Мордэкай

Поглядев на меня, она нахмурилась:

— Я собиралась предложить тебе стул.

— Ничего, мэм. — Я прервал ответ, запихнув в себя первую ложку рагу, и сразу же обжёг язык.

Пока я пыхтел и дул, пытаясь остудить рот, на её губах промелькнула лёгкая улыбка, а затем она села. Она осторожно подула на свою первую порцию, прежде чем взять её в рот.

— Дом у вас милый, — сказал я, дожидаясь, пока остынет следующая ложка. — Вижу, о нём заботились.

Она уставилась в свою миску:

— Это был Дэн, он ничего не делал наполовину. Не спешил.

— Не только это, — подал я мысль. — Вижу тут и вашу руку.

— Возможно, — вот и всё, что она сказала.

Потом мы какое-то время молча ели, но почти закончив, я вставил:

— Рагу чудесное. Давно так хорошо не ел. — Это было полу-правдой. Рагу было отличным, но хорошая еда была у меня частым гостем.

— Лучше, чем харолдова стряпня, это уж точно, — сказала она, фыркнув. — Могло быть ещё лучше, но у меня кончается соль, и прочие вещи. Бережливее стала с тех пор, как… — Ручей её слов пересох.

Это было жестоко, но я хотел узнать больше, поэтому закончил фразу за неё:

— С тех пор, как потеряли мужа?

— Ага.

— Если можно спросить. Что случилось?

— Хэйлэм, — был её ответ.

Тут я понял. Он, наверное, был в столице, когда случилась недавняя «гражданская война». Хотя она, конечно, таковой не являлась, но это было лучшим описанием, какое для случившегося сумели найти.

— Он работал в городе?

Она покачала головой:

— Нет, просто кое-что туда вёз. Просто не повезло, что он там оказался не в тот день.

После этого я какое-то время молчал, пока она не забрала и не помыла миски. Она тщательно их убрала, затем пошла к двери в спальню. Начала желать мне спокойной ночи, когда я поддался порыву, и перебил её:

— Как вас зовут?

Он одарила меня суровым взглядом:

— Нового мужа я не ищу. — Спрашивать её имя было нежеланной для неё попыткой перейти к более фамильярным отношениям.

Я поднял ладони:

— Я ничего такого не имел ввиду. Вы просто кажетесь милой леди. Решил спросить.

Её плечи расслабились, а затем она открыла дверь, и зашла внутрь. Прежде чем дверь закрылась, я услышал её ответ:

— Сюза́нн.

— Спокойной ночи, Сюзанн, — сказал я, не зная, услышала ли она меня через дверь.

Я подождал полчаса, прежде чем проверил её состояние. Хотел убедиться, что она была в кровати, прежде чем что-то сделать, но также я не хотел случайно увидеть, как она раздевается. Это был вопрос уважения, хотя она так никогда бы и не узнала, что я смотрел, как она готовится ко сну.

«Мог бы стать величайшим в мире Томом Подглядой», — подумал я про себя, а затем посмеялся над иронией, поскольку я назвался Томом жестянщиком.

Она, похоже, спала в кровати, но я хотел быть уверен, поэтому тихо прошептал слово:

— Шибал. — Заклинание позаботится о том, что спала она поначалу или нет, дальше она не проснётся как минимум час. Затем я облегчённо вздохнул, бросая свою иллюзию.

Моя потёртая одежда исчезла, сменившись мягким охотничьим кожаным костюмом. Простой нож у меня на поясе теперь был искусно сделанным кинжалом, вышедшим из-под рук лучших кузнецов Албамарла, и украшенный эмблемой моего рода, золотым ястребом на малиновой эмали, с золотым ободком. Чары на нём были мои собственные, конечно же. Лезвие было острее любой бритвы, и никогда не тупилось.

Открыв дверь в спальню Сюзанн, я зашёл внутрь, и сел рядом с ней. Благодаря действию моего заклинания она даже не пошевелилась.

— Ты — хорошая женщина, Сюзанн, — сказал я ей. — И я соболезную тому, что случилось с твоим мужем. Жаль, что в этом мире такое творится.

Она меня, конечно, не слышала, но мне всё равно хотелось это сказать. В конце концов, случившееся с её мужем было частично виной моей семьи. Я повторил сонное заклинание, послав её в ещё более глубокое состояние бессознательности, а затем откинул накрывавшее её одеяло.

Она была в ночной рубашке, и потому не голая, но я чувствовал шедший от её тела жар. Возможно, «жар» был неправильным словом — это была её жизненная сила, её эйсар, живая энергия, которая была у каждого. Как обычно, она звала меня, искушала меня, и я снова ощутил старый голод.

Это было то, о чём я никогда никому не говорил — мой самый глубокий стыд. Когда-то я слился душой с шиггрэс, и стал самой пустотой. Я её переборол, и вернул себе человечность, но она оставила на мне свой след, и я всё ещё мог слышать, как она пела мне, когда я переставал обращать внимание. Порой я просыпался ночью от сна, в котором я снова был одним из них, и даже после пробуждения я всё ещё мог чувствовать её холодный озноб, шедший не откуда-то извне, а изнутри.

Я всегда ощущал её рядом с умирающими, но порой, как сейчас, мне о ней напоминало податливое здоровье живых. На этот раз мой голод пробудила лежавшая под моим взглядом женщина.

Оттолкнув тёмные мысли прочь, я протянул руку, и провёл ладонью по её бедру. Послав свой магический взор внутрь, я стал искать, пока не обнаружил то, что уже заметил ранее. У Сюзанн была лёгкая хромота при ходьбе, результат какого-то несчастного случая в её прошлом. Как она сломала бедро, было не моим делом, но срослось оно неправильно.

Запустив руку ей за голову, я заставил онеметь нервы, докладывавшие ощущения её тела её мозгу, а затем использовал свою силу, чтобы осторожно снова сломать её бедро в двух местах. Сделав это, я заново выровнял кости, и срастил их обратно. Завтра будет побаливать, но это пройдёт, и тогда она обнаружит, что хромота её исчезла.

Дальше я заставил онеметь нервы, которые вели к её носу, и его тоже исправил. Годы тому назад я болезненным методом проб и ошибок выяснил, что эти нервы не проходили через позвоночник, как почти все остальные. Дважды такую ошибку не повторяют.

Закончив, я окинул её оценивающим взглядом. Раньше она была милой женщиной, но без кривого носа она станет настоящей красавицей. Не то, чтобы она раньше была уродливой, но быть может, что теперь жизнь у неё сложится получше. Однако будущим управлять я не мог. Нельзя было сказать, что ждёт её в дальнейшем — удача или ещё больше горя. Я надеялся на первое.

Я полагал, что её лицо отечёт, пока будет залечиваться, и задумался, как она будет меня проклинать, когда проснётся. Она, наверное, не осознает, что именно я сделал, пока её нос не вернётся к своим нормальным размером.

Снова накрыв её, я тщательно подоткнул одеяло, как мог бы сделать с одним из своих детей. Затем я ушёл, и тихо закрыл за собой дверь. Снова оказавшись в главной комнате, я взял свой рюкзак, и оставил на столе несколько монет. Это было больше, чем два пенни, которые я обещал, но не настолько больше, чтобы создать ей неприятности.

Идти обратно в деревушку было недалеко, и, оказавшись там, я посетил дом женщины, которую встретил у колодца. Я погрузил её саму и её семью в сон, прежде чем войти. Внутри я довольно быстро отыскал сломанный котелок, и, используя заклинание, крепко приварил ручку обратно. Быть может, то был глупый жест, но я всё равно почувствовал себя лучше благодаря ему.

Её дом был не таким милым, как у Сюзанн, поэтому я оставил в котелке несколько монет, и поставил его на стол в передней комнате, тщательно избегая наступать на её спящих детей, лежавших вокруг него.

Затем я ушёл, и выбрался в лес, шагая без света. Волшебнику редко требовалось освещение для разбирания дороги. Отойдя достаточно далеко, я вытащил из рюкзака кусок ткани, и развернул его на голой земле. На ткани был нарисован узор телепортационного круга.

Используя ещё одно заклинание, я скопировал узор на землю под тканью. Когда я снова её поднял, чтобы упаковать обратно, на земле остался круг, состоявший из чистого света. Эта идея пришла мне в голову лишь недавно, но она делала создание новых кругов гораздо более быстрой задачей. Мне нужно было лишь добавить ключи, и круг будет готов к использованию. Это я проделал с помощью серебряного стило, вытащенного из мешочка у меня на поясе.

Основным недостатком было то, что этот круг просуществует лишь считанные минуты. Он угаснет вскоре после того, как я отбуду, но для моих целей это подходило идеально. Я предпочитал не оставлять никаких доказательств моего присутствия.

Шагнув в круг, я приготовился телепортироваться домой, а затем на секунду замер. Что я скажу Пенни? Я возвращался позже, чем обещал, и, что хуже, я уже поел. Я похлопал по своему животу. Тот был немного больше, чем был в мои более молодые годы.

— Тут, наверное, есть ещё место для добавки, — объявил я деревьям.

Если я съем достаточно, то она, возможно, не осознает, что я совершил акт кулинарной неверности.

Глава 2

Когда я добрался до дома, она ждала меня. Не прямо у дверей, но магическим взором я увидел, как её голова повернулась, когда я вошёл внутрь. Узы с драконом дали моей жене исключительный слух, помимо всего прочего.

Пенелопа Иллэниэл сидела в гостиной, с чашкой чая на столе рядом с ней, и с книгой в руке. Она была не из числа людей, засиживавшихся допоздна, в отличие от меня, поэтому я понял, что ждала она меня.

Бросив шапку на вешалку, я повесил свою куртку, и поприветствовал её.

— Поздно ты, — сказала она, не поднимая взгляда от книги.

— Прости, — попросил прощения я.

Она не отрывала взгляда от страницы:

— А я готовила.

Я дёрнулся. Этого я ожидал, но мне всё равно стало неудобно. Как Графине ди'Камерон, моей жене редко выдавалось готовить дома, как это делало большинство женщин. То, что для них было ежедневной рутиной, для неё было удачной редкостью, особенно теперь, когда все наши дети снова были дома.

— Я всё ещё голоден, — солгал я.

Она подняла на меня взгляд:

— Уже остыло.

— Остывшее или нет, я обожаю всё, что ты готовишь, — ответил я.

— Лжец, — ответила она. — Ты не любишь мои пирожки с мясом.

Я пожал плечами:

— Ну, это справедливо, но я не люблю ничьи пирожки с мясом, так что они не считаются.

Она начала вставать:

— Я тебе подогрею.

Жестом указав ей не подниматься, я направился в кухню:

— Я сам, дорогая. Ты оставайся здесь, а я к тебе присоединюсь.

— Тогда принеси мне ещё чашку чая, — сказала она мне. — На плите уже стоит чайник.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы набрать приличную тарелку еды, которую я ещё был способен доесть. Чай заваривался, пока я это делал, и прежде чем всё это принести обратно в гостиную, я набил себе рот ветчиной. Надежда была на то, что она решит, будто я ел, находясь на кухне, что поможет объяснить, почему моя тарелка не такая полная, как обычно.

Я вернулся, жонглируя своей тарелкой и двумя чашками чая — её и моей.

— Держи, милая, — сказал я, пытаясь говорить через набитый рот.

— Спасибо, Морт, — сказала она, забирая у меня чашку. — Однако тебе не нужно притворяться, что ты голоден. Я уже знаю, что ты поел где-то ещё.

Я одарил её лишённым всякого выражения взглядом:

— Что заставляет тебя так говорить?

Она постучала по своему носу.

Проклятые богами драконьи узы, надо было догадаться. Они улучшили не только её слух, но и все её чувства, не говоря уже о том, что давали ей невероятные силу и скорость. Графиня ди'Камерон являлась одной из самых смертоносных воинов в Замке Камерон, хотя и была обезоруживающе прекрасной.

— Я почуяла запах рагу сразу же, как только ты вошёл, — объяснила она. — Что там было, баранина?

Мне показалось, что кролик, но она, наверное, была права.

— Не уверен, — признался я. — Есть её я не хотел, но мне нужен был повод поддерживать беседу с поваром.

Она засмеялась:

— Очень в этом сомневаюсь. Ты редко встречаешь еду, которую тебе не хочется сожрать.

— Ну, пахла она хорошо, однако я догадывался, что сегодня ты будешь готовить, а твоей стряпне другие и в подмётки не годятся, — ответил я. Строго говоря, это тоже не было правдой. Пенни была отличной кухаркой, но в Замке Камерон была исключительная обслуга, включая поваров. Хотя я искренне предпочитал её готовку, в основном, я не мог утверждать, что у неё всегда получалось лучше, чем у профессионалов, кормивших весь замок.

— Ты — порочный человек, Мордэкай Иллэниэл, — ответила она с блеском в глазах. — Когда только ни раскроешь рот, постоянно и беззастенчиво мне льстишь своими сладкими речами.

Я ответил, жуя большой кусок хлеба, который, наверное, два часа тому назад был гораздо вкуснее:

— Именно так я и заимел четырёх детей.

Пенни подняла бровь:

— Я тебе принесла только троих. Как твои сладкие речи дали тебе четвёртого?

Моя старшая дочь, Мойра, была приёмной. Мы вырастили её как близняшку нашего сына, который был биологически того же возраста.

— Я уговорил Мойру Сэнтир доверить мне её дочь, разве нет?

— Полагаю, ты прав, — сказала Пенни. — И чем твой бойкий язык одарил тебя этим вечером, помимо хорошего рагу из баранины?

Эти слова можно было бы счесть ревнивым вопросом, исходи они от другой женщины. Однако моя жена была не из ревнивых. У неё были недостатки, но ревнивость в их число не входила. Самым большим изъяном в Пенни был её постоянный страх за безопасность её семьи. За последний год она стала трястись над нами ещё больше.

Но я не мог сказать, что дело было в паранойе. Для страха у неё были все основания. За последние несколько месяцев меня похитили, и двое её старших детей пропали, отправившись меня искать. И на всех нас пережитое оставило свои отметины. Наша дочь, Мойра, жила с раной, оставившей тьму в её душе, в то время как наш сын, Мэттью, потерял левую кисть.