Не разлей вода

– Нет. Собака – член моей семьи. Он будет отвечать за то, что попытался совершить.

В то же время в семье Кочиных происходили тревожные события. Внезапно заболела жена Татьяна. Сначала все списывали на произошедшее и на стресс, который вызвала история с выстрелом. Но шло время, выписывали лекарства, отправляли в санаторий, а самочувствие только ухудшалось. Кочин встревожился не на шутку и подключил самых лучших специалистов. Он даже предложил жене сменить место жительства.

– Давай уедем отсюда? Чтобы не вспоминать, не видеть этих Батениных. И все пойдет своим чередом, все будет так, как раньше.

Жена улыбнулась и покачала головой:

– Мне это не поможет, а Аля уже привыкла к дому и к месту. Сейчас это будет еще один стресс. И потом, она начала уже все забывать. Надо ли ее будоражить?

– Как знаешь, – вздохнул Олег Петрович. Ради здоровья жены он согласился бы переехать на Марс с его суровой околопланетной атмосферой.

Они остались. Жили тихо, обособленно. Кочин ждал суда, Татьяна боролась с болезнью, Аля пока училась дома. Когда же случилось неизбежное, Татьяну похоронили на знаменском кладбище под огромными кряжистыми соснами. Аля выслушала объяснения отца, поплакала, а потом привыкла к пустоте в «маминой комнате». Гуляла она теперь с отцом, уроки делала с ним, смотрела мультфильмы, читала книги – всегда он был рядом. А Кочин очень переменился – из веселого, очень мобильного и легкого человека он превратился в молчаливого и мрачного. Оживал он только рядом с дочерью. Забегая вперед, надо отметить, что очень много времени потребуется Олегу Петровичу, чтобы стать прежним. И человек, который поспособствовал этому, встретился ему, когда дочь Аля уже выросла. Звали этого человека Анастасия. Это была та самая рыжеволосая молодая женщина, которую мы встретили в самом начале этой истории.

Тем временем приближалось время суда. По вечерам, приехав с работы, Кочин подолгу задерживался в своем кабинете – он раз за разом прокручивал те давние события и готовил себя к встрече с Батениным в зале суда. Надо сказать, что соседи теперь не виделись вообще. Как, каким образом Батенину и его семье удавалось почти бесшумно жить, Кочин не знал. Факт оставался фактом – большой соседский дом, откуда раньше доносились громкие, чуть сварливые голоса Батениных и озорные мальчишеские выкрики, был непривычно тихим, по вечерам там почти не горели огни. За три года, пока шло следствие, жизнь соседей переменилась круто и безвозвратно.

Одним погожим утром Олег Петрович открыл глаза и посмотрел в окно. В окне была осень. Неяркая пока, с пожухлой листвой и коричневыми травами. В большое окно спальни был виден двор, часть поля и то самое дерево, под которым они так любили отдыхать вчетвером – он, Татьяна, дочь и Бублик. Кочин долго смотрел на раскидистые ветви, а в душе у него все болело. «Без Тани плохо. И мне, и Але. Если бы не эта история… То, что она пережила, испуг, шок – может, это все и спровоцировало болезнь. Ах, если бы можно было убить этого Батенина собственными руками!» Кочин даже застонал от ярости. Он и представить себе не мог, что жестокая выходка одного человека испоганит жизнь стольких людей! «Ушла Татьяна, плохо мне, страдает Аля. Батенины… тоже… Да что про них! Поделом им!» – думал он, не отрывая взгляда от серого неба. Олег Петрович решил, что на работу он сегодня не поедет. Он останется дома, и они с Алей и Бубликом пойдут гулять к реке. Пусть на них смотрят Батенины из того самого окна, из которого целился отец семейства. Пусть они видят, что Кочины ничего не боятся и все помнят!

Олег Петрович быстро привел себя в порядок и спустился вниз. Там его ждала дочь.

– Папа? Ты почему не на работе? И у тебя пятно на этом свитере.

– Ничего, что пятно, – отмахнулся отец, – бросай занятия, зови Бублика, на речку пойдем. На наше место.

– На наше место? – с сомнением произнесла Аля. Она знала, что туда ей не разрешают ходить. И отец там не бывал с тех пор, как случилась та история.

– Да, это наше место. И мама его любила. Пойдем проведаем его.

– Пойдем, – улыбнулась Аля.

Через несколько минут они выходили за ворота. Бублик гарцевал конем, уши его трепались на ветру. Кочин шел решительным шагом, всем видом показывая, что ничего странного или неожиданного в их прогулке нет. Аля сохраняла спокойствие. Она, в свои восемь лет, была сдержанной, словно взрослый человек. Олег Петрович подозревал, что внутри скрываются сильный характер и нежная душа. И это сочетание свойств ему очень нравилось.

– Отпусти Бублика с поводка. Пусть побегает, – сказал Кочин, когда они подошли к полю.

– Ты думаешь? – неуверенно произнесла Аля и оглянулась на окна Батениных.

– Уверен, – спокойно ответил Кочин.

Аля отстегнула поводок, Бублик не поверил своему счастью, пару раз оглянулся на хозяев, приглашая побежать вместе.

– Ну иди, иди, играй, – улыбнулся Олег Петрович. Бублик что-то буркнул и молнией полетел по траве.

– Он такой счастливый, – сказала Аля, – во дворе особенно не побегаешь.

– У нас огромный двор. И, скажу по секрету, станет еще больше.

– Как это? – удивилась Алла.

– А я хочу купить участок и тот дом, что стоит за нами. Я уже даже хозяевам написал. Они согласны. Остались формальности.

– Это здорово, но зачем нам так много места?

– Зачем? – задумался Олег Петрович. – Ну, например, ты вырастишь, выйдешь замуж. Или просто тебе захочется жить отдельно. И мы там построим новый дом. Для тебя.

– А я хочу жить с тобой.

– Ты еще не выросла. Поэтому так и говоришь. Но в любом случае мы будем рядом. Вместе. Теперь понимаешь, для чего я покупаю еще один участок?

– Понимаю, – вздохнула Аля. – Папа, а ты скучаешь по маме?

– Очень, – вздохнул Кочин, – я уже не помню, как она болела. Я помню ее сильной, красивой.

– Я тоже. Так лучше, чем помнить болезнь.

– Несомненно, – кивнул Кочин.

Они шли, разговаривали, покрикивая на Бублика, который то и дело исчезал с горизонта. Свернув к реке, они внезапно увидели две фигуры. Одна выше другой, чуть сутулые, они брели в сторону леса с корзиной в руках.

– Батенины, – прошептала Аля.

– Откуда ты знаешь? – тихо спросил Олег Петрович. Что-то очень жалкое было в этих силуэтах. Да еще осенний день, ветер, безрадостное поле.

– Я их видела из окна. Это они. Старший и младший. За грибами их отправили.

– Почему? Зачем?

– Папа, осень. В наших лесах много грибов, – удивилась Аля.

– Зачем их за грибами отправили?

– Ну как? Чтобы есть, – совсем растерялась от отцовской непонятливости девочка.

– А школа? Они же в школе должны быть! – теперь уже рассердился Кочин.

– Папа, я не знаю. Значит, они в школу не ходят. Еще я слышала, что на улице их дразнят, что отец в тюряге сидеть будет.

– В тюрьме, – машинально поправил Алю Олег Петрович, а потом повторил: – В тюряге…

Олег Петрович смотрел на младших Батениных. Сложением сыновья были в отца. Широкие, крупные. Но на большом поле и на расстоянии они выглядели мелкими и жалкими. И в их походке было что-то такое обреченное, что Кочину стало не по себе.

– Аля, давай свернем. Не хочу идти за ними, – сказал он.

– Давай, – быстро согласилась чуткая Аля, – они же ни в чем не виноваты, – добавила она, тем самым усугубив сумрачное настроение отца.

Кочин и Аля свернули и пошли узенькой круговой тропинкой. Когда они подошли к тому самому дереву, где когда-то отдыхали все вместе, выглянуло солнце. Осеннее тепло было робким, но округа стала выглядеть веселее. Кочин подошел к дереву, скинул куртку и уселся на нее, облокотившись о ствол.

– Смотри, ничего здесь не изменилось, – сказал он негромко.

– Нет, все не так уже, – покачала головой Аля.

Олег Петрович и сам понимал, что все не так. Но с этим «все не так» придется жить. «А как жить? Аля растет. Для нее эта история не пройдет бесследно. И все, что случилось и случится сейчас на суде, ляжет на ее плечи. И всю жизнь будет с ней», – думал Кочин. Настроение у него испортилось окончательно. И затея прийти сюда, на «их место», оказалась плохой. Его настроение передалось дочери. Даже Бублик больше не гонял мышей-полевок, а чинно бежал рядом.

А через два дня Кочин отозвал иск. Адвокат примчался в Знаменку и страстно вращал темными очами:

– Такой случай! Такой неприятный человек! И реально виноват! Ваша жена так тяжело это перенесла! А ваша дочь…

Кочин слушал адвоката спокойно, а потом ответил:

– Мое решение окончательное. Я отзываю иск. Но сделаю это на суде, в присутствии свидетелей. И выступлю с речью. Вам поручаю донести это до сведения судьи и организовать все это… ну, как полагается…

Адвокат только развел руками.

⁂

Суда не было. И Батенины долго не могли в это поверить. Только месяца через полтора постучала Людмила Батенина. Кочин в это время обсуждал с рабочими строительство и благоустройство нового участка. Как Олег Петрович и обещал, он купил соседнюю землю, располагающуюся «на задках», как говорили в Знаменке. Со строительством еще одного дома он не спешил, но расширил и благоустроил старый. Теперь это был не дом, а настоящая усадьба.

Людмила Батенина, войдя, цепким глазом охватила перемены, что-то завистливое шевельнулось в ней, но она одернула себя: сейчас она здесь затем, чтобы поблагодарить Олега Петровича.

– Спасибо вам, – произнесла Батенина, когда Кочин подошел к ней.

– Не за что, – автоматически произнес тот и, опомнившись, сказал: – Передайте вашему мужу, чтобы тот никогда не попадался мне на глаза, чтобы никогда и нигде не вздумал перейти мне дорогу. Передайте ему: я его уничтожу, если он хоть подумать посмеет, как задеть меня и мою семью.

– Что вы, – запричитала Людмила, – это такой урок, такой урок! Вы даже не сомневайтесь! Никогда, никогда!

– Да, пожалуйста, вы уж предупредите его. И знайте, я уверен, что именно он стрелял в нашу собаку. И я его не простил. И не прощу. А иск я отозвал только из-за ваших сыновей. Мне их жалко стало. У меня дочь, и я представил, каково это… Одним словом, передайте ему все. И я не хочу общаться с вашей семьей. Считайте, что соседей у вас нет.

– Да, да, – Людмила была совершенно подавлена. Она даже уходила, пятясь, как в старину уходили слуги от господ.

Кочин вернулся к рабочим и постарался не думать о Батениных. Отказ от суда дался ему нелегко, но он помнил две жалкие фигуры с корзинами для грибов и еще чувствовал, что дочь жалеет ни в чем не повинных соседских мальчишек.

– Папа, ты такой добрый и такой… Мама всегда говорила, что ты очень добрый, – стесняясь своих эмоций, проговорила Аля, когда узнала о решении отца.

– Мама так говорила? – рассеянно переспросил Кочин и вдруг понял, что его беспокоит. Откашлявшись, он обратился к дочери: – Аля, мне тяжело здесь оставаться. Соседство этих людей мне неприятно. Но… Но мама хотела, чтобы мы остались здесь. И этот дом мне дорог – с него все начиналось в Москве. И здесь мы были счастливы, планы у нас были. И мы чувствовали, что тебе нравится эта река, это поле… Одним словом, мы не уедем отсюда. Но у меня к тебе просьба.

– Да, папа, – Аля понимала, что отца что-то беспокоит и надо быть внимательной. Ей было всего одиннадцать лет, но случившееся в семье сделало ее взрослой. Кочин это понимал, поэтому всегда обращался с ней как со взрослым человеком. И сейчас он серьезно сказал:

– Обещай мне, что ты никогда не будешь общаться с нашими соседями. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Их для нас не существует.

– Папа, что, даже не здороваться? – спросила Алла. Ее испугало лицо отца.

– Даже не смотреть в ту сторону, – твердо сказал Кочин.

– Ох, папа! – Аля бросилась к нему. – Перестань так переживать. Все закончилось. Все! Давай забудем об этом.

Кочин обнял дочь и подумал, что он забыть не сможет, а вот она, да, вырастет, и все это потускнеет, побледнеет. В ее жизни не будет этого ужаса. В ее жизни останется могила матери под знаменскими соснами, река, поле. В ее жизни будет будущее – встречи, знакомства, любовь… Много интересных путешествий. «Наверное, это хорошо, это правильно. Жить с почерневшим сердцем нельзя. Но…» – Олег Петрович вздохнул.

– Аля, давай ужинать? Скоро совсем стемнеет, а мы хотели с тобой еще прогуляться, – улыбнулся он.

Людмила Батенина вернулась домой в слезах.

– Я тебе говорила… Я же тебя предупреждала – остановись! Дались тебе эти Кочины… – набросилась она на мужа.

– Да ладно… – поморщился он. Видно было, что страх его еще не оставил. И он до конца не верил, что суда не будет и что Кочин отозвал иск. «Вот увидишь, этот хорек ловкий ход сделал. Только я расслаблюсь, а он что-то придумает», – говорил он жене. Та тоже не сразу поверила в происходящее, но теперь, после визита к соседям, поняла, что они, Батенины, не прощены, но суд им не угрожает. Поэтому она дала волю своему гневу:

– Что «да ладно»?! Ты не ладь. Ты в руки голову возьми и задумайся, к чему упертость твоя может привести! И детям жизнь бы испортил!

– А что им-то? – вскинулся Батенин. – Они дома остались бы…

– Ты дураком прикидываешься? – разошлась Людмила. Она уже не держала себя в руках. – Да мальчишкам знаменские прохода не дают. Припоминают твою выходку! Ах ты дурак злобный…

Батенин покраснел и приподнялся со стула.

– Отец, сядь и кулаки спрячь. Мама, и ты успокойся, – вдруг раздался голос.

Людмила оглянулась. Голос принадлежал старшему сыну, Сергею. Она только сейчас поймала себя на мысли, что это был голос взрослого человека.

– Ты чего это? – изумился Батенин.

– Вы прекращайте лаяться… То есть ругаться. Достали своими воплями. Все, проехали… Закрыта тема, и Кочину этому огромное спасибо. Ты бы, отец, лично сходил к нему. Поблагодарил.

– С чего… – завелся опять Батенин.

– С того, что виноват. Я знал это. Еще потому, что Мишка опять мочится в постель… От нервов… А лет ему немало… Ваш младший сын не спит уже какой месяц, а вы заняты черт знает чем. Мишка кричит опять во сне. Его обзывают… И меня тоже… Но мне по фигу… А вот он психует… Он у вас уродом станет так… Все. Теперь в доме будет тихо…

Сергей повернулся и вышел. В кухне повисла тишина. В этот момент Егор Батенин, злой, черствый самодур, вдруг понял, что перестал быть хозяином в собственном доме. Хозяином стал этот мальчишка пятнадцати лет. Его сын, которого он учил хозяйничать, экономить, которому мечтал оставить свой большой дом, участок в двадцать соток и часть картофельного поля за рекой. И которого хотел пристроить водителем к одному состоятельному человеку.

– Что ты, собственно, против отца имеешь? – запоздало прокричал Батенин.

– Ничего. Я хочу, чтобы в доме было спокойно. Хочу, чтобы Мишка перестал психовать. И еще, раз уж заговорили. Я в институт пойду после школы. Это я тебе заранее говорю, чтобы ты потом не орал.

– Какой институт? – вышла из кухни Людмила. – У нас денег не хватит… Надо столько всего сделать. Вон, забор высокий ставить… Тот, который с Кочиными.

– Это еще зачем? – удивился Сергей.

– Я обещала, что никогда с ними не пересечемся, не заговорим. И вообще. Нас для них нет. Так, отныне пустое место.

И, не удержавшись, чтобы то ли мужа уколоть, то ли от внутренней зависти, добавила:

– У них все богато. Земли теперь много. Дом с пристройками. Все в цветах…

– Так и сказал? – перебил ее сын. – Чтобы никогда не общались и не пересекались?

– Да, сынок, так и сказал… – вздохнула Людмила.

Сын молча повернулся и скрылся в своей комнате, со всей дури хлопнув дверью.

Батенины-старшие переглянулись. В их доме, в их жизни продолжали происходить события, значение которых они пока понять не могли.