Помоги проекту - поделись книгой:
Игорь Бунич
Пятисотлетняя война в России
Книга первая
ПРЕДИСЛОВИЕ
Особый путь России, о котором так много любят говорить в последнее время, если и существует вообще, то главным образом представляет из себя весьма странные взаимоотношения, существующие между властями и населением страны. Взаимоотношения, которые нельзя охарактеризовать иначе как состояние войны; войны, не утихающей уже в течение практически всей фиксированной истории нашей страны.
Порядок и какие-то основы государственности властям всегда удавалось поддерживать только с помощью жесточайшего государственного террора и постоянно провоцируемыми внешними войнами, чтобы отвлечь от себя страшное поле лютой ненависти населения. Но когда власти приходили к выводу, что «так жить нельзя» и пытались провести мало-мальски либеральные реформы, немедленно начиналась война «всех против всех», а опрометчивый либеральный правитель уничтожался — часто вместе с государством.
Поэтому в России никогда не было законов, а был правительственно-бюрократический произвол, никогда не было налогов, а только поборы, никогда не было власти, которая могла обойтись для поддержания своего авторитета без свирепейших указов и силы оружия. Сама власть в России, оградившись от народа штыками охраны и чрезвычайными постановлениями, никогда не чувствовала себя легитимной, а потому легко свергалась дворцовыми переворотами, бомбами убийц или пришлыми авантюристами.
В подобных неутихающих войнах всегда на кону было само существование страны, которая за весьма короткий исторический период уже гибла несколько раз.
Внутренние распри и бездарная внешняя политика погубили Киевскую Русь. Возникшее на ее обломках Московское царство было уничтожено Петром I вместе со всеми государственными институтами, вооруженными силами и государственными традициями. Российская Империя, сколоченная Петром на месте уничтоженного Московского царства, рухнула в 1917 году, похоронив под своими обломками государственные институты, вооруженные силы, традиции и даже официальную религию.
Созданный на ее обломках Советский Союз, где государственный террор и идея мирового господства с леденящим душу лозунгом: «коммунизм — светлое будущее всего человечества!» были основой внутренней и внешней политики, просуществовал много меньше Российской Империи, развалившись в 1991 году.
Гибло государство, гибли правители, миллионами истреблялось население, а ПЯТИСОТЛЕТНЯЯ ВОЙНА продолжалась, не утихая практически ни на день. Когда правительство уставало держать народ «согнутым в бараний рог» и пыталось перевести дух, оно немедленно гибло, а пришедшее ему на смену, иногда подчиняясь исключительно инстинкту самосохранения, снова принимало меры, чтобы население не думало ни о чем, кроме проблем физического выживания.
Созданная на обломках СССР свободная, демократическая Российская Федерация немедленно стала ареной этой непрекращающейся войны.
Властям уже несколько раз приходилось браться за оружие, чтобы подтвердить свои легитимность и авторитет. Как в лучшие времена крушений Российской государственности — артиллерийская пальба велась в самом центре Москвы, перепаханной танковыми гусеницами. Так было и во время Великой Смуты начала XVII века, так было при подавлении восстания войск столичного гарнизона Петром Великим, так было в 1917 году, когда гаубицы большевиков обстреливали Кремль, так было и совсем недавно — в 1993 году, когда свободно выбранный президент Ельцин, подобно Карлу I Стюарту, поссорился со своим Парламентом. К счастью, Хасбулатов не оказался Оливером Кромвелем.
Однако, после подавления мятежного хасбулатовского Верховного Совета, война не только не утихла, но, напротив, согласно своим многовековым правилам, вспыхнула, стремительно распространяясь по стране.
Отчаянные призывы президента Ельцина к «общественному согласию» есть не что иное, как призыв найти способ прекратить ПЯТИСОТЛЕТНЮЮ ВОЙНУ и начать, впервые за нашу тысячелетнюю историю, жить в мирном гражданском обществе во имя собственной и государственной пользы.
Но призыв президента, как и следовало ожидать, остался «гласом вопиющего в пустыне». Война не только не прекратилась, но и переросла, как уже неоднократно бывало в нашей истории, в кровавую бойню, на этот раз в Чечне, делая достижение гражданского согласия в стране утопической мечтой. Как во время всенародных смут далекого прошлого и сравнительно недавней Гражданской войны, боевые операции в Чечне сразу же приняли жесточайший характер бойни, ибо в войнах внутренних никогда не действовали международные правила и обычаи ведения боевых действий. На головы гражданского населения российских городов и поселков обрушились российские бомбы и ракеты, вынуждая сотни тысяч русских людей бежать с насиженных мест, спасаясь от неминуемой гибели. Бежать из России в Россию. К ним присоединились сотни тысяч беженцев из бывших союзных республик, к великому ужасу для себя, неожиданно оказавшихся за границей.
Милитаризированная до абсурда экономика погибшего Советского Союза конвульсирует, охваченная параличом.
Подпольные коммунистические обкомы и тайные чрезвычайные комиссии систематически уничтожают по спискам всех, кто пытается вывести Россию хотя бы из экономического тупика. Параллельно и не менее эффективно действуют и криминальные структуры, сросшиеся с коммунистической номенклатурой еще во времена позднего «застоя». Доллар крушит национальную валюту, кризис неплатежей бьет страну жестокой лихорадкой; Америка с довольной ухмылкой соглашается считать «Чеченскую бойню» внутренним делом России. Воюйте, ребята, себе на здоровье! Скорее развалитесь!
ПЯТИСОТЛЕТНЯЯ ВОИНА в очередной раз губит нашу страну. Как у больного пороком сердца, приступы становятся все чаще и чаще.
Если Царство Московское существовало почти 500 лет, то Российская Империя — всего 200, а Советский Союз — только 70 лет.
Сколько же просуществует Свободная Россия на развалинах СССР? Позорное поражение, к которому привели армию в Чечне бездарные и чванливые военные преступники; омертвление связей между разными частями нашей огромной страны; амбиции региональных баронов, сбивающихся в мафиозные кланы, как волки в стаю; финансовые, экономические, социальные, экологические и прочие кризисы, идущие нескончаемой чередой, — все это делает крушение Российской Федерации очень вероятным в самом ближайшем будущем.
Единственным, хотя и слабым, утешением служит то обстоятельство, что все это происходит не в первый раз. Мол, видали и не такое!
Начали с государства Московского и вернемся к нему же. А за окружной дорогой будет начинаться территория Чеченско-Татарской Нефтяной (Золотой) Орды.
Как остановить эту войну? Ответа не знает никто. Как научиться любить друг друга, подчинятся законам своей страны и с уважением относиться к тем, кому мы доверили государственное руководство? Пока мы любим только саму страну, а все остальное — начальство, законы и, главное, друг друга — люто ненавидим. А коль скоро это происходит — продолжается ПЯТИСОТЛЕТНЯЯ ВОЙНА. И если мы ее не остановим, нас будут продолжать миллионами сбрасывать в братские могилы, гноить в нищете и бесправии, без счета расходовать во внутренних и внешних войнах, испытывать на нас атомное, химическое и бактериологическое оружие, а страна будет постоянно находиться на грани гибели, время от времени обрушиваясь за эту грань.
Чтобы остановить затянувшуюся на века войну, нужно в корне пересмотреть отношения Государства к Человеку и Человека к Государству, сложившиеся в нашей стране в течение тысячи лет. Возможно ли это?
В подавляющем большинстве развитых стран мира не существует горячей любви между государственной властью и населением. Но не бушуют и тотальные войны. Стороны научились выслушивать друг друга и понимать взаимные нужды. А нужды государства и индивидуального человека почти всегда диаметрально противоположны, привести их к общему знаменателю чрезвычайно сложно, если не сказать — невозможно.
В свое время американцы разработали замечательный принцип: «Чем меньше государство вмешивается в дела народа, тем лучше и для государства, и для народа». Государству нужно прекратить смотреть на народ как на рабов, военнопленных или заключенных, и тогда, может быть, народ научится смотреть на государство не как на исконного врага или, в лучшем случае, тюремного надзирателя. Иначе ПЯТИСОТЛЕТНЯЯ ВОЙНА никогда не кончится, а с ней никогда не кончатся наши национальные трагедии и катастрофы.
Мы назвали эту войну ПЯТИСОТЛЕТНЕЙ, хотя ей не меньше тысячи лет.
Но не желая плутать по кровавым лабиринтам удельной Руси, когда в сущности и государства-то никакого не было, мы воспользовались правом любого историка ограничить рассматриваемый вопрос по времени и начали отсчет событий от времен Ивана Васильевича Грозного, доведя его практически до сегодняшнего дня с твердым намерением продолжить его и далее.
Тематически ПЯТИСОТЛЕТНЯЯ ВОЙНА разбита на несколько периодов.
Осмысление этих событий, возможно, подскажет путь к национальному спасению. Поэтому я посвящаю эту книгу всем моим читателям.
ВОИНА РАЗГОРАЕТСЯ
«Глагол времен — металла звон». Он набатом бьет из тьмы веков, позволяя разглядеть в бездонном омуте времени тлеющие искры Пятисотлетней войны, которые разгорелись в бушующее пламя еще до того, как в официальных хрониках появились первые известия о «россах» и «русичах». Картина становится почти отчетливо ясной, если с помощью европейских, византийских и арабских хроник составить четкую схему международных отношений того далекого времени.
В VI–VIII веках нашей эры, без сомнения, ведущей державой в экономическом и военном отношении являлась Византия. По меркам того времени Византию можно было назвать «сверхдержавой» раннего средневековья. Ее военное могущество было бесспорно, а экономическое превосходство даже не вызывало мысли о соперничестве.
Наиболее драгоценным продуктом тогдашнего мирового экспорта являлся шелк, производимый Китаем и доставляемый в Европу по знаменитому Великому шелковому пути. В этот период византийскими разведчиками была проведена очень сложная и опасная операция, в результате которой шелкопряд был похищен в Китае и доставлен в Византию, где удалось его развести.
В итоге, из основного перекупщика шелка Византия превратилась в его крупного производителя, что еще больше укрепило экономическое могущество страны. Да и политическое в немалой степени, ибо шелк в те годы являлся эквивалентом золота.
В это же время, по не выясненным еще до конца причинам, скандинавские фиорды выплеснули на новорожденную, еще эмбрионально формирующуюся Европу целые полчища норманнов — воинственных и беспощадных. Как смерч, пронеслись викинги на своих быстроходных ладьях и конях вокруг Европы и по ней, затаптывая во мрак истории целые королевства и герцогства. «Боже! Спаси нас от норманнов», — молились во всех церквях континента.
Никто не успел и опомниться, как королевство норманнов возникло аж на Сицилии в непосредственной близости от Византийской метрополии, где буйные скандинавы слегка перевели дух.
Ошибается тот, кто думает, что норманны-викинги-варяги (как угодно их называйте) были косматыми бандитами, получающими удовольствие от резни, убийств, лязга мечей и великолепного вида горящих городов. Совсем нет. Это были разбойники, которые очень хорошо знали, чего хотят. А хотели они денег и власти. Награбив денег, они покупали власть, а захватив где-то власть, использовали ее для добывания денег.
Другими словами, эти бандформирования можно назвать хорошо организованными межгосударственными мафиозными структурами, создавшими почти современную систему наднационального рэкета, который, если как-то и изменился к настоящему времени, то только в сторону более совершенных технических средств достижения желаемых результатов да, пожалуй, более изощренной терминологии.
Итак, переведя дух в своем Сицилийском королевстве, норманны обратились к Византии с изысканным коммерческим предложением, суть которого сводилась к следующему: они, то есть норманны, отныне будут оптом покупать у Византии весь шелк (по оптовым ценам), а затем уже сами перепродавать его византийским клиентам, взяв на себя и регулирование рынка. Если Византия на это согласится, то они, норманны, воздержатся от вторжения на территорию Империи, и Византия сможет избежать судьбы большинства европейских стран, жалкая участь которых (из-за жадности местных правителей) может служить прекрасным и предметным уроком.
Византия согласилась. Конечно, можно очень сильно поспорить, чем кончилось бы вторжение норманнов на территорию тогдашней сверхдержавы, но правительству Империи, чьи подданные наслаждались самым высоким в те времена уровнем жизни, не хотелось подвергать их жизнь и имущество риску со стороны достаточно мощной и дерзкой террористической организации, которая уже успела великолепно и эффектно продемонстрировать свои возможности. Тем более, что большая часть вооруженных сил Империи находилась на восточных границах, ведя бесконечные «миротворческие» операции с воинственными кочевниками, не желавшими признать авторитет константинопольского правительства и мешавшими раздвинуть пределы Империи в сторону бесконечного и сказочно богатого Востока.
Восточная экспансия Византии, стоившая очень дорого (и в итоге — через полтысячелетия — погубившая великую Империю), заставила гордый Константинополь пойти на условия норманнов.
Однако, счастье не только никогда не бывает вечным, но даже редко бывает продолжительным. Внезапное возникновение среди раскаленных пустынь Аравийского полуострова еще одной мировой религии — ислама — и на его волне мощного, динамичного и агрессивного арабского халифата положило конец спокойному существованию норманнов и их «посреднической фирме» по перепродаже шелка.
Со стремительностью самума арабская конница очистила от всех конкурентов побережье Северной Африки, вымела норманнов с Сицилии и Крита, форсировала Гибралтарский пролив, перевалила через Пиренеи и вторглась во Францию. Мощный флот калифов появился под Константинополем, втянув Византию в длительную и кровопролитную войну, заставившую временно забыть норманнский рэкет. И совершенно напрасно!
Энергия норманнских завоеваний спадала, но не настолько, чтобы затухнуть окончательно. Некоторые довольствовались разными третьеразрядными королевствами и герцогскими коронами, перейдя, как говорится, к оседлой жизни за счет не очень богатых данников, но основной боевой костяк некогда непобедимых боевиков (или дружин, если вам угодно) совсем не склонен был смириться с обстоятельствами и успокоиться.
Тем более, что деньги были нужны, как никогда! Еще более обидным был тот факт, что Византия задолжала «варягам» по тем временам очень крупную сумму и, судя по многим признакам, расплачиваться не собиралась.
Посланные в Константинополь «представители посредника» с копиями оформленных, как положено, договоров, либо возвращались ни с чем, если не считать туманных обещаний, которые явно никто выполнять не собирался, либо вообще не возвращались, исчезая навсегда в страшных византийских подземных тюрьмах. А некоторые возвращались ослепленными (с выколотыми глазами).
Именно таким способом Византия демонстрировала свое раздражение по поводу «необоснованных коммерческих домогательств».
Становилось ясным, что если на Византию не воздействовать методами «прямого рэкета», то ничего добиться не удастся.
Но как это сделать?
Восточное Средиземноморье было закрытым для мореплавания, представляя сплошную зону боевых действий между византийским и арабским флотами. Это, возможно, норманнов и не смутило бы, но были потеряны и все базы, с которых они могли достать до Византии.
Но закаленные судьбою морские скитальцы, в отличие от многих других в тогдашнем мире, хорошо знали и географию. Исстари знали они, что если выйти из родных фиордов в открытое море и повернуть не на заход, а на восход, то можно, пройдя через лабиринты рек и озер, протащив свои боевые ладьи волоком через многочисленные мели и перекаты вдоль заросших непроходимыми лесами берегов, выйти к большому морю, на противоположном берегу которого и лежит ненавистный Константинополь.
Путь труден и опасен: стрелы и копья могут дождем посыпаться из прибрежных зарослей, а на перекатах, где лес постепенно переходит в великую степь, буйные кочевники на низкорослых лошадках могут пройтись черной тучей над ладьями, оставив после себя только трупы да обугленные каркасы судов.
Не всяк был готов пройти по этому пути, получившему позднее название «пути из варяг в греки».
Но другого выхода не было.
Пошли!
И в июле 866-го года 400 боевых ладей норманнов, прорвавшись в Босфор, неожиданно обложили столицу великой Империи. Стилизованная до предела история сохранила нам полулегендарные имена предводителей дерзкого и внезапного набега: Рюрик, Аскольд и Дир.
Византийцы были полностью захвачены врасплох, увидев кредиторов под стенами своей столицы. Их удивление было настолько сильным, что вызывают очень большое сомнение утверждения историков, что этот путь был хорошо известен и раньше.
Воспользовавшись тем, что основные силы византийского флота воевали с арабами далеко на юге, норманны высадили десант, предав мечу, огню и разграблению окрестности Константинополя. С особой жестокостью уничтожались православные монастыри и представители духовенства.
Сам Константинополь взять было невозможно без осадных машин, но и не нужно. В крепость был послан представитель с пожелтевшими от времени торговыми договорами.
Получив по векселям, подтвердив свои права посредников и нагрузив ладьи шелком и прочими восточными товарами, норманны двинулись в обратный путь.
Как ни труден был этот путь, но закрытое для мореплавания Восточное Средиземноморье делало его не только рентабельным, но и эксклюзивным.
И все же этот путь не принадлежал норманнам. По всей его длине: по берегам Финского залива, Невы, Ладожского озера, Волхова, Ильменя и Днепра — жили люди, наверняка объединенные в какие-то формы государственности. Мы почти ничего не знаем о них: история не сохранила ровным счетом ничего, а былины и археология — прискорбно мало.
Эти люди были очень добры и непосредственны. Они ничего не требовали со свирепых северных разбойников за проход через свои территории. Конечно, норманны не стали бы ничего платить и, по своему обычаю, пытались бы пробить себе путь силой оружия. Но нет никаких упоминаний о том, что им приходилось это делать или платить какие-либо торговые или таможенные пошлины. Более того, они широко пользовались гостеприимством местного населения, его помощью при погрузках, разгрузках и волоке, в строительстве торговых дворов, которые в будущем получили название Новгород и Киев.
Сохранилось много свидетельств того, что местные жители очень помогали пришельцам, но ни одного — что им кто-нибудь за это платил или чтобы они как-то участвовали в прибылях.
Вот такой это был простой и бесхитростно добрый народ, живший во времена, когда уже на Западе за каждый километр дороги, за прохождение любой речки или пролива приходилось торговым людям платить деньги, и немалые. А он пропускал норманнские банды через свои территории, бескорыстно помогая им, и даже сочувствуя: надо же — так мучиться и так убиваться из-за каких-то желтых кружочков с непонятными знаками и профилями на них. И это не была наивность папуасов при виде стеклянных бус. Это была реакция народа, стоявшего духовно выше всей окружающей его тогдашней цивилизации, имевшего другие ценности и другие эталоны.
В истории почти ничего не сохранилось об этом лесном народе. Зоркие и дотошные арабские и китайские историки, если отбросить все сказки и небылицы, неизбежные в работах того времени, утверждают, что был этот народ весьма многочислен, мужчины были богатырями, а женщины высокими и ладными красавицами. Жил народ по берегам лесных рек в городах и селах, жил охотой, рыболовством, знал ремесла, разводил скот и птицу. Был добр и гостеприимен. Но самое удивительное — имел совершенно непонятный современникам общественно-политический строй.
«Ни королей, ни ханов, ни эмиров, ни князей, ни вождей не имел этот народ. Все были равны и управляли сообща».
Нам уже трудно в это поверить, но существовала там какая-то неизвестная, но исключительно эффективная форма народовластия. Не амбициозная, не агрессивная, а направленная исключительно на процветание. В самом деле, городищ и сел было предостаточно, и, судя по исследованиям археологов, существовали они по меньшей мере тысячи лет до описываемых событий. Но не отмечено в тех местах ни одного (!) катаклизма. В годы, когда все резали и убивали друг друга, когда нашествия сменялись вторжениями, когда ни на секунду не умолкал звон мечей и свист стрел, в этом регионе все было тихо и спокойно.
Глушь, скажут нам. Никто туда и добраться-то не мог. Хорошо, согласимся мы. А между собой? Ведь в основном кровь в те времена лилась в феодальных междоусобицах. А причины были совсем не глобальные: за луг, за пашню, за кусочек побережья, за развилку дорог, за теткин дом на косогоре. А тут ничего подобного не происходило, иначе не осталось бы незамеченным. Горели бы леса вместе с городами и городищами, охваченными войной; бежали бы, спасаясь от победителя, массы людей; реки выбрасывали бы трупы в южные лиманы, а неизбежный в этих случаях голод привел бы к массовому исходу из этих мест и победителей, и побежденных. Вскоре здесь все это начнет происходить: запылают города и леса, стремглав устремятся охваченные ужасом люди куда глаза глядят, и реки будут выбрасывать сотни трупов в южные моря.
Но все это произойдет в будущем, когда начнется Великая война.
Норманны сразу приняли к сведению уникальность народа, в окружении которого им приходилось обделывать свои сложные и опасные коммерческие дела с не менее хитрыми и жестокими византийцами. Приняли к сведению доброту, простоту и неагрессивность народа, который в будущем назовут русским. И быстро сообразили, что если с них ничего не берут за проход вооруженных конвоев, если не просят ничего за помощь в погрузочно-разгрузочных и строительных работах, за стол и ночлег, то почему бы с этих дураков не потребовать дань за честь соучастия в международном торговом рэкете.
И обложили своих добрых хозяев данью, начав, другими словами, рэкет в рэкете. Денег, золота и драгоценных камней у этого народа, воистину народа Божьего, не было. Но были прекрасные меха невиданно драгоценной выделки, изделия из кожи и сафьяна, изумительные по качеству и красоте холсты, одежды с тонкой выделкой, невиданные по изяществу исполнения резные деревянные украшения, непревзойденные образцы ковки, включая и охотничье оружие.
А боевого не было. Видимо, много поколений никто ни с кем не воевал. И еще много веков потом самым популярным и ходовым оружием останется топор — мирный инструмент столяра и плотника. А сколько было продовольствия: мед (и горы воска), птица, мясо, овощи, которых норманнам не только пробовать, но видеть ранее не приходилось. Впроголодь жили они, месяцами на соленой и вяленой рыбе прозябали в своих походах. А тут-то всего сколько!
Мирно жил народ, счастливо и богато. И никем, на первый взгляд, не управлялся. Кроме того, оказались местные жители и отличными моряками. На своих лодках, более стремительных и более подходящих к плаванию по речным путям, чем морские ладьи норманнов, держали они связь с многочисленными городищами на обширной территории нынешнего Северо-Запада и Центральной части России. Вели меновую торговлю, ездили, часто целыми деревнями, друг к другу в гости, устраивали массовые охоты на зверя, очень напоминающие нынешние спортивно-концертные фестивали. А потому главной ценностью виделся сам народ: трудолюбивый, мирный и добрый. Извращенная мораль захватчиков сразу подсказала норманнам: это качества идеального раба.
Это была глобальная политическая ошибка.
Поначалу местные жители даже не поняли, что их обложили данью. По доброте и простоте своей несли пришельцам на ладьи все, что они просили (а они уже не «просили», а требовали): меха, холсты, мед, еду и питье. Всего было вдоволь — ничего не жаль для дорогих гостей. А уж как это все выгодно можно было продать и в Константинополе, и в других заморских городах — никто из них и понятия не имел. Норманны увеличили дань. И опять несли — с радостью, добротой и шутками. И уходили перегруженные боевые ладьи то вверх, то вниз по рекам.
Но дела с Византией шли все хуже и хуже. Оптовые цены на шелк сбить не удавалось. Пришлось снова прибегнуть к «прямому действию». Но вышла заминка. Несколько флотилий Игоря — сына Рюрика — были уничтожены флотом Императора, при менявшего боевую новинку — греческий огонь, о существовании которого норманны даже не слышали. Сам Игорь с остатками разгромленного флота чудом спасся.
Прибыли не было никакой, а убытки были колоссальными, какие всегда бывают после провала «прямого действия» при рэкете. О моральных убытках и говорить нечего. Банда косо поглядывала на своего обанкротившегося предводителя. Ни Рюрика, ни Олега, ни Игоря никто, естественно, князьями не считал, включая и их самих. В князья их произвели летописи, писанные через 300 лет, а то и позднее. Были варяги простыми предводителями разбойничьих банд, действующих на чужой территории; в полном соответствии со своей уголовной моралью гостеприимство местного населения они приняли чуть ли не за «право экстерриториальности».
Частично покрыть убытки можно было только за счет дополнительной дани, взяв ее еще раз у местных простаков, которых историки будущего назовут древлянами.
Простаки при виде изможденных и опаленных греческим огнем своих старых знакомых принесли им от души все требуемое: и шкуры, и мед, и смолу, и кожи, а также много снеди. Как ни много всего было, но убытков от неудачного рэкета этим покрыть было невозможно.
Тогда в голову неграмотного норманна Игоря, косматого бородача в рогатом шлеме, пришла точно такая же гениальная мысль, что и через тысячу лет с гаком вождю мирового пролетариата: провести продразверстку вместе с промразверсткой.
Простаки-древляне сначала не поняли, чего от них хотят. Им объяснили, что они должны сдать запасы всех своих погребов и амбаров до последней пылинки, все меха и шкуры, да вдобавок отдать каждую вторую женщину как для услады своих благоприобретенных господ, так и для продажи на невольничьих рынках (товар, порой не уступающий по цене шелку). Когда же поняли, то, естественно, наотрез отказались подобные наглые требования своих гостей выполнять. Это древляне так думали, что имеют дело с гостями. «Гости» уже давно считали древлян своей собственностью — трудолюбивой, простоватой и мирной. И что самое главное — собственностью гораздо более ценной, чем меха, мед или пенька.
Возмущенные отказом быть добровольно ограбленными до нитки, норманны схватились за мечи, чтобы единственным известным им способом уладить спор. Но они явно переоценили силу своего «обаяния» и своих доводов, а равным образом и силу своих мечей, поскольку были практически все перебиты, а захваченный в плен Игорь разорван деревьями. Эта высшая мера наказания ранее применялась исключительно к хищным и жадным волкам, которые убивали в стаде в сто раз больше скота, чем могли съесть.
Возможно, что норманны, действительно, не очень умели словесно убеждать оппонентов, но надо отдать им должное — воевать они умели, не щадя ни себя, ни тем более противника.
И запылали города и городища, и полноводные реки понесли сотни трупов в моря, и побежал из пылающих лесов человек и зверь.
В динамике своих торгово-посреднических операций с Византией некогда было варягам заняться территориями, которые они без ведома местного населения де-факто считали своими. Но вот это время настало. Дела с Византией явно шли к своему концу.
Первый крестовый поход открыл для европейской торговли Восточное Средиземноморье, делая путь «из варяг в греки» совершенно нерентабельным. Не было уже сил заставить Византию продолжать признавать норманнов единственными оптовыми покупателями. Последняя попытка, предпринятая в 1043 году, закончилась очередным разгромом норманнского флота, сожженного почти до последнего корабля греческим огнем. Нужно было думать, что делать дальше.
Возвращаться в Средиземное море уже не было сил, да и средств тоже. В Европе их никто не ждал, а устраивать разборки со своими близкими и дальними родственниками, поделившими различные европейские короны, было и совестно, и боязно. В родных фиордах было холодно и скучно, да и там их тоже никто не ждал. Скорее наоборот: целые флотилии, сгибая весла и подгоняемые устойчивыми западными ветрами, шли к ним — на Волхов и Днепр, чтобы принять участие в захвате новых сказочных земель, земель не принадлежавших никому, и, без сомнения, завещанных именно им в качестве «земного Грааля» их суровыми богами Одином и Тором.
Захваченное врасплох этой чудовищной и беспрецедентной агрессией местное население стало оказывать яростное сопротивление.
Сопротивление, которое, хотя и усиливалось с каждым днем, к сожалению, было плохо организовано. Местные жители не имели той, милитаристской по сути, цивилизации, которая в силу многих причин создавалась на западе и юге Европы. Организационно варяги, конечно, были гораздо сильнее, поскольку представляли из себя военизированные до предела отряды боевиков с четкой системой подчиненности, что так важно в военном деле. Без сомнения, они превосходили местное население и по уровню боевой подготовки, и по уровню психологической подготовки.
Поделиться книгой: