Как король Эльфхейма научился ненавидеть истории

К прибытию королевы Орлаг и принцессы Никасии главный зал украсили синей тканью. Блюда с охлажденными устрицами и мелкими креветками покоились на подносах со льдом, рядом с медовыми сотами и овсяными лепешками. Музыканты разучили песни подводного народа, и эта музыка казалась Кардану странной.

Он был одет в дублет из синего бархата. Уши принца украшали золотые серьги, а пальцы были унизаны кольцами. Его волосы, темные, как плод дикой сливы, вились у лица. Глядя на лица придворных, он понимал, что они видят перед собой незнакомца, привлекательного и в то же время пугающего. Это чувство пьянило не хуже крепкого вина.

Королевская процессия напоминала армию, готовую к завоеваниям. Прибывшие были облачены в доспехи из зубов, костей и кожи, а во главе стояла сама королева Орлаг в наряде из чешуи ската и с жемчужинами в черных волосах. На ее шее висела нижняя челюсть акулы.

Кардан наблюдал за тем, как королева представляет свою дочь Верховному Королю. У девушки были темные волосы цвета морской волны, собранные коралловыми гребешками. Платье принцессы было сделано из серой акульей кожи, и по ее быстрому реверансу было ясно, что она не привыкла сомневаться в собственной значимости. Ее взгляд скользил по залу с нескрываемым презрением.

Кардан смотрел, как Балекин устремился к принцессе и завел шутливую, очаровательную беседу, полную комплиментов. Девушка смеялась в ответ.

Принц Кардан вцепился зубами в сырую извивающуюся креветку, но вкус оказался отвратительным. Он сплюнул на грязный пол. Один из стражников Подводного мира бросил на него грозный взгляд, словно принц только что нанес ему оскорбление.

Кардан изобразил неприличный жест, и стражник отвернулся.

Он набрал себе полную тарелку овсяных лепешек, политых медом, и как раз принялся макать их в чай, когда возле него вдруг появилась принцесса Никасия.

– Должно быть, ты принц Кардан, – сказала она.

– А ты принцесса рыб, – фыркнул он. Пусть знает, что он ни капли не впечатлен. – Которую все здесь готовы носить на руках.

– Ты очень груб, – сказала она. Краем глаза Кардан заметил принцессу Силию. С развевающимися за спиной шелковыми волосами, она спешила предотвратить международный скандал, который мог возникнуть по вине ее младшего брата, но было уже слишком поздно.

– У меня еще много разных качеств: одно хуже другого.

К его удивлению, эти слова вызвали у подводной принцессы очаровательную, ядовитую ухмылку.

– Неужели? Это просто замечательно, потому что все остальные кажутся мне невероятно скучными.

И тут ему все стало ясно. В венах дочери грозной Орлаг, способной править жестокими и бесконечными глубинами Подводного мира, с самого рождения текла ледяная кровь. Конечно, она ненавидела пустую лесть и презирала раболепную суету его братьев и сестер. Он ухмыльнулся в ответ, оценив ее шутку.

В этот момент к ним подоспела Силия. Рот принцессы был открыт, словно она готовилась сказать что-нибудь, что могло бы отвлечь почетную гостью от ее проклятого младшего брата, который мог оказаться вовсе не таким дрессированным, как они все полагали.

– О, пойди прочь, Силия, – Кардан отмахнулся от старшей сестры, прежде чем она успела сказать хоть слово. – Ты утомляешь морскую принцессу.

Силия быстро захлопнула рот, и на ее лице появилось нелепое, удивленное выражение.

Никасия засмеялась.

Несмотря на обаяние и прочие неоспоримые достоинства старших принцев и принцесс, именно Кардан выиграл расположение морской принцессы. Это была первая победа в его жизни.

Когда Никасия выделила Кардана среди прочих, к нему потянулись и другие фейри. Наконец вокруг него образовалась небольшая группа юных негодяев. Вместе они рыскали по островам Эльфхейма в поисках неприятностей. Они превращали древние гобелены в жалкие лоскуты и устраивали пожары в Кривом лесу. Они доводили преподавателей дворцовой школы до слез и запугивали придворных.

Валериан любил жестокость так же сильно, как некоторые фейри любили поэзию.

У Локка был неутолимый аппетит к увеселениям, а также целое поместье, где они могли творить все, что им вздумается.

Никасия презирала сушу и всех ее жителей, а потому еще больше желала заставить весь Эльфхейм склониться перед ней.

А Кардан, во всем копирующий старшего брата, научился использовать свой статус, чтобы заставить народ расшаркиваться и унижаться, кланяться и умолять. Он наслаждался ролью злодея.

Злодеи были потрясающими. Они могли быть жестокими и эгоистичными, могли прихорашиваться перед волшебными зеркалами, отравлять яблоки и заключать беспомощных девушек в стеклянных горах. Они потакали своим самым низменным порывам, мстили за малейшее оскорбление и получали все, чего желали.

Конечно, в итоге они оказывались в бочках, утыканных гвоздями, или умирали в мучениях и позоре, танцуя в раскаленных железных туфлях на потеху толпе.

Но, прежде чем получить заслуженное наказание, они были милее, румяней и белее всех на свете.

IV. Принц Эльфхейма приносит мотыльку выпивку

Принц Кардан вовсе не чувствовал себя по-злодейски, пересекая море на спине огромного мотылька одним поздним вечером. Раньше этот мотылек из Кривого леса принадлежал его матери и был приручен с помощью меда и вина.

Когда его мать оказалась в Башне Забвения, мотылек остался не у дел и легко согласился служить Кардану в обмен на несколько глотков медовухи.

Из-за пыльцы, сыпавшейся с его крыльев, принц начал чихать. Он проклинал мотылька, свою необдуманность, а больше всего – человеческую женщину, отчаянно цепляющуюся за его талию.

Кардан убеждал себя, что это всего лишь розыгрыш, устроенный в отместку за жестокое обращение старшего брата, но дело было серьезное. Он украл одну из служанок Балекина.

Кардан совершенно точно не спасал эту женщину и клялся себе, что больше никогда не сделает ничего подобного.

– Думаю, ты знаешь, что я от тебя не в восторге, – хмуро сказал он, обращаясь к Маргарет.

Она не ответила. Кардан не был уверен, что она вообще услышала его из-за шума ветра.

– Ты дала Балекину обещание. Глупое, но все же обещание. Ты заслужила… – Он не мог выдавить из себя остаток предложения. «Ты заслужила все, что с тобой произошло». Это была ложь, и хотя народ умело хитрил и сбивал с толку – ни один фейри не мог сказать того, что не являлось правдой.

Кардан поднял глаза: звезды с осуждением смотрели на него с ночного неба.

Принц хотел крикнуть им, чтобы они не смели думать, будто он какой-то жалкий слабак, но не был уверен, что эти слова не застрянут у него в горле.

В присутствии смертных слуг ему всегда становилось не по себе.

Их пустые глаза и потрескавшиеся губы. Они не были похожи на близняшек из дворцовой школы.

Он подумал об одной из них: как она склонялась над книгой, убирая прядь каштановых волос за ухо. Странное, округлое ухо.

Он подумал о том, как она смотрела на него, подозрительно нахмурив брови.

Насмешливая и осторожная. Яркая. Живая.

Он представил ее в роли одной из этих одурманенных служанок, и на него нахлынуло странное, непонятное чувство: страх и в то же время какое-то ужасное облегчение. Заколдованный человек не мог смотреть на него таким взглядом, как у нее.

Мотылек устремился к электрическим огням береговой линии, и Кардана накрыло очередное облако пальцы. Новый приступ кашля отвлек его от размышлений.

– Приземлись на пляже, – задыхаясь, выдавил он.

Хватка Маргарет на его талии стала еще крепче. Казалось, что она пытается зацепиться за одно из его ребер. Его хвост, зажатый между ними, был изогнут под странным углом.

– Ай! – воскликнул Кардан, но Маргарет снова проигнорировала его недовольство.

Мотылек опустился на черный валун, частично ушедший под воду и покрытый белыми морскими улитками. Соскользнув со спины насекомого, принц Кардан приземлился на мелководье и промочил свои нарядные сапоги.

– Что со мной будет? – спросила Маргарет, глядя на него сверху.

Когда они покидали Эльфхейм, Кардан сомневался, что ему удалось развеять наложенные на женщину чары, но, судя по всему, она снова обрела способность ясно мыслить.

– Откуда мне знать? – сказал он, неопределенно указывая куда-то в сторону берега. – Чем вы, люди, обычно занимаетесь в мире смертных? Придумай себе какое-нибудь занятие.

Маргарет неловко слезла со спины мотылька и побрела к берегу, рассекая прибрежные волны. Остановившись на суше, она сделала глубокий, жадный вдох.

– Так это не обман? Не очередная злая шутка? Я правда могу идти?

– Иди, – сказал Кардан, отмахиваясь от нее обеими руками. – Скатертью дорога.

– Но почему именно я? – спросила женщина. Она не была самой молодой или самой старой. Она не была самой сильной и даже не самой жалкой. Они оба знали ту единственную причину, которая выделяла Маргарет из серой толпы слуг, и эта мысль не приносила удовольствия ни одному из них.

– Потому что я видеть тебя не могу, – сказал Кардан.

Женщина бросила на него изучающий взгляд и облизнула потрескавшиеся губы.

– Я никогда не хотела… – Заметив выражение его лица, Маргарет умолкла на полуслове. Это произвело на Кардана странное впечатление, словно она пыталась копировать манеру народа, когда они начинали предложение и вдруг вспоминали, что не могут солгать.

Но это было не важно. Он мог бы закончить фразу за нее:

«Я никогда не хотела тебя бить. Ты же знаешь, что я была околдована твоим братом. Балекин обожает наказывать других с помощью унижения, а что может быть более унизительным, чем получать побои от рук смертного? Но, конечно, я тебя ненавижу. Я ненавижу вас всех за то, что вы украли у меня жизнь. И какая-то часть меня наслаждалась твоей болью».

Маргарет еще раз внимательно посмотрела на него. Его черные кудри наверняка растрепались на ветру, а острые кончики ушей напомнили ей о том, что он не был смертным юношей, пусть и выглядел очень похожим на человека.

Наконец она развернулась и пошла по пустынному ночному пляжу навстречу городским огням. Он смотрел ей вслед, чувствуя себя измотанным, разбитым и глупым.

И одиноким.

Глядя на ее удаляющуюся фигуру, ему хотелось крикнуть, что он не слабак и чтобы она не смела его жалеть. Что это она жалкая. Что она – ничтожество, а он – принц.

Кардан побрел обратно к огромному мотыльку, но насекомое отказывалось лететь обратно в Эльфхейм, пока он не сходил в ближайший продуктовый магазин, превратив листья в человеческие деньги, и не купил там целую упаковку светлого пива.

Затем он вылил содержимое всех шести бутылок на землю и принялся ждать, пока насекомое вдоволь напьется из этой пенной золотистой лужи.

V. Принц Эльфхейма немного обеспокоен

В первую очередь он заметил странный изгиб ее ушей. В ее щеках и губах было что-то округлое и мягкое, а ее тело выглядело крепким, словно оно стремилось обозначить свое весомое присутствие в этом мире.

Каждый ее шаг оставлял в лесу заметные следы.

Она не умела двигаться тихо и осторожно, чтобы не потревожить ни единого опавшего листа или сухой ветки. Кардан самодовольно наблюдал за тем, как плохо ей удаются даже такие простые вещи.

Уже позже он с содроганием вспоминал об отпечатках ее ботинок на влажной земле, словно она была единственным реальным существом в краю призраков.

Кажется, Кардан видел ее и раньше, но только во время занятий в дворцовой школе он по-настоящему присмотрелся к человеческой девчонке. Он заметил ее юбки, заляпанные грязью, и полуразвязанные ленточки в ее волосах. Он увидел ее сестру-близнеца, ее двойника, словно одна из них была подменышем фейри, а вовсе не человеком. Он видел, как они перешептываются во время еды, улыбаясь своим тайным шуткам. Он видел, как она говорит с преподавателями, словно у нее было право получать эти знания и сидеть здесь, среди лучших представителей народа, время от времени утирая им нос своими правильными ответами. Она умело обращалась с мечом: генерал лично обучал ее искусству сражения, словно она была его родной дочерью, а не внебрачным отпрыском неверной жены.

Когда они впервые сошлись в бою, человеческая девчонка оказалась так хороша, что он почти поверил, будто она может его победить.

Семена его ненависти зацвели и распустились ядовитыми цветами. К чему все эти усилия? Она все равно ничего здесь не добьется. Это не ее мир.

– Смертные, – говорила Никасия с легкой полуулыбкой на губах.

Он никогда не прилагал столько усилий. Никогда ни к чему не стремился с таким упорством.