Помоги проекту - поделись книгой:
Часы в радиорубке поставлены по английской станции в Гринвиче. Живет радист по своему времени и никогда не знает толком, что сейчас - ночь или день.
В радиорубку приносят официальные телеграммы, подписанные начальником или капитаном.
С пространными описаниями "бирюзовых льдов" и "ледяных просторов" надоедают корреспонденты.
Матросы и кочегары передают коротенькие записки, адресованные женщинам.
Радист знает все. Ему доверяют и секретные распоряжения и нежные чувства к любимой.
Когда от наушников начинает болеть голова и стучит в висках, радист включает репродуктор и, регулируя приемник, слушает, о чем говорят корабли в далеких морях и станции на берегу...
Начальник экспедиции по радио предложил Анатолию Дмитриевичу вылететь из Диксона для второй разведки льда. Анатолий Дмитриевич ответил, что вылетает в этот же день.
Вечером в легком тумане показался самолет. Он сделал круг над неподвижными кораблями и улетел на восток. К ночи пришла телеграмма с мыса Челюскина: самолет благополучно сел в маленькую полынью около берега.
Анатолий Дмитриевич совершил замечательный полет. Он вылетел, получив сведения с Челюскина о том, что под берегом есть небольшое пространство чистой воды. Но он должен был пролететь больше тысячи километров. На это необходимо около шести часов, а за такое время могли произойти подвижки льда и чистая вода могла превратиться в ледяное поле. Дорнье-валь самолет-лодка. Он может опускаться только на воду. Лед для Анатолия Дмитриевича означал бы катастрофу. Вернуться обратно в Диксон он также не смог бы, так как предельный запас горючего позволяет его самолету лететь расстояние не больше полутора тысяч километров.
Получив приказ начальника, Анатолий Дмитриевич вылетел почти втемную, полагаясь на удачу, на счастье. Когда он кружился над караваном, никому не пришло в голову, что эта красивая, сильная машина с четырьмя спокойными людьми, может быть, идет к гибели.
Ледяное поле надвинулось на берег, но самолет успел сесть на воду.
В коротком рапорте Анатолий Дмитриевич доносил, что караван зашел слишком далеко на север. Если держаться южнее, ближе к берегу, то пройти ледяную перемычку будет значительно легче. Дальше, до самого Челюскина, лед сильно разрежен.
Корабли повернули на юг. Держась курса, указанного летчиками, караван прошел перемычку и через три дня был на Челюскине.
Анатолий Дмитриевич дождался прихода каравана. Он провел несколько часов на флагманском ледоколе и в холодную, ветреную погоду улетел обратно на Диксон.
СОЙМИКО
Мальчика, родившегося на зимовке в заливе Гадаяма, назвали Соймико.
Он родился полярной ночью, без врачей и акушерок, в тесной каюте замерзшей промысловой шхуны.
Новорожденного завернули в какие-то старенькие тряпки и закутали в меха.
Мать лежала на койке, крытой невыделанными оленьими шкурами, и кормила сына. Когда нужно было купать ребенка, отец приносил снег и грел воду на дымном камельке.
Соймико рос крепышом.
Скоро мать перестала давать ему грудь, начала уходить на охоту.
Соймико оставался один в каюте. Он спал вместе с собаками, грелся, прижимаясь к мохнатым, теплым зверям.
Его кормили свежим рыбьим жиром. Соймико быстро прибавлялся в весе.
Однажды он сам встал на ноги и пошел, держась за шею собаки. Прошел всю каюту, устал, повалился на спину и засмеялся, глядя на черный, закопченный потолок.
Ему еще не было года, когда его стали кормить мясом. Он ел жареную белужатину, мясо оленей и белых медведей, печенку тюленей и моржей. Он ел все, что добывали промышленники.
К морозам Соймико привык с рождения. Он никогда не хворал и не переносил, если его пытались тепло одевать. Отец сшил ему сапоги из нерпы и рубашку из мягкой оленьей шкуры.
Соймико исполнилось год и четыре месяца, когда его родители снова поехали на зимовку. Они выехали из Красноярска вниз по Енисею и добрались до Диксона. Их поместили на барже Севморпути. Они жили со своими собаками в крохотной дощатой хижине на палубе и ждали отправки на место зимовки.
По договору они должны два года провести в старой избушке, на берегу шхер Минина. Это место славится песцовыми, оленьими и медвежьими промыслами, и там никто не был уже три или четыре года.
Севморпуть обещал снабдить зимовщиков всем необходимым в Диксоне. Они уехали из Красноярска, взяв с собой только своих собак и маленький мешок с чесноком и луком. Но, по неряшливости каких-то чиновников из Севморпути или по какому-то преступному недоразумению, на складе в Диксоне не оказалось ничего, кроме пшена, муки и небольшого количества масла. Зимовщики должны были ехать на невероятно трудную работу без самых необходимых вещей.
Когда в Диксон прилетел из Игарки начальник Ленской экспедиции, зимовщики пошли к нему. Они рассказали о своих несчастьях: нет теплых вещей, нет продовольствия, на двоих промышленников на два года охоты им выдали только одно старенькое ружье и пятьдесят патронов. Наконец, они не знают, как попасть на свою зимовку: шхеры Минина забиты льдом, и ни один капитан не хочет туда идти.
Начальник вытащил из чемодана свои запасы шоколада, сгущенного молока, какао и отдал все это для Соймико. Потом выпросил на рации собачий совик, пимы и еще одну винтовку. На всех пароходах он рассказал о родителях Соймико.
Люди с пароходов поделились с зимовщиками патронами и порохом.
Когда пароходы уходили с Диксона, я простился с родителями Соймико. Они все еще не знали, попадут ли в шхеры Минина, но зимовать решили во что бы то ни стало. Если никто не согласится идти в шхеры, они поедут в какое-нибудь другое место, но не вернутся раньше, чем через два года.
Мы передали друг другу поручения в город: как знать, кто из нас раньше попадет на Большую землю?
Моя шлюпка отвалила от баржи, и Соймико, веселый, толстый, красный от мороза, помахал мне рукой и улыбнулся.
Соймико по-эскимосски означает - волчонок.
ОХОТА
Маленький ледокол трое суток ходил у входа в бухту.
Резкий ветер нагонял облака густого, холодного тумана, почти без перерыва шел снег. Обрывистые берега часто совершенно скрывались из виду. Тогда ледокол опасливо отходил еще дальше в море.
Капитан ледокола - старый, опытный "ледовый" капитан. Он славятся своей великой осторожностью. Он так осторожен, что некоторые даже смеются над ним, называют трусом. Но трусом капитан никогда не был. Если бы он действительно боялся, он не смог бы стать северным моряком, не мог бы столько лет плавать в невероятных трудностях и непрерывных опасностях. Капитан один отвечает за судно, груз и жизнь людей. Север приучил его подозревать опасность всюду, всегда быть готовым к любым случайностям, к самым неожиданным катастрофам. И он стал подозрителен и осторожен.
Он плавает капитаном около двадцати лет, у него прекрасные штурмана, но в трудные минуты он никогда не уходит с мостика. Все делает сам. "Нетрудных минут" на Севере почти не бывает.
В плавании для всей команды загадка: когда капитан спит? Эти три дня он вовсе не ложился. Все время на палубе, ходит большими шагами, кутаясь в потрепанную шубу, бормочет какие-то невнятные заклинания или ругательства.
Он запачкал правую щеку сажей, и грязь красуется на его красном, обветренном лице все три дня: он ни разу не умывался.
Глаза капитана слезятся от напряжения и от колючего ветра. Он все время, не отрываясь, глядит в сторону берега. Когда на короткое время расходится туман, мучительно старается разглядеть в еще заметной полоске узкую щель входа в бухту.
Картам этого места капитан не верит. Никогда еще ни один мореплаватель не заходил в бухту. Никто не измерил ее глубин, никому не известны мели и подводные камни. Линия берега обозначена на карте совершенно наугад.
Теперь в бухте должна высадиться и остаться на зимовку партия промышленников-зверобоев с семьями. Капитан должен провести ледокол, найти стоянку и выгрузить зимовщиков со всем их снаряжением.
В команде недовольны робостью капитана. Многие считают, что давно пора бросить ходить вокруг да около, давно пора подойти к берегу.
Капитан "примеряется" три дня. По признакам, ему одному понятным, распознает приглубые места и отмели.
На четвертый день самым малым ходом, вытравив оба якоря и осторожно лавируя, ледокол благополучно вошел в бухту.
Бухта, узкая и длинная как река, зажата черными, покатыми берегами. Дальше, над усыпанными галькой отмелями, мягкие зеленоватые холмы. Холмы повышаются и на горизонте вырастают в скалистые горы. Неизвестный, ни на каких картах не обозначенный горный кряж блестит снежными вершинами и ледниками. Идет густой снег, все подернуто серой пеленой. Небо и вода одинакового бурого цвета. И кажется, что нет перспективы - горы и холмы плоскими призраками висят в туманном пространстве. Плывут голубые и зеленые льдины, будто движутся горы. Вдруг вспенивается вода, и такая же бурая, только темнее, поблескивает огромная круглая спина моржа. Зверь фыркает и косится большим карим глазом.
Зимовщиков - девятнадцать человек. Десять мужчин, три женщины и шестеро ребят. Все это коренные поморы, архангельские и мурманские. Спокойные, очень сдержанные, молчаливые люди. Разные пути привели их на зимовку, но все они любят Север, только на Севере могут жить и работать по-настоящему.
Моторист артели должен был ехать тоже с семьей. В самый последний момент выяснилось, что санитарный надзор запрещает ехать на зимовку его сыну. У ребенка оказалась трахома. Мотористу предложили остаться: он только что вернулся с зимовки. Год, длинный полярный год, не видел своей семьи. Тяжело сразу же уезжать снова одному на двухлетнюю зимовку. Он колеблется не больше десяти минут и решает все-таки ехать.
Перед выходом в море всегда очень много хлопот. Моторист не успел съездить на берег и уехал, не повидавшись с семьей.
Сергей, начальник зимовки и председатель артели зверобоев, - человек, знаменитый на Севере почти до легендарности. Он один из лучших охотников, прославленный во всей западной Арктике собачник.
В городе он почти не живет. Редкие зимы, в перерывах между бесчисленными зимовками, шатается Сергей по Архангельску мрачный, всегда полупьяный. Он очень любит свою семью, особенно детей, но Север тянет его. Он не может жить в городе без привычной работы и снова уезжает на зимовки и промысла.
Сын богатого промышленника, Сергей - отпрыск древнего рода зверобоев. Зверобоями были предки его могучей семьи, зверобои его братья, зверобоем будет, наверное, его сын. Север воспитывал этих людей из поколения в поколение. Сухие, жилистые, как кряжистые деревья, они все похожи друг на друга.
Сергей настолько отличается от человека "городского", что когда он приезжал в Москву в фетровой шляпе, пальто, со щегольским шарфом на шее и в новых галошах, прохожие останавливались, с удивлением смотрели на нескладную его фигуру, на скуластое лицо.
Сергей был в числе четырех зимовщиков Северной Земли. Рассказывают, что первую зиму он очень злился и нервничал; ему не давали охотиться, заставляли ездить по каким-то "маршрутам", бросая прекрасные промысловые места, не обращая внимания на медведей, моржей и нерп. Смысла этой "нелепости" он никак не мог понять. Он говорил, что это "не работа, а сволота". Но к концу первой зимы из путевых заметок, набросков, чертежей и наблюдений стала складываться карта Северной Земли. Все отчетливее вырисовывались контуры островов, все меньше и меньше оставалось разрывов и пустых мест.
Это потрясло Сергея.
Раньше он пробирался по Северной Земле вслепую, наугад, как зверь, инстинктом угадывал дорогу, часто плутал и путался. Теперь, с новой картой, он будет ходить спокойно, уверенно, как хозяин.
Во второй год зимовки Сергея нельзя было узнать. Он стал энтузиастом, забыл о промысле, с самоотверженным рвением помогал во всех научных работах. И когда карта была закончена, он был горд безмерно.
Север научил Сергея простой и грубой философии: если ты можешь взять, убить - бери и убивай. Побеждает, живет тот, кто сильнее, и помощи ждать неоткуда. В неравной, тяжелой борьбе Сергей привык рассчитывать только на свои силы. Привык драться в одиночку.
Он жесток примитивной жестокостью дикаря. Часто у него бывают вспышки страшной ярости. Под горячую руку он может забить насмерть любимую собаку.
Впрочем, собак Сергей всегда бьет нещадно. Он говорит, что собака должна "уважать хозяина", и даже если она ни в чем не виновата, ее нужно ударить хоть раз в день. Пусть помнит.
Собаки "помнят" и смертельно боятся Сергея.
У него есть несколько любимцев. Этим живется немного лучше. Но если собака ему не понравится, а сбыть ее некому, он будет методически избивать животное до тех пор, пока не избавится от него.
Сергей повез на зимовку восемьдесят две собаки. Вместе с пушистыми "туземцами"-лайками он взял мохнатых, злых кавказских овчарок, огромных мрачных волкодавов и добродушных сеттеров. Он мечтает, скрещивая эти породы, вывести идеальную промысловую и ездовую собаку.
В пути Сергей кормит собак ровно столько, сколько нужно, чтобы они не подохли.
Собаки шатаются по судну, тощие, вечно голодные, с безумными глазами и высунутыми языками.
Но, несмотря на такой режим, к концу плавания мясо для собак все-таки кончилось. Пришлось зарезать корову, чтобы сохранить собак.
Поэтому, как только ледокол пришел в бухту, промышленники бросились на охоту. Нужно как можно скорее подкормить собак и запасти мясо на зиму.
Моржи вылезли на тонкую льдинку у самого берега. Под тяжестью огромных тел лед обламывается. Звери грузно барахтаются, переваливаясь и фыркая, переползают на землю. На черных камнях пологой отмели тускло поблескивают округлые туловища. Моржи сбиваются в тесную кучу, утыкаются мордами друг в друга. Засыпают быстро и крепко. Изредка зверь вздрогнет во сне, тяжко вздохнет и снова спит, неподвижный как труп. Только один морж часовой - часто подымает тяжелую круглую голову, полузакрытыми глазками зорко поводит вокруг.
Над спящим стадом стоит легкое, белое облачко.
Зверобои на катере подошли к берегу и почти сразу наткнулись на лежку моржей. Лежка была большая, около пятидесяти голов.
Моржи не уходили при приближении людей. Они никого не боятся. Единственный зверь, который мог бы рискнуть померяться с ними силами, белый медведь, очень редко нападает на моржей. Он сохраняет вооруженный нейтралитет. Все остальное не страшно неуклюжему клыкастому великану.
Человек никогда не бывал здесь.
Моржи лежат неподвижно, только сторожевой поднял голову и внимательно смотрит на людей. От любопытства он даже раскрыл сонные прищуренные глазки.
Зверобои подходят совсем близко. Несколько человек осторожно заходят снизу, становятся между стадом и водой, чтобы отрезать моржам отступление.
Сергей идет к сторожевому и медленно поднимает винтовку. Зверь, лениво переваливаясь и добродушно сопя, доверчиво ползет навстречу. Нежные ноздри вздрагивают, принюхиваются к новому запаху, часто моргают карие, блестящие глазки. Сергей целит в глаз.
Сухой треск выстрела - огонь и дым сразу останавливают моржа. Он высоко поднимается на передних лапах и падает с глухим ревом. Большая серая морда заливается кровью.
Поделиться книгой: