Реальность на продажу

Я вернулся в мир «Бондскейпа». В течение примерно часа отыскал еще пару симпатичных возможностей заключить сделки. В конце концов простиравшийся передо мной ландшафт меняться перестал, рынок стабилизировался. Я снял очки и от души потянулся.

— И сколько мы потеряли в конечном итоге, Эд?

— Две целых одну десятую миллиона, — на несколько минут погрузившись в подсчеты, мрачно констатировал он.

Я крепко растер лицо ладонями. Вот черт! Чтобы заработать два миллиона, мы убили уйму времени, а лишились их в какие-то считанные часы! Ну почему, почему я сегодня с утра первым делом не хеджировал свои сделки, или, говоря по-простому, не подстраховал их от возможных потерь!

Неожиданно возникший из ниоткуда Грег перегнулся ко мне через стол.

— Здорово пролетел? — заговорщически прошептал он, и я вздрогнул.

— Больше чем на два миллиона. А ты?

— У меня еще хуже. Но я все верну, будь уверен. Долгосрочных-то я все-таки прикупил солидно!

— Боже мой, Грег! Надеюсь, ты знаешь, что делаешь…

— Будь спокоен, — усмехнулся он. — Еще как знаю. Исключительно благодаря твоей машине. А Бобу она понравилась?

— Не очень, по-моему, — с сомнением протянул я. — Сдается, логическому мышлению он предпочитает нутряное чутье, как выражается наш друг Этьен. Господи, помоги нашим сделкам сработать!

— Сработают обязательно, не переживай, — заверил меня Грег и с этими словами вернулся к своему столу, взявшись перебирать бумаги.

— Ты в порядке? — окликнул я Эда.

Тот молча кивнул, в глазах его застыло испуганное выражение, но держался он хорошо.

— Да, денек сегодня выдался не из легких, — ухмыльнулся я. — А ты молодцом, не подкачал!

Эд благодарно улыбнулся и занялся оформлением документов на заключенные нами сегодня сделки.

Я встал и обвел взглядом гигантский операционный зал. В нем помещалось почти две сотни рабочих столов, расставленных в восемь длинных рядов. Здесь совершались сделки и с облигациями, и с иностранной валютой и с акциями. Окон не было, вдоль стен тянулись застекленные кабинки для деловых встреч и переговоров. Сейчас, в конце бурного дня, зал выглядел так, словно тут пронесся бешеный ураган. Столы заставлены мониторами, компьютерами, телефонами и интеркомами, повсюду валяются клочки и клочочки бумаги. Между ними — отодвинутые как попало стулья, по залу бродят маклеры, потягиваются, одни не прочь выпить чашечку кофе, другие останавливаются перекинуться парой слов с коллегами.

Я направился к выходу в дальнем конце зала. Миновал нашу немногочисленную группу, занимающуюся сделками с акциями. Вообще-то «Харрисон бразерс» известна в основном операциями на рынке облигаций, однако руководство компании решило, что ее присутствие должно распространяться и на упомянутую сферу. Группа тесно сплотилась под огромным табло, на которое беспрерывно выводились цены тысяч и тысяч акций, складывающиеся на Нью-йоркской фондовой бирже. Практически всем нам такая информация не нужна, но Боб Форрестер считал, что табло придает помещению вид настоящего американского инвестиционного банка. Кроме того, сведения из Нью-Йорка помогали ему бдительно следить за порядком в своем личном портфеле акций. Самое забавное было в том, что единственные люди, для которых появляющиеся на табло данные представляли хоть какой-то профессиональный интерес, видеть их не могли, поскольку сидели прямо под ним.

Еще одной инициативе Форрестера мы были обязаны логотипами «ХБ» благородного коричневого цвета, украшавшими колонны и стены зала в таком великом множестве, что они неизбежно попадали в объективы телекамер, когда репортеры наведывались к нам за новостями с рынков ценных бумаг. Короче, Боб был убежден, что наше рабочее помещение должно выглядеть пристойно и, на его взгляд, естественно.

У выхода я остановился налить себе стакан холодной воды. Наши агенты, торгующие акциями, тоже засобирались домой по завершении тяжелого рабочего дня. Все, кроме Карен. Она оставалась за своим столом, щекой прижимая телефонную трубку к плечу, вытянув длинные стройные ноги на соседнем стуле. Несмотря на весь сегодняшний переполох, на желтой юбке и белой шелковой блузке — ни складочки, ни морщинки, выглядела она сейчас так же свежо и опрятно, как и в половине восьмого утра.

— Ой, да ну брось, Мартин! Нет, правда? Фу, скажешь тоже! — хихикнула Карен в телефонную трубку, и я, прихлебывая ледяную воду, прислушался. — Ладно тебе, давай говори, сколько ты этих «Уол-март» хочешь?

Она заговорщицки подмигнула мне, убрав упавшую на глаза прядь светлых волос. Обернулась к агенту, заторопившемуся к выходу:

— Джек! Подожди минутку! Какие у нас есть предложения насчет «Уол-март»?

Глава 2

Я осмотрел группки людей в строгих темных костюмах, рассеянных тут и там по атриуму[4] невероятных размеров. Она еще не пришла.

Почти все пространство в центре строения было занято фонтанами и водопадами, отливающими мертвым блеском скульптурами и живыми деревьями, так что для работы людям оставалось лишь небольшое пространство, тянувшееся по внешней окружности здания. Нас обоих пригласили на прием по случаю открытия в Лондоне нового отделения «Банк де Женев э Лозанн». Обычно я по возможности избегаю подобных мероприятий, однако на этот раз Барри, главный посредник банка в Лондоне, настоял, чтобы я непременно был. Люди все были незнакомые, так что я стоял себе у колонны черного мрамора, грея в ладони бокал шампанского.

Ну и денек! Ухитриться потерять больше двух миллионов долларов! Как ни крути, а это куча денег. Хотя для моего баланса подобный убыток должен в конечном итоге оказаться терпимым. Ведь по сравнению с прошлым годом у нас с Эдом есть, точнее, был в активе прирост в три миллиона долларов. Тем не менее то, что я лишился таких деньжищ, потрясло меня, особенно в свете того, что я предвидел подобный ход Гринспэна, однако никаких мер предосторожности не принял.

И все же я почему-то испытывал своего рода радость, что сегодня все так сложилось. Мне был брошен вызов — вернуть два миллиона долларов, которые у меня предательски увел коварный рынок. И я преисполнился решимости этой цели достигнуть. Мне ведь необходимо думать о своей репутации и послужном списке. И в этом смысле прибыли и убытки для агента — все.

А послужной список у меня чертовски хорош. Торговать собственностью «Харрисон бразерс» я начал два года назад. В первый год заработал фирме восемь миллионов долларов, во второй — уже пятнадцать. Совсем неплохо для парня двадцати восьми лет от роду. Тем более что эти успехи стали находить отражение в размере моего жалованья и особенно премиальных.

Но как же мне вернуть эти два миллиона долларов? Поможет, конечно, «Бондскейп». Он придавал мне ощущение могущества. Я обретал способность обозревать сразу весь рынок облигаций, очутиться прямо внутри его, видеть и осязать его движение. И таким преимуществом обладал на всем рынке только я. Мы с Ричардом пыхтели над «Бондскейпом» несколько месяцев. Пришлось провести целую серию практических испытаний прибора и предложить ряд изменений и усовершенствований. Я знал, что он будет работать, но не мог и мечтать, что аппарат проявит себя так превосходно.

Ощущения испытываешь самые необычные — и вправду оказываешься в новом мире. Честно говоря, я всегда весьма скептически относился к мнению о том, что переживания в виртуальной реальности могут чем-то отличаться от тех, что предлагает компьютерная игрушка. Однако сегодня я на самом деле почувствовал, что живу и передвигаюсь в другом мире, в абстрактном мире облигаций и денег. Интересно, какими же тогда должны быть иные виртуальные миры?

Тут я заметил мелькающую среди строгих темных костюмов светловолосую головку.

— Привет! Прости, опоздала. Боже, мне надо выпить! — Она огляделась, и в то же мгновение рядом с ней материализовался официант, а через секунду она уже держала бокал шампанского. — Примчалась, как только смогла. От Мартина отвязаться просто невозможно, на телефоне он способен висеть бесконечно. И когда только работает!

— Ему просто нравится болтать с тобой, вот и все, — выдвинул я свою версию.

— Ты так думаешь? Что ж, пока он заключает через нас сделки, я не против. Кстати, говорят, у тебя сегодня удачный день?

— Это как посмотреть. На два миллиона долларов меня таки кинули…

— Ну, Грег сказал, что тебе вернуть их — раз плюнуть. Все восхищался, как ты управляешься с этой машинкой виртуальной реальности.

— А, с «Бондскейпом». Да, аппарат что надо, просто класс!

— Спорим, что в этих своих очечках ты смотришься прикольно! — хихикнула Карен.

— Не знаю. Мне они, по-моему, идут. А через пару лет их будут носить все.

— Кошмар!

— Пусть. Главное, чтобы они помогли мне вернуть два миллиона.

— Вернешь. Как всегда.

— Твоими бы устами… А у тебя как сегодня?

— Неплохо. Слабонервные ударились в панику, вменяемые дергаться не стали. Короче, ничего особенного. — Она действительно выглядела так, словно сегодняшняя передряга обошла ее стороной. — Обстановка у нас в группе, правда, паршивая…

— Что так?

— Прошел слушок, что компания намерена реорганизовать свои подразделения, торгующие акциями. Так что у нас в Лондоне все ушли в глухую защиту. Каждый старается прикрыть собственную задницу и норовит подставить ножку соседу.

— Да, команда та еще, ничего не скажешь!

— Просто одна большая дружная семья! — фыркнула она.

— Но с тобой-то все будет в порядке, надеюсь?

— Наверное, — беззаботно кивнула она. — За прошлый год мои комиссионные выросли на пятьдесят процентов. Но кто знает?

Тут она была права. В подобных случаях никто ничего предугадать не может. Хотя я почему-то не сомневался, что Карен переживет любую реорганизацию.

— В субботу утречком сыграем в теннис? — спросила она. — Я заказала корт на девять.

— О Господи, — простонал я. — Начинать выходные таким унижением… Да еще с самого раннего утра!

— Да ладно тебе! Может, выиграешь. У тебя же получалось.

— Ага, два раза.

— Вдруг и в третий раз сумеешь…

— Ладно, — вздохнул я. — Сыграем.

В теннис Карен играет куда лучше меня. И на лыжне мне ее не догнать. О плавании даже не говорю. У нее спортивная натура, координация потрясающая, а главное — она всегда жаждет только победы. Я же лишь обильно потею и стараюсь ударить по мячу что есть силы.

Рядом с Карен появился какой-то похожий на академика парень примерно моего возраста.

— Питер! Как поживаешь? — обрадовалась она, подставляя ему щеку для поцелуя. — Спасибо за приглашение. Контора у вас просто загляденье!

— Недурно, правда? — согласился он. — Не то что прежняя дыра.

— И когда вы переехали?

— На прошлой неделе. И до сих пор пытаемся оживить телефоны. Ну, ты понимаешь.

— И не говори! До тебя дозвониться невозможно, просто ужас какой-то! Ой, кстати, это Марк Фэрфакс, агент из «Харрисон бразерс». Марк, это Питер Тьюсон из управления активами «Банк де Женев э Лозанн».

Я вежливо улыбнулся ему, он в ответ небрежно кивнул и обернулся к Карен.

— А знаешь, с «Крайслером» ты попала в точку. С тех пор как ты нам порекомендовала их акции, они выросли больше чем на десять процентов.

— Я очень рада, — призналась Карен. — Вообще-то я, как только услышу что интересное краем уха, сразу сообщаю своим лучшим клиентам.

Я-то знал, что это, мягко говоря, неправда. Прежде чем рекомендовать акции «Крайслера», Карен долго и тщательно изучала положение на рынке и состояние дел этой компании. Однако ей было известно, что клиенты обычно быстрее принимают решения, если считают, что узнают слухи первыми. Я переключил внимание на толпу гостей, выискивая среди них Барри. Тем временем к нам решительным шагом направлялся высокий седовласый джентльмен, при приближении которого Питер напрягся, одеревенел и смолк.

— Добрый вечер, Питер, как дела? — обратился к нему с заметным французским акцентом джентльмен.

— Прекрасно, премного благодарен, Анри, — пролепетал Питер. — Позвольте представить, Анри Бурже, глава лондонского отделения. Это Карен Чилкот из «Харрисон бразерс», а это… э-э…

— Марк Фэрфакс, — выручил я его, протягивая джентльмену руку.

— Я только что восхищалась вашим новым офисом, — заявила Карен.

— Благодарю вас, — довольно промурлыкал Бурже.

— Очень похоже на ваше здание в Нью-Йорке. Однако здесь, по-моему, вот это пространство в центре решено намного удачнее. Дизайн, конечно, тоже от Фирона?

— Да, угадали. — Глаза Бурже загорелись, и он пустился в пространные объяснения причин, по которым «Банк де Женев э Лозанн» предпочел привлечь Фирона к сооружению офиса в Лондоне.

Зная Карен, я готов был дать голову на отсечение, что перед приходом сюда она проштудировала справочник по архитектуре.

— Ты как, Марк? — Кто-то тронул меня за локоть. Барри, собственной персоной! — Все в норме, сынок?

— Бывало и получше, — поморщился я.

— И не говори! Мои ребята весь день кипятком писали.

— Объясни мне, Барри, как я сюда попал? — с горечью спросил я, с кислым видом оглядываясь по сторонам. — И зачем, главное?

— Чувствуешь себя не в своей тарелке? Я тоже. Пойдем, познакомлю тебя кое с кем. — Он потянул меня в дальний конец атриума. — Заправляет у нас в банке продажами по всему миру.

Так вот оно что… Они прощупывают меня, хотят пригласить поработать, и Барри, прежде чем сделать первый шаг, решил показать кандидата своему боссу. Весьма лестно, конечно, но ничего у вас, ребята, не выйдет. В нашем деле «Харрисон бразерс» — одна из самых лучших фирм. А в «Банк де Женев э Лозанн», напротив, собрались брызжущие энтузиазмом дилетанты с большими карманами и с такими же убытками от продаж. Когда-нибудь я, может, и соберусь предложить накопленный в «Харрисон бразерс» опыт в обмен на высокое жалованье в каком-нибудь другом месте, но это время пока не настало. Я все еще учусь своей профессии, и мне это нравится. А деньги тут вещь не самая главная.

Тем не менее с боссом, которому меня представил Барри, я держался подчеркнуто вежливо и предупредительно, проговорили мы с ним с полчаса, стараясь в основном не выдавать своих истинных намерений. Когда же я наконец освободился, Карен уже стояла одна-одинешенька у выхода, нетерпеливо озираясь по сторонам. Заметив меня, вздохнула с видимым облегчением:

— Пошли?

— Как хочешь. А что случилось?

Она не ответила, только прикусила губу. На улице я остановил такси, и мы уселись в машину.

— Уверен, Барри собирается предложить мне работу, — с гордостью сообщил я.

Карен на это никак не реагировала, с понурым видом уставившись в окно. Меня это обеспокоило и насторожило, такой я ее не видел уже несколько месяцев. Мы в полном молчании доехали до узкого, мощенного булыжником двора совсем рядом с Холланд-Парк-роуд, где полгода назад я купил себе дом. Карен прямиком прошла в спальню переодеться, я же поднялся в гостиную на верхнем этаже. Должен признаться, это моя самая любимая комната. Обставлена, правда, скудновато — софа, кресло, телевизор, музыкальный центр, маленький холодильник и пианино моей матери; играть я не умею, но расстаться с ним выше моих сил. Лучи предзакатного солнца лились сквозь огромное раздвижное окно, выходящее на крохотную терраску. Я достал из холодильника банку пива и устроился на террасе, задумчиво следя, как дневное светило уходит за крыши западного Лондона. Цветущие в маленьких городских садиках вишни светились белым и розовым сиянием. Я перевел взгляд на соседний дом. Увы, опять не везет. Там, говорят, живет знаменитый футболист, но пока я его еще и в глаза не видел.

Этот дом я приобрел на премиальные за первый год работы. После шести лет прозябания в тесных квартирках в различных районах Лондона разгуливать по лестницам, переходя из комнаты в комнату, было одним наслаждением. Дом был не очень велик, но я его обожал. Когда я его только купил, он являл собой отвратительную смесь оранжевого, черного и коричневого. Везде сплошной плюш, все покрыто пылью. Такого стерпеть не мог даже я. Пришли маляры, результатом их работы я остался доволен. Сейчас дом стал светлым и каким-то… воздушным, казался даже просторным, поскольку обстановки в нем было раз-два и обчелся, лишь та разнокалиберная мебель, которую я перевез из своей последней квартиры куда меньших размеров.

Я с удовольствием хлебнул пива. Все идет как надо. У меня есть дом. Работа. Карен.

Но что это с ней сегодня? Вроде бы я не говорил и не делал ничего такого, что могло бы ее так расстроить. В самом начале там, на приеме, с ней было все в порядке. Ладно, что бы ни стряслось, я все улажу, не сомневайтесь.

На лестнице послышались шаги.

— Стакан вина?

Она едва заметно кивнула. Я открыл бутылку и налил ей вина. Сел рядом на софу.

— Что с тобой?

Карен молча смотрела прямо перед собой поверх стакана.

Я решил выждать.

— Я его видела, — проговорила она наконец. — Он был там, на приеме.

— Кто?