Помоги проекту - поделись книгой:
— Катя, неужели ты не понимаешь? Парням в этом возрасте только одно нужно — секс.
Катя закатила глаза:
— Ну и дам.
Воцарилась тишина, словно из матери весь воздух откачали, а потом начался дурдом.
— Что значит «ну и дам»?! Ты хоть понимаешь, что говоришь? — мать повысила голос.
— Да что я такого сказала?! — сорвалась Катя. — Тоже, ценность великая. У нас в классе почти все девочки попробовали.
— Даже не думай! — заорала мама. — Я тебе запрещаю.
И тут Катя высказала все, что давно думала:
— Да иди ты! Что ты вечно ко мне лезешь?! Только попробуй запретить! Мне скоро уже шестнадцать исполнится. Я узнала: подам в суд на определение, что я эмансипированный подросток. Буду делать, что захочу, а ты мне алименты платить.
Мама замерла. Смешно получилось: вот она округлила щеки, собираясь ответить, воздух изо рта вырвался, а звуки пропали. Точно забыла, что хотела сказать. Потом мать часто заморгала, будто в глаз что-то попало.
— Катя, ты понимаешь, что говоришь? — повторила она.
Катя взвилась в воздух, словно сорванная пружина.
— Я все решила! А ты постоянно мешаешь. Думаешь, я совсем дура?! Отстань от меня!
Мама тоже подскочила:
— Не смей! Слышишь?!
Но Катю уже понесло, и она выплеснула накопленное раздражение:
— Ненавижу! Если бы ты знала, как я тебя ненавижу!
И тут мать отвесила ей пощечину. Еще и еще. Катя схватилась за щеку: та горела, как от крапивы. Не сказав ни слова, она выбежала из кухни.
Глава пятая. Плацкартный билет
Весь вечер ее колотило от злости: как мама посмела поднять руку?! За что? Что Катя такого сказала?! Что ненавидит? Так понятно же, что случайно вырвалось. Просто не выдержала. Вечно придумаешь что-то классное, а мама все испортит. Но ничего, мать еще пожалеет. Ей придется долго вину заглаживать. Катя сидела в обнимку с подушкой. Слезы застряли, не в силах прорваться. Она с хрипом дышала, подавившись рыданиями, не хватало воздуха. Уснула далеко за полночь, пообещав себе, что не простит мать никогда.
Утром Катя проспала в школу — мама не разбудила. В недоумении вышла из комнаты, но оказалось, мать уже ушла на работу. Ни записки, ни приготовленного завтрака — ничего. Неужели обиделась? Не может быть! Это Кате следует обижаться — ей бунтовать по возрасту положено, об этом везде пишут. А пощечины получать — нет. Она наспех выпила чай с бутербродом и побежала на уроки, как раз успела к третьему. Вернувшись домой, дернулась позвонить: у них с матерью была договоренность. Но раз они поссорились… Пусть поволнуется, все ли с ее доченькой в порядке, глядишь, к вечеру сговорчивей будет. Но вечером мама, как ни в чем не бывало, прошла на кухню и приготовила еду. Для себя одной! И Катю не позвала. Делать нечего, пришлось проявлять инициативу.
— Я, вообще-то, есть хочу, — заявила она.
Мама спокойно посмотрела и ответила:
— Я тоже узнала. Раз ты эмансипированный подросток, значит, полностью готова к взрослой жизни: зарабатывать деньги, обслуживать себя. Так что действуй. Возьми и приготовь ужин. Сама.
Приехали…
В школе стояла тоска. Учителя, как под копирку, только и говорили об экзаменах. Что камеры в кабинетах поставят, что дежурить будут чужие преподаватели. Не спишешь, и не подскажет никто. Ага, так им и поверили. Учителям надо, чтобы класс экзамены сдал, вот пусть и выкручиваются, как хотят. Хотя иногда и Катя чувствовала нарастающее беспокойство: куда потом со справкой из школы? Но Светка успокоила: в крайнем случае можно на второй год в девятом остаться. Ничего страшного. Да и нечего об этом думать — скоро районные соревнования по баскетболу.
Несмотря на низкий рост, Катя давно занималась в школьной баскетбольной секции и была лучшей из нападающих. В спортивном зале она преображалась, словно скидывала маскировочный халат. Становилась напористой, активной и смелой — здесь вылезала ее настоящая суть. Даже Танька по прозвищу Скала ничего не могла поделать: Катя ныряла, перехватывала мяч и уходила от рук соперницы, похожих на ветви. А затем отправляла мяч в кольцо. Оранжевый шар слушался, точно она держала его на резинке. Обмануть опекуна, взять пас, бросить с центра поля точно в кольцо — три раза в неделю Катя была звездой. Жаль, что только школьной команды. Тренер доходчиво объяснил, что не с ее ростом мечтать о большем. Против двухметровых соперниц она, пигалица, ничего не стоит. Катю просто раздавят на поле и не заметят. Эх…
Прошло несколько дней. Мама так и молчала: ни здрасьте, ни до свидания. Катя ощутила беспокойство: а вдруг мама не остынет? Так и будет относиться к ней, как к соседке? А ведь скоро экзамены, выпускной вечер и стоит подумать, что дальше. Мысли снова сбились на окончание девятого класса. Лучше бы засесть дома, но мать станет брюзжать, что надо получить профессию. Значит, колледж… В городе был только один, педагогический. После него и воспитателем в детский сад не устроишься — мест рабочих мало, мама как-то говорила. Значит, надо отправляться в областной центр. Но не поедет же она одна!
Дома стало неуютно, Катя уже несколько раз пожалела о своей несдержанности. И как к маме подойти, неизвестно. И как быть с Вадиком? Тот несколько раз интересовался, приезжать ли. Катя пока тянула время, но нужно было решать: да или нет. Что же делать? Катю осенило: надо сбежать из дома! Точно! Мать переполошится, поищет, попсихует, а когда доченька отыщется, сразу же на радостях простит и согласится на все. Осталось только все тщательно продумать.
У Светки родители как раз махнули во Вьетнам, можно было спрятаться на несколько дней у нее. Подружка не выдаст, прикинется, что не в курсе. Она подошла к Светке на перемене и завела разговор. Та сразу же откликнулась:
— Зд
Катя самодовольно кивнула.
— Прикольно! Надо и мне будет на вооружение взять, если предки заартачатся. А твоя мать у меня искать не станет?
Катя замотала головой: она все продумала. Купит билет до какой-нибудь станции, дома записку оставит, пустит по ложному следу. Светка дала добро.
Сразу же после школы Катя поехала на вокзал. В маршрутке работало радио: «В Темногорье отмечают необычно раннее цветение каштанов в этом году. Весь город утопает в белоснежных свечах…» Катя заинтересовалась: она никогда не видела цветущих каштанов. В их городке только тополей полно, а от них лишь пух, ничего красивого. Катя добралась до вокзала и пошла в кассы. Судя по расписанию, поезда в городке останавливались редко. Елки, надо было дома в интернете посмотреть направление и стоимость билетов — ее личная копилка изрядно похудела за последние дни.
— Девочка, тебе чего? — окликнула кассирша.
В голове всплыло название города: Темногорье. Классно было бы смотаться туда и посмотреть на цветущие деревья. Правда, ехать она никуда не собирается, но вдруг…
— До Темногорья билеты есть? — спросила Катя.
Кассирша посмотрела в мониторе и ответила:
— На завтра, один плацкартный билет.
По деньгам хватало и туда, и обратно. Но обратно Катя не собиралась брать, ведь это для отвода глаз. Она протянула паспорт и деньги и купила билет.
На следующий день после уроков она подошла к Светке:
— Ну пошли?
Та удивленно уставилась на нее:
— Ой, Кэт, я совсем забыла — ко мне же сейчас Ирка со Скалой собираются. Мы еще неделю назад договорились.
— А я как же? — Катя растерялась.
— Давай завтра. Предки еще только через три дня возвращаются, успеешь.
И Светка унеслась.
Катя задумалась: что же делать? До завтра ждать нельзя — билет сегодняшний. Все должно быть правдоподобно. А что если махнуть в это Темногорье? Полюбоваться каштанами и вернуться обратно. А можно еще хитрее сделать. Посидеть на вокзале, поплакать. Наверняка, полиция обратит внимание на одинокого подростка А потом звонок маме: «Ваша дочь находится там-то и там-то. Приезжайте за ней, а заодно объясните, как вы довели ребенка до того, что она решила сбежать из дома». Вот-вот, пусть объяснит! А после Катя порыдает, попросит прощения, и все будет, как раньше.
Катя забежала домой, нарезала бутерброды, налила воды в бутылку и поехала на вокзал. Маршрутка мелко тряслась, будто в ознобе — дороги в городе были разбиты, а Катю кидало в жар: она решилась! Будет чем козырять в школе перед одноклассниками. Мама вечно ворчит, что Катя не умеет дружить, а теперь все с ней зафрендиться захотят, и стараться не надо. Катя прошлась по платформе: вроде отсюда. Она еще раз сверилась со световым табло: да, первая платформа. А как же узнать, какой вагон ее? Сердце от волнения забилось сильнее: ей никогда не доводилось путешествовать одной, да и с родителями нечасто. Но вскоре показался поезд, он с грохотом остановился возле перрона.
«Пятый вагон, а у меня седьмой. Значит, через один. Черт, в другую сторону!» — мысли бились в голове, как бабочка об окно. Катя протянула билет проводнице и зашла в внутрь.
В ее отсеке находилась семья: мама, ребенок и бабушка. Напротив — парень с девушкой. Катя устроилась на нижней полке. Поезд качнулся и помчался прочь от родного города.
«Представляю, как Светка удивится, когда завтра не приду в школу, — подумала она. — Плохо, что не сказала, куда я билет купила. Ой, и маме записку забыла оставить!»
Ее пробил холодный пот. Но она успокоила себя: зато как по-настоящему.
Вечером Катя долго не могла уснуть. Она ворочалась и представляла: вот мать возвращается, дочери нет. Сначала мама не волнуется: наверное, Катя где-то гуляет. Затем маму охватывается беспокойство, она старается выдержать характер, но не получается. Набирает Катин номер, но та вне зоны доступа — мобильник отключила, как приехала на вокзал. Звонит Светке, другим одноклассникам. Никто не в курсе. Мама выбегает во двор: вдруг Катя там? Но и во дворе ее нет. И за полночь мать сдается и сообщает в полицию: пропала дочь. Катя ощутила смутную вину, но отмахнулась: мама сама виновата. Нечего было доводить до этого.
Рано утром проводница разбудила:
— Через полчаса прибываем.
Катя умылась, взяла сумку и вышла в тамбур. Поезд мчался, рассекая туман. Белесая дымка укутывала железнодорожный путь, скрывая все, что происходило за ним. Лишь изредка мелькали смутные тени. Но, как ни щурилась Катя, разглядеть что-либо не получалось. Наконец, состав противно лязгнул и остановился. Проводница отворила дверь и помогла Кате спуститься. Поезд стоял всего минуту, вскоре локомотив зашипел и тронулся дальше, Катя осталась одна. В густом тумане пришлось идти наугад. Катя шагала медленно: платформа была настолько разбита, что из бетона торчала арматура. Немудрено споткнуться и упасть, не хватало еще колени разбить.
Она достигла края перрона, здесь платформа резко кончалась, словно ее обрубили топором. Катя растерялась: может, надо спрыгнуть и перейти через рельсы? Или нет? Она потопталась в нерешительности, затем развернулась и побрела в противоположную сторону. Вскоре Катя добралась до железной конструкции, возвышавшейся над перроном, и стала подниматься по лестнице. Ступени состояли из толстых прутьев, покрытых ржавчиной. перила пугали хлипкостью. Катя держалась от них подальше, а не то еще рухнет вместе с ненадежным ограждением на рельсы. Ей казалось, что она плывет в молоке — туман никак не хотел рассеиваться.
Вокзалом служило одноэтажное здание, с облупившейся штукатуркой и темными от грязи окнами. Поколебавшись, Катя толкнула дверь — не стоять же на улице. Внутри никого не оказалось, окошко билетной кассы было закрыто. Рядом висела табличка: «Время работы с 9.00 до 18.00, перерыв на обед с 13.00 до 14.00». Катя села на скамейку и принялась ждать. А что еще делать? Вскоре она задремала.
Глава шестая. Постоялый двор Флута
Катя вскочила, словно ее ожгли крапивой, и мгновение не могла сообразить: она в поезде? И это гудок паровоза? Или…? Вдалеке слышался странный отзвук, нечто среднее между воем и рычанием. Так мог бы жаловаться на жизнь огромный медведь, если бы медведи выли. Звук пропал и не повторялся, и Катя засомневалась: точно ли он был? Не приснился ли? Рядом тлел огонь, разведенный в большом пне; на еловых лапах, брошенных на землю, спали попутчики. Ночная мгла пугала, будила древние инстинкты. Казалось, что из темноты выскочит чудовище и набросится на нее. Катя съежилась и замерла: так больше шансов остаться незамеченной. Но ничего не происходило. Потрескивал огонь, сопел Игорь, раскатисто храпел Хирург. Катя пыталась задремать, но не получилось: перебила сон. Она поворочалась, укладываясь удобнее: еловые иголки кололись, но на голой земле спать холодно, поэтому и за такой настил спасибо. Открыла глаза и уставилась в небо. Вокруг сияли звезды. В школе проходили разные созвездия, но Катя не смогла бы назвать ни одно. Зачем голову ерундой засорять? Один из участков неба был темнее прочих — мгла среди тьмы. Катя так долго всматривалась в него, что он раздвоился — и перед ней появились два бездонных колодца, глаза Хранителя. Ужас пробежал холодной волной от затылка через сердце и низ живота к большим пальцам на ногах, и Катя снова проснулась.
Стояло раннее утро. Солнце окрасило верхушки деревьев в золотистый цвет, птицы завели мелодичные трели, догорал костер. Катя подбросила в него сухой хворост, собранный вечером, и присела рядом, чтобы согреться. Пламя жадно обхватило ветки, набивая ими свою ненасытную утробу. Катя достала из сумки телефон и включила. Чуда не произошло — сети не было. Весь прошлый день она пыталась дозвониться, пока Игорь не посоветовал беречь батарею. Хорошо, что дурой не обозвал, хотя выражение лица у него было соответствующее. Ну да, дура… Даже если бы она дозвонилась, мама все равно бы не приехала сюда, чтобы забрать дочку. Но что-то бы она могла придумать! Отправилась бы сама в Темногорье, отыскала бы Хранителя пути и потребовала вернуть Катю. Припугнула бы его, в конце концов! Катя в очередной раз пожалела, что сбежала из дома. Ну как, как ей пришла в голову эта ерунда? Откуда, из какого космоса? Как же жалко себя…
Вчера весь день шли нескончаемой дорогой. Останавливались лишь три раза на полчаса, чтобы передохнуть. А ведь она на ногах не стояла после того, как пришлось удирать из города. Думала, упадет на дорогу, и пусть что хотят с нею делают. Но дядя Дима поднял, встряхнул и сказал, что никаких истерик не потерпит. И лично ему обратно не надо, его там ничего хорошего не ждет. И если он вернется, то только ради нее и Игоря, а точнее, их родителей. Потому что те не должны страдать из-за того, что у них дети дурные. И если Игорю еще можно сделать скидку на его болезнь (Катя вспомнила, как дернулся Игорь при этих словах), то ей, Кате, должно быть стыдно за то, что она сплошная идиотка. Дядя Дима произнес все это очень тихо и по слогам, как для плохо понимающей, но у Кати возникло ощущение, что ей влепили оплеуху. В ней проснулась спортивная злость, как на баскетбольной площадке, она собралась и пошла. И за весь день ни разу не пожаловалась. И даже хворост помогала вечером собирать, хотя не обязана — она еще подросток. Только Игорь смотрел чуть насмешливо. Ну и плевать она хотела на сопляка. Ха, он младше ее!
Осталась только неясность насчет дяди Димы. Он сам сознался, что убийца. Значит, убил кого-то. Может, операция неудачная была? Раз Хирург — следовательно, врач. Он же говорил что-то про парня с проломленной башкой. Или? Дядя Дима сказал, что Хирург — прозвище. Может, его так назвали, потому что ему нравится резать людей? Может, он маньяк? Нормальный, нормальный, а потом, бац, и переклинит. По дяде Диме видно, что с ним не все в порядке. Прячется внутри себя. Иногда несколько раз приходится окликать, чтобы услышал. А когда крыша съедет, достанет свой нож и начнет их с Игорем убивать. Хотя Игорь успеет убежать, он себе на уме. Но деваться им друг от друга некуда, связаны одним путем, так что придется следить за попутчиками.
Катя поворошила костер, искры взметнулись в воздух красными точками. Как там мама? Наверное, переживает. Хотя ей-то нормально, она же дома. Это Катя неизвестно где и непонятно зачем. Она вздохнула. Дядя Дима прав — она непоправимая идиотка. И зачем ей пришла в голову эта безумная идея? Из-за Вадика? Она только сейчас о нем вспомнила. Нужен он ей… Да и он, наверное, не думает о Кате. Как же хочется домой… Только сейчас Катя сообразила, что ей не хватает уверенности, что все будет хорошо и сегодня, и завтра. Слеза, одна за другой, быстро выкатились из глаз. Но тут к костру подсел Игорь, и она украдкой вытерла глаза — его это не касается.
— Не спится? — поинтересовался Игорь.
Катя пожала плечами: ему-то что? Для него бродяжничество — вещь привычная, не то что ей.
Проснулся и дядя Дима. Сначала с недоумением посмотрел на них, а потом буркнул приветствие. Долго тер лоб, затем поднялся и полез в рюкзак.
— На рыбалку пойду, — сообщил он. — Игорь, ты как?
Тот кивнул, и они направились к берегу, а Катя осталась. Повезло, что дядя Дима с ними. Вряд ли Катя справилась одна, а Игорь давно бы ее бросил. По нему видно, что он девчонок за людей не считает и что к Кате, как к обузе, относится. А дядя Дима будто в поход собирался, много чего с собой набрал. И костер развел, который всю ночь тлел, и даже коробку из бересты соорудил. Проворчал, правда, что не на трезвую голову вещи укладывал — про тот же котелок забыл. Береста, как ни странно, на огне не горела, и они сварили в ней суп из зеленого горошка и тушенки. Продуктов дядя Дима и Игорь в магазине Темногорья нашли мало, в основном крупу. Так что, наверное, скоро придется одним горохом питаться.
Катя вспомнила: дядя Дима воду из реки в презервативе принес! Она не выдержала и захихикала, а Игорь снисходительно объяснил, что в походе презервативы — вещь первой необходимости, а ей поменьше о глупостях думать надо. Эх, если бы знать, что убийство по неосторожности было, что дядя Дима не маньяк какой-нибудь. Но спросить страшно.
Через пару часов, когда в Катином желудке засосало от голода, вернулись попутчики. Им удалось поймать несколько рыбешек, чуть больше ладони. Дядя Дима почистил их, посолил, а затем обмазал глиной и положил в костер, чтобы запекались. В берестяной коробке вскипела вода для чая, они позавтракали, затем дядя Дима заварил чай в термосе и потушил костер.
Катя подумала: «Ну хорошо, здесь есть река. А дальше? Где потом брать воду и еду? Как же все надоело. Ничего еще не началось толком, но уже приелось». Они снова зашагали по узкой тропе, которая когда-то была широким трактом, а теперь поросла травой. Дорога шла параллельно реке, иногда отклоняясь чуть в сторону, иногда пересекая, когда русло делало изгиб. Пару раз переходили по шатким деревянным мостам. В одном месте Игорь чуть не загремел вниз, когда перила, за которые он держался, обвалились. Хоть и невысоко, но Катя потом шла с ощущением тяжести в животе. Ужасно.
Над дорогой нависал молодые деревца, обещавшие с временем совсем заглушить тропу. Светлые березки, ажурные рябины, дубки и ольха разрослись во все стороны. Пару раз из кустов выскакивали пегие зайцы, не успевшие сменить белую шубку на летнюю. Игорь проводил их взглядом, полным сожаления, да и Катя не отказалась бы от зайчатины, но ружья у них не было. Около полудня путники остановились, дядя Дима развел небольшой огонь, чтобы сварить рисовую кашу: вместо молока использовали пакет со сгущенкой, которые был в магазине. Пока каша варилась, он же насобирал березового сока, а затем замазал насечки на деревьях землей. Путники еще пару раз останавливались для отдыха, а потом увидели большой дом. На нем виднелась надпись: «Постоялый двор Флута».
Флут готовился ко сну. Протопил камин, проверил окна на втором этаже, спустился на первый и повторил процедуру: закрыл наружные ставни и окна. После запер входную дверь на крепкий засов. Такую дверь можно тараном выбивать — не дрогнет. Сделана из железного дуба еще прадедом Флута. Легче дом по бревнам разобрать или взломать окна, которые помимо ставней охраняются надежным заклинанием от воров и лихих существ. Заклинание поставил проходящий волшебник, расплатившись им за еду и ночлег. Так что дом представлял собой крепость из известной поговорки, но Флут все равно беспокоился: открылся темный путь, впервые за тысячелетия.
Торговый тракт, по которому за день проезжало не менее двадцати подвод, сузился до узкой тропы, обезлюдел. Среди разросшегося за ночь леска Флут различил пару неизвестных деревьев: с темно-стальными гладкими стволами и ярко-красной листвой. Сроду ничего подобного у них в лесу не росло. И неизвестно еще, что ждать дальше. Флут мог бы поклясться, что деревья двигаются. Еще утром никаких дубков не видел, а теперь полюбуйтесь — растет напротив дома, точно лет десять назад Флут его собственными руками посадил. И луна… Прошлой ночью она посерела, точно укуталась в дым от пожара. После такого зрелища у Флута разыгралась бессонница. А ведь слушал в далеком детстве все истории об открываемых путях, как сказку. А сказка обернулась былью. И как бы кто не явился. Всем известно: по темному пути идут отверженные.
Он собрался выпить отвар из трав, который дает глубокий и спокойный сон, как в дверь постучали. Кружка выпала из рук и со звоном покатилась по полу. Сделанная из огненной глины, она не разбилась, но выдала, что дома кто-то есть. Что же делать?! По законам дорожников Флут не мог не пустить путников, но они пришли по темному пути! Лоб покрылся испариной, а зубы выбили нервную дробь. Как же быть? Нарушить закон или отворить? В дверь снова забарабанили и звонкий девичий голос попросил: «Пустите нас, пожалуйста!»
И Флут дрогнул. Не то чтобы он отличался особенной жалостью или состраданием, но ни один из членов гильдии не мог отказать в помощи путникам. Устав дорожников! Да и паук-секретарь, засевший в углу напротив входа, запишет, что нарушена клятва — помогать тем, кто в пути. Хотя Флут все же попытался отговориться.
Он открыл небольшое окно, проделанное в двери, и, стараясь не глазеть на пришедших, ответил:
— Я уже сплю.
Но девица продолжала:
— Нам очень надо! Мы устали и хотим есть.
Флут заметался: нет, он не может не открыть. Такой жалобный голосок. Его сердце не выдержит, если он откажет путникам в крове. Да и закон… Нельзя нарушать устав, иначе у него отберут постоялый двор, а его с позором изгонят из гильдии.
Паук-секретарь заинтересовался, подкрался к краю паутины и уставился на Флута восемью глазами. Шпион засланный! Флут дрожащими руками отпер дверь и приоткрыл ее. Сам немного отступил в сторону, чтобы в случае опасности удрать в подпол, а оттуда через потайной ход в лес. Но ничего страшного не произошло — в помещение вошли трое людей: мужчина и подросток с девицей. По ним не скажешь, что явились по проклятому пути.
Он изобразил на лице самую любезную улыбку, на которую был способен, и спросил:
— Чем могу быть полезен?
И тут произошло из ряда вон выходящее: девица, это молодое создание, вдруг завизжала со всей мочи:
— Черт! Черт!
И ткнула в него пальцем! Сроду никто не оскорблял Флута подобным образом. Между прочим, это ему следовало кричать: кто знает, что от них ожидать? От подобных путников ничего хорошего не светит.
— Он не черт, — мужчина дернул девушку за плечо, та замолчала, но не сразу.
— У него копыта!
С таким возмущением заявила, будто копыта — нечто ужасное. Флут гордился ногами, каждое утро мыл шерсть шампунем из цветов каштана для лучшего лоска. А копытца натирал воском для блеска. Ведь скоро конкурс красоты среди членов гильдии. А эта девица вопит так, точно увидела таракана на кухне или, что гораздо хуже, крысу.
Но тут подросток ущипнул ее за руку, и девица умолкла. Какая красота — тишина, а то нежные ушки Флута чуть не разорвались от шума. Не привык он к таким громким постояльцам.
— Добрый вечер, — поздоровался мужчина, остальные просто кивнули.
На взгляд Флута, молодежь воспитанием не отличалась.
— Простите, не скажете: где мы и кто вы? — поинтересовался мужчина у Флута. — Мы здесь недавно, и ничего не знаем.
Совсем другое дело. На вежливые речи положен такой же ответ, и Флут представился:
Поделиться книгой: