити… У бабушки Висти (показывает ладошками) Вот такой ещё пласт табака сохнет! Так что ещё видеться!
Чуть не подавившись слюной, рассыпается в страшном кашле Репа.
А перед глазами мальчика возникает, словно из облака, повить бабушки Висти.
… Вот Бабушка Вистя подходит к «повити». Поднимается по приставленной лесенке и, скрипя жёрдочками, ступеньками поднимается к той самой полочке, где толстым слоем лежат высушенные ещё с августа стебли табака…
Так, говоришь, до чёрта ещё табачку? – голос, словно из погреба принадлежит Пахану, но мальчик его не слышит.
Он видит бабушку, поднимающуюся на эту самую повить, и от изумления прикладывающую руки к груди. Всё видимое пространство перед ними оказывается заваленным сохнущим табаком.
Поделиться книгой: