Золотой корсар

— Оно здесь, со всеми указаниями.

Маркиза протянула письмо.

— Отлично! — воскликнула актриса. — Можешь на меня положиться.

— Позднее, когда этот тип окажется в твоих руках, получишь новые инструкции. А теперь — спокойной ночи. Я жутко хочу спать.

— Ложись на мою кровать, — сказала Кармен, — я спою тебе баркаролу.

Маркиза покачала головой с многозначительным видом.

— Но почему? — опечалилась Кармен.

Ничего не ответив, маркиза крепко обняла сестру и быстро удалилась.

Ошеломленная, Кармен не сразу пришла в себя, а когда пришла, прошептала:

— Почему она не мужчина? Боже, как бы я ее любила!

И, тяжело вздохнув, направилась к своему алькову.

Глава III. Каким был Король набережных

Сын неизвестных родителей, он был принят в семью лодочника и воспитан не хуже сына какого-нибудь принца.

Обожаемый приемной семьей, любимый матросами и рыбаками, Паоло был единодушно признан Королем набережных, поскольку все просто души в нем не чаяли. Не было такой шлюпки, где бы его не привечали; не было такого грубого голоса, который бы не смягчался в разговоре с ним. Лодочник, взявшийся заботиться о нем, должно быть, получал неплохие деньги на его воспитание, так как не жалел золота на наряды, питание и обучение Паоло.

С восьми лет у него появился собственный наставник, и учеником мальчик оказался способным. У него был один из тех редких умов, не по годам развитых и в то же время крепких, которые быстро соображают, хорошо запоминают и тянутся к знаниям.

Тем не менее паренек питал такую страсть к морю, что его приемный отец часто повторял:

— Мне приказано сделать из него ученого — я повинуюсь, но, клянусь Девой Марией, он станет моряком.

Паоло пользовался любой возможностью выйти в море на лодке.

Он так сильно надоедал отцу Вендрамину и своим братьям, что десятки раз добивался разрешения выйти с ними в каботажное плавание.

Было подмечено, что он страстно желал знать все, что позволяет человеку управлять кораблем.

Он пожелал научиться стоять у руля — и вскоре овладел этим мастерством в совершенстве.

Вскоре, к великой тайной радости папаши Вендрамина, он уже умел свернуть паруса, брать рифы и делать все то — причем делать превосходно, — что должен делать марсовый.

Кроме того, Паоло занялся изучением морских карт, особенно тех, что относились к Средиземному морю — их у него собралась целая коллекция. Он научился определять местонахождение судна, с предельной точностью устанавливать широту и долготу и вскоре изумлял старых лоцманов знанием практики морского судоходства, а портовых капитанов — ее теории. Трижды или четырежды он один выходил в море на остроносой лодке старшего из своих приемных братьев и приводил ее в Марсель при встречных ветрах, маневрируя как отважный морской волк.

Паоло был особенным ребенком — ужасно надменным, но крайне волевым и честолюбивым. Вряд ли кто догадывался, какие буйные мечты скрывались под обманчивой открытостью. Он не только читал Байрона в переводах на итальянский, но и прочел множество морских романов.

Он хотел быть властителем моря.

Этот четырнадцатилетний паренек изучал новые философские системы, с лихорадочным рвением решал сложные задачи; во всем, за что бы ни брался, он добивался успехов, за исключением любви. Он уже чувствовал странное клокотание в груди, но взрыва все никак не происходило. Лет с десяти, не переставая отчаянно учиться, он не менее исступленно развлекался. Он был завсегдатаем кабачков, а по ночам бродил по улочкам в поисках приключений. В его белокурой головке уже созрела мысль о том, кем ему хотелось бы стать, и вскоре Паоло понял, что пробил час начать новую жизнь.

В своей приемной семье юноша нашел того, кому предстояло помочь ему в осуществлении задуманного. Помощником этим стал старший сын Вендрамина, двухметровый великан, колосс, каких часто можно было встретить в древности и какие все реже попадаются в наши дни.

Как старшего сына все называли его по фамилии — Вендрамин. У него были железные мускулы и золотое сердце. Пусть он и был простодушным, недалеким грубияном, никогда не имевшим собственных мыслей, но он умел любить, быть верным. Он обожал Паоло, который стал для него богом: Паоло приказывал — он подчинялся. Вместе с братом он совершал различные шалости, поколачивал патрульных и сбиров, бил стекла и посещал кабачки; когда шумел Паоло, шумел и он, и шумел оглушительно. Когда стычка становилась слишком опасной, он сгребал Паоло в охапку и уносил ноги, проявляя невероятную хитрость и сноровку. В прочих отношениях Вендрамин был глуп как пробка.

Вот какими были спасители маркизы.

В тот день, когда они ее встретили, Паоло как раз стукнуло четырнадцать, по случаю чего он пожелал закатить пиршество на свежем воздухе, чтобы иметь больше места — ведь у него столько друзей! На пирушку явилось около сотни моряков.

Когда подошло время десерта, Паоло поднялся из-за стола.

— Отец, — сказал он Вендрамину, — я часто выпытывал у тебя тайну моего рождения, но ты всегда отказывался мне ее выдать, не так ли?

Старый рыбак всем своим видом показывал, что Паоло выбрал не самое подходящее время и место для подобного разговора.

Твердая решимость зажглась в его взгляде, и все поняли, что сейчас произойдет нечто совершенно неожиданное.

Паоло продолжал.

Потрясенные, Вендрамин и гости слушали Паоло с открытыми ртами.

— Как вы знаете, я многому научился. Пусть я всего лишь мальчишка, но тем не менее уверен: нет в жизни ни Бога, ни дьявола, ни Девы Марии, ни ада — ничего, кроме удовольствия, прекрасных девушек и хорошего вина.

— Несчастный! — воскликнул рыбак.

— Богохульник! — вскричали сто глоток.

— Он пьян, бедняжка, — снисходительно прошептали девчушки.

— Он одержим! — воскликнули старики.

Но один пожилой рыбак, чей авторитет был бесспорен, сказал:

— Тишина!

Все тотчас же смолкли.

— Пусть парень объяснится! — приказал он.

Этот старик объехал множество морей и стран, служил Французской республике, прилично разбогател, хотя никто и не знал, как; но у него был крест ордена Почетного легиона, врученный Наполеоном, он пользовался всеобщим уважением и, по слухам, совершил немало чудесных подвигов.

Паоло поблагодарил старца дружеским жестом и смело промолвил:

— Мне нужна свобода. Я ведь был хорошим сыном. Вендрамину грех жаловаться на меня.

— Это правда! — подтвердили несколько человек.

— Но я здесь, как легкий парусник, пришвартованный к пирсу. Подует ветер — и, если канат не перерезать, парусник разобьется. Если Вендрамин не отпустит мой перлинь, я сам его сорву, и очень скоро.

— Но чем ты хочешь заняться, негодник? — со слезами на глазах воскликнул старый рыбак.

Паоло обвел собравшихся взглядом и сказал:

— Я хочу стать корсаром.

Гости содрогнулись.

— Да! — повторил он. — Да, я буду корсаром. Знаменитым корсаром… И ничто не может мне в этом помешать.

Лицо Вендрамина исказилось.

— Кто вбил ему в голову подобные мысли? — пробормотал он. — Должно быть, те проклятые книги, что всегда у него под рукой!

— Боже мой, да, — сказал Паоло. — Да, это из книг я узнал, что нет ничего более прекрасного, более желанного, более достойного человека отважного, чем жизнь морского разбойника, жизнь, о которой все вы мечтали в двадцать лет, но на которую, ввиду слабоволия, так и не решились. Я же, в отличие от вас, чувствую в себе энергию, и я стану корсаром… Ну что, выпьем за мои будущие успехи?

До краев наполнив стакан, Паоло поднял его, и никто не осмелился его урезонить.

Старый рыбак поднялся на ноги, плеснул себе вина и промолвил:

— Пью за твои доблестные подвиги, малыш. Уверен, вскоре все Средиземноморье будет знать твое имя. Я знавал много отважных капитанов, которых ни шрапнель, ни бури, ничто не могло остановить… В твои годы они были такими же. Начинаешь ты хорошо.

Сотня стаканов потянулась тогда к стакану Паоло, и в адрес его зазвучали здравицы.

— А теперь, — воскликнул юноша, гордый тем, что все, за исключением Вендрамина, поддержали его, — танцы!

Он обхватил за талию красивую девушку, ударили тамбурины, и начался бал, радостный, оживленный, вскоре ставший безумным и шумным.

Один лишь Вендрамин не принимал участия в общем веселье.

Посреди праздника Паоло покинул гостей…

Его неразлучный спутник последовал за ним.

Стоя на берегу, юноша, который не знал ничего о судьбе спасенной им женщины, задумчиво смотрел на американский бриг, вышедший в открытое море.

Глава IV, в которой орла променяли на кукушку

Когда Паоло и Вендрамин добрались до набережной, уже наступил вечер, и все вокруг было затянуто легкой полупрозрачной дымкой.

Обычно Вендрамин следовал за другом без особых раздумий: Паоло никогда не посвящал его в свои планы заранее — он задавал направление, а великан послушно шел следом.

Однако на сей раз — впервые в жизни — колосс потребовал объяснений:

— Куда ты меня ведешь?

— На борт того корабля, — отвечал Паоло.

— Американского?

— Да.

— Мы покидаем Неаполь?

— Да.

— Надолго?

— Навсегда.

— Ах!..

Великан, казалось, задумался и, присев на камень, обхватил свою большую голову здоровенными руками.

— В чем дело? Ты со мной не поедешь? — спросил Паоло.

— Поеду. Просто стараюсь не расплакаться.

— Не стоит. Поплачь.

Гигант так и сделал: рыдания его напоминали рычание льва. Он проливал слезы, которых, как метко заметил бы Гомер, хватило бы для образования пары рек; он вздыхал так, что мог бы надуть и парус.

Паоло не беспокоил его минут пять, а затем сказал:

— Все, Вендрамин, хватит. Ты уже достаточно наревелся, вспоминая отца, семью, друзей, любимый Неаполь, свою лодку. А теперь возьми себя в руки и будь мужчиной, не то я оставлю тебя здесь.

Угроза подействовала.

Великан вытер слезы и, поднявшись на ноги, промолвил:

— Я готов.

— Подойдем к бригу на нашей шлюпке, — сказал Паоло. — Нас возьмут на борт, если прикинемся преследуемыми властями патриотами — революционерам американцы симпатизируют. Куда-нибудь эта шхуна нас да доставит… У меня есть немного золота… Главное сейчас — покинуть Италию, а там посмотрим: может, предложим свои услуги дею Алжира.

— И станем отступниками? — воскликнул великан и в ужасе вскинул вверх руки.

— Почему нет? — спросил Паоло.

И Вендрамин, который никогда не отличался здравомыслием, повторил:

— Почему нет?

Ничего путного в голову ему не приходило.

— Отвечай же! — настаивал Паоло.

— Я не знаю, — сказал великан и, обескураженный, опустил руки.

Великан почесал нос, затем ухо, задумался, но, так и не найдя что ответить, решил, что Паоло, как всегда, прав, и сказал: