Трое мужчин сидели на корточках, глядя под ванну и ожидая, когда через уложенные шалашиком доски прорвется пламя.
Вода нагревалась медленно.
Птица улетела.
Костер шипел и потрескивал.
Мирон, взяв у министра бутылочку с коньяком, открутил пробку и задумчиво, капля за каплей, вылил ее содержимое в желтоватую воду.
Министр массировал лоб — тяжесть происшедшего в последние дни мигренью.
Вскоре ему предложили раздеться — согласно правилам гостеприимства, он должен был принимать ванну первым.
Вода еще не была достаточно теплой, но эмалированное дно приятно грело ступни.
— На этом белом «Стейнвее» играл Прокофьев! — Мирон ухватил взгляд министра и направил его на инструмент.
— Боже мой! — говорил министр, погружаясь в воду. — Сам Прокофьев! Про-ко-фьев!
Макс подкладывал дощечки в костер.
«Интересно. — думал он, — а можно ли довести воду в ванной до кипения?! И если да — то зачем?..» — Он еще играет… — негромким счастливым голосом говорил хозяин кладбища, — ре бемоль нижней контроктавы и чистый фа верхней третьей… Сыграть?
Министр лежал в ванной и только голова торчала из желтоватой воды. В воздухе витало что-то приятное, горьковато-ароматное.
«Коньяк!» — с радостью узнал министр.
— Да, сыграй, пожалуйста! — ответил он. не оглядываясь.
Мирон подошел к «Стейнвею», Поднял верхнюю крышку, потом открыл клавиатуру, расставив руки дотянулся до двух заветных прокофьевских нот.
Зазвучала музыка.