- Сама виновата, чего теперь слезы лить? – нудным воспитывающим голосом произнес он.
- Я не знаю, как он туда попал, – простонала девушка, глядя куда-то себе под ноги, – не знаю.
- Зато я знаю, овощи и зелень надо мыть.
- Но я мыла, я каждый листочек промыла! – встрепенулась Кораблева, глядя на Кирилла чистым медовым взглядом. – Я старалась.
«Ну меня ты этим, голубушка, не проймешь, можешь хоть обсмотреться», – насупился он.
- При такой старательности тебя ни в один ресторан города не возьмут, – подлил он масла в огонь.
Девчонка совсем погасла, Медный почувствовал себя мерзавцем: «Чего меня запугивать-то понесло?»
- Мне теперь за квартиру нечем платить будет, – опять зарыдала Кораблева, очень театрально, как показалось Кириллу, обхватывая голову руками.
«Артистка. Зачем она в повара пошла?»
- Так ты что ж, приезжая?
- Нет, – шмыгнула носом девушка.
- А-а-а, от родителей во взрослую жизнь ушла, и тут на тебе – опять возвращаться, – догадался Кирилл, – не бойся, мамка назад примет.
Девушка вдруг резко собралась, вытерла слезы, лицо стало жестче и старше:
- А это не ваше дело, – сухо сказала она, окатывая Кирилла ледяным взглядом.
- Конечно не мое, – встал с лавки Кирилл. «Вот и показала избалованная кукла свое истинное лицо, а то сидит здесь – обиженную разыгрывает». – Найдешь себе работу. Посудомойки, например, иногда неплохо получают, если на сверхурочные остаются после банкета, – он сделал паузу, выжидая реакцию, но девчонка, гордо отвернувшись, разглядывала теперь урну. –Уборщица тоже почетная профессия, чистоту людям дарит, – тоже посмотрел на набитую бумажками урну Кирилл, девушка упорно на его подколы не отвечала. – Я вот домработницу ищу – есть готовить, трусы мои стирать и туалет мыть, пойдешь в домработницы, а?
- Пойду, – вдруг заинтересованно обернулась Кораблева. – А сколько платить будете?
«Вот это номер! Поприкалывался, Кирюха?!»
- Да не обижу, - все же надменным барином произнес он.
- Тогда я согласна, - Кораблева тоже поспешно соскочила со скамейки.
- Ты стирать-то, убирать умеешь, я очень придирчивый? – попытался отыграть назад Кирилл.
- Конечно, умею. Не пожалеете, – встрепенулась Кораблева.
«Не пойму я эту блажную, зачем она соглашается? А-а, надеется меня охмурить и хозяйкой стать? Нехилый план. А девка и вправду зубастая, акулушка!»
- Только, – девица покраснела, – вы приставать ко мне не будете, очень не хотелось бы смешивать личную жизнь и работу?
- Гляди-ка ты, звЯзда, – хлопнул в ладоши Кирилл, – мужики штабелями сами укладываются. Я похож на человека, который бабу не может найти и от отчаянья домработницами интересуется?
- Нет, – еще больше покраснела Кораблева.
«Скромницу изображает, по плану будет действовать. Ничего, я ее заставлю туалеты драить и полы мыть, за всех братанов, Толянов и Илюх, отомщу. Мы из нее хорошую хозяйку сделаем и маме на руки сдадим. «А укрощение строптивой» – вообще моя любимая пьеса».
- Если согласна, то завтра к восьми вот по этому адресу с вещами, - он набил текст в блокноте телефона и показал Кораблевой. - Жить будешь в отсеке для прислуги, готовить завтрак и ужин (обедать я буду в ресторане), ну и все прочее, что домработнице полагается, за тобой. На расходы заведу тебе отдельную карточку, все траты будет проверять моя бухгалтерия, это если ты присвоить чего захочешь.
- Да, что вы, – улыбнулась девушка.
- Вот именно, что я. Завтра к восьми как штык, опоздаешь – работу потеряла.
- Хорошо, – и снова обворожительная медовая улыбка.
Так у Кирилла появилась домработница.
[1] Петрикор – запах после дождя.
Глава II. Хозяюшка
НАДЯ
Надя, прижимая к груди Соню, влетела в подъезд и, не оглядываясь, побежала по лестнице на свой девятый этаж. Только на шестом пролете, задыхаясь, она вспомнила про лифт, сделала шаг в сторону шахты. «Нет, а вдруг там меня уже ждут, хлороформ в лицо, и все». Вдохнув поглубже и переложив дочку на другую руку, Надя кинулась дальше покорять ступени. Сердце учащенно билось, в ушах шумело. «А может показалось? Я просто паникерша».
Ключ никак не хотел всовываться в замочную скважину, руки дрожали. «Ну, давай же!» Дверь под напором резко распахнулась, ударяясь о стену. Гулкое эхо полетело по подъезду. «Спокойно, истеричка!!!»
Надя стянула с Сони сапожки, быстро освободила дочку от комбинезона и поставила на пол; сама же, не раздевшись и не сняв обуви, полезла в телефон: «Где эта фотка?» Перед глазами поплыли плоды ее «шпионского прикрытия»: дети, собаки, горки, снег. «Да где же она?! Вот. Ой! – голова закружилась. – Я пропала, я пропала!!!» Надя увеличивала и отдаляла изображение, все точно, сомнений быть не может. Он нашел ее!
Она сползла по стеночке и села на пол, телефон выскользнул из рук. Соня тут же схватила «добычу» и, подражая жестам матери, стала тыкать пальцем в экран. Надя порывисто обняла дочку и поцеловала в кудрявую макушку:
- Я буду бороться, я же стойкий солдатик. Мы сбежим! Успеем. Прямо сейчас бросим все, и деру!
Надежда решительно поднялась, сжала кулаки, чтобы унять дрожь в пальцах, и с опаской подошла к окну. «Уже никого, – выдохнула, – Надюха, не суетись, действуй по плану, – успокоила себя, – сейчас покормлю Соню, уложу спать – пусть отдохнет перед дорогой. В чемодан запихну сначала вещи Сони: памперсы, штанишки, кофточки, свитерок, носки, тонкое одеяльце. Потом мое: пару джинсов, футболки, два свитера, кроссовки… нет, зима, кроссовками загружать не буду, а вот нижнее белье, носки обязательно… летнее потом куплю, обойдусь… щетки, пасту, мыло… Ой, полотенце. Одно или два? Они такие объемные».
Чемодан с трудом застегнулся. Отдельно в рюкзачок были отложены несколько подгузников, термос с кипятком, чтобы развести детское питание, пару пюрешек, печенье для малышей, влажные салфетки, любимые игрушки Сони – резиновый мишка и крохотный мячик. «Документы! Балда, чуть документы не забыла». Движения были торопливыми, но дрожь и неоправданная суета отступили.
На подоконнике сиротливо качала гроздьями цветов белоснежная орхидея, как будто уже чувствовала, что хозяйка ее бросает. Надя вытащила из ящика кухонного стола большой целлофановый пакет, открыла холодильник и выгребла оттуда продукты. Так же в пакет полетели недоеденные крупы и хлеб. Захватив продукты и орхидею, Надя на цыпочках, чтобы не разбудить Соню, вышла из квартиры.
- Надюша, вы ко мне с цветами, – радушно улыбнулся подтянутый старик, отодвигая ногой тоже страшно обрадованную лайку, – я, признаться, привык сам дамам цветы дарить, – он старательно пригладил пышные капитанские усы.
- Василий Петрович, мы с Сонечкой уезжаем, – залепетала Надя, – Можно вам подарить продукты и мое «дерево»?
- Да, проходи-проходи, что мы через порог-то, – отодвинулся в сторону старик.
- Нет-нет, – отстранилась Надя, – Соня там одна. Возьмите, здесь пельмени мои и блинчики фаршированные, домашние, – она протянула подарки.
- Ну, спасибо, – довольно закачал головой Василий Петрович. – Люблю твою стряпню. Надолго уезжаете?
- Да… Надолго. Вы возьмите и ключи, вдруг трубу прорвет или еще что-то, – Надя, стараясь выглядеть «обычной», протянула ключи. – Здесь вот телефон моей подруги Ангелины, если что-то случится, вы ей позвоните, она приедет.
- Конечно, Надюша, все сделаю. Я и тебе позванивать буду, – Василий Петрович смотрел на нее таким родительским добрым взглядом, что Наде стало неудобно обманывать старика.
- Вы не сможете мне позвонить, – прошептала она, – я сейчас куплю новую симку, а эту выброшу.
Пару секунд они смотрели друг на друга. Первым очнулся отставник:
- Надюха, ты что натворила? Тебя полиция ищет?
- Я пойду, там Соня одна, – поспешно развернулась Надежда.
- Стоять! – дед бесцеремонно затащил ее в квартиру. – Послушай, Надюша, надо сдаться, все равно поймают. Наверняка это самооборона была, ну или трагическая случайность. Если ты сама явишься, тебе много не дадут, может даже условно, – Василий Петрович шептал быстро и все время оглядывался, будто их уже подслушивают, – а если в бега ударишься – все, срок большой. Дочку сиротой оставишь, у тебя ж больше никого нет.
- Василий Петрович, вы сериалов насмотрелись, – попыталась ретироваться Надя, прижимаясь к двери и нащупывая ручку.
- Послушай человека, который давно на свете живет…
- Это не полиция, - так же тревожным шепотом откликнулась Надя, – Если вы боитесь, и не хотите ключи брать, я пойму и не обижусь.
- Зато я сейчас обижусь, давай свои ключи, – поджал губы старик, – я офицер, если ты забыла, дам в беде не бросаю.
- Спасибо, – чмокнула она его в щеку и вырвалась в подъезд.
«Ну, вот. Одно дело сделано. Теперь надо вызвать такси».
На улице быстро темнело, это беглецам только на руку. «Огрузившись» чемоданом, рюкзаком и коляской-тростью, Надя последней подхватила Соню, исхитрилась с ней на руках перекреститься и бросила прощальный взгляд на квартиру. Сердце болезненно сжалось. Сюда, в крохотную, но уютную студию еще беременной она заселилась, когда удалось продать подаренную Кириллом (а она-то наивно полагала, что разменянную вместо хрущевки) добротную двушку. На разницу в стоимости Надя рассчитывала протянуть пару лет, пока не удастся устроить Соню в ясли. А Наде, как матери-одиночке, положены были ясли вне очереди.
Район был новым, спокойным. Жители – в основном приезжие, бывшие военные с семьями, получившие жилье по сертификатам. Здесь мать и дочь Кораблевы больше года прекрасно существовали, подружились с соседями. Надя уже подбирала детский сад и школу, строила планы. Ей казалось, что жизнь еще может наладиться, что она удачно замела следы… А что теперь?
«Я буду бороться!»
В такси погрузились быстро, краем глаза Надя незаметно окинула двор, явной слежки не было. Все равно надо быть осторожной.
- Торговый центр «Континент», пожалуйста, – передала она таксисту.
- В торговый центр с чемоданом? – удивился молоденький таксист.
- Мы далеко едем, нам в дорогу купить кое-что нужно, – не моргнув соврала Надя.
- Так может я вас подожду?
- А счетчик будет работать? Нет, спасибо.
- Ну, что вы, я за простой с вас не возьму, вы же с ребенком, – смутился парень.
«Вот прилип, как же без подозрений от него отвязаться?»
- Ну, что вы. У нас поезд только в девять вечера. Мы еще в игровом центре по батутам побегаем, на горках надувных покатаемся, стресс ребенку перед поездом снять, – обворожительно улыбнулась она таксисту в зеркало заднего вида, понимая, что несет ярую "пургу".
- А-а-а, – понимающе протянул водитель.
От торгового центра, впереди толкая коляску, а сзади волоча чемодан, Надя добрела узкой улочкой, на которой она надеялась нет камер наблюдения, до автобусной остановки. Проехала пару остановок, вышла у сервис-центра сотового оператора. Купить новую симку и новый телефон оказалось делом нехитрым.
Осталось сделать последний звонок со старого номера.
- Ангелина, это я.
- Надюшка, привет! – как всегда на позитиве отозвалась подруга. – Как моя крестница?
- Дышит воздухом.
- Гуляете?
- Ангелина, мы сбегаем. Помнишь план Б?
В трубке замолчали. «В шоке».
- Я с тобой свяжусь позже, – Надя вкладывала в голос железное спокойствие, – если смогу, но не по этому номеру. Ты была самой лучшей моей подругой. Нет, не так, ты моя сестра.
В трубке зарыдали.
- Ну не плачь, у нас все хорошо будет.
- Берегите себя. Соню поцелуй.
- Конечно.
Старая симка и на всякий случай и старый телефон безжалостно полетели в корзину. Надя снова набрала службу такси. Машина приехала быстро. Все сегодня быстрое.
- Мне в район, до Листопадовки, – огорошила Надежда таксиста.
- Ну если цена устроит, то поехали, – пожал плечами пожилой, потасканный жизнью водитель.
- Устроит.
Машина тронулась.
Таксист выбрал путь по набережной, мимо элитных кварталов. Надю накрыла тоска. Вон он, дом Кирилла, а за тем окошечком была ее комната. В квартире темно, никого нет дома. А ведь начиналось все с недоброго знака, но кто когда обращает внимание на дурные знаки?
В то, свое первое рабочее утро, Надя подъехала к шлагбауму закрытого двора уже в половине восьмого, но не успела она подойти к проходной и заговорить с охранником, как в сумке завибрировал телефон. Высветилось: «Тетя Рита». Вот и недобрый знак!
- Съезди, проверь наших квартирантов, не разнесли ли они еще квартиру, – приказным тоном, не терпящим возражений, навалилась на Надежду тетушка.
- Я вам не Золушка и не рыбка на посылках, – огрызнулась племянница.
- Так, значит, заговорила? Зубы появились, давно ли? – недовольство буквально вырывалось из динамика. – Сожгут квартиру, лично мне есть где жить, а ты под забором останешься.