Хищник

Когда он вернулся к себе на квартиру, выяснилось, что его дожидается Дункан. Они не виделись с ним с пятницы, и Крис вдруг подумал, что Дункан всё это время весьма успешно избегал встреч с ним и с Тамарой.

— Пива выпьешь? — нервно спросил Дункан.

Крис усмехнулся:

— Почему нет?

Они отправились в ирландский бар за углом. Пока официант не принёс им по большой кружке «Гиннесса», они перекидывались ничего не значащими фразами и к серьёзному разговору не приступали.

Дункан сделал большой глоток, отставил кружку и сказал:

— Ты уж меня извини, ладно?

— Это ты меня извини, — сказал Крис.

— Нет, это я затеял разговор о британских коммерческих банках. И поступил глупо. Знал ведь, что Тамара может вспылить.

— Она и вспылила.

Дункан смущённо кашлянул и снова сделал большой глоток пива.

— Послушай, я знаю, что Тамара меня не любит, но ты-то всегда был мне хорошим другом. Мне бы не хотелось, чтобы эта ссора отразилась на наших отношениях.

Крис улыбнулся:

— Об этом не беспокойся, Дункан. Что и говорить, Тамара иногда бывает несносной. Мне очень жаль, что она на тебя накинулась. Но это моя вина — мне не следовало рассказывать ей об экзамене по матучету.

— Как это ни печально сознавать, но в том, что она говорила, было много правды, — сказал Дункан. — Я до сих пор не уверен, что смогу одолеть программу «Блумфилд Вайса».

— Хватит тебе заниматься самоуничижением. Скажи лучше, где ты пропадал всё это время?

Дункан снова приложился к кружке. На этот раз для того, чтобы скрыть довольную ухмылку.

— Неужели тебе это удалось? Не верю, — сказал Крис.

— Это так.

— И когда же это случилось? После вечеринки?

— Да!

— Ну ты даёшь!

— Сам не верю.

— Рассказывай скорее, как это было, — сказал Крис. — Мне нужны подробности. Все до единой.

— Ну, после того, как мы ушли, у Ленки сразу же испортилось настроение. Мне, кстати, тоже было невесело. Поэтому мы шли с ней по улице и молчали. Потом стали говорить о тебе и о Тамаре. А потом и о других вещах. — Дункан сделал паузу, и на губах у него появилась смущённая улыбка — Так мы дошли до площади Колумба и стали ловить такси. Но никто не останавливался, и тогда я предложил прогуляться до её дома пешком.

— Но она же живёт бог знает где!

— Мне было всё равно. Я готов идти рядом с ней целую вечность. Мы шли с ней пешком несколько часов, но нисколько не устали. Это было так романтично. Ну так вот… Когда мы добрались до её квартиры, она предложила мне зайти. Она сказала, что к себе домой я пешком уже не дойду — сил не хватит.

— Что же случилось потом?

— Потом… — Тут Дункан позволил себе улыбнуться.

— Ты просто обязан мне об этом рассказать!

— Нет, не обязан.

— Ты прав. Но, насколько я понимаю, ты провёл уик-энд у неё?

— Я подумал, что у неё мне будет куда безопаснее, чем у нас дома.

— Это верно.

— Неужели ты не заметил, что меня нет дома?

— То-то и оно. Не заметил. Думал, ты отсиживаешься у себя в комнате. — Крис глотнул пива. Чёрт! Дункан и Ленка — любовники! Эта мысль ему понравилась. — Мои поздравления, — сказал он.

— Спасибо. Правда, мы пока не хотим распространяться о наших отношениях. Неизвестно, как отреагирует на это Калхаун.

— Наплюй, — сказал Крис. — Впрочем, если ты настаиваешь, я буду молчать. Правда, кое-кто об этом догадается. Йен, к примеру. А ещё — Эрик и Алекс.

— Что ж, если догадаются, значит, так тому и быть, — сказал Дункан. — Да, чуть не забыл. Ленка просила тебе передать, что жалеет о случившемся. О том, что она наговорила Тамаре.

— Всё нормально. Я на неё не в обиде.

— А ещё она просила передать, что своего мнения не изменила. Просто считает, что ей не следовало высказывать своих мыслей вслух.

Крис усмехнулся:

— Повторяю: я на неё не в обиде.

5

Настало лето. В июле и августе в Нью-Йорке стояла такая жара, что плавились тротуары и ходить по улицам было настоящей пыткой. Стоило кому-нибудь из британских стажёров пройти в своём добротном шерстяном костюме хотя бы один квартал, как он начинал буквально купаться в поту. В «Блумфилд Вайсе» благодаря кондиционерам царила благодатная прохлада, зато подземка в час пик превращалась в самый настоящий ад. Бывали случаи, когда Крис, Дункан и Йен, не выдержав царившей в метро жары и духоты, выбирались на поверхность, не доехав до дома, заходили в ближайший бар и долго подкрепляли свои силы холодным пивом, прежде чем продолжить путь. Ленка, облачавшаяся в невесомые, воздушные наряды, переносила жару прекрасно. Эбби Холлис посматривала на неё с неодобрением, но делать ей замечания больше не отваживалась.

Работы прибавилось. В дополнение к бесконечному, казалось, курсу Валдерна «Рынки капиталов» начальство ввело такие предметы, как финансирование корпораций, международная экономика, кредитование и этика.

Крис неожиданно осознал, что учиться на курсах усовершенствования ему нравится. По мере того, как перед ним открывались все новые секреты стратегии и тактики банка «Блумфилд Вайс», его интерес возрастал.

Джордж Калхаун придерживался прежней политики выявления аутсайдеров, для чего старался подстегнуть стажёров, взбудоражить их чувства, заставить конкурировать между собой. По этой причине он ввёл на курсах систему мест, или разрядов, — от первого до шестидесятого, вернее, пятьдесят восьмого, поскольку двух стажёров — Денни Энджела и Роджера Масдена — уже отчислили. Эти разряды стажёры получали в зависимости от того, как они проходили различные тесты и зачёты, которые преподаватели регулярно им устраивали. Чтобы придать своей системе ещё больше значимости, Калхаун вывешивал в аудитории списки с разрядами учащихся, где места после сорок пятого отделялись от остальных толстой красной чертой. Кроме того, было объявлено, что стажёры, занимающие в списке первые три места, получат после окончания курсов денежную премию и значительные льготы при устройстве на работу.

На первом месте в списке значился Руди Мосс, на втором — Эрик Эстли. Третий разряд среди слушателей — к большому неудовольствию Калхауна — получила Ленка. Дункан находился на пятидесятом месте, другими словами, пребывал за очерченной красным карандашом Калхауна роковой чертой. Йен после экзамена по матучету, который ему удалось сдать лишь с большим трудом, занимал сорок второе место. Алекс сделался обладателем сорокового разряда, а Крис, к большому его удивлению, двадцать пятого. Несмотря на самые разные места, которые занимали в этом списке члены маленькой компании, а быть может, благодаря этому, они продолжали заниматься вместе. Все радовались успехам Ленки и Эрика, которые, в свою очередь, прикладывали все силы для того, чтобы их приятели, оказавшиеся за алой роковой чертой или в опасном к ней приближении, поднялись в списке как можно выше.

Был, однако, в программе курс, который Крису очень не нравился, — этика. Крис обозвал её этикой корпоративного лицемерия, и это название приклеилось к предмету до конца курсов. Курс этики был введён в программу после скандала с «Феникс просперити» в качестве ответной меры на массированные нападки журналистов, ставивших наличие профессиональной этики у сотрудников «Блумфилд Вайса» под сомнение. Контраст между лекциями Мартина Кроля, который вёл этику, и выступлениями директоров различных подразделений «Блумфилд Вайса», учивших слушателей тому, как ловчее ощипать партнёра или клиента, представлялся разительным и вызывал у слушателей смешанные чувства.

Йен сдал экзамен по этому предмету одним из первых в группе, что нисколько не удивило его приятелей, знавших о присущем ему цинизме. Зато Ленка, обладавшая честным и прямым характером, провалилась. На экзамене она заявила Кролю, что кое-какие термины и положения его курса кажутся ей сомнительными, поскольку их можно толковать как угодно. Кролю это не понравилось, и он влепил ей «неуд». Неожиданное возвышение Йена и Ленкин провал неприятно поразили Криса и Дункана, которые, сдав экзамен на «хорошо», не могли отделаться от чувства вины перед подругой.

Отношения Ленки и Дункана продолжались. Но на людях они вели себя очень сдержанно, и у большинства слушателей не возникало и тени подозрения, что эта пара состоит в любовной связи. Даже когда они находились в компании Эрика, Алекса, Криса и Йена, то вели себя скорее как добрые друзья, нежели любовники.

При всём том они постоянно встречались. Дункан часто задерживался у Ленки на квартире, а на уик-энды не приезжал домой вовсе. На праздники — в День поминовения — они вместе уехали отдыхать в Кейп-Код[1]. Дункан был счастлив, и его вечное раздражающее нытьё по поводу трудностей, связанных с овладением программой «Блумфилд Вайса», совершенно прекратилось. Ленка, казалось, тоже была счастлива и довольна жизнью, хотя это проявлялось не столь явно, поскольку она и раньше пребывала в прекрасном расположении духа. Йен неоднократно выражал своё недоумение относительно того, что такие разные люди, как Ленка и Дункан, сошлись вместе, но даже он не мог отрицать, что с тех пор, как кривая настроения Дункана резко пошла в гору, ладить с шотландцем стало гораздо легче.

Йен, впрочем, и сам наслаждался жизнью и частенько отправлялся в ночные прогулки по городу, и бывали случаи, когда Крис, войдя поутру в ванную комнату, заставал там совершенно незнакомых ему женщин.

Успех Йена у слабого пола нисколько не удивлял Криса — он прославился своими победами ещё в колледже. Его удивляло другое — каким образом Йену удавалось заманить к себе в постель рассудочных американок, хотя было общеизвестно, что в Америке все безумно боятся СПИДа. Должно быть, решил Крис, этому в немалой степени способствовали английский акцент и аристократические манеры Йена, а также его уверения, что СПИДом куда чаще заражаются в результате гомосексуальных связей.

Алекс переживал трудные времена. Его мать болела лейкемией, и когда её состояние из стабильного перешло в разряд стабильно тяжёлого, ему приходилось проводить с ней всё больше и больше времени. Госпиталь, в котором лежала его мать, находился в Нью-Брансуике[2], и он ездил туда каждый уик-энд, а иногда и после рабочего дня. Алекс пропускал занятия и несколько раз обращался в секретариат курсов с просьбой предоставить ему свободный день, что Калхауну, естественно, не понравилось, и он стал угрожать ему отчислением.

Отец Алекса умер несколько лет назад, а его брат отправился странствовать по миру, добрался в своих странствиях до Австралии, где и занимался теперь торговлей парусными лодками и яхтами. На просьбы Алекса вернуться в Штаты и помочь ему ухаживать за матерью брат ответил категорическим отказом, что до глубины души возмутило и оскорбило Алекса. Короче говоря, обстоятельства сложились таким образом, что Алекс остался единственным человеком в семье, который нёс на себе бремя забот по уходу за больной женщиной, что, несомненно, наложило свой отпечаток на его душевное состояние. Он видел страдания матери, которую из-за непереносимых болей пичкали наркотиками, наблюдал её товарищей по несчастью, находившихся в последней стадии заболевания, и с каждым днём становился всё более угрюмым и замкнутым. Пару раз Ленка изъявляла желание его сопровождать, что несколько его подбодрило. Частые отлучки, однако, не могли не сказаться на его учёбе, и Алекс скатывался в разрядном списке всё ниже и ниже и скоро занял место Дункана, находившееся за очерченной Калхауном красной чертой.

Тамара побывала в Америке ещё раз, но не в мае, как обещала, а в начале июля. На этот раз, правда, она вылетела не в Нью-Йорк, а в Вашингтон, и Крису, чтобы её встретить, пришлось добираться до столицы на поезде. Они отлично провели уик-энд. Был День независимости Америки, и они видели салют над Капитолием, ходили на симфонический концерт и посетили несколько известных столичных ресторанов. В Вашингтоне Крис чувствовал себя более раскованно: здесь Тамара могла сколько душе угодно издеваться над американцами, не обижая при этом его новых друзей.

Счастье Дункана долго не продлилось. Оно закончилось душной августовской ночью за две недели до окончания курсов. Крис, завернувшись в простыню, спал у себя в комнате, как вдруг его разбудил звук захлопнувшейся двери. Часы показывали час пятнадцать ночи. Крис услышал, как в коридоре кто-то громко чертыхнулся, и понял, что вернулся Дункан. «Странно, — подумал Крис. — На уик-энд Дункан обычно остаётся у Ленки».

Послышались грохот опрокидываемого стула, громкая ругань Дункана, а потом протяжный болезненный стон. Крис понял, что дело плохо. Он выскользнул из постели, накинул на себя халат, открыл дверь спальни и выглянул в коридор. В коридоре, покачиваясь, стоял Дункан. В ярком свете горевшей под потолком лампочки его лицо казалось белым, как извёстка.

— Что с тобой, Дункан?

Дункан прищурился, стараясь сфокусировать взгляд на приятеле.

— Я сегодня основательно выпил, — произнёс он, тщательно выговаривая каждое слово. — Поэтому чувствую себя неважно и сейчас же иду спать.

Вид у приятеля был ужасный. Казалось, его снедала какая-то тяжёлая болезнь или тяготило страшное горе.

— Давай-ка сначала сходим в ванную, — сказал Крис, подхватывая Дункана за руку.

— Нет. В постель, — пробормотал Дункан, но, когда Крис повёл его в ванную, сопротивляться не стал. Стоило ему только увидеть унитаз, как он упал рядом с ним на колени и его стошнило. Всё время пока у Дункана продолжалась рвота, Крис заботливо его поддерживал.

В дверном проёме за спиной у Криса возник Йен.

— Вот болван-то, а? — сказал он, увидев, в каком состоянии находится Дункан. — Надеюсь, он после себя уберёт?

— Вряд ли это ему сейчас по силам, — сказал Крис.

— Я, во всяком случае, прибирать за ним не намерен, — произнёс Йен, вернулся к себе в спальню и с силой захлопнул за собой дверь.

Убираться в ванной пришлось Крису. Покончив с этим делом, он помог Дункану раздеться и уложил его в постель. Шотландец уснул почти мгновенно.

На следующее утро Крис заглянул в его комнату. Дункан лежал в постели на спине и разглядывал потолок у себя над головой. В комнате сильно пахло перегаром.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Крис.

— Ужасно, — произнёс Дункан надтреснутым голосом. — Принеси мне воды, Крис, ладно?

Крис принёс Дункану большой стакан с водой, которую тот с жадностью выпил.

— У меня сердце болит, Крис, — пробормотал шотландец.

— Я тебя таким пьяным ещё не видел, — сказал Крис.

Дункан сокрушённо покачал головой:

— Я даже не помню, как сюда дошёл. Это ты помог мне лечь в постель?

Крис кивнул.

— Спасибо тебе, — сказал Дункан и провёл языком по сухим, шершавым губам. — Кажется, меня вчера рвало, это верно?

— Ещё как! Так что же всё-таки случилось?

— Мы поругались.

— С Ленкой?

— Да.

Крис ждал. Знал, что Дункан сам все ему расскажет.

Дункан вздохнул и болезненно поморщился:

— Голова чертовски болит… Да, хочу поставить тебя в известность, что у нас с Ленкой всё кончено.

— Не может быть! Ты это точно знаешь?

— Я? Точнее не бывает.

— Но почему? Что у вас случилось?

Помолчав, Дункан сказал:

— Это моя вина. Я её достал.

— Это чем же?

Шотландец вздохнул:

— Я предложил ей жить вместе. Программа заканчивается через две недели, и мысль о том, что я уеду в Лондон, а она останется здесь, сводила меня с ума. Я понял, что Ленка — это лучший подарок, который преподносила мне судьба. Карьера моя в «Блумфилд Вайсе» загублена, это очевидно. Ну, я сообщил ей, что собираюсь уволиться из лондонского отделения банка и буду жить с ней здесь, в Нью-Йорке. Сказал, что подыскать себе какую-нибудь работёнку на Уолл-стрит мне не составит труда. А ещё я сказал, что если ей не хочется жить в Нью-Йорке, мы можем перебраться в Лондон или даже в Чехословакию. Мне наплевать, где жить, главное — быть с ней.

— И что же она на это сказала?

— Поначалу ничего. Надолго замолчала — вроде как стала обдумывать моё предложение. Но я сразу понял, что она мне откажет. — Дункан сделал паузу и снова поморщился — то ли от головной боли, то ли от того, что ему довелось вчера пережить. — Ну, она мне сказала, что тоже думала о том, как жить дальше после окончания курсов. Сказала также, что я ей нравлюсь, но она не хочет брать на себя обязательства, которые появляются, когда живёшь с другим человеком. И под конец заявила, что нам лучше всего расстаться.

— Вот ужас-то, а?

— Это ты мне говоришь? Короче, после этих её слов я совершенно расклеился и признался ей в любви. Сказал, что не мыслю без неё жизни. Это и в самом деле так, Крис, я люблю её, честно. Но она, выслушав мои пылкие признания, не сказала, как ко мне относится, а помолчав, резко так заявила, что нам с этой минуты лучше не видеться.