Игорь хотел побыстрее забыть, что с ним произошло вчера и это ему легко удалось. Даже про Божественный голос с высот он старался не думать. Успокоил себя: «Бог смотрит за мной», — и пошел навстречу городу.
Город начинался сразу, вдруг, будто огромной рукой его воткнули в землю со всеми этими домами, небоскребами, башенками, церквями. И чем ближе Игорь к нему приближался — тем странней казался город.
Дома были совершенно земными, и жители, которые начали ему попадаться все чаще, без сомнения, были людьми. Но нигде на земле невозможно не то что увидеть такой город, но даже представить нечто подобное.
В городе этом безо всякой системы перемещались эпохи и стили. Здесь высились старинные — из XX века — небоскребы и еще более древние каменные дворцы. Одни улицы были выложены камнем, но стоило свернуть — появлялся асфальт, а за следующим углом — современные движущиеся тротуары. Здесь мчались машины всех марок, — начиная от самых первых, с огромными колесами, и кончая современными, едущими почти бесшумно, и тут же рядом — скользили кареты. Очень скоро Игорь понял, что люди здесь одеты в наряды едва ли не всех эпох, какие были на Земле.
Его удивляло, что проходящие мимо люди — будем называть этих существ так — кивали ему, улыбались. Будто узнавали в нем давнего знакомого.
Игорь сел на лавку, закурил трубку… Только тот, кто понимает разницу между бессмысленным курением сигареты и благородным процессом раскуривания трубки, может понять то блаженное состояние, в которое впал Игорь. Забыл, что он черт-те где, а не дома, что испытания еще наверняка не кончились, что, наконец, он ни на сантиметр не приблизился к разгадке тайны этой планеты… Игорь сидел на лавке, курил трубку и разглядывал очаровательных женщин, которые, проходя мимо, обязательно улыбались ему. И если они не были француженками, то кем же они были!
Его одиночество длилось недолго. К нему подошел человек в форме русского офицера XIX века, щелкнул каблуками, представился:
— Честь имею. Лейб-гвардии конного полка корнет князь Александр Одоевский.
— Декабрист? — удивился Игорь.
Вместо ответа Одоевский спросил:
— Разрешите присесть?
Игорь разрешил. Разумеется.
Кто такие декабристы, Игорь знал хорошо. И не только потому, что вообще увлекался прошлым. С особым вниманием он изучал судьбы тех, кто сознательно шел в историю, кто хотел стать историческим человеком. Он любил декабристов не за то, что они выступили против царя, — Игорь как раз не очень понимал, зачем это надо было делать, — он любил их за то, что они шли на смерть только ради того, чтобы их помнили потомки.
Покосился на сидящего рядом человека. Одоевский был катастрофически молод. Ясно, что и усы-то он отрастил исключительно для того, чтобы выглядеть старше. Огромные глаза Одоевского глядели печально, такие глаза могли принадлежать только человеку, который постоянно думает о чем-то грустном, даже безысходном.
Продолжая глядеть в небо, Одоевский не прочел, а произнес:
— Это ваши стихи? — наобум спросил Игорь.
— Узнали? — обрадовался Одоевский. — Балуюсь иногда. Хочется, знаете ли, чтобы потомкам, кроме имени моего, что-то еще осталось.
— Имя — это не так уж мало, — сказал Игорь. — Посчитайте, сколько на Земле было людей, и скольких мы помним имена. Были миллиарды, помним — единицы. И с каждым годом попасть в этот список становится все труднее. Чем лучше становится жизнь, тем труднее попасть в историю.
Одоевский рассмеялся.
— Неплохой афоризм. Мы с друзьями много думали об этом, но, сказать по правде, так сформулировать никто не додумался.
— Я, знаете ли, тут недавно, — Игорь улыбнулся, и улыбка почему-то получилась подобострастной. — Я с Земли. Так вот, может быть, вы объясните мне, что это за город такой странный? Пока я не могу ничего понять.
Одоевский смерил Игоря взглядом и спросил неожиданно:
— А самому хочется в историю попасть?
Игорь не знал, что ответить. Ему казалось, что Одоевский спрашивает не просто так, и от того, как Игорь ответит, зависит что-то важное в его жизни.
Он промолчал.
— Зачем же вы молчите? — Одоевский улыбнулся ободряюще. — Вы скажите: тщеславие? А что в нем худого? По трупам к благополучию идти — дурно, а с открытым забралом в историю… Ничего предосудительного в том не вижу. Видите ли, история не терпит людей слабых, пустых, никчемных. Так что легко понять: ежели хочешь избежать всех этих пороков — невольно приближаешь себя к человеку историческому. В сущности, у любого из нас есть два выбора: либо стремиться к тому, чтобы стать мещанином, эдакой, знаете ли, букашкой, жаждущей лишь есть да спать, либо воспитывать в себе человека исторического. Вот оно как все получается.
— А просто так жить нельзя? — спросил Игорь.
— Ежели представить, что Бог просто так создал человека, — тогда, наверное, можно, — усмехнулся Одоевский и предложил. — Если угодно, я могу проводить вас до русского сектора.
— Хотя бы название города вы мне можете сказать, — попросил Игорь.
— Разве в названии дело? — Одоевский на минуту словно бы задумался и сказал, показывая на трубку. — Хороший табак, французский, наверное.
Во внутренний дворик дворца, рядом с которым они сидели, вышла женщина, лицо которой было исполнено той робкой печали, какую так любят мужчины.
Одоевский встал и, поклонившись, поздоровался по-французски.
Игорь сделал то же самое.
Женщина послала им грустную, но весьма зовущую улыбку.
Одоевский прошептал Игорю на ухо:
— Это Мария-Антуанетта, та самая, которую казнили эти сумасшедшие французы. После казни она очень полюбила вышивать. Весь французский сектор снабжается ее вышивкой. Иногда и нам перепадает.
— Я все-таки хотел бы… — начал Игорь.
Но Одоевский перебил его, и снова неожиданным вопросом:
— Вы ведь — русский?
— Русский, — согласился Игорь.
— Значит вам надо в русский сектор. Если угодно — я провожу.
Игорь понял, что тот, кто назвался Одоевский (и, судя по всему, им был), не намерен ничего объяснять, и ему ничего не остается, как взять Одоевского в провожатые.
Сзади послышался топот копыт. Игорь испуганно обернулся. Мимо промчались двое всадников.
— Это мушкетеры, — объяснил Одоевский. — Любят, знаете ли, соревноваться, кто быстрее проскачит от американского до английского сектора. Французы, сами понимаете.
Игорь кивнул. Хотя мало что понимал.
— Вы, может быть, проголодались? — поинтересовался Одоевский. — Если угодно, можем зайти в трактир — здесь неплохо кормят.
Едва они вошли, им навстречу бросился невысокий человек в треуголке.
— Здравствуйте, господин Наполеон, — радостно воскликнул Одоевский.
— Очень приятно, — улыбнулся Наполеон. — Я вам не помешаю?
Слушая, как разговаривают о каких-то мелочах Наполеон и Одоевский, Игорь подумал о том, что все-таки интересно устроен человек: с какой легкостью привыкает он ко всему, даже самому невероятному. Вот ведь сидят перед ним Наполеон и Одоевский — ему бы в обморок упасть, с ума сойти, а он ничего — сидит, слушает.
Потом Игорь подумал: как все-таки здорово, что на Земле не привился один всеобщий язык. То ли сила привычки сработала, то ли какие-то более глубокие причины, однако все земляне по-прежнему говорят на разных языках, правда, не знать основные языки считается неприличным.
— За ваше удивительное искусство, — поднял Одоевский бокал вина.
Наполеон скромно потупил взгляд.
Игорь не понял за что пьют, но выпил с удовольствием. И с удовольствием съел кусок горячего, дымящегося мяса.
И еда и вино придали ему уверенности, и Игорь решил обратиться к Наполеону.
— Ваше императорское величество, — начал он, пожалуй, излишне театрально. Но так уж и продолжил. — Для меня большая честь оказаться здесь рядом с вами. Я только недавно с Земли и еще не могу всего понять. Может быть, вы мне объясните, что это за странный город?
Тут дверь таверны открылась, вошел высокий человек с тростью.
Наполеон, Одоевский, а вслед за ними и Игорь встали и поклонились вошедшему.
Как только высокий человек отошел от их стола, Одоевский объяснил:
— Это Авраам Линкольн. Очень любит захаживать во французский сектор и беседовать о политике. Страшный говорун! В американском уж всем надоел.
— Он занимается здесь тем, что пишет книги о том, как создается настоящее государство, — включился в разговор Наполеон. — Но они такие толстые, я даже не берусь их читать. От одного взгляда на них скулы сводит зевотой.
— Я все-таки хотел бы… — начал Игорь.
Но император не дал ему задать вопрос. Наполеон заговорил сам.
— Меня очень волнуют проблемы воспитания. Особенно нравственное воспитание. Не понимаю, как можно воспитывать нравственность, не объяснив людям самого главного. А именно то, что все люди делятся только на два типа — победители и проигравшие. Середины нет. Жизнь — это залог, данный Богом. И залог этот можно либо спустить, либо увеличить стократ. Разве не так? — Неожиданно император начал вытаскивать из кармана деревянных солдатиков. Фигурки, надо сказать, были замечательные, вырезанные весьма искусно. — Вот что так необходимо для нравственного воспитания молодежи, — солдатики. А почему? Именно потому, что солдат — это такое существо, которое направлено только на победу, лишь в ней смысл его жизни. Вы понимаете, о чем я говорю? Солдат — существо высоконравственное потому, что он раз и навсегда ответил на вопрос: «Зачем живу?». Он живет для победы. И поэтому он — пример для всех, а особенно — для молодых. — Одну из фигурок Наполеон протянул Игорю. — В залог нашей будущей дружбы.
— Спасибо, спасибо, — залопотал Игорь и сунул солдатика в карман.
— Так выпьем за тех, кто стал победителем. — Наполеон встал. — За тех, кто не упустил свой шанс.
Они вышли из трактира, и Игорь успел заметить, как Наполеон подсел к Линкольну.
— После смерти на острове Святой Елены император начал вытачивать солдатиков из дерева, — объяснил Одоевский, когда они продолжали путь по странному городу. — У него это прекрасно получается. Такие армии выпиливает! Я был на одной его выставке — это производит впечатление, доложу я вам. Он считает, что его искусство способствует нравственному воспитанию молодежи.
«Сомнительный вывод», — подумал Игорь, но спорить не стал. Он изо всех сил пытался сосредоточиться и понять, что с ним происходит.
Похоже на то, что это планета, где живут великие люди. Видимо, Богу было угодно, чтобы все земные гении жили здесь. «За тех, кто не упустил свой шанс», — так, кажется, сказал Наполеон, а Бог сказал, что только здесь может быть счастье. Конечно, жить среди великих людей — прекрасно, но он ведь должен, должен разгадать тайну этой планеты. Пока же возникает слишком много вопросов.
Игорь попытался перетасовать в голове вопросы, чтобы выбрать самый главный и вдруг вспомнил о Джеке, об этом старом пилоте, которого он так и не успел ни о чем расспросить.
— Скажите, — обратился Игорь к Одоевскому, — вы не знаете старого пилота Джека, его еще называли Гагариным.
— Гагарина знаю, целыми днями летает на самолетах, а пилота Джека… Извините, а как его фамилия?
Этого Игорь не знал.
— Да я… простите… так просто… — улыбнулся он Одоевскому и снова углубился в свои мысли.
Вопросов было множество. Та ли это планета прыгающих людей, о которой рассказывал Джек? А если та, то почему после того, как Игорь услышал Глас Божий, ему перестали попадаться прыгающие люди? И почему его собственный сон так странно воплотился? Или сон был предчувствием — так ведь тоже бывает… Нет, с этой стороны не подобраться.
Предположим, это планета великих людей. Но почему они все уходят от разговора про эту планету — скрывают что-то или, действительно, не могут ничего объяснить? И потом, здесь ведь не только великие, а по какому принципу отбирает Бог остальных? Устраивает им проверки, вроде той, что прошел Игорь? А как он ее, собственно, прошел, и что вообще была за странная проверка? Предположим, он бы смалодушничал — выстрелил или подчинился голой бабе, перекочевавшей из фильма на эту планету? Что тогда? Нет, и здесь сплошные загадки.
И, главное, остается совершенно неясным: где же остальные пилоты? Где их корабли? Где автоматические станции, которые сюда прилетали?
Нет, как ни крути, как ни подкапывайся — ни одного ответа.
Между тем, они шли уже по американскому сектору. Здесь вовсе не было дворцов, зато высилось много старинных, нелепых небоскребов.
Мимо них пробежала абсолютно голая девица, следом за ней мчался худой длинноволосый парень тоже весьма относительно одетый.
— Кто это? — удивился Игорь.
— Американцы развлекаются, — улыбнулся Одоевский.
«Эти двое идиотов не могут быть великими, — думал Игорь. — А почему же они здесь?»
— Послушайте, — обратился он к Одоевскому. — Вы ведь житель этой планеты. Может быть, вы мне все-таки объясните вашу тайну?
— Какую тайну? — искренне удивился Одоевский и тут же поздоровался с каким-то человеком. — Это Роберт Шекли — великий американский фантаст. Не читали?
Игорь не читал. Он вообще не любил фантастику. Рассказам про будущее он всегда предпочитал воспоминания о прошлом.
Народу было немного, но почти с каждым Одоевский здоровался и объяснял Игорю:
— Джордж Вашингтон… Луи Армстронг. Как не слышали? Это был великий музыкант… Джим Холлинз… Да-да, тот самый, который первый из землян ступил на Марс…
Наконец, показались деревянные избы.
— Вот мы и пришли, — сообщил Одоевский. — Это русский сектор. Я оставлю вас, но мы еще непременно встретимся, не так ли?
И он снова исчез с такой скоростью, что Игорь даже не успел попрощаться.
Он остался один в странном городе.
В русском секторе, точно так же, как и во всех остальных, смешались стили и эпохи. Однако надписи на русском языке и русская речь приятно успокаивали.
Игорь шел без цели, надеясь, что дорога сама приведет его куда надо.
Мимо него прошел невысокий человек в котелке. Он приподнял котелок, здороваясь. Игорь тоже поздоровался, мучительно вспоминая, где же он видел это лицо.
Невысокий человек уже скрылся за углом, когда Игорь вспомнил, кто это.