Помоги проекту - поделись книгой:
Ноября
25 дня 1741 года»[22]
Документ замечательный во многих отношениях. Прежде всего обратим внимание на то, как грамотно обоснована необходимость смены власти: Иоанн VI, не названный по имени, — младенец. Что с него взять? Управление страной регентами при нем, также не названными по имени (их, как и царя-младенца, надлежало как можно скорее забыть), привело к «беспорядкам», «беспокойствам и непорядкам» как во внешней, так и во внутренней политике, из чего возникла угроза «разорения всему государству». Многократно, настойчиво повторяется мотив, как сказали бы в советское время, «идя навстречу пожеланиям трудящихся». При этом не забыты не только светские и духовные лица, но и армия, гвардейцы. Так сказать, заявлено единство армии и народа. Заявлено и право по крови на престол: Елизавета не десятая вода на киселе, а как-никак дочь Петра Великого. Всё правильно, всё законно. А стране нужен порядок. Обывателям оставалось только поздравлять друг друга, обниматься, лобызаться и проливать слезы радости.
Елизавете Петровне предстояло царствовать 20 лет. В это время Барков станет подростком и юношей, будет учиться в Александро-Невской семинарии, а потом, по представлению экзаменовавшего его Ломоносова, — в Академическом университете, трудиться в Академической типографии и в Академической канцелярии. В это время Барков начнет писать стихи…
Какой была Елизавета Петровна? Ее несравненная, ослепительная красота запечатлена живописцами. О ней писали современники. Екатерина II, рассказывая в своих «Записках» о придворном маскараде 1744 года, в котором по прихоти Елизаветы Петровны мужчины нарядились в дамские костюмы, а дамы — в мужские, признается: «Действительно и безусловно хороша в мужском наряде была только сама императрица, так как она была высока и немного полна. Мужской костюм ей чудесно шел». Выразив свое восхищение прекрасными, удивительно стройными ножками государыни, Екатерина II заметила: «Она танцевала в совершенстве и отличалась особой грацией во всем, что делала одинаково в мужском и женском наряде. Хотелось бы все время смотреть не сводя с нея глаз и только с сожалением их можно было оторвать от нея, так как не находилось никакого предмета, который с ней сравнялся»[23].
Разумеется, красавица-императрица любила наряды, празднества, увеселения. Она была милосердна: при вступлении на престол обещала отменить смертную казнь и отменила, что, впрочем, не отменяло других жестоких наказаний. Когда красавица Наталья Федоровна Лопухина, недовольная тем, что был арестован и сослан ее любовник граф Левенвольде, имела неосторожность в узком дружеском кругу высказать свое недовольство, ее обвинили в политическом заговоре. В 1743 году Лопухину публично высекли плетьми «с урезанием языка» и сослали в Сибирь, где ей суждено было прожить до воцарения Екатерины II.
Елизавета Петровна не была лишена чувствительности. Увидев однажды стадо быков и узнав, что их гонят на бойню, она заплатила за них деньги и спасла животных от гибели.
Императрицу отличала набожность. Она строго соблюдала посты, любила церковное пение. В церковные праздники приглашала из Москвы голосистых дьяконов: никому лошадей не давали, пока они не домчатся до Петербурга. Да и сама Елизавета Петровна пела на клиросе.
Елизавета часто приезжала в Александро-Невский монастырь. Барков, как и другие семинаристы, мог созерцать молящуюся императрицу во время похорон царственных и именитых персон.
21 марта 1746 года в монастыре хоронили Анну Леопольдовну, мать Ивана Антоновича. Она скончалась в Холмогорах от родильной горячки. «Императрица горько плакала, узнав эту новость; она приказала, чтобы тело ее было перевезено в Петербург для торжественных похорон, — вспоминала Екатерина II в своих „Записках“. — Приблизительно на второй или третьей неделе Великого поста тело прибыло и было поставлено в Александро-Невской Лавре. Императрица поехала туда и взяла меня с собой в карету; она много плакала во время церемонии»[25].
Елизавета Петровна ежегодно бывала в монастыре в день перенесения мощей Александра Невского. Невский монастырь был построен при Петре I на том месте, где, по преданию, князь в 1240 году одержал победу над шведами. По велению Петра в 1724 году из Владимира сюда были перенесены мощи святого Александра Невского. Была учреждена награда — орден Александра Невского. Каждый год 30 августа кавалеры ордена шли от Казанской церкви в Александро-Невский монастырь. После литургии они обедали в трапезной на втором этаже братского корпуса вместе с императрицей.
Между тем государственная жизнь шла своим чередом. Государыня подписывала указы самого разного свойства. Они касались сношений с другими странами, военных действий, торговли, строительства, устройства питейных заведений, мер по пресечению разбоев et cetera, et cetera.
В 1736 году предшественница Елизаветы Петровны на троне Анна Иоанновна издала указ, согласно которому «непотребных женок и девок, содержимых у себя вольнодумцами и трактирщиками, оных опрося, буде не беглые окажутся, тех высечь кошками (плетками с хвостами из морской пеньки. —
Елизавета Петровна тоже следила за нравственностью: в 1743 году она повелела, чтобы мужчины и женщины в торговых банях вместе не парились.
А в 1750 году императрица проявила непреклонность, узнав о содержательнице борделя на Вознесенской улице, некой Дрезденше (вероятно, немка прибыла в Петербург из Дрездена). 25 июня действительному статскому советнику Василию Ивановичу Демидову было поручено сыскать Дрезденшу, заточить ее вместе с «непотребными женками и девками» в крепость, наказать кнутом и отправить морем за границу с тем, «чтоб им впредь в Россию не приезжать под жестоким наказанием»[27]. Поручение императрицы касалось и других борделей, которые надобно было выявить. В. И. Демидов сообщал Елизавете Петровне о первых результатах расследования:
«По Высочайшему Вашего Величества указу непотребная Дрезденша по прибытии моем на другой день к ночи в наемной ее квартире на Васильевском острову через употребленного через меня полицейского асессора Бекетова сыскана и взята в крепость. При ней две девки иностранных. Одна вынута из сундука. А при допросе ее из доброй воли через немалое увещание под пристрастием батогов ни в чем непотребном не признавалась, а потом под кошками многие гнезда непотребных открыла. Каких через три ночи поныне сыскано сводниц и блудниц больше пятидесяти человек в разных местах, дворах и трактирах, в шкапах и под кроватями… А по росписям надеюся нарочитое стадо собраться их может, ибо как слышу многие места на Адмиралтейской, и на Литейной стороне, и на Васильевском острову наполнены, да и в Миллионной есть»[28].
В конце августа 1750 года Демидов докладывал императрице о том, что «в Калинкином каменном доме (в 1762 году там будет создан исправительный дом для гулящих девок. —
Бандурщица, Дрезденша, а может быть, какая-нибудь петербургская Панкратьевна, «вся провонявшая и чесноком и водкой», — студенту Академического университета Баркову и его разгульным однокашникам было к кому обратиться по надобности и до, и после кампании по искоренению блуда. Императрице не удалось здесь одержать победу. Зато несомненные победы и успехи сопровождали ее царствование на поприще просвещения и на театре военных действий.
На лирах бряцали Тредиаковский, Ломоносов, Сумароков. К ним присоединили свои голоса В. П. Петров и М. М. Херасков. Баркову было у кого учиться поэзии.
В 1750 году актер Ф. Г. Волков в Ярославле открыл первый русский театр.
В 1754 году началось строительство Зимнего дворца по проекту блистательного архитектора Растрелли. Оно завершилось в 1762 году уже после кончины Елизаветы Петровны. Дворец и поныне остается украшением Петербурга.
В 1755 году открыт Московский университет, который по сей день является главным высшим учебным заведением России и носит имя М. В. Ломоносова, принявшего деятельное участие в его создании. В 1755 году ученики Ломоносова и соученики Баркова по Академическому университету Николай Поповский и Антон Барсов стали преподавателями Московского университета. На его открытии Барсов выступил с речью о пользе этого «храма наук».
В 1757 году была учреждена Академия художеств.
В царствование Елизаветы Петровны Россия завоевала воинскую славу.
В 1743 году шведская флотилия была уничтожена у острова Корпо, взят Гельсингфорс. По Абоскому мирному договору Россия получила некоторые Финляндские провинции.
В 1756–1762 годах Россия принимала участие в Семилетней войне, вместе с Францией и Австрией воевала против Пруссии. И здесь были победы: в 1757 году пруссаки были разбиты у деревни Гросс-Егерсдорф; в 1758 году взят Кенигсберг, Восточная Пруссия присоединена к России; в 1759 году — победа при Кунерсдорфе; в 1760 году взят Берлин.
В 1761 году после осады взята крепость Кольберг в Померании. В сражении при Кольберге начинал свою военную карьеру великий полководец А. В. Суворов.
Елизавете Петровне не суждено было дожить до окончания Семилетней войны. 25 декабря 1761 года на праздник Рождества Христова у нее горлом пошла кровь, и она скончалась, простившись перед смертью со своим племянником Петром Федоровичем, которого еще в 1744 году объявила наследником российского престола, и его супругой Екатериной Алексеевной (в 1762 году ей суждено было стать Екатериной Второй). Елизавета Петровна в 1754 году успела порадоваться рождению их сына Павла, который в 1796 году займет русский трон. Хоронили Елизавету уже в 1762 году в Петропавловском соборе.
Вступивший на престол Петр III был на четыре года старше Баркова. Он любил театр, живопись и музыку, играл на скрипке. В детстве самозабвенно играл в солдатики. Став императором, с упоением маршировал на плацу в прусском мундире. Кумир Петра III — король Пруссии Фридрих II, с которым, едва вступив на престол, русский монарх начал переговоры о заключении мира.
Семейная жизнь Петра Федоровича с самого начала не задалась. Екатерина II вспоминала о раздражительности, грубости, жестокости своего супруга. Замученные им животные, конечно, вызывают жалость. И все же императору были свойственны и нежные чувства, и искренняя привязанность. Он любил свою фаворитку Елизавету Романовну Воронцову, пожаловал ей орден Святой Екатерины (говорили, что император собирался на ней жениться, разумеется, после того, как заточит Екатерину в монастырь). Петр III любил своего слугу — арапа Нарцисса и свою маленькую собачку.
Император был не чужд состраданию. В начале 1762 года прощение было даровано нескольким десяткам тысяч несчастных, осужденных в царствование Елизаветы Петровны. По манию Петра III семействам возвращены узники Сибири. Среди освобожденных были Миних и Бирон. Миних и при Петре III оставался фельдмаршалом, стал членом Совета при государе. Бирон дождался царских милостей уже при Екатерине II.
Восшествие на престол Петра III восторженно приветствовали одонисцы Ломоносов, Сумароков и Херасков.
10 февраля пышно праздновался день рождения императора.
«Сего месяца 10 числа высочайший день Рождения Его Императорского Величества, нашего всемилостивейшаго Государя, празднован был в Сарском селе при собрании знатнейших обоего пола персон. По утру после окончания Божественной литургии Его Императорскому Величеству ото всех присутствующих приносимы были всеподданнейшие поздравления, при чем из поставленных перед дворцом пушек производилась пушечная пальба. О полудни был великолепный стол, а в вечеру концерт, после которого перед дворцом зажжен фейерверк, представляющий в аллегорическом изображении нечаянную кончину блаженныя и вечной славы достойныя памяти Государыни Императрицы Елизаветы Петровны, и паки обрадованную Россию благополучным вступлением на Всероссийский престол Его Императорскаго Величества, вожделеннаго нашего Отца отечества»[31].
«Санктпетербургские ведомости», сообщившие о Царскосельском празднике 19 февраля, поместили и описание поистине грандиозного фейерверка. Затейливую декорацию украшали аллегорические фигуры Минервы и Беллоны, Благополучия и Славы Российской империи. Российский герб был увенчан лавровым венком и цветочной гирляндой. И, конечно же, вспыхивали огни, рассыпаясь множеством звезд в Царскосельском небе.
«Оду на всерадостный день рождения Его Величества Благочестивейшаго Государя Петра Федоровича Императора и Самодержца Всероссийскаго» сочинил Иван Барков. Ода была напечатана, вышла в свет отдельным изданием. 13 февраля указом президента Академии наук К. Г. Разумовского Барков был произведен в академические переводчики. Жизнь налаживалась…
Царствование Петра III было недолгим — всего шесть месяцев. Но за эти шесть месяцев он, как заметил Н. М. Карамзин, «подписал два указа, славные и бессмертные»[32]. Это указы о вольности дворянства и об уничтожении Тайной разыскных дел канцелярии.
«…Из Высочайшей нашей Императорской милости, отныне впредь на вечные времена и в потомственные роды жалуем Мы всему Российскому благородному Дворянству вольность и свободу»[33].
Дворяне освобождались от обязательной государственной службы, получали исключительные привилегии (в частности, избавлялись от телесных наказаний).
«Не могу изобразить, какое неописанное удовольствие произвела сия бумажка в сердцах всех дворян нашего любезного отечества. Все испрыгались почти от радости и, благодаря государя, благославляли ту минуту, в которую „угодно было ему подписать указ сей“»[34], — вспоминал известный мемуарист А. Т. Болотов.
В Петербурге члены Правительствующего Сената обратились к Петру III с просьбой дать согласие на сооружение благодарным дворянством золотой статуи государя. Император в свою очередь благодарил за это предложение, но заметил: «Сенат может дать золоту лучшее назначение, а я своим царствованием надеюсь воздвигнуть более долговечный памятник в сердцах моих подданных»[35].
«Приносится в знак благодарности за беспримерное и милосердное пожалование вольностью российских дворян» — такой подзаголовок дал своей оде, посвященной Петру III, А. А. Ржевский:
Хорошие примеры тоже бывают заразительны. Фридрих II, взойдя на престол, отменил в 1740 году пытку. Петр III упразднил Тайную канцелярию:
«…Отныне Тайной разыскных дел Канцелярии быть не имеет, и оная уничтожается, а дела, есть ли б иногда такие случились, кои до сей Канцелярии принадлежали б, смотря по возможности, разсматриваемы и решены будут в Сенате»[37].
Баркова должен был порадовать этот манифест: в 1751 году ему довелось под караулом быть доставленным в Тайную канцелярию и на себе испытать тяготы ее сидельца.
Далеко не все государственные постановления Петра III вызывали восторг и одобрение подданных. И в уничтожении Тайной канцелярии некоторые усматривали слабость государя. Указ о полной секуляризации церковных земель (то есть об их конфискации и превращении в государственную собственность) давал повод говорить о неуважении Петра III к Русской православной церкви. И даже мирный договор, подписанный 24 апреля 1762 года с королем Пруссии Фридрихом II, заставил роптать многих, особенно военных. Еще бы: по мирному договору Пруссии возвращались все завоеванные Россией территории! А как же слава русского оружия?!
«Вечный мир», заключенный с Пруссией, торжественно праздновался с необходимой в таких случаях пышностью и царственным величием. Литургия в придворной церкви, проповедь преосвященного Димитрия Новгородского, ружейная и пушечная пальба… Парадный обед в Зимнем дворце (на нем присутствовало около пятисот персон), игра на трубах и литаврах, музыка, фейерверк… К торжествам в одном из залов дворца был сооружен храм из хрустальных колонн со статуей Ирины, символизирующей мир: она «цветочной гирляндой связывала два щита с вензелями императора и короля Пруссии»[38].
И Барков внес свою лепту в торжества по случаю заключения вожделенного и вечнославного мира с Пруссией. Он перевел драматическое сочинение итальянца Лодовико Лазарони «Мир героев», правда, перевел не с итальянского оригинала, а с немецкого перевода. Придворный капельмейстер Манфредини написал музыку, и спектакль, действующими лицами которого были Мир, Добродетель, Заслуга, Мужество, Юпитер, Меркурий (причем все, как было указано в издании пьесы, «на службе Его Императорского Величества»), благополучно поставлен. Вероятно, и переводчик Барков находился среди тех, кто наслаждался ярким театральным зрелищем.
28 июня 1762 года был разыгран другой — исторический — спектакль. Против Петра III давно зрел заговор, но именно 28 июня ранним утром запряженная восемью лошадьми карета увозила Екатерину Алексеевну из Петергофа в Петербург. Один из заговорщиков, Алексей Орлов, доставил ее в казармы Измайловского полка с тем, чтобы измайловцы, а вслед за ними другие гвардейские полки присягнули новой императрице.
«Нужно было прочесть манифест. Манифест второпях не был заготовлен. Не знали, что делать. Заметив общее недоумение, кто-то в синем сюртуке выходит из толпы и вызывается прочесть манифест. Соглашаются. Он выходит вперед, вынимает из кармана какую-то бумагу и начинает будто по ней читать наобум и экспромтом манифест обыкновенного в таких случаях содержания. Этот импровизатор был актер Волков (речь идет об основателе русского театра Ф. Г. Волкове. —
Приведенный рассказ из «Записной книжки» П. А. Вяземского не имеет достоверного подтверждения, но он очень точно отражает театральность очередного дворцового переворота. Что же касается манифеста, то в тот же день, 28 июня, он был обнародован, и в нем, как всегда, говорилось о том, что вступление на престол Екатерины II было продиктовано желанием всех верноподданных, необходимостью защитить Русскую православную церковь и государственные интересы России, поддержать славу русского оружия.
Сопровождаемая Измайловским и Семеновским полками, Екатерина отправилась в Казанскую церковь, где ее провозгласили императрицей. Затем в Зимнем дворце ей присягнули Сенат и Синод. Окружившая дворец четырнадцатитысячная толпа — народ и армия — приветствовали восторженными криками государыню, объезжавшую полки. Вечером 28 июня Екатерина II в гвардейском мундире верхом на белом коне вернулась в Петергоф.
«…К толпе подъехала на белом коне девица Штокфиш, сопровождаемая шестью пьяными солдатами… Толпа заволновалась.
…выкатить им три бочки пенного! — воскликнула неустрашимая немка, обращаясь к солдатам, и, не торопясь, выехала из толпы.
— Вот она! вот она, матушка-то наша Амалия Карловна! теперь, братцы, вина у нас будет вдоволь! — гаркнули атаманы-молодцы вслед уезжающей»[40].
Салтыков-Щедрин точен. Очевидец событий Г. Р. Державин, который служил тогда в Преображенском полку, вспоминал:
«Кабаки, погреба и трактиры для солдат растворены: пошел пир на весь мир; солдаты и солдатки, в неистовом восторге и радости, носили ушатеми вино, водку, пиво, мед, шампанское и всякия другая вина и лили все вместе без всякого разбору в кадки и боченки, что у кого случилось»[41].
Любопытно, где был Барков во время всеобщего возлияния?
Само собой разумеется, что потом от государыни воспоследовали награждения заговорщикам — земельные угодья, крепостные души, денежные суммы…
Между тем в этот же день 28 июня Петр III со свитой вернулся из Ораниенбаума в Петергоф и не застал там супругу. Император заметался. Попытка захватить Кронштадт не увенчалась успехом. От плана плыть в Ревель с тем, чтобы потом возглавить те части русской армии, которые находились за границей, Петр III отказался. Он возвратился в Ораниенбаум.
29 июня Екатерина II заняла Петергоф. Петр вынужден был подписать добровольное отречение от престола. Его доставили в Петергофский дворец. Петр Федорович просил, чтобы ему привезли его скрипку, любимую собачку, арапа Нарцисса и возлюбленную Елизавету Романовну Воронцову. Но ее он не увидел больше никогда. Низложенного императора увезли в Ропшу, находившуюся недалеко от Петербурга, на мызу, которую некогда подарила ему покойная Елизавета Петровна. Екатерина II торжественно прибыла в Петербург. «Так кончилась эта революция, самая веселая и деликатная из всех нам известных, не стоящая ни одной капли крови, настоящая дамская революция», как заметил В. О. Ключевский[42].
Исторический водевиль завершился, однако, трагическим финалом. В июле 1762 года Петр Федорович умер в Ропше при загадочных, до сих пор не вполне проясненных обстоятельствах. В его убийстве признался А. Г. Орлов, но впоследствии было доказано, что его «признательное» письмо было фальсифицировано Ф. В. Ростопчиным. По одной из версий император был задушен ружейным ремнем, и совершил это убийство А. М. Шванвич, отец М. А. Шванвича, примкнувшего впоследствии к Пугачеву. По официальной же версии Петр III скончался от гемороидальных колик. И еще одна версия, ставшая легендой в различных вариантах: Петр III чудесно спасся от смерти.
Петр III не успел короноваться на царство. Это сделала его вдова. 22 сентября 1762 года в Успенском соборе Московского кремля состоялась торжественная церемония коронации Екатерины II.
Как водится, Ломоносов и Сумароков написали по сему случаю торжественные оды «в изъявление истинной радости и верноподданного усердия»:
Ломоносову вторил Сумароков:
Начиналось царствование Екатерины Великой, которое завершится с ее кончиной в 1796 году. Баркову оставалось жить шесть лет.
«Царствование Екатерины II имело новое и сильное влияние на политическое и нравственное состояние России, — писал Пушкин в „Заметках по русской истории XVIII века“. — Возведенная на престол заговором нескольких мятежников, она обогатила их на счет народа и унизила беспокойное наше дворянство. Если царствовать значит знать слабость души человеческой и ею пользоваться, то в сем отношении Екатерина заслуживает удивление потомства. Ее великолепие ослепляло, приветливость привлекала, щедроты привязывали. Самое сластолюбие сей хитрой женщины утверждало ее владычество. Производя слабый ропот в народе, привыкшем уважать пороки своих властителей, оно возбуждало гнусное соревнование в высших состояниях, ибо не нужно было ни ума, ни заслуг, ни талантов для достижения второго места в государстве. Много было званых и много избранных; но в длинном списке ее любимцев, обреченных презрению потомства, имя славного Потемкина будет отмечено рукою истории. Он разделит с Екатериною честь воинской ее славы…» (VIII, 91).
Острая публицистическая характеристика Екатерины II, ее психологическая характеристика, предложенная Пушкиным, исторически точны. Впрочем, это не отменяет признание Пушкиным ее заслуг перед Отечеством — в укреплении русской государственности, в просвещении, образовании, культуре.
На шесть лет оставшейся жизни Баркова приходится реформаторская деятельность Екатерины II, стремившейся продолжить политику Петра I. Впереди — восстание под предводительством Пугачева, Великая французская революция. Эти бурные исторические события испугают русскую императрицу. Но они — впереди. А пока Екатерина II учреждает Тайную экспедицию — высший орган политического надзора и сыска, реорганизует Сенат, разделив его на шесть департаментов, издает манифест о секуляризации церковных владений, продолжает Генеральное межевание, то есть установление границ землевладений. Еще государыня открывает Смольный институт благородных девиц, основывает Императорский Эрмитаж. Но, пожалуй, главное все же — манифест, изданный в декабре 1766 года о созыве Уложенной комиссии: в 1767–1768 годах комиссия работает по созданию нового свода законов вместо Уложения 1649 года. Соученик Баркова по Академическому университету А. А. Барсов (он был одним из лучших учеников Ломоносова) сочинял многие проекты для комиссии.
В 1765 году в вечность ушел учитель Ломоносов. Его ученик Барков, лишившись покровительства учителя, в 1766 году был уволен из Академии наук. Баркову осталось «всего ничего». Через два года, в 1768-м, часы, отмерявшие его время, остановились. Это случилось в Петербурге. А где именно в Петербурге — Бог знает…
Место. Петербург
Белой, мертвой странной ночью,
Наклонившись над Невою,
Вспоминает о минувшем
Странный город Петербург.
Если сегодня мы придем на Большую Морскую улицу к дому № 61, то увидим на его фасаде мемориальную доску с надписью «На этом месте находился дом-усадьба, где жил и работал с 1757 по 1765 год великий русский ученый Михаил Васильевич Ломоносов». Сюда в его двухэтажный дом с мезонином и двумя флигелями в 1759 году ежедневно приходил Барков — ему было поручено Академической канцелярией переписывать «Древнюю Российскую историю» Ломоносова. Барков и раньше бывал в этом доме, выполняя работу по переписке сочинений и деловых бумаг Ломоносова, копируя необходимые для него документы и рукописи. Возле дома были фруктовый сад и пруд, который выкопали на случай пожара. В усадьбе находилась домашняя астрологическая обсерватория, были построены мастерская по набору мозаичных картин и жилой дом для мастеров. Сегодня от всего этого осталось только место, мемориальная доска. Впрочем, река Мойка, на которую выходил фасад дома Ломоносова, всё та же…
На Университетской набережной в доме № 1 находится Зоологический институт Российской Академии наук, который размещается в здании пакгауза Петербургской таможни. Пакгауз же был построен на месте дворца царицы Прасковьи Федоровны, жены брата Петра I Ивана. Дворец по ветхости был разобран в 1820 году. А до того дворец после смерти Прасковьи Федоровны по указу Екатерины I был передан Академии наук. Там находились зал Академического собрания, Географический департамент, Художественные палаты и типография. Там не единожды бывал Барков. Там он служил и учеником наборщика в типографии, и академическим копиистом, а потом переводчиком. Сегодня дворец Прасковьи Федоровны можно увидеть на гравюре Г. А. Качалова, выполненной по рисунку М. Ю. Махаева в середине XVIII века.
К счастью, здание Кунсткамеры, которое располагалось рядом с дворцом Прасковьи Федоровны и также было передано Екатериной I Академии наук, сохранилось. Оно было построено по замыслу Петра I для библиотеки и естественно-научного музея, названного Кунсткамерой, то есть кабинетом редкостей (от нем. Kunstkamera). Здесь разместились библиотека Академии наук, музей, Академическая канцелярия, анатомический театр, астрологическая обсерватория. Конечно, Барков еще в детстве видел здание Кунсткамеры с ее башней, купол которой украшен сферой. В 1747 году Кунсткамера пострадала от пожара, в пламени которого сгорели многие книги, ценные музейные предметы, знаменитый Готторпский глобус, подаренный Петру I в 1713 году голштинским герцогом. Через десять лет после пожара здание было восстановлено. Барков приходил сюда и в библиотеку, и в Академическую канцелярию. Сегодня здесь находится музей антропологии и этнографии имени Петра Великого (Кунсткамера Российской Академии наук); третий, четвертый и пятый этажи башни занимает музей Ломоносова. Что же касается библиотеки Академии, то после пожара в Кунсткамере в 1901 году она переехала (правда, только в 1924 году) в специально построенное для нее здание на Васильевском острове по адресу: Биржевая линия, дом 1. Сейчас там хранятся более девятнадцати миллионов книг. Среди них есть книги (хочется верить в это), которые держал в руках Барков.
В сентябре 1747 года Академия наук сняла дом баронов Строгановых на стрелке Васильевского острова для Университета и Гимназии, а также для студенческого общежития сроком на шесть лет, то есть как раз на то время, когда в Гимназии и Университете (с 1748 по 1751 год) учился Барков. Дом баронов Строгановых был построен во второй половине 1710-х годов, снесен в начале XIX века, когда возводилось новое здание Биржи. Его можно увидеть на гравюре с работы неизвестного художника начала XIX века. Дом был трехэтажным с одним подвальным этажом. Гимназия и Университет занимали второй и третий этажи. На месте дома баронов Строгановых, в котором жил и учился Барков, сейчас находятся Институт русской литературы Российской академии наук (Пушкинский Дом) и Институт физиологии имени И. П. Павлова. Неприкаянная тень Баркова мечется по лестницам, коридорам и кабинетам Пушкинского Дома, где хранятся «сокровища родного слова» — рукописи А. С. Пушкина и других поэтов и писателей-классиков, где хранятся и списки его, Баркова, сочинений.
Так где же искать сегодня Петербург Баркова? Ведь даже пушкинский Петербург дошел до нас отнюдь не в первозданном виде. Почти все сохранившиеся до наших дней архитектурные ансамбли пушкинской эпохи перестраивались, так или иначе изменили свой первоначальный облик. Нам трудно представить, что во времена Баркова не было многих величественных и прекрасных зданий и памятников, которыми мы любуемся сегодня. Не было Казанского собора, задуманного Павлом I как своего рода ремейк собора Святого Павла в Риме и возведенного по проекту А. Н. Воронихина уже в царствование Александра I в 1811 году. А при Петре I на месте Казанского собора была часовня с иконой Казанской Божьей Матери, доставленной из Москвы. В 1737 году (Баркову тогда исполнилось пять лет) на месте часовни построили церковь Рождества Богородицы, которую уже тогда называли Казанским собором. Во времена Баркова не было Исаакиевского собора, арки Генерального штаба, Александрийского столпа, увенчанного на вершине фигурой ангела с крестом, попирающим змея. Не был еще построен Михайловский дворец. И Фальконетов монумент Петра Великого на взнузданном коне не простирал к Неве царственную десницу.
Так что же все-таки было в Петербурге Баркова? И что же от него — пусть в перестроенном, пусть в изменившемся виде — осталось?
Александро-Невский монастырь. Там в духовной семинарии с 1744 года в течение почти пяти лет обучался Барков. Там покоились и покоятся по сей день останки царственных особ, вельмож, знаменитых исторических деятелей. Там обрел последнее пристанище Ломоносов.
Петропавловская крепость, Адмиралтейство, домик Петра I, дворец А. Д. Меншикова… Мы и сегодня можем туда прийти.
Летний сад, задуманный Петром I как сад-музей, сад-школа, украшенный аллегорическими скульптурами «Слава», «Милосердие», «Мир и изобилие», скульптурными изображениями персонажей басен Эзопа. По заказу Петра I многие статуи были выполнены известными итальянскими мастерами. Античная статуя Венеры была приобретена у Римского папы. Вряд ли петербургский священник, отец Баркова, своего сына «Слегка за шалость бранил / И в Летний сад гулять водил». Но, конечно, Баркову случалось приходить в Летний сад. Правда, ему не довелось полюбоваться знаменитой решеткой Летнего сада. Она появилась позже и стала одной из достопримечательностей Петербурга. Александр Дюма в своих «Путевых впечатлениях в России» писал о том, как некий англичанин приплыл в Петербург единственно для того, чтобы увидеть решетку Летнего сада.
Зимний дворец был достроен только в 1762 году. Петр III переехал туда к празднику Пасхи. Но вся площадь перед дворцом была занята всевозможными сараями, в которых жили мастеровые, завалена грудами мусора. Тогда петербургским жителям объявили, что они могут всё взять себе безденежно. А. Т. Болотов вспоминал об этом так:
«Весь Петербург властно как взбеленился в один миг от того. Со всех сторон и изо всех улиц бежали и ехали целые тысячи народа. Всякий спешил, и желая захватить что-нибудь получше, бежал без ума, без памяти, и добежав, кромсал, рвал и тащил, что ни попадалось ему прежде всего в руки, и спешил относить или отвозить в дом свой и опять возвращаться скорее. Шум, крик, вопль, всеобщая радость и восклицания наполняли тогда весь воздух, и все сие представляло в сей день редкое, необыкновенное зрелище, которым довольно налюбоваться и навеселиться было не можно. Сам государь не мог довольно нахохотаться, смотря на оное. <…> И что ж? Не успело истинно пройтить несколько часов, как от всего несметного множества хижин, лачужек, хибарок и шалашей не осталось ни одного бревнышка, ни одного отрубочка, и ни единой дощечки, а к вечеру, как не бывало всех щеп, мусора и другого дрязга, и не осталось ни единого камешка и половинки кирпичной. Все было свезено и очищено, и на все то нашлись охотники»[47].
Иван Барков мог наблюдать описанное А. Т. Болотовым зрелище.
Во времена Баркова Петербург был городом-стройкой. На баржах и телегах везли бревна, камень, кирпич, глину, песок, известь. Осушались болота, разбивались сады. Мостились мостовые, строились каменные дома, в гранит одевались набережные. Над Невой, реками и каналами сооружались мосты. Из камня воздвигались храмы, хотя оставалось еще много деревянных церквей, как и много деревянных домов и построек. Знаток петербургского старого быта М. И. Пыляев писал:
«В царствование Елизаветы церквей в Петербурге было немного. Все церкви тогда были низкие, невзрачные, стены в них увешены вершковыми иконами, перед каждою горела свечка или две, три, от этого духота в церкви была невообразимая. Дьячки и священники накладывали в кадильницы много ладану, часто подделанного из воска и смолы, от этого к духоте примешивался еще и угар. <…> Иногда в церкви подгулявшие прихожане заводили между собою разговоры, нередко оканчивавшиеся криком, бранью и дракой.
Случалось также, что во время службы раздавался лай собак, забегавших в церковь, падали и доски с потолка. Деревянные церкви тогда сколачивались кое-как и отличались холодом и сыростью»[48].
И такие сцены сын священника Баркова мог наблюдать не единожды, и ему приходилось мерзнуть в сырой деревянной церкви.
Между тем царственный град Петра, созданный великим императором на непроходимых болотах, в дремучих лесах, изумлял и восхищал и русских, и иностранцев. Молодую столицу России изображали художники, прославляли ораторы, воспевали поэты. Офорты А. Зубова, созданные по рисункам М. Махаева, офорты Е. Виноградова, Г. Качалова, Л. Васильева запечатлели грандиозную панораму, проспекты, дворцы и набережные Петербурга, парусные корабли.
Похвальные «Слова» Феофана Прокоповича, Гавриила Бужинского, М. В. Ломоносова превозносили и Петра I, и его творение — Петербург.
«Чего ради, града сего кто не прославит? Кто до небес не вознесет похвалами? <…> Кто, глаголю, не удивится похвале града сего, происходящий от похвал создателя сего?»[49] — вопрошал Гавриил Бужинский в «Слове в похвалу Санкт-Петербурга и его Основателя…», сравнивая новую столицу с Римом, Афинами и Фивами.
Ораторам вторили поэты Антиох Кантемир, Сумароков, Тредиаковский, Херасков.
Поделиться книгой: