— Давай, запрыгивай сюда, — зову я ее присоединиться ко мне.
— Очень большой душ.
— Я очень большой мужчина.
Ее взгляд падает на мой член, который указывает прямо вверх.
— О да, конечно, — говорит она, выражая высочайшую похвалу.
Мой член делает скачок в ее сторону в поисках влажного тепла ее тела. Я хватаю свое хозяйство и твердо опускаю его вниз. Речь идет о потребностях Мэдди. Не о моих.
— Вымой мне голову, — удается мне из себя выдавить. — Шампунем.
Я присаживаюсь, прежде чем упал, и болезненной хваткой сжимаю свой член, в то время как Мэдди наливает шампунь себе в ладонь и начинает намыливать меня. Ее пальцы массируют кожу моей головы, а ее пышные груди прижимаются к моей голове. Иногда я чувствую прикосновение соска к своей шее или плечу. Это та еще хренова издёвка, гребаная пытка. Но я это терплю, чтобы она знала, что я полностью могу контролировать себя, что бы она ни делала.
Это самое тяжелое испытание, которое мне когда-либо пришлось пережить.
Когда она двигается вперед и встает между моих ног, я едва не извергаюсь, забрызгав всю ее сливочную кожу. Я прикусываю внутреннюю часть рта настолько сильно, что по моему языку распространяется горький металлический привкус. Крови и боли достаточно, чтобы по-прежнему держать себя в руках, когда она берется за мою бороду.
— Твои волосы намного мягче, чем я ожидала, — рассеянно комментирует она, скребя ногтями кожу по линии моей челюсти.
Стон вырывается из моего горла, и мое дыхание становится прерывистым и резким, покуда я борюсь за контроль над собой. Ее киска, скользкая из-за ее возбуждения, из-за воды, из-за мыла, скользит вдоль верха моего кулака. Она пытается сломить меня, но этому не бывать.
— Ты еще не закончила? — спрашиваю я резким и сердитым голосом.
— Почти. — В ее голосе слышится поддразнивание, что подсказывает мне, что она может этим заниматься всю ночь напролет. Сейчас самое время начать игру.
— Нет, закончила, — заявляю я ей. Вскочив на ноги, я хватаю ее за мокрые пряди волос. Твердо потянув, я обнажаю ее длинную шею. — Я собирался позволить тебе отсосать мой член, но ты была плохой девочкой, пытаясь так меня дразнить. Ты хотела заставить меня кончить, да?
На мой строгий взгляд она смотрит на меня в ответ своим сияющим и озорным.
— Я просто мыла тебя, как ты и приказал.
Я качаю головой.
— Подобной дерзостью ты зарабатываешь себе лишь больше шлепков. — Я разворачиваю ее лицом к плитке. — Руки вверх на плитку. Ты не двигаешься, что бы не случилось. Поняла меня?
Она кивает головой.
— Отвечать надо словами, детка.
— Да, конечно. Не двигаться, пока ты не велишь мне это делать.
— Умница. — Я легонько шлепаю ее по заднице, а затем опускаюсь на колени между ее ног. В этом положении я вижу каждый дюйм ее сладкой киски, от ее опухших губ до ее жаждущего маленького клитора. Сморщенная кожа ее зада искушает меня так же сильно. Однажды я трахну ее туда. Но сейчас? Сейчас я собираюсь вкусить ее, словно я умирающий от голода, а она моя первая пища.
Глава 5
— У тебя есть стоп-слово?
Я поражена этим жестким вопросом.
— У меня… да, есть. Это слово «Альбукерке».
Мои пальцы хватаются за мокрую плитку, но нет ничего, за что я могла бы держаться. Я чувствую себя ошеломлённой и сбитой с толку…
И такой, такой возбужденной. Большинство женщин убегали бы с воплями, куда глаза глядят. А я? Я задыхаюсь, надеясь, что он до меня дотронется во всех моих самых чувствительных местечках.
Он заставляет меня принять у плитки именно такую позу, как хочет, потянув мои бедра назад и вынудив меня раздвинуть ноги шире. Прижавшись щекой к прохладной поверхности, я прикусываю губу.
— Ты ведь знаешь, как его использовать, если понадобится, да, Волчонок?
Кивнув головой, я закрываю глаза. Удивительно, что мы столь стремительно склонились к такого рода отношениям. Такое ощущение, что ему удалось заглянуть в меня и осознать, в чем именно я нуждаюсь. Бывало, что у меня была связь с парнями, которые не обладали такой проницательностью, как этот незнакомец. Наверное, если мне приходится заводить бурный и безумный роман с одним из местных, я рада, что это именно этот парень. У нас будет жаркий, непристойный секс, после чего я сменю ему имидж, а потом я буду полностью свободна. Ему не нужны отношения, и наверняка, после того, как займусь с сексом с ним, больше ни с кем здесь испытать удовлетворение я не смогу.
Все хорошо заканчивается. Только в теории.
И тогда у меня больше нет времени думать, потому что он берет моющую насадку и трет ею мне между ног.
— Как ощущения, негодница?
Я извиваюсь. Ощущения совсем неплохие, но в то же время, при мысли о том, как этот большой мускулистый мужчина ко мне прикасается, мне это кажется детской забавой.
— Не так уж и плохо.
— Что, не нравится? — рычит он. — Подумал, что это может оказаться потешной игрушкой.
— Мне понравились твои прикосновения, — говорю я ему. — Больше, чем все остальное.
— Ммм. Не будь напористой.
Я начинаю вертеться. Напористые девушки нарываются на трепку, ведь так? Господи, как же хочется, чтобы его огромные, мозолистые руки прямо сейчас меня отшлепали. Я практически истекаю желанием. Это совсем не означает, что мне хочется боли; мне просто хочется подавляющего ощущения, что мной завладели и я принадлежу хозяину. До сих пор я и не подозревала, как сильно я соскучилась по своей стае. Она всегда давала ощущения собственной принадлежности и участия. И теперь, когда я ее покинула, без всего этого я чувствую себя немного потерянной.
Хотя сейчас? Потерянной я себя не чувствую. Я чувствую себя как дома.
Ченс бросает моющую насадку в сторону.
— Ты сдвинула ноги обратно вместе, Волчонок.
— Прости. — Я выдыхаю одно это слово и покорно раздвигаю ноги.
В тот момент, когда я это делаю, чувствую, как борода щекочет внутренние поверхности моих бедер. Из меня вырывается визг, но сначала его пальцы впиваются в мою кожу, и он раздвигает мои ягодицы.
— Не двигайся, проказница.
Я так и делаю. Меня буквально трясет от потребности, но мне удается удерживать свое тело неподвижным в той позе, в которой он меня поставил, и в награду он приникает устами к моей киске. Из моего горла вырывается стон, когда его язык пронзает меня, пробуя меня на вкус.
— Проклятье, ты охренительно сладкая.
— Очень-очень благодарю тебя за это, — выдаю я бездыханно, пытаясь придумать еще чего-нибудь, что могла бы сказать, но его рот возвращается, и он начинает ласкать меня, проводя языком от клитора до ануса. Он вовсе не нежен — больше похоже, что он устроил пир и поглощает все, что только может, прежде чем кто-нибудь другой выхватит это из его рук. Его рот пожирает меня, а его зубы легонько скользят по мягкой плоти, прежде чем задать мне перцу своим языком.
Из-за этого у меня вырывается низкий гортанный крик, и он шлепает меня по заднице.
— Не дергайся.
— Прости. Прости. — Я пытаюсь оставаться на месте, но то, как дразняще щекочет его борода и ласкает язык? То, как он отрывается на мне, как будто я его любимое блюдо, а он неделями страдал от голода? Я ничего не могу с собой поделать. У меня начинают дрожать ноги, а киска сжимается от приближающегося оргазма.
— Собираешься кончить мне в рот? — борода скользит по моей коже, щекоча меня, и я чуть не теряю сознание в то время, как его язык скользит по моей заднице, и он вонзает палец глубоко внутрь меня. Мгновение спустя, он добавляет второй, и я начинаю кончать, сдавленный крик вырывается из моего горла. Он трахает меня пальцами, пока я кончаю, стараясь выжать из меня все до последнего оргазмические спазмы.
Я стону, прижимаясь к плитке, чувствуя себя совсем без костей.
Он шлепает меня по заднице.
— Проказница, ты не спросила разрешения кончить.
— Ты мне не говорил, что нельзя, — огрызаюсь я в ответ. Чувствую я себя волшебно, однако я уже начинаю беспокоиться о тех десяти шлепках, которые он пообещал мне раньше. Может мне с ним объясниться, что мне по душе быть в подчинении, но не боль? Что я согласна принять наказание, но, надеюсь, он не увлекается причинением нестерпимой боли? А может, он воспримет это, как еще бόльшую дерзость?
Когда он никак не реагирует, я начинаю волноваться. Вместо этого он, намыливая меня, начинает мыть меня весьма по-хозяйски, словно я не более чем кукла. Я покорно поворачиваюсь и наклоняю голову, когда он указывает, что хочет вымыть мне волосы. Я упиваюсь его заботливыми усилиями, немного расстраиваясь, что он не нуждается ни в чем постоянном. Я, не раздумывая, позволила бы этому парню стать моим альфой — медведь он или нет.
И это напомнило мне о том, что… сам он не кончил. Я разворачиваюсь и, обхватив его член, провожу по нему вверх — вниз мокрой рукой. Приятная особенность дерзкого поведения в том, что привлекаешь к себе внимание. Кроме того, его член такой большой и толстый, а я прям умирала от желания прикоснуться к нему.
Схватив меня за руку, он смотрит на меня, приподняв бровь.
— Разве я говорил, что можешь это делать?
— Ты не говорил, что не могу. — С мокрыми волосами, прилипшими к голове, Ченс выглядит еще большим дикарем. Он более дикий и свирепый, чем кто-либо из всех тех, кого я знаю, и от одного взгляда на него меня охватывает дрожь. — Раз ты босс, тогда четко должен указывать, что я могу и не могу делать.
— Вот так, да? — на его лице мелькает дьявольское выражение, когда он наклоняется и выключает душ. Затем он делает два шага ко мне, и, обхватив меня вокруг скользкой талии, перебрасывает меня через плечо, задом к верху.
— Что ты творишь? — я не сопротивляюсь, потому что каждый дюйм меня кричит: да, да, еще, еще.
— Забираю тебя в постель, чтобы доказать тебе, что здесь командую я.
Я начинаю извиваться, помня о порке, которую он обещал. Правда, у меня есть стоп-слово. Я могу воспользоваться им в любое время, если дело обернется чересчур… насыщенно и жарко. Конечно, мне нравится жарко. Неотъемлемой частью ожидания является предвкушение, и я снова начинаю возбуждаться, просто представляя, что он со мной сделает.
В первый раз, когда мы проходили через его спальню, я толком-то ее и не осмотрела. А теперь я вишу вниз головой, однако мгновение спустя меня бросают на кровать и переворачивают на спину. Мои груди покачиваются, и я поднимаю глаза и вижу над огромной кроватью великолепную резную деревянную арку.
— Ух-ты. Ты и правда очень крут во всем, что делаешь, да?
Испустив рык, он хватает меня за лодыжку и тянет обратно к краю кровати.
— Вставай на четвереньки, Волчонок.
Кивнув головой, я делаю, как он приказывает, представив ему свою задницу, тогда как локтями опускаюсь на простыни.
Как только моя задница поднята вверх, его ладонь накрывает мою киску и сжимает ее. При этом собственническом прикосновении из моего горла вырывается стон.
— Ты снова промокла, детка. У тебя на уме порка, которая тебя ждет?
Я мотаю головой.
— Мне… мне вообще-то не по душе боль.
— Просто принадлежать хозяину, да?
Я молчу, потому что это сложно объяснить тому, кто не является волком. Нет ощущения более прекрасного, чем принадлежать своему альфе. Но мои отношения с моим последним альфой пошли наперекосяк, а в местной стае я не чувствую себя, как дома. На самом деле, позволив Ченсу командовать мной и так обращаться — я впервые чувствую себя по-настоящему дома с тех пор, как покинула Калифорнию.
— Наверное, мне лучше отшлепать тебе сейчас, — говорит он, словно пытаясь определить мое настроение.
— Если хочешь.
— Я не собираюсь причинять тебе серьезную боль, но любая… моя женщина должна знать, кто ее хозяин.
Да это же волшебные слова. Кивнув, я опускаюсь головой на одеяло, готовая принять наказание, чтобы могла бы стать его. Целиком и полностью его, хотя бы только на сегодня.
Он большой ладонью с шумом хлопает по моей ягодице, и этот звук поражает меня больше, чем боль.
— Один. — Я толкаюсь на встречу каждому шлепку его руки, принимая их как свой долг. Это не слишком сильные удары, но их достаточно, чтобы у меня стало покалывать кожу, когда он, наконец-то, отсчитывает. — Десять. Чувствуешь себя подобающе наказанной, Волчонок?
Я обдумываю свой ответ. «Наказанная», пожалуй, не совсем верное слово. Скорее, «возбужденная». Совсем не из-за порки, а из-за того, что у него все под полным и абсолютным контролем. Я принимаюсь покачивать к нему своей горящей, только что отшлепанной задницей.
— Может понадобиться больше доказательств того, что я твоя.
— Правда? — рука запутывается в мои мокрые волосы, и он наматывает их себе на руку. Я хнычу, потому что, Господи, как же я обожаю, когда тянут за волосы. Ничто другое не приводит меня к покорности столь быстро.
Его член сильно прижимается к моему бедру, и я раздвигаю ноги пошире и приподнимаю задницу в безмолвном приглашении.
Он его принимает и в следующее мгновение вторгается в меня. Это не вежливый или осторожный толчок, а провозглашение полного владения, и он саднит почти так же сильно, насколько чувствуется поистине неправдоподобно потрясающим. Стон удовольствия вырывается из моего горла, покуда его рука усиливает хватку в моих волосах.
— Что-то вроде этого, да? Тебе нравится быть моей?
Я киваю головой, что не так-то просто сделать, учитывая, что он пригвоздил мне голову. Он снова врезается в меня, жестко.
— Я хочу услышать это от тебя вслух.
— Я твоя.
Меня награждают еще одним сильным толчком, который едва не толкает меня вперед по простыне. Он сильный, и от его мастерского владения мной он поражает все мои нервные окончания, словно кнопки на коммутаторе. Он начинает врезаться в меня жесткими, грубыми и быстрыми толчками, которые больше свидетельствуют о его удовольствии, чем о моем. Мной владеют, и у меня не спрашивают на то разрешения, и это потрясающе. Мои стоны оборачиваются в тихий скулеж, потом в более громкие крики, а к тому времени, когда я снова кончаю, мое горло хрипит от всех тех воплей, которые я испускаю.
И чувствую себя как на седьмом небе.
Несколько мгновений спустя я чувствую себя даже еще лучше, когда он сквозь сжатые зубы шипит мое имя, а его толчки становятся прерывистыми и он начинает кончать. Внутри меня разливается влага, и я чувствую, как его освобождение стекает по моим бедрам, даже тогда, когда он вырывается из меня и в последний раз хлопает меня по заднице.
Рухнув на кровать, я пытаюсь отдышаться, а он уходит в ванную за полотенцем. Вернувшись мгновением позже, он очищает свой все еще жесткий член, после чего передает мне свежее влажное полотенце, чтобы и я могла умыться.