Помоги проекту - поделись книгой:
— Как где? Дома, освобождение праздновал.
— И как? Отпраздновал?
— Есть что вспомнить, — по-моему, он еще не до конца протрезвел.
— Отпустили под подписку?
— Самое интересное, что без всяких подписок и прочей ерунды. Все обвинения сняты, ни у кого никаких претензий.
— С чего бы это?
— Сам не пойму, четыре месяца пытались слопать, а теперь как бы раздумали.
— О как!
— Стас, может, в гости нагрянешь? Погудим немного, молодость вспомним.
— Может, чуть позже.
— Тогда я пошел.
— Куда?
— Водку пить и шашлык трескать, куда же еще?
— Тогда до связи.
— И тебе того же.
Значит, все обвинения сняты и никаких претензий нет. Браво, Степаныч. Теперь и мне деваться некуда. Я взял трубку и набрал номер.
— Концерн «Росмед», слушаю вас, — раздался ангельский голосок. Где они только таких набирают, интересно?
— Соедините меня, пожалуйста, с приемной Германа Константиновича.
— Вам назначено?
— Да.
— Как вас представить? — очень хотелось ответить хамским: «Представьте меня очень неодетым и в сауне», — но я сдержался.
— Пожалуйста, соедините меня с его личным секретарем, я ей все подробно объясню.
— Минутку, — заиграла чудная музыка, должно быть, офисный вариант «Пер Гюнта». Не успел я толком насладиться прекрасным, как меня уведомили, что я соединен с приемной господина Бацунина.
— Добрый день, — заискивающе проблеял я.
— Добрый, — согласился со мной хорошо поставленный строгий женский голос.
— Будьте добры, соедините меня с Германом Константиновичем.
— Он сейчас проводит совещание.
— Мне почему-то кажется, — нахально заявил я, — что он найдет для меня пару минут.
— Да? — усомнился строгий голос.
— Да, — уверил я свою собеседницу, вполне, впрочем, допуская, что никто меня не узнает и к сердцу не прижмет. Бывали, знаете ли, случаи.
— Представьтесь, пожалуйста.
— Я человек, с которым господин Бацунин катался в ноябре девяностого года по набережной Фрогнер Странд в Осло. — «В пьяном виде», — едва не добавил я.
— Именно так и доложить?
— Слово в слово, пожалуйста. — Наступила пауза, прерванная голосом, которого я не слышал семнадцать лет:
— Ты?
— Я.
— Рад тебя слышать. Как ты?
— Нормально. Ты-то как?
— Скриплю потихоньку. Давай увидимся?
— Как раз об этом я и хотел попросить.
— Через полтора часа на Полянке у «Молодой гвардии», номер моей машины…
— До встречи.
— Как я тебя узнаю?
— Я буду держать в зубах чайную розу.
— Все шутишь, Верещагин, — хмыкнул мой собеседник и отключился.
Я грелся на солнышке у автостоянки перед «Молодой гвардией» и вспоминал тот холодный ветреный вечер в Норвегии, едва не ставший для меня последним.
Глава 15
Я спускался по тросику вниз по скале, все больше отдаляясь от виллы на ее вершине. Сверху меня омывал ласковый и холодный дождище, смывая грим с физиономии. Из-за налетевшего ветра я раскачивался, как на качелях, и разок-другой здорово приложился о камни. В общем, я не получал ни малейшего удовольствия от всей этой физкультуры, и еще мне здорово мешали две дырки в организме. Впрочем, по порядку.
В тот вечер я притворялся официантом. Как сейчас помню, мой прототип был шведом по имени Уле Олафсон. Сам он во всей этой дискотеке не участвовал, так как спал у себя дома без всякой перспективы пробудиться раньше чем через двенадцать часов, начиная с того момента, когда он вздумал попить пивка в моей компании. Слава богу, физия у него оказалась вполне простецкая, без особых примет, поэтому гримировался я недолго, правда, пришлось немного осветлить шевелюру и двигаться на полусогнутых, потому что этот потомок викингов умудрился оказаться ниже меня на добрых пять сантиметров. Небольшой частный прием, на котором я подменял так некстати занемогшего работника тамошнего общепита, начался в девять вечера. Инструктаж перед его началом с обслуживающим персоналом проводил один милый человек с добрым лицом отцеубийцы. Нам строго-настрого запрещалось отлучаться куда-либо из холла, снимать с лацкана белого форменного кителя бейдж с фотографией, а самое главное — оставаться на вилле после половины одиннадцатого.
В этот вечер прием посетили девять человек, не считая охраны. Что интересно, среди них не было ни одной дамы. Гости степенно выпивали и закусывали, прогуливались по холлу и слушали что-то трогательно-национальное в исполнении струнного секстета. Все ждали еще одного, как я понял, важного чиновника тамошнего правительства. Лично меня его персона волновала постольку-поскольку, так как нужный мне человек, американец, уже был на месте. Вернее, его документы.
Полчаса я добросовестно притворялся халдеем, разнося напитки и легкие закуски, потом зашел за новой порцией вкусненького на кухню, вывернул китель наизнанку, засунул в правое ухо миниатюрный наушник на витом проводке, сделал решительное лицо и притворился охранником. Свою трансформацию я приурочил к загрузке сервировочного столика в грузовой лифт.
Уже в обличье охранника я поднялся на второй этаж, где и встретил катящего столик официанта. Когда он проследовал мимо меня, я оглушил его ударом по голове, быстро связал и оставил в стенном шкафу среди швабр и ведерок. После чего я вернулся в образ официанта и бодро покатил столик к нужной мне комнате.
Находящаяся внутри охрана, видать, здорово оголодала, потому что впустили меня сразу, не успел я на чудовищном английском произнести магическое заклинание, постучав в дверь: «Обслуживание». Их было двое, как я и ожидал — высоченный рыжий здоровяк, стоящий в центре комнаты с пистолетом в руке, и его чернокожий напарник, развалившийся в кресле. Оружия у него не наблюдалось, зато к левой руке был прикован наручником металлический кейс.
Испуганно глядя на здоровяка, я дрожащим голосом произнес:
— Ваш ужин, джентльмены.
— Спрячь ствол, Род, а то парень сейчас обделается.
— Да не трусь ты так. — Возвращая пистолет в подмышечную кобуру, он хлопнул меня по плечу. И тут же умер, потому что, поднырнув под его руку, я сократил дистанцию и вонзил ему в сонную артерию пилочку для ногтей, не вызвавшую, кстати, никаких вопросов у охраны при обыске.
И тут же повернулся ко второму. Реакция у парня оказалась на зависть — его правая рука молниеносно нырнула за пазуху. Он уже почти достал ствол, но я успел бросить ему в голову тяжелый столовый нож. Получив рукояткой в лоб, он на некоторое время впал в ступор, я подскочил к нему и ударом локтя проломил височную кость. Извините, ребята, если что не так. Работа такая.
Ключ от наручников, естественно, находился у их шефа, я даже не стал его искать. В брючном ремне у меня для этого случая была припасена отмычка.
Замочек, кстати, оказался достаточно заковыристым, провозился я с ним минут пять, не меньше. Обшарил карманы убиенных, обнаружил у верзилы отличный метательный нож, который и прихватил на всякий случай.
На безымянном пальце моей левой руки красовался аляповатый перстень, явно самоварного золота с большим поддельным рубином, лишний раз подтверждающий тот факт, что господин Олафсон — пошляк. Я с силой два раза нажал на камень, и заработал маячок, оповещающий ждущих меня внизу, что пора готовить торжественную встречу. И в этот самый момент раздался вежливый стук в дверь.
— Кто это, черт подери, — на техасский манер растягивая гласные, спросил я.
— Обслуживание, сэр. — Что-то уж больно навязчивое здесь обслуживание.
— У нас все уже есть.
— Прошу прощения, вам доставили чужой ужин. Босс отправил меня исправить ошибку, — интересно, с кем это нас перепутали, если учесть тот факт, что на втором этаже больше никого нет? Придется выяснить.
— Черт с тобой, заходи. — Я пристроился за дверью с чужим ножом в руке.
Дверь тихонько отворилась, и в нее буквально влетел тип в белом кителе официанта, держащий двумя руками пистолет с глушителем. И тут же всадил две пули в сидевшего в кресле чернокожего, после чего сместился влево, плавно разворачиваясь через правое плечо. Я метнул нож, целя в шею — попал чуть ниже, под ключицу. Он выронил ствол, а я рванулся к нему и одним резким движением сломал стрелку шею.
Его физиономия показалась мне знакомой, я пригляделся — ба, какие люди! Это был скрипач из струнного секстета. Наверное, решил немного передохнуть от музыки и поработать киллером. Ситуация становилась все более интересной. Теперь, перед тем как сделать ноги, я должен был обязательно разобраться с группой прикрытия этого Паганини, а то они мне бежать помешают.
Доставшийся мне трофей поражал малым весом при серьезных размерах — пластиковый «глок», не улавливаемый ни одним детектором. Я проверил магазин — шестнадцать патронов, нормально. Разувшись (левый туфель разгильдяя Уле слегка поскрипывал), я прошел по коридору, на секунду замер у поворота и вынырнул из-за угла.
Мистер Вторая Скрипка и мисс Виолончель с похвальной быстротой оценили обстановку и открыли по мне огонь. На счастье, я начал чуть раньше, и, таким образом, секстет моими заботами съежился до размеров трио. Они оказались достаточно шустрыми ребятами (и девчатами) и сподобились попасть в меня дважды — в плечо и в ногу, причем в плечо достаточно серьезно.
Пока оставались силы, я перенес их по одному в комнату к другим, перевязался удачно обнаруженной в шкафу и порванной на лоскуты наволочкой, после чего быстро направился к выходу на открытую веранду. Трос у меня был с собой, свыше тридцати метров кевлара было обмотано вокруг моего тела под рубашкой, браслет наручных часов сошел за карабин, а толстые, с виду ручной вязки, носки заменили перчатки. Я закрепил трос за колонну и начал спуск с кейсом, пристегнутым сзади к брючному ремню.
Подробности этого приключения несколько выпали у меня из памяти. По-моему, в ходе спуска я пару раз отключался, но удача в тот вечер была со мной. Накрывшая волна несколько привела меня в чувство, а сильные руки, прихватившие меня за портки и за шиворот, не дали плюхнуться в воду.
— Физкультуру в школе не надо было прогуливать, чайник, — произнесенные хриплым шепотом на ухо слова прозвучали райской мелодией. На душе полегчало, очень захотелось потерять сознание и долго валяться.
Я очутился в рубке небольшого катера, ноги подкосились, и я упал. Движок добавил обороты, катер тронулся.
— Вколите мне… — оказывается, даже шептать было очень нелегко.
— Что с тобой? — В руку вонзилась иголка шприц-тюбика.
Через минуту немного отпустило.
— Задели, — говорить стало капельку легче.
— Кто?
— Об этом потом. Тут должен быть еще один катер.
— Забудь о нем. Как ты?
— Терпимо. Закурить есть?
— Курение — вред, — заявил один из моих спасителей, подавая мне зажженную сигарету. — Это я тебе как врач говорю.
— Насчет «чайника» извиняюсь, — повернулся ко мне рулевой. — Ты не чайник, ты — сокол.
— Не отвлекайся, Лось.
— Слушаюсь, командир.
Тот включил рацию.
— Как дела?
— Нормально.
— Встречай.
— Жду.
Переговоры в эфире велись на английском с трудноопределимым акцентом, немного напоминающим тот, с которым я беседовал с будущими покойниками.
До припаркованного неподалеку автомобиля я дошел, заботливо поддерживаемый. Все равно меня конкретно штормило и болтало из стороны в сторону. Это навело меня на интересную мысль.
— Куда едем? — спросил я сноровисто обрабатывающего мою рану командира группы. Как я узнал позже, его позывной был Доктор.
— Надо бы сразу в посольство, но как тебя такого?
— Как? С песнями!
— Объясни.
И я объяснил.
По набережной Фрогнер Странд мы действительно прокатились с песнями и никого этим особо не удивили. Старушка Европа уже начала потихоньку привыкать к богатеньким русским Буратино, вырывающимся к ней в гости из-за «железного занавеса» и на радостях отрывающимся по полной. Сначала спели «Паромщика», и хорошо, что в этот момент нас не слышала Примадонна российской эстрады, эстрада тут же бы осиротела. Потом перешли на песни военных лет. Повернув направо и проехав через железнодорожный переезд, наша музыкальная шкатулка прокатилась по недлинной улочке, название которой напрочь выпало у меня из памяти, еще раз повернула направо и оказалась на улице Драмменсвейн. Притормозили у особняка под номером семьдесят четыре у запертых ворот и начали сигналить. На крыльце посольства появился какой-то персонаж, и через минуту-другую ворота медленно распахнулись. Мы въехали внутрь, выбрались из машины (меня вытащили) и, грянув молодецкое: «Нас извлекут из-под обломков, поднимут на руки каркас…», направились к крыльцу, наглядно демонстрируя всем и каждому полную утрату знаменитого советского «облико морале». Я, укутанный почти с головой в кожанку слоновьих размеров, видимо, олицетворял собой тот самый «каркас». Когда мы вошли в здание, я отрубился. Очнулся только на операционном столе и снова ушел в нирвану, на сей раз — от наркоза.
Поделиться книгой: