Здесь, в реальном мире

Асфальт, о который разбиваются птицы, — тротуар спереди и по бокам, парковка сзади — окружали церковь, как ров.

Как ров.

23

— Вот, смотри, это после вчерашнего дождя, — сказал Вар. Во внутреннем углу парковки стояла лужа дюйма два-три глубиной. — Просто вон тот водосток забит строительным мусором. А мы возьмём и забьём остальные водостоки тоже.

— Да? А сила тяжести? — буркнула Джолин, размазывая слёзы по щекам.

— Что «сила тяжести»?

Джолин взмахнула руками, обводя парковку вместе с дальними углами.

— Как вода удержится с той стороны? И со всех остальных сторон? — Её руки продолжали махать и махать, будто у них истерика и они не могут остановиться.

Вар обернулся к развалинам и тоже взмахнул руками.

— Видишь, сколько обломков? Их тут целые горы, миллионы. Мы построим из них стену. Со всех четырёх сторон. А внутри стены будет ров.

Руки Джолин упали, словно от изумления.

— Что, правда? Мы можем это сделать?

Вар представил: кругом разлилась вода — три фута глубины с задней стороны парковки, — надёжно защищая его замок. Ух ты! Смотри.

Королевские пальмы ободряюще кивали, будто им не терпелось поскорее отразиться в водной глади.

И двое детей решили строить ров, пронёсся закадровый голос у Вара в голове. Справятся ли они с этой задачей?

— Ну, значит, придётся, раз иначе никак, — сказала Джолин.

Вар оцепенел. Он что, произнёс это вслух?!

И тут ему в голову пришла ещё одна мысль, и она была ещё невероятнее. То, что они построят, — это будет не просто ров для птиц.

Это будет громадная ванна, из которой выходят посветлевшими, как монетка после кока-колы. В которой рождаются заново.

И в которой будет святая вода — неважно, как и от чего она святеет, — много воды.

24

Сложность была в том, что тот железный шар, которым рушили церковь, не развалил её на аккуратные отдельные шлакоблоки. Таких отдельных блоков Вару удалось вытащить из завалов с десяток, но на том дело и кончилось. И ещё несколько обломков по два-три блока. А все остальные были намертво скреплены между собой раствором и лежали громадными неподъёмными глыбами, плитами — иногда размером с автомобиль, — и из них торчали гнутые железные арматурины.

Вар наклонился над глыбой из пяти блоков и стал тянуть что было сил. Глыба лежала не шелохнувшись. И, похоже, усмехалась.

— А можно её раскокать на две половины?

— Не здесь, — решила Джолин. — Вон тот пролом в стене слишком большой, нас могут увидеть с улицы. Давай внизу, на парковке.

Вар обвязал глыбу верёвкой, и вдвоём за пять минут они доволокли её до заднего крыльца. Ещё одно титаническое усилие — и глыба, съехав по ступенькам, рухнула на асфальт.

Вар, спотыкаясь, добрёл до ближайшего пятачка травы и тоже рухнул. А занимался бы он любым, неважно каким спортом — у него бы небось наросли хоть какие-то мускулы.

Джолин нацепила защитные очки и воткнула прут в трещину в центре глыбы. Поправила, чтобы стоял вертикально, и подняла кувалду. В какой-то момент — прямо над головой — пещерный молоток в её руках-макаронинах дрогнул. Но Джолин выровняла его и с размаху опустила на торчащий прут. Глыба раскололась надвое.

— У тебя такой вид… — начал Вар, подыскивая подходящее слово. Подыскалось «героический», и это было правильное слово во всех отношениях, но рот испуганно сомкнулся, отказываясь его произносить.

— Да знаю я, какой у меня вид, — отмахнулась Джолин. Она оттянула от лица защитные очки и, скорчив недовольную гримасу, передвинула их на лоб. — Но миссис Ставрос сказала: если я не буду их каждый раз надевать, она заберёт все свои инструменты назад. И не даст мне больше ни одного гнилого банана.

— А? Кто? — одурело спросил Вар: он ещё не пришёл в себя после того, как чуть не сморозил про героический вид тощей девочки, перепачканной в земле.

— Ну, помнишь? Миссис Ставрос, это все мои гнилые фрукты.

— Она человек, — рассеянно пробормотал Вар.

— Ну естественно, человек. Хозяйка рынка, я же рассказывала…

— Я имел в виду, что нельзя так говорить, — сказал Вар и тут же пожалел: он же сам терпеть не может, когда мама начинает его поправлять. А теперь вот Джолин вытаращилась и ждёт объяснений… придётся что-то ей объяснять.

— Ну просто миссис Ставрос и гнилые фрукты — это не одно и то же. Она человек. А гнилые фрукты — это просто вещь. А ты сейчас сказала, что человек — это вещь.

Джолин отпустила кувалду и уселась прямо на асфальт.

— Прости, — промямлил Вар. — Это неважно.

Он подошёл к расколотой глыбе и, ухватившись за тот кусок, что поменьше — из двух блоков, — незаметно глянул на Джолин.

Она продолжала сидеть на асфальте. Пальцы, сжимавшие железный прут, побелели.

— А я и раньше так говорила. Но никто меня не поправлял.

— Да неважно это, честно. Люди вообще часто говорят что попало, особенно когда торопятся.

Вар сомкнул полусогнутые колени и рывком поднял на них обломок шлакобетонной глыбы. Хотел шагнуть, но ноги предательски задрожали. Он бросил обломок и вытер лоб.

— Хорошо, что ты меня поправил, — твёрдо произнесла Джолин, будто он не мямлил своё «неважно», будто его вообще здесь не было. — Потому что люди и вещи — это разное. Вещь можно выкинуть. Лучше, конечно, её на что-нибудь использовать. Но иногда вещь становится мусором. А человек никогда не бывает мусором. Нельзя говорить, что человек — это вещь.

25

Джолин направила рассеивающую струю из шланга вертикально вверх, на перистые листья королевских пальм. От странного «дождя наоборот» пальмы радостно затрепетали и тотчас обрушили ответный дождь на Вара и Джолин, валявшихся внизу.

Пока они прохлаждались в тени, Вар кое-что подсчитал в уме.

— Сегодня с утра мы уже построили пять футов стены, причём со стороны парковки, где стена будет самая высокая. Длина рва по всему периметру — примерно четыреста футов, но вдоль переднего фасада и с боков пойдёт быстрее, там уровень выше, значит, стена может быть ниже. С магазинной тележкой, если ты и правда её добудешь у этой тётеньки из «Греческого рынка», справимся за четыре недели.

— А как насчёт… — Джолин взмахнула рукой в сторону «Рекреации».

— Ну как… — Вар думал, что ответить. Он не собирался вообще не возвращаться в лагерь. Но дело в том, что он совершенно не мог себе представить, как он туда вернётся. — Там, конечно, замечательно. И куча всякой каникуляции. Но я не обязан туда ходить.

Джолин дунула на чёлку и вздёрнула бледную бровь.

— Просто моя бабушка сейчас лежит в больнице. А родителям надо, чтобы они хотя бы из-за меня не беспокоились — ну, что я дома один и мне нечем заняться. А здесь же я не один. И мне очень даже есть чем заняться. Так что им типа всё равно.

— А почему бабушка в больнице, что с ней?

— Упала. У неё перелом шейки бедра… На правом бедре и на левом.

— Почему упала?

— Ну как почему… Нипочему. Просто упала.

— Люди не падают просто. — Джолин сняла шляпу и помахала ею в воздухе. — Так не бывает, что стоишь-стоишь, и вдруг — бац, и ты уже лежишь, и кости сломаны. Что-то сначала должно случиться. Что случилось?

— Я… не знаю, меня там не было. — Вар отвернул голову. На него вдруг накатило непонятное гадливое чувство: словно он приподнял камень — а под камнем шевелятся личинки, полным-полно.

Он там был. Но он был в бассейне, под водой, ждал, пока загорятся какие-то дурацкие огоньки. Может, с Велика-Важностью и правда что-то случилось? Из-за её состояния, в смысле старости? И он должен был её защитить?

Он перекатился на бок и вырвал клок травы.

— У неё двойной перелом, и ей пришлось заменить два тазобедренных сустава. Всё.

Джолин подпёрла голову локтями и скинула на траву зеркальные очки. Глаза у неё странно заблестели, от чего Вар почувствовал себя ещё гаже.

— А с теми что сделали?

— С кем — с теми? — Хотя он уже понял, о чём она спрашивает.

— С её старыми суставами. Которые заменили на новые. Куда потом девают части людей? Странно, что я раньше об этом не задумывалась.

— Что-то с ними делают, наверное. Неважно. Пора дальше работать, вставай.

— Неважно? — От такого глубокого невежества Джолин выпучила глаза. — А кое-где, между прочим, всё, что уже не нужно, просто бросают, оставляют грифам и крысам. Ничего, если с бабушкиными суставами так? Или если их свезли на свалку? А по свалкам шастают всякие люди, выискивают, что бы продать. И как, ничего, если старые бабушкины суставы кто-то откопает и выставит на продажу?

— Да нет, это совсем какой-то ужас, не может такого быть.

— А, ну да, я забыла: некоторые у нас живут в Волшебной Стране Справедливости. — Она откинулась назад и закрыла лицо шляпой. — А здесь, в реальном мире, бывает, что и ужасы случаются.

Вар вскочил.

— Всё, отдохнули. Работаем дальше.

26

После этого Вар перестал разговаривать с Джолин и до следующего перерыва демонстративно не произнёс ни слова — чего она, кажется, вовсе не заметила. Но когда она собрала инструменты и, забросив их в живую изгородь, направилась к подъездной дорожке, он понял, что не хочет оставаться один.

— Эй… ты домой, обедать? Я подожду.

— Не домой. — Наклонившись, она вытянула из кустов мусорный мешок. Потом кивнула на компостные кучи. — За кормом для компоста.

— Я с тобой.

— Нет. — Она помотала головой и ушла.

Вар, хотя ему и не хотелось есть, достал свой ланчбокс и полез на башню. Вяло сжевал подсохшие бутерброды с арахисовым маслом; выпил сок, горячий как суп.

Банан на жаре покоричневел. Вар перебросил его через стену башни и, глядя, как он летит вниз, вспомнил слова Джолин: Люди не падают просто. С Велика-Важностью что-то случилось.

На последней, одиннадцатой странице своего доклада Вар поместил написанный от руки Рыцарский кодекс чести. Его пришлось столько раз переписывать, чтобы всё встало ровно как надо, что Вар успел запомнить все тринадцать правил. Правило три гласило: Уважай тех, кто слаб, и становись всегда их защитником.

Он не стал защитником собственной бабушки, когда она была слаба. «Велика-Важность, я вижу, ты сегодня плохо себя чувствуешь, — вот что он мог бы ей сказать. — А ты ведь в таком состоянии. Ну то есть в таком возрасте. Давай вызовем тебе врача».

Кто ему мешал?

Королевские пальмы по ту сторону парковки поникли, как будто им было за него стыдно. Зато ниже росла стена, и она давала ему надежду. Скоро ров, в котором перерождаются, наполнится водой. И он сможет родиться заново. На этот раз он родится не только нормальным ребёнком, но таким ребёнком, который заметит, когда его бабушка будет плохо себя чувствовать. И который обязательно что-нибудь с этим сделает.

27

Спустя неделю всё вошло в колею, и дни стали похожи один на другой.

Утром, когда три королевские пальмы затеняли папайи, Вар помогал Джолин с садовыми работами. Пока он копал, Джолин читала ему лекции по истории переработки мусора. Иногда она опять начинала строить дикие предположения о том, что сделали со старыми тазобедренными суставами Велика-Важности, но Вар её просто обрывал. Всё остальное его вполне устраивало.

На первых папайях уже завязались плодики; вторая смена, перебравшись из тесных жестянок в хороший, жирный компост, радостно топырила во все стороны свежие зелёные пёрышки. К освободившимся сорока семи чипсорешковым банкам добавилось тридцать новых, Джолин гвоздём продырявила им днища и посадила в каждую по семечку. И все семьдесят семь новеньких папай уже начали поднимать из земли крохотные головки, будто желали поскорее увидеть, что тут за веселье.

Потом тень уползала, и наступало время стены.

Когда Вар впервые предложил Джолин свой солнцезащитный крем, она глянула на него так, словно он протягивает ей тюбик тёплой слюны; но скоро она, как и он сам, привыкла и, кажется, стала получать удовольствие от летучего кокосового запаха.

Они обматывали обрушенные куски стены верёвкой, вместе подтаскивали их к ближайшему пролому и спихивали вниз. Шланг был всё время под рукой: когда плывущий от развалин жар иссушал горло до состояния наждачной бумаги, они открывали кран и долго пили горячую, резиновую на вкус воду.