Помоги проекту - поделись книгой:
В Сиэтле в Университете штата Вашингтон коллеги-китаеведы решили устроить Светлане Даниловне встречу с местными бизнесменами (вспомним, что там находятся такие компании, как «Боинг»), заинтересованными в освоении китайского рынка. Известного советского китаеведа пригласили на деловой завтрак в одном из фешенебельных клубов. В 8 часов утра около тридцати влиятельных деловых людей расположились за огромным столом. Их интересовал один общий вопрос: можно ли вести бизнес в коммунистическом Китае, вкладывая в него свои капиталы? Присутствующим импонировало то, что Светлана Даниловна вела беседу свободно, на чистом английском языке без американизмов. Она рассказала о начавшихся в Китае экономических реформах, о новых подходах властей к китайской интеллигенции, равно как и к другим группам населения. После её выступления посыпались конкретные вопросы о самых различных сторонах жизни Китая. Один час, который бизнесмены отвели для этой встречи, пролетел мгновенно. Единственным человеком, который так и не успел прикоснуться к завтраку, была московская гостья. Но увлечённые хозяева даже не заметили этого.
В 1984 г. новая делегация отправлялась в Ирландию и Великобританию. И здесь Светлана Даниловна блистала своим великолепным литературным языком, встречаясь и с фермерами, и с университетской профессурой, с учащимися и представителями женских организаций. Особенно ей понравилась столица Шотландии — Эдинбург, с его огромным старинным замком, уютными улочками старого города, современным комплексом университетских зданий и великолепной городской библиотекой, прекрасными парками вдоль реки.
Все эти годы продолжали издаваться работы, подготовленные Светланой Даниловной, причём не только в информационных бюллетенях[33] и ежегодниках ИДВ АН СССР, но и в большой печати. Так ей принадлежали глава об интеллигенции в сборнике «Классы и классовая структура в КНР» и глава «Пропаганда на интеллигенцию» в сборнике «Пропаганда в КНР». Обе книги вышли в свет в 1982 г.[34]
Осенью 1985 г. ей довелось вновь побывать в Дальнем: Общество советско-китайской дружбы в связи с празднованием 40-летия разгрома японского милитаризма направило в Китай делегацию ветеранов, сражавшихся на Китайской земле против японских захватчиков. Здесь были и те, кто прикрывал небо Китая ещё во второй половине — середине 1930-х годов, как, например, генералы-авиаторы Анатолий Иванович Пушкин, Сергей Алексеевич Благовещенский и Сергей Яковлевич Фёдоров, тогда уже ставшие Героями Советского Союза, и те, кто освобождал Северо-Восточный Китай в 1945 г., как, например, Василий Иванович Иванов, с которым Светлана Даниловна познакомилась ещё в советском Посольстве в Пекине, где В. И. Иванов в 60-е — 70-е годы был военным атташе Советского Союза. Дальний, конечно, очень изменился, но всё же и гостиница бывшая «Ямато», и многие университетские здания напоминали ей о годах, проведённых здесь. Правда, кладбище, где были захоронены советские воины, павшие в боях за освобождение Дальнего и Порт-Артура, ещё не было приведено в порядок после бесчинств на нем хунвейбинов.
Оставив 7 марта 1987 г. работу в Институте Дальнего Востока, старший научный сотрудник Светлана Даниловна Маркова продолжала поддерживать контакты с московскими и питерскими китаеведами, принимала участие в подготовке отдельных работ, в обсуждениях и конференциях, руководила аспирантами. В 1988 г. её зачислили на временную работу в ИДВ, так как было необходимо заканчивать очередной коллективный труд сектора культуры. Светлана Даниловна помогала коллегам, в частности внесла большой вклад в издание перевода книги швейцарского китаеведа Харро фон Зенгера «Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать» (М., 1995), проведя литературную редакцию текста на русском языке. Она активно сотрудничала с Обществом российско-китайской дружбы, бывала на приёмах в китайском посольстве, встречалась с китайскими друзьями, посещавшими Москву.
В ноябре 1997 г. в Китае широко отмечалась 105-я годовщина со дня рождения Го Можо. В Пекине организовывалась международная конференция, посвящённая различным сторонам деятельности выдающегося китайского учёного, поэта и государственного деятеля. Оргкомитет конференции и дочь поэта пригласили на этот юбилей автора монографии о поэтическом творчестве Го Можо — Светлану Даниловну Маркову. Светлана Даниловна выступила с докладом на китайском языке. Её выступление, в котором научный анализ перемежался «лирическими отступлениями» — свидетельствами очевидца многих событий в жизни и деятельности Го Можо,— было встречено аудиторией с огромным интересом. Затем участники конференции на самолёте направились на родину Го Можо, в провинцию Сычуань, где в административном центре провинции городе Чэнду они приняли участие в открытии мемориального музея Го Можо. Светлана Даниловна подарила для экспозиции этого музея свои книги и сохранившиеся в её личном архиве фотографии, запечатлевшие Го Можо на Сессиях Всемирного совета мира и в Президиуме АН СССР, который он не раз посещал как президент Академии наук Китая и иностранный член советской Академии.
Она возвратилась из Китая воодушевлённая грандиозными успехами китайского народа в проведении всесторонних реформ, как бы подзаряженная той особой энергетикой, пассионарностью, как говорил Л. Н. Гумилев, присущей народу, находящемуся на подъёме своей истории и творящему эту историю. И конечно, особую радость ей доставила очередная встреча с представителями китайской интеллигенции, учёными, литературоведами, журналистами, педагогами, которые оказали ей исключительно радушный приём.
«Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые». Такие минуты бывают и в жизни отдельного человека. Бог напоминает о себе и миру в целом, и каждому живущему в нём в отдельности. Вечером 18 марта 1971 г. Светлана Даниловна ехала с мужем в такси. На косом пересечении ул. Вавилова и Профсоюзной их машина попала в аварию. После столкновения её выбросило на разделительную полосу. Это, вероятно, и спасло жизни пассажиров. Случайно проезжавшая мимо машина скорой помощи остановилась. «Где трупы?» — спросили подбежавшие с носилками врач и водитель скорой. «Где моя шляпа?» — это были первые слова Светланы Даниловны, когда она очнулась. На носилках её перенесли в скорую, которая и привезла пострадавших в Четвёртую градскую. Медицинское освидетельствование показало, что всё обошлось более или менее благополучно. Лишь на лоб и глаза Светланы Даниловны сходила большая гематома. Насколько стоически она перенесла это происшествие, свидетельствует то, что уже через несколько дней она принимала дома корреспондента и фотографа из журнала «Советская женщина», в котором готовилась о ней большая статья для издания на китайском языке. Главной заботой героини статьи было естественное стремление скрыть гематому при фотографировании. Решение было найдено: на лоб легла цветаевская чёлка, остальное довершила китайская рисовая пудра.
Но испытания её судьбы продолжались. В июне она с мужем поехала на отдых в Крым, где в Форосе один из друзей — профессор Александр Маркович Дубинский — порекомендовал хозяйку, у которой сам отдыхал многократно. Там к ним присоединились сын Л. В. Целиковской Саша Алабян с женой Лидой. Отдыхали превосходно до тех пор, пока в один из дней на море не разразился сильный шторм. «Дети» предложили пойти купаться в соседнюю бухточку, где волнение моря было гораздо меньше, так как вход в неё был закрыт скалами. Однако купание и здесь было рискованным, и его отменили. Светлана Даниловна загорала на огромном валуне близ кромки прибоя. Как вдруг гигантская волна, возникшая в бухте, накрыла её и смыла в море. Она превосходно плавала с раннего детства. Но это не спасло бы её, если бы она не успела схватиться за водоросли на дне близ берега. Помощь подоспела мгновенно, ещё до подхода следующей волны. Все отделались испугом, синяками и небольшими ранками на руках и ногах от острых камешков на берегу.
Такого коварства от родного Чёрного моря она не ожидала. Тут ей вспомнилась цыганка, которая ещё в студенческие годы на базаре в Фергане нагадала ей, восемнадцатилетней, что она доживёт лишь до 67 лет. Нет, будучи верующим человеком, она не испытывала мистического страха. Тем более что до срока исполнения предсказания было ещё целых 20 лет. Но всё же неприятный осадок в душе оставался. Поэтому 1990—1991 гг., когда истекал срок исполнения предсказанного, были для неё морально трудными.
Её не слишком радостное моральное состояние усугублялось и тем, что в 1991 г. произошло с нашей страной — Советским Союзом. Как и большинство народа нашей страны, Светлана Даниловна верила, что результаты референдума, на котором 73 % населения высказались за сохранение Союза, создавали для тогдашнего руководства страны реальную возможность предотвратить расчленение государства. Но излом обнаружился и здесь. Дом, где она родилась, родные и близкие, жившие на Украине, всё, «с чего начиналась Родина», внезапно оказалось за рубежом. Из публичных политиков её симпатию вызывал лишь единственный — генерал Лев Рохлин. Незадолго до его трагической гибели они оказались вместе на приёме у японского посла, который проходил в Композиторском зале гостиницы «Славянская». Гостей было много, но фигура генерала выделялась своим пронзительным одиночеством. Штатский костюм сидел на нём несколько мешковато, он держал в руке стакан сока, взгляд был задумчив. Светлана Даниловна решительно подошла к нему, сказала несколько слов о том, что есть люди, которые понимают его правоту и тревогу за судьбу нашей армии. Она была счастлива тем, что успела сказать ему эти слова поддержки.
Сужался круг друзей. Её близкие подруги Неждана Даниловна Янович и Людмила Иннокентиевна Виноградская с мужем, известным московским врачом Игорем Борисовичем Готлибом по воле обстоятельств уехали в Соединённые Штаты. Задушевный друг Марина Петровна Скачкова (Маринушка) ушла из жизни. Внезапно скончалась от неизлечимой болезни младшая двоюродная сестра Эмилия, дочь её крестной.
Август 1998 г. она с мужем провела в Крыму, в Мисхоре. Погода выдалась великолепная, комната в санатории была с видом на море. Случайно встретились с отдыхавшими здесь же друзьями — известным историком, академиком Николаем Николаевичем Покровским и его супругой Наталией Дмитриевной Зольниковой. Вместе ходили на пляж, были интересные беседы, дегустировали крымские вина. Что может быть прекрасней! Но морюшко, любимое Чёрное море опять огорчило её. Она не смогла плавать. Нагрузка оказалась слишком велика для её лёгких. Под этим впечатлением Светлана Даниловна даже как-то не слишком остро прореагировала на разразившийся в день их отъезда в Москву знаменитый финансовый дефолт.
В конце октября — начале ноября 2000 г. Светлана Даниловна побывала в своём любимейшем городе — Петербурге. Погода была прекрасной лишь в первый день, когда старый друг — профессор Петербургского университета, блестящий китаевед и истинный питерский интеллигент Николай Алексеевич Спешнев — устроил для гостей поездку в дом-музей И. Е. Репина. После осмотра музея через дюны подошли к морю. Оно светилось и играло под солнцем. Настроение стало прекрасным. Таким оно сохранялось и в последующие дни, когда в Институте востоковедения на докторскую защиту И. Ф. Поповой собрались многие китаеведы. Светлана Даниловна особенно дружественно относилась к Л. Н. Меньшикову и Е. И. Кычанову.
На следующий день после заседания Учёного совета она, опять-таки благодаря любезности H. A. Спешнева, смогла побывать на Волковом кладбище, чтобы поклониться могилам дорогих ей людей: Марии Васильевны и Петра Емельяновича Скачковых и их старшей дочери — Маринушки. Оттуда заехали на «Литературные мостки». Погода испортилась, пошёл мокрый снег с дождём, но великолепное самочувствие, как и настроение от встречи с городом, красотой которого она не переставала восхищаться, с друзьями, которых искренне уважала, не покидали её. Она привезла этот душевный настрой и в Москву.
24 января 2001 г. внезапно ушла из жизни последняя из ближайших подруг — Тамара Васильевна Виноградова (Томка). Её сердце остановилось, когда она, сидя в кресле, смотрела телевизионную передачу. Интеллигент — это тот, кто сначала вспоминает о других, потом о себе. Светлана Даниловна не могла себе простить, что весь день 24-го непрестанно думая о Тамаре, собиралась позвонить и… не успела. Они дружили со студенческих лет. Часто виделись, перезванивались почти каждый день. Для каждой из них эта дружба была и последней ниточкой, связывавшей всю их жизнь со студенческой юностью. Удар был очень тяжёлым. Не выдержало здоровье. Неизлечимая болезнь под воздействием стресса начала развиваться лавинообразно. Цыганка в Фергане ошиблась ровно на 10 лет. 6 июня 2001 г. оборвалась жизнь Настоящего Друга, Прекрасного Человека, Китаеведа от Бога — Светланы Даниловны Каменецкой (Марковой).
Она любила скрипичные концерты и не любила осень. Она любила танцевать вальс и не любила фотографироваться. Она любила крымское солнце и ненавидела ложь в любых её проявлениях. Всю жизнь она писала стихи, переводила стихи, записывала понравившиеся стихотворения, которые где-либо удавалось услышать, знала на память огромное количество стихов. Её любимым стихотворением была симоновская присяга верности:
«Не приходите ко мне без вина и музыки»,— встречает посетителей надпись на мемориале Хафиза. Встреча со Светланой Даниловной Марковой происходит каждый раз, когда мы бережно открываем её книги, с трепетом берём в руки томики её любимых поэтов. Каждый раз, когда с упоением внимаем таким исполнителям, как Леонид Коган и Святослав Рихтер, Владимир Спиваков и Юрий Башмет, Дмитрий Хворостовский и Олег Погудин. Каждый раз, когда в нашей стране, в Китае или где-либо ещё сильные мира сего сеют ложь и творят несправедливость, вызывающие протест интеллигенции. Каждый раз, когда аромат и вкус массандровских вин благородно освобождают нас от душевного напряжения. Такие встречи подтверждают, что существуют отмеченные постоянством, пересекающиеся в бесконечности пути истинных интеллигентов.
Издание этой монографии было бы невозможно без дружеской поддержки, оказанной директором Института стран Азии и Африки при МГУ, профессором Михаилом Серафимовичем Мейером. Неоценимой была и помощь сына Светланы Даниловны, доцента МГУ Виктора Тимофеевича Маркова, и её внучки Ольги Викторовны Марковой, которые подготовили электронную версию всех трудов, положенных в основу данной книги. Всем им — огромная благодарность. В качестве кратчайших предуведомлений к каждому из разделов книги использованы рубай Омара Хайяма (из сборника, составленного М. Рейснер), звучащие, на наш взгляд, как заповеди из кодекса поведения интеллигента.
Излом первый
Глава Ⅰ
Синьхайская революция 1911—1913 гг. и её влияние на китайскую интеллигенцию
От «Ста дней реформ» к свержению монархии
Народу китайскому сон не нужен — он требует пробуждения.
В середине ⅩⅨ века Китай потрясала крестьянская война тайпинов. Для того чтобы подавить движение тайпинов маньчжурская монархия объединилась с силами китайской реакции и иностранных колонизаторов. К 1864 г. тайпинское государство было разгромлено, а лидеры движения казнены. Но именно с этого времени начинается новый этап национально-освободительной и антифеодальной борьбы китайского народа, этап подготовки буржуазно-демократической революции. К рубежу ⅩⅨ и ⅩⅩ столетий произошли огромные изменения в политической и культурной жизни Китая. Феодальный строй пришёл в состояние полного упадка. Внутренний кризис обострялся вооружённым вторжением западных держав, навязавших Китаю в результате «опиумных» войн 1839—1860 гг. ряд неравноправных договоров. Франко-китайская война 1884—1885 гг., когда китайцы и вьетнамцы плечом к плечу боролись против иноземных захватчиков, японо-китайская война 1894—1895 гг. и героическая оборона Тайваня в 1895 г., революционные выступления «ихэтуаней» (1899—1900 гг.) против империалистического раздела Китая — вот основные события последних десятилетий ⅩⅨ века.
Одновременно это был период, когда в Китае появляется новая интеллигенция, получившая западное образование в Европе, Японии или в колониальных анклавах в самом Китае. Знакомство с западной политической культурой приводило представителей этой сравнительно немногочисленной части китайского общества к убеждению в необходимости реформ, которые вывели бы Китай из полуколониального отсталого состояния. Однако история рассудила по-другому.
Ещё в канун японо-китайской войны в марте 1892 г. в Гонконге группой интеллигентов был основан кружок молодых реформаторов «Литературное общество совершенствования в гуманности». Два года спустя в среде китайской общины на Гавайях выходец из богатой семьи, врач по образованию Сунь Ятсен создал организацию под названием «Союз возрождения Китая». Март 1895 г. оказался знаменательным в истории Поднебесной. Китай потерпел поражение в войне с Японией и уполномоченный маньчжурского правительства Ли Хунчжан, встретившись с японским премьером Ито, подписал унизительный для Китая Симоносекский договор. А 13 марта в Гонконге встретились создатель «Литературного общества» Ян Цюйюнь и лидер «Союза возрождения» Сунь Ятсен, которые провозгласили учреждение объединённой организации — «Союза возрождения Китая». Поражение Китая в войне с Японией революционизировало настроения новых интеллигентов, составлявших руководство «Союза возрождения Китая». Они решили потребовать от маньчжурской монархии, чтобы правящие круги пошли по японскому пути и провели конституционные реформы западного образца. Их требования были изложены в виде «Петиции» на имя императора, опубликованной 30 мая 1895 г. в издававшейся в Гонконге английской газете «Чайна мэйл».
«Мы судим династию,— гласила петиция,— и наш единодушный приговор гласит: династия Цин не исполнила своего долга, не сдержала слова… Император Японии показал Вашему величеству хороший пример. Его мудрость, его дальновидное милосердие к подданным имело следствием то, что Вашему величеству пришлось подписать позорнейший мирный договор, уступить нашу территорию, выплатить самую разорительную контрибуцию».
Авторы петиции аргументировали свои требования ссылками на историю Китая:
«Мы — великая раса,— писали они,— обладающая всеми внутренними качествами великой, современной расы. Могущество наших предков было когда-то известно в Европе и на всем азиатском континенте. Наша цивилизация — древнейшая из ныне существующих, западные нации были нашими послушными учениками.
Увы! Куда делись могущество и слава! Из-за чего сейчас мы в столь жалком, позорном, презренном состоянии? Из-за нерадивости наших правителей.
К стыду наших славных предков, державы ныне рассматривают нас в качестве одной из слабых наций мира. В чём лекарство от наших болезней? В реформе, в реформе по испытанным западным образцам. Мы подчёркиваем это.
Подданные Вашего величества лояльны и законопослушны, но тяжкий груз позора, который каждому из них приходится нести, стал невыносим.
Мы требуем конституционных реформ, большей свободы, в частности свободы слова».
Будучи реформаторами, лидеры «Союза возрождения Китая» считали неотложными следующие меры:
● провозгласить конституционное правление;
● удалить всех неспособных чиновников;
● издать декрет об отмене ношения китайцами-мужчинами кос, символизировавших подчинение маньчжурам;
● запретить женщинам бинтовать ноги;
● запретить опиумокурение;
● издать декрет о свободе печати.
Но в финале «Петиции» звучали угрожающие революционно-ультимативные ноты.
«Довольно подданным Вашего величества терпеть стыд и страдания. Если Ваше величество не облегчит их ношу, им самим придётся сбросить её… Пренебрегите этим манифестом Ваших лояльных, но попираемых ногами, обременённых позором, отчаявшихся подданных — и они вынуждены будут низвергнуть династию Цин»[35].
Итак, новая интеллигенция по примеру интеллигентов древности, обличавших обладателей трона, выступила с обличением-предупреждением. Но в отличие от древних Сунь Ятсен и его сподвижники вышли за рамки конфуцианской морали, не дождавшись никакой реакции на их петицию, решили поднять восстание на юге Китая в г. Гуанчжоу. Однако намеченное на 26 октября 1895 г. восстание в Гуанчжоу было разгромлено властями ещё до его начала. Сунь Ятсен с двумя друзьями вынужден был бежать в Японию, чтобы продолжить борьбу. Формула традиционного противостояния интеллигенции и власти наполнилась конкретным содержанием — революционной борьбой за свержение маньчжурской династии Цин, правившей Китаем с середины ⅩⅦ столетия.
Важно и то, что новая интеллигенция осознала свою новую общественную функцию — преобразование китайского общества на основе его политической, экономической и культурной модернизации. Как показал первый опыт, призывы к верхам встать на путь обновления страны остаются бесплодными. Это получило подтверждение и в деятельности стремившихся к реформам представителей традиционной интеллигенции, возглавлявшихся Кан Ювэйем, Лян Цичао и Тань Сытуном.
Первое выступление «традиционалистов» произошло одновременно с действиями «Союза возрождения Китая» — весной 1895 г. Оно также было стимулировано поражением Китая в войне с Японией. Когда в Пекин прибыли кандидаты для сдачи экзаменов на высшую учёную степень «цзиньши» — «академию), 1300 претендентов предприняли коллективную акцию, подав на имя императора петицию, в которой просили провести реформы по японскому образцу. В их план входило:
● направление чиновников на учёбу за границу;
● создание современной по тем временам армии для обороны страны;
● проведение финансовой реформы;
● предоставление свободы слова путём поощрения выпуска газет и журналов.
Лидером этих реформаторов был Кан Ювэй, интеллигент классической формации, однако отступивший от конфуцианских догм и стремившийся наполнить конфуцианство новым содержанием. Конечно, не вливают вино молодое в мехи старые, но использование привычной формы для внедрения в общество новых идей было для Кан Ювэя и его соратников единственным способом вести диалог с властями, оставаясь в рамках лояльности. Основой учения Кан Ювэя была идея построения своеобразной Утопии — общества Датун (Великого Единения). Это был синтез западного утопического социализма с конфуцианским учением о золотом веке прошлого.
Кан Ювэй, владевший западными языками, имел возможность в Шанхае и Гонконге ознакомиться с социальными учениями Запада. Привнеся в конфуцианство принцип человеколюбия, Кан Ювэй выводил из него теорию всеобщего равенства людей и их стремления к радости, как антитезу существующей социальной иерархии и страданиям. Общество Датун, подчёркивал он, предполагает отмену государства, упразднение его основной ячейки — семьи. К этому можно прийти через упразднение государственных границ, армий, основание всеобщего Великого Союза стран и народов. Во главу угла будут поставлены личная независимость индивидуумов и равенство полов. В обществе Датун труд станет одним из видов радости, все будут работать по нескольку часов в день, при этом сохранятся богатые и очень богатые люди. Изобилие будет обеспечиваться научно-техническим прогрессом. Будет отменена частная собственность на землю, останется лишь один налог — десятина от дохода. Семья должна быть упразднена, детей станут помещать в специальные воспитательные дома. А стариков будут устраивать в домах для престарелых, которые поделятся на несколько категорий, в зависимости от заслуг перед обществом их обитателей.
Ближайший соратник Кан Ювэя — Лян Цичао, используя знание японского языка, достаточно глубоко ознакомился с западными трудами по всемирной истории и естествознанию. Эволюционный метод естественного отбора он переносил на экономические и международные отношения, считал, что мировая цивилизация движется к эре Датун, но в этом движении выиграют сильнейшие. Он справедливо ставил вопрос об исторической альтернативе: прогресс движется либо реформами, как в Японии, либо революционным путём, как это произошло вследствие Великой Французской революции. Для Китая он не исключал оба этих пути, хотя подчёркивал, что предпочитает путь реформ. Лян Цичао предвидел, что при социализме государство будет объединять людей «в подобное машине общество, возглавляемое центральным органом, чтобы скреплять и организовывать его, а также добиваться равенства среди неравенства»[36]. С его точки зрения, Китаю, чтобы вырваться из отсталости, придётся пройти путь жёсткого государственного вмешательства в экономику.
Идеи социальной утопии, основанные на реинтерпретации классиков китайской философии Мэн-цзы и Чжуан-цзы и, главным образом, на буддистских представлениях о победе духовного начала над материальным, исповедовал другой сподвижник Кан Ювэя — Тань Сытун. Он был знаком и с «Общественным договором» Руссо. В будущем обществе, по мнению Тань Сытуна, не будет ни государств с их границами, ни каких-либо форм правления (ни монархии, ни демократии). Это будет земной буддийский рай, в который сойдёт Майтрейя, и где исчезнут страдания, болезни и т. п.
В 1898 г. Кан Ювэй был назначен на пост советника императора Гуансюя, находившегося по молодости лет под опекой вдовствовавшей императрицы Цы Си. Для Кан Ювэя это был шанс осуществить хотя бы часть задуманного плана реформ. Он и его сподвижники с июня по сентябрь 1898 г. готовили и издавали указы об отмене старой системы экзаменов, сокращении численности маньчжурской гвардии, уменьшении числа привилегированных присутственных мест, являвшихся синекурами для сановной знати, о создании Пекинского университета. Реформаторы были озабочены расширением переводов литературы с западных языков и упрощением подачи императору петиций от населения. Вместе с тем идеи насильственных мер не оставляли реформаторов-традиционалистов. Они решили путём заговора устранить консервативную правящую верхушку, возглавлявшуюся Цы Си.
Ставка была сделана на генерала Юань Шикая. Император Гуансюй назначил Юань Шикая заместителем министра обороны. В ходе намеченного на 26 октября парада в Тяньцзине верные Юань Шикаю воинские части должны были уничтожить группу противников реформ. Но заговор провалился, Юань Шикай выдал его план императрице Цы Си, которая нанесла упреждающий удар, отстранив от власти Гуансюя, арестовав и казнив ряд участников заговора. «Сто дней» реформ закончились плачевно[37].
«Истории никто не делает, её не видно, как нельзя увидеть, как трава растёт. Войны, революции, цари, Робеспьеры это её органические возбудители, её бродильные дрожжи. Революции производят люди действенные, односторонние фанатики, гении самоограничения. Они в несколько часов или дней опрокидывают старый порядок. Перевороты длятся недели, много годы, а потом десятилетиями, веками поклоняются духу ограниченности, приведшей к перевороту, как святыне»[38].
Революцию от бунта, который также может в течение нескольких часов свергнуть власть, отличает то, что она планируется, готовится. Её лидеры, даже будучи «односторонними фанатиками» и «гениями самоограничения», должны знать на кого опираться и к каким слоям населения апеллировать. Наконец, у каждой революции для достижения успеха должна быть программа экономического, политического и духовного обновления общества. Выработка такой программы может быть осуществлена только представителями той интеллектуальной части общества, которая принадлежит к революционной интеллигенции.
Китайским бунтом, переросшим в восстание, но не в революцию, было движение «ихэтуаней» («отрядов справедливости и мира») в 1900—1901 гг. Однако ни реформаторы во главе с Кан Ювэем, ни революционеры, ведомые Сунь Ятсеном, не поддержали это восстание. Реформаторы и революционеры считали необходимым опереться на помощь Запада для модернизации Китая. Движение «ихэтуаней» было вызвано настроениями ксенофобии и направлено против засилья иностранных держав на Китайской земле. Цинское правительство даже попыталось опереться на «ихэтуаней» для отражения наступления западных держав. Но этот союз власти и народа оказался весьма кратковременным. Колониальные державы, объединив усилия, направили в Китай войска, которым удалось разгромить «ихэтуаней». Цинскому правительству был навязан очередной неравноправный договор — Международный протокол, подписанный 7 сентября 1901 г. в Пекине[39]. Китай не должен был держать в столице войска, ему запрещалось закупать за границей новейшее вооружение, и, наконец, он обязался выплатить в течение 39 лет иностранным державам компенсацию в виде огромной контрибуции в 450 млн юаней[40].
В 1903 г. Сунь Ятсен и молодой революционер Цзоу Жун выдвигают идею не просто свержения монархии в Китае, но и замены её республикой. В памфлете «Армия революции» Цзоу Жун, отталкиваясь от трудов Ж.-Ж. Руссо, Ш. Монтескьё, Дж. Милля, утверждал, что путь Китая к обретению независимости и могуществу лежит через свержение господства династии Цин. Он также подчёркивал, что революции, причём революции народной, должна предшествовать её идеологическая подготовка[41]. Важнейшую роль в идеологической подготовке революции начала играть пресса. Журналы и газеты издавались за рубежом, в Японии, где обучение проходило значительное число китайской молодёжи, а также на территории иностранного сеттльмента в Шанхае и в крупных провинциальных городах. Они стали рупором новой интеллигенции, призывавшей к свержению монархии.
Пресса играла роль не только идейного пропагандиста, но и организатора революционного движения. В 1903—1905 гг. в Японии и на территории Китая начали возникать революционные организации, ставившие целью борьбу против Цинской династии. Этот процесс был ускорен успехом Японии в русско-японской войне. В июле 1905 г. в Японии Сунь Ятсен при поддержке молодых революционеров — Хуан Сина, Чэнь Тяньхуа, Сун Цзяожэня, Чжан Цзи — объединил на базе «Союза возрождения Китая» другие имевшиеся революционные организации в первую революционную партию — лигу «Тунмэнхой» («Объединённый союз»). По конспиративным соображениям из названия партии были сняты два начальных слова — «Чжунго гэмин» («Китайский революционный»). Программным документом этой партии стали «три народных принципа», предложенные Сунь Ятсеном. В газете «Миньбао» («Народная газета»), которую с ноября 1905 г. начало издавать руководство Тунмэнхоя, Сунь Ятсен разъяснил, что «три народных принципа» это — «национализм», «народовластие», «народное благоденствие». Принцип «национализм» означал свержение чужеземной маньчжурской династии и приход к власти коренной нации — ханьцев. «Народовластие» подразумевало установление в Китае республиканского строя, избрание на общенациональных выборах президента и парламента. Парламент должен был разработать конституцию страны. Наименее чётким был принцип «народное благоденствие», декларировавший «уравнение прав на землю» путём установления единого государственного налога на неё в зависимости от рыночной цены[42]. Сунь Ятсен предполагал, что таким образом постепенно государство сможет дать землю тем, кто её обрабатывает. Наконец, принцип его «национализма» не исключал широкой помощи западных держав в модернизации Китая.
Революционная тактика «Объединённого союза» практически не отличалась от той, к которой прибегал «Союз возрождения Китая». Свержение существовавшего строя предполагалось осуществить путём вооружённых выступлений боевых групп, подготовленных в рядах «Объединённого союза». Причём выступления эти планировались на юге Китая, где были традиционно активны тайные общества. Их рассчитывали использовать для организации общенационального взрыва. Путч в столице не планировался революционерами. Они считали, что народ Китая уже подготовлен к освобождению от маньчжурского владычества. Опыт «тайпинов» и «ихэтуаней» ими практически не учитывался. Они очень медленно осваивали и опыт собственных поражений. Не случайно Сунь Ятсен насчитал 10 поражений своих сторонников, прежде чем они победили Цинов.
Но революционный кризис в Китае нарастал. К нему больше подталкивали даже не выступления сторонников «Объединённого союза» — они лишь показывали возможный путь действий, а те политические и экономические шаги, которые осуществлялись цинским правительством. К осени 1911 г. кризис Цинской империи достиг кульминации. 10 октября в столице провинции Хубэй г. Учане вспыхнуло восстание местного гарнизона. Значительная часть солдат и офицеров «новой армии», расквартированной в Учане, была распропагандирована участниками двух подпольных, революционных организаций, действовавших там. Они назывались «Литературное общество» и «Союз общего прогресса», в идейном плане их руководители были близки «Объединённому союзу» и находились в контакте с ним.
Вооружённое выступление увенчалось успехом. Руководители восстания на следующий же день объединили свои усилия по устройству новой власти с провинциальным Совещательным комитетом по подготовке конституции. Эта принципиальная позиция на объединение всех сил нации для возрождения Китая позволила привлечь на сторону революции патриотов из среды чиновников, военных, представителей национальной буржуазии. Другим шагом, обеспечившим успех революции, было обращение к иностранным державам с уверением в соблюдении всех договоров и соглашений, подписанных прежним режимом. Это обеспечило нейтралитет держав в конфликте и лишило цинское правительство их поддержки[43]. В сложившейся ситуации началось победоносное наступление революции на цинский режим. Через два месяца после выступления в Учане 15 из 18 провинций Китая освободились от власти маньчжурской деспотии, причём в 8 из них революционеры пришли к власти мирным путём. В остальных же решающую роль сыграли части «новой армии», вставшие на сторону революции и поддержанные народными массами.
В этой критической для себя ситуации маньчжурская верхушка вспомнила о генерале Юань Шикае, однажды уже «спасшем» двор от реформ Кан Ювэя. Он назначается командующим войсками, сохранившими верность правительству, кстати, когда-то Юань Шикай руководил ими и реорганизовал их. Вслед за этим 2 ноября 1911 г. он получает пост премьер-министра. Фактическая власть на Севере Китая могла сосредоточиться в руках этого китайского сановника. Но он не спешил в столицу. Он был воспитан в традиционном стратегическом мышлении. Видя шаткость позиций маньчжурской верхушки, Юань Шикай решил реализовать стратагему «превратить роль гостя в роль хозяина», то есть самому стать единовластным повелителем огромной страны.
Только выждав, когда правительственные войска после ожесточённых боев овладели большей частью г. Ухань, но не смогли взять Учан, а повстанцы в свою очередь заняли Нанкин, что свидетельствовало о наступившем равновесии сил, Юань Шикай появился в Пекине. Здесь, оценив обстановку, он приступил к реализации других, промежуточных стратагем «извлечь нечто из ничего» и «для вида чинить деревянные мостки, втайне выступить в Чэнцзан». Первая из них была рассчитана на иностранных дипломатов, а вторая — на революционные силы юга. Представителей западных держав Юань Шикай убедил, что он может быть гарантом их интересов в Китае, в связи с чем ему была обещана политическая и финансовая поддержка. Одновременно он вступил в тайный контакт с лидерами революционного юга, стремясь и в случае полной победы революции получить полноту власти. Если через британского посланника он интересовался реакцией Запада на возможное провозглашение его императором, то у лидеров революции он оценивал шансы стать президентом страны[44].
Конечно, молодым интеллигентам, стоявшим во главе левого крыла революционных сил, было трудно тягаться в искусстве борьбы за власть с таким прожжённым политиканом-стратагемщиком, каким был Юань Шикай. При этом следует учитывать, что он был военной и политической фигурой, известной в общенациональном масштабе. Предложив революционному югу перемирие, Юань Шикай решил переиграть его лидеров за столом переговоров. Для Юань Шикая перемирие и переговоры предотвращали наступление южан на столицу. Переговоры начались в Шанхае 18 декабря. Правительственная сторона, активно поддержанная ведущими европейскими державами — США и Японией, отстаивала идею конституционной монархии. Напомним, что Великобритания, Германия, Испания, Италия, Россия, Япония были монархиями. Для Юань Шикая принятие этой формы правления южанами создавало бы реальную возможность отстранить от власти маньчжурскую верхушку и, провозгласив императором себя, основать новую китайскую династию. Антиманьчжурский потенциал революции был бы, таким образом, реализован. В этом и заключалась его стратагемная ловушка. Представители революционного юга пытались в ходе переговоров твёрдо отстаивать идею президентской республики, предлагая Юань Шикаю пост президента. Против этого не возражали и Сунь Ятсен, и Хуан Син.
Сунь Ятсен возвратился в Китай из США через три дня после начала шанхайских переговоров. 25 декабря его торжественно встречали в Шанхае, и уже на следующий день на совещании руководителей «Объединённого союза» он был выдвинут на пост временного президента республики. А 29 декабря в Нанкине, который был столицей Китая в 1368—1421 гг. после свержения монгольской династии, а также являлся в 1853—1864 гг. столицей повстанцев-тайпинов, на конференции представителей провинций Сунь Ятсен подавляющим большинством голосов (16 из 17) был избран временным президентом страны и принял на себя эти полномочия. «Объединённый союз» начал выполнять свою программу.
Уже 1 января 1912 г. Сунь Ятсен в Нанкине — этом символе китайской государственности — принимает президентскую присягу. Её текст носил чёткую антиманьчжурскую, демократическую направленность. «Я клянусь свергнуть маньчжурское самодержавное правительство,— провозгласил интеллигент, впервые в тысячелетней истории Китая ставший руководителем страны,— укрепить Китайскую республику, заботиться о счастье и благоденствии народа, руководствоваться общественным мнением народа. Обязуюсь быть преданным интересам нашей страны и всегда служить народу». Далее он определил цели и сроки своего пребывания у власти:
«Когда самодержавное правительство будет свергнуто, когда внутри страны не будет больше смуты, когда Китайская республика займёт подобающее ей место среди других государств и будет признана ими, тогда я сложу с себя полномочия. Торжественно клянусь в этом народу»[45].
День принесения этой присяги стал днём провозглашения Китайской республики.
Созданное Сунь Ятсеном правительство начало строить новые государственные институты. В январе-марте 1912 г. было сформировано правительство, создан высший законодательный орган — Национальное собрание, обнародована и принята временная конституция республики, отменены многие наиболее одиозные предписания цинских властей, такие, как ношение мужчинами кос и бинтование ног у женщин, пытки в судах и продажа в рабство за долги.
Избрание Сунь Ятсена временным президентом и его меры по строительству государства нанесли сильнейший удар и по дальнейшему существованию цинской монархии, и по замыслам Юань Шикая. Ему пришлось скорректировать стратегические планы, оставив прежней главную цель — установление режима своей личной власти. Во-первых, он лично возглавил переговоры с революционным Югом. Во-вторых, Юань Шикай вынудил через императрицу-регентшу малолетнего императора Пу И отречься от престола. Цинская династия 12 февраля 1912 г. прекратила своё существование. В эдиктах об отречении провозглашалась республика и вся власть передавалась Юань Шикаю. Это усилило его позиции на переговорах. Руководство «Объединённого союза» почти единогласно высказалось за соглашение с Юань Шикаем. Сунь Ятсен в тот же день перед Национальным собранием был вынужден сложить с себя президентские полномочия. 15 февраля Юань Шикай единогласно был избран президентом республики. Но он был представителем традиционной политической культуры Китая, и для него образ главы государства выступал только в императорских одеждах.
Столицей страны вновь стал Пекин. Юань Шикай переформировал правительство, введя в него своих сторонников. Он укрепляет и расширяет своё влияние в армии. Сунь Ятсен, в свою очередь, реорганизовал «Объединённый союз» в общенациональную парламентскую партию Гоминьдан. На выборах в Национальное собрание Гоминьдан одержал победу, получив почти 50 % мест и в нижней и в верхней палатах. Но парламентские методы борьбы не входили в стратегию Юань Шикая. Ближайший сподвижник Сунь Ятсена — Сун Цзяожэнь — фактически руководивший Гоминьданом, мог претендовать на пост премьер-министра, но по негласному распоряжению Юань Шикая он был убит. Премьером становится командующий Бэйянской армией, военный министр Дуань Цижуй. Юань Шикай перешёл к традиционной для цинского Китая «политике умиротворения» Юга. Отношения Севера и Юга резко обостряются. На юге вспыхивают крестьянские восстания, вновь начинают действовать революционные организации.
Гоминьдан выступил с призывом к народу начать вооружённую борьбу с Юань Шикаем, как с узурпатором власти. Вооружённые силы на юге, оставшиеся верными республиканским идеалам, начинают вооружённую борьбу с режимом Юань Шикая, которую называли «второй революцией»[46]. Но военное и политическое превосходство позволили Юань Шикаю к осени 1913 г. разгромить вооружённые силы Гоминьдана. Это означало завершение Синьхайской революции в целом.
«Движение 4 мая» 1919 г.
Синьхайская революция, результатом которой явилось свержение Цинской династии и создание республики, победила. Монархия была уничтожена, но власть перешла в руки реакционного правительства Юань Шикая, добившегося поста президента. Феодализм ещё сохранял прочные позиции во всех областях жизни. Опираясь на милитаристские клики, Юань Шикай пытался воссоздать монархию. Страна оставалась отсталой и слабой. Империалистическая экспансия в Китае продолжалась, и вместе с тем росло национальное самосознание народа, всё активнее боровшегося за независимость. Лучшие представители китайской буржуазии выступали против сохранения феодальных устоев, китайская революционная интеллигенция, обретя опору в суньятсеновском Гоминьдане, готова была продолжить борьбу за демократическое переустройство китайского общества[47]. Таким Китай вступил в один из крупнейших кризисов международных отношений ⅩⅩ века, в тот излом их, который именовался Первой мировой войной.
Разумеется, Китай как полуколониальная страна, не начинавшая, по сути, процесс модернизации, не мог быть активным субъектом борьбы двух коалиций держав. Но кризис международных отношений затронул его в полной мере, наложившись на излом национальной истории. Китай под сильным нажимом держав Антанты объявил войну Германии и Австро-Венгрии только 1 августа 1917 г. Пользуясь тем, что государства Антанты сосредоточили свои усилия на европейских фронтах, а США ещё не были готовы к активизации своей политики в отношении Китая, претензии на господство в Китае выдвинула Япония. Опираясь на крупные военные базы в Южной Маньчжурии и Корее, Япония под предлогом войны с Германией ввела в провинцию Шаньдун —сферу немецкого влияния в Китае — значительные военные силы. После завершения боевых действий против немецких гарнизонов в Шаньдуне Япония, игнорируя протест Китая (7 января 1915 г.), оккупировала всю эту провинцию и вслед за тем предъявила китайскому правительству ноту, называемую «21 требование», где излагалась широкая программа, рассчитанная на захват японским империализмом господствующих политических и экономических позиций в Китае.
Текст «21 требования», переданный японским посланником Хиоки 18 января 1915 г. Юань Шикаю, состоял из пяти разделов:
● от Китая требовалось признать соглашение Японии с Германией о провинции Шаньдун, согласиться не сдавать в аренду территорию этой провинции и прилегающих к ней островов третьим странам, предоставить Японии право на железнодорожное строительство и проживание японцев в Шаньдуне;
● Япония настаивала на продлении срока аренды Южно-Маньчжурской железной дороги, Дальнего и Порт-Артура до 99 лет, контроле над восточной частью Внутренней Монголии, предоставлении ей права на контроль и управление Гирин-Чанчуньской железной дорогой на 99 лет;
● Япония потребовала превратить Ханьепинский металлургический комбинат в смешанное японо-китайское предприятие и лишить Китай права без согласия Японии распоряжаться собственностью этого предприятия;
● Китай должен был отказаться от отчуждения или сдачи в аренду какого-либо пункта на своём побережье третьим странам;
● наконец, общеполитические требования предусматривали японский контроль над Китаем, обязательство китайской стороны приглашать японских советников по политическим, финансовым и военным делам; полицейские учреждения в важнейших пунктах Китая должны были управляться совместно японцами и китайцами; Китай должен был приобретать в Японии не менее 50 % вооружений, создавать японско-китайские арсеналы; наконец, Японии должно было быть предоставлено право сооружать железные дороги в Центральном Китае и в долине Янцзы, а Китаю не разрешалось строить без ведома Японии железные дороги и порты в провинции Фуцзянь.
По сути Япония спустя 20 лет после японско-китайской войны 1894—1895 гг. вновь предъявила Китаю ультиматум как побеждённой стороне. Но при этом японское правительство, помня о демарше держав в 1895 г., сорвавшем японские захватнические планы, попыталось скрыть от мировой общественности, в том числе и от союзной Великобритании, содержание своего ультиматума. Китайская дипломатия решила применить «один яд против другого» и проинформировала о японских требованиях американского посланника в Пекине. 25 января сообщения о притязаниях Японии появились на страницах китайской прессы. Японское правительство, опасаясь вмешательства держав, попыталось даже отрицать сам факт предъявления требований Китаю. 27 января японский посол в Вашингтоне выступил с официальным опровержением сообщений, опубликованных китайской прессой. Но одновременно японское правительство предписало своему послу в Пекине принудить китайскую сторону немедленно вступить в переговоры по оформлению соглашением японских требований.
Дипломатический расчёт японского правительства оказался достаточно точным: державы не вступились ни за Китай, ни за свои интересы в Китае. В мае 1915 г. Юань Шикай принял японские требования, хотя и в несколько смягчённом варианте. Китай был поставлен перед угрозой превращения в колонию японского империализма. Но те, кто скрепил своими подписями это соглашение, не учли реакции китайского народа, который решительно поднялся на борьбу против захватнических планов Японии. 25 мая — день подписания правительством Юань Шикая соглашения с Японией — был назван китайской общественностью «днём национального позора». Революция дала ощутимые плоды: китайцы оказались способными на организованное сопротивление. По всей стране прокатилось мощное движение бойкота японских товаров, банков и торговых организаций. Это ослабляло и позиции Юань Шикая в стране.
Значительную роль в трансформации китайского общества стали играть созданные в стране в результате постепенных реформ в области образования университеты. Именно они превратились в очаги нового знания, новой культуры. В них, наряду с зарубежными центрами высшей школы, получили подготовку китайские интеллигенты новой формации. Лидером этого направления развития китайского общества стал Пекинский университет. Здесь в 1915 г. зародилось «Движение за новую культуру». Девизом новой интеллигенции стал лозунг «Наука и демократия».
«Это было не только новое поколение образованного сословия, но и новая интеллигенция, представлявшая иную социальную среду — новые средние слои,— отмечает A. B. Меликсетов.— Это были патриоты, остро и болезненно переживавшие упадок своей родины, её бедность и отсталость, разнузданность милитаристских режимов, однако видевшие выход из создавшегося положения не в возвращении к традиционным ценностям, а в смелом движении вперёд, в модернизации всех сторон жизни Китая»[48].
Эта интеллигенция сплотилась вокруг печатного органа «Синь циннянь» («Новая молодёжь») — журнала, который начал выходить в 1915 г. под редакцией профессора Чэнь Дусю, ставшего через два года деканом факультета гуманитарных наук Пекинского университета. Если первые реформаторы и революционеры пытались обращаться с призывами к верхам, то лидеры «Движения за новую культуру» апеллировали к молодёжи Китая, в первую очередь к студенческой молодёжи. Такие идеологи движения, как Чэнь Дусю, Ли Дачжао, У Юй , Гао Ихань, резко выступали против предложения Кан Ювэя восстановить в Китае культ Конфуция, в котором они видели препятствие на пути политических преобразований и развития демократии. Великий писатель Лу Синь начинал печататься на страницах журнала «Новая молодёжь», борясь за раскрепощение личности от пут старого режима, старого уклада жизни китайских тружеников.
Боевая позиция журнала «Синь циннянь» и представителей «Движения за новую культуру» в целом активизировали демократическое движение в Китае. Но придать ему революционный характер смогла лишь такая историческая личность, как Сунь Ятсен, являвшийся наиболее крупным теоретиком государственного строительства. После поражения в борьбе за президентский пост Сунь Ятсен как бы отошёл на второй план в политической жизни страны. Но он нашёл в себе силы продолжить разработку своего учения, изучить развитие крупнейших индустриальных держав того времени, понять существо их политики и определить реальные пути достижения Китаем положения в мире, соответствующего возможностям страны и потенциалу её народа. Сунь Ятсен смог освободиться от многих иллюзий прошлого. Так, некоторая идеализация Японии была полностью развеяна в его сознании после появления на свет «21 требования».
К окончанию мировой войны Сунь Ятсен завершил и опубликовал фундаментальную теоретическую работу, состоявшую из трёх книг: «Социальное строительство (Первые шаги народовластия)» (1917), «Материальное строительство (Промышленный план)» (1918) и «Духовное строительство (Учение Сунь Вэня)». Сунь Ятсен ещё в 1917 г. в брошюре «Вопрос жизни и смерти Китая» дал оценку мировой войны, как войны грабительской, идущей за передел мира между империалистическими державами. В заключении же своего фундаментального труда он провидчески отметил:
«Китай, как самая богатая и населённая страна в мире, станет объектом, за счёт которого попытаются возместить убытки от войны… Пока Китай останется отданным на милость милитаристских держав, ему будет грозить или раздел на части между несколькими державами, или поглощение одной из них»[49].
Это в полной мере подтвердилось на открывшейся в январе 1919 г. Версальской конференции, где державы-победительницы пытались создать новую систему международной безопасности. Китай, выступивший на стороне Антанты, был в праве рассчитывать, что его национальные интересы будут учтены. Китайская делегация в первую очередь потребовала денонсировать навязанное Японией Соглашение от 9 мая 1915 г., известное как «21 требование», ликвидировать сферы влияния держав в Китае, возвратить Китаю концессии и таможенную автономию, вывести иностранные войска с его территории. Чтобы Китай стал субъектом международного права, необходима была отмена того, что было определено Международным («Боксёрским») протоколом 1901 г. Однако союзники не пошли на встречу чаяниям Китая, ни о каком восстановлении суверенитета страны, подорванного системой неравноправных договоров, они не захотели даже разговаривать. Более того, они признали «право» Японии на германское «наследство в Китае».
Известие об этом вызвало в Китае бурю возмущения. 4 мая тысячи пекинских студентов вышли на площадь Тяньаньмынь с требованиями не ставить подпись китайской делегации под Версальским договором, отказаться от «21 требования», удалить из правительства прояпонски настроенных министров[50]. К июню эпицентр протестных выступлений переместился в Шанхай, где студентов поддержали рабочие, торговцы, служащие. Движение охватило всю страну. Наиболее активно в нем участвовали помимо студенчества, мелкая буржуазия и — впервые в истории Китая — молодой китайский пролетариат. Появилась новая форма борьбы — забастовка трудящихся.
В результате правительству пришлось отказаться от подписания Версальского договора, уволить японофилов из кабинета министров, прекратить репрессии против патриотического движения. Немалую роль в уступчивости правительства сыграл урок России, где свершилась Октябрьская революция. «Как первый тунговый лист, упавший с ветки, говорит о приближении осени, так революция в России предвещает новые великие события»[51],— ещё в 1918 г. писал выдающийся революционер, учёный и поэт Ли Дачжао. И действительно, под влиянием Великой Октябрьской революции нарастали революционные настроения в Китае. Они и вылились в 1919 г. в мощное патриотическое «движение 4 мая», направленное против империализма и феодализма. Участники «движения 4 мая» брали на вооружение русский пример, многие из его лидеров (Чэнь Дусю, Ли Дачжао, Дэн Чжунся, Цай Хэсэнь, Чжан Тайлэй, Пэн Бай) обратились к марксизму. Эти лидеры прошли путь от «Движения за новую культуру», через «движение 4 мая» к революционному движению, основанному на идеях Маркса и Ленина. «Идти по пути русских — таков был вывод», так позднее оценил Мао Цзэдун обретение китайцами марксизма в результате применения его русскими. В первых рядах этого «похода по пути русских» шла китайская революционная интеллигенция.
Раннее творчество Го Можо и становление «новой поэзии»
Го Можо родился 16 ноября 1892 г. Его детство протекало в годы, когда начинала формироваться китайская национальная буржуазия, возникали промышленные предприятия, появлялся пролетариат. Экономическое развитие страны, как уже упоминалось, вызывает к жизни новые общественные силы: появляется интеллигенция новой формации, одна часть которой развёртывает либерально-реформистское движение под руководством Кан Ювэя, а другая выдвигает на политическую арену Китая могучую фигуру великого революционера-демократа Сунь Ятсена.
Прогрессивные веяния сказались и на развитии национальной культуры: расширяется сфера научных исследований, происходят изменения в системе образования. Если старая китайская школа предполагала только зубрёжку древних канонов, то теперь в китайскую школу стали пробивать себе дорогу естественные и точные науки. Это отразилось на образовании, полученном Го Можо.
Его мать прививала своим детям любовь к родной литературе, к классической поэзии (именно она занималась воспитанием детей; отец, обедневший помещик, был болен и измучен постоянными заботами о содержании семьи). Уже в 6—7 лет Го Можо знал наизусть многие стихи китайских классиков. Развитию поэтических вкусов и наклонностей мальчика способствовало и само местечко Шавань, где он родился и рос (уезд Лэшань провинции Сычуань). Расположенное у подножия горы Эмэйшань, на берегу реки Дадухэ, оно удивительно живописно; чудесные картины родной природы пробуждали творческое воображение будущего поэта.
С другой стороны, сказывалось веяние времени: в программу занятий Го Можо дома включались основы естественных и точных наук.
Поделиться книгой: