Слуги ветра

Кокетливая подруга толстосума только прикрыла лицо широким расшитым рукавом, изображая смущенность и скромность. Видно было сразу, что она вмиг поняла наш замысел и теперь решала для себя помогать нам или остаться безучастной, а то и вовсе предупредить своего благодетеля о коварстве.

— Но как же, господин, помилуйте! — взмолился я — Мне в любви и так не везет, хоть я и не бедный человек, а все одно на меня внимание мало кто обращает. Я уж и к ворожеям ходил, и шептуньям, и все без толку.

— Вот и ходи дальше, я этот браслет своей жене подарю, чтоб глаз с меня не сводила да по сторонам не заглядывалась, пока меня дома нету.

— Но я первый на эту вещицу договор совершил, — не уступал я, но уже без особого напора. — Было еще кольцо и подвеска, браслет последний из всего что осталось. Когда ж теперь еще эта звезда над храмом засияет!

— Ты молодой, дождешься еще, некуда тебе торопиться. А мои годы уже многие.

— Триста пятьдесят даю, мастер, больше просто нет! Прошу, не отдавайте! — обратился я к ювелиру, не желая уступать толстосуму «редкую» вещицу.

— Вы, любезный, камня три вокруг да около ходите, а все брать не решались, — заметил Корвель надменно и даже как-то чванливо, словно и не притворялся вовсе, а правду говорил.

— Вот и поделом тебе! Мне мешочек бархатный готовь, — торжествовал толстяк. — Даю четыреста и по рукам. В следующий раз не будешь тянуть со своим счастьем, простофиля.

— Дайте хоть шанс, господин! Может, на кон поставите? Я чем играть найду, уверяю, в кредит не приучен.

— Нет, нет! Это не по мне! Чтоб я с таким, как ты, прыщом сел в кости играть! Да ни за что! У тебя ж на лбу написано, что ты мухлюешь да кости сбрасываешь! Вон поди! Мой браслет — и все тут!

Женщина прильнула к крепкому плечу землевладельца и нежно зашептала ему на ухо, чуть прикрыв глаза.

— Правильно, мой милый, так ему, этому крысенышу, будет знать свое место, дурачок.

Толстяк затрясся от смеха и высыпал мастеру на прилавок стопки монет, перевязанные шерстяными нитками, так, как это обычно делают все деревенские жители. Их как раз было восемь стопок по пятьдесят грифов в каждом. Небольшие монеты размером чуть меньше ногтя большого пальца руки, каждая связка была собрана так, чтобы была примерно одна четверть меры веса. Вот и получилось, что за все землевладелец вывалил ровно две меры золотых грифов.

— Ой, какой же я тупица! — запричитал я. — Ведь утром еще было пять сотен в кошельке, нет ведь, поперся в этот чертов игорный дом!

— Да я бы и за пять сотен тебе не уступил! — возмутился землевладелец, оголяя кривые зубы в ехидном оскале. — Таких, как ты, надо заставлять работать, а не давать дурням прожигать отцовское состояние. Ручки-то у тебя вон беленькие да ухоженные, отродясь труда не знали. Иди в свой игорный дом, там дешевые женщины и брага кислая за медный гриф. Твоих медяшек должно хватить на какую-нибудь грязную потаскушку!

Я человек, с виду безоружный, кроме ножа за голенищем ничего больше не имею, и потому всегда отступаю, когда вижу, что расклад не в мою пользу. Вот и сейчас я был унижен в своей роли, оплеван и осмеян. Так и нужно. Это главное, чего я добивался всей этой игрой. Нельзя ни огрызаться, ни хамить. Нужно сделать вид, что затаил злобу, прищурить взгляд и сбежать, прикрыв стыдливо лицо под общий хохот, Что ж, так и поступлю. Моя роль сыграна, а торчать больше положенного на виду — глупость, коль прогоняют.

Уже к полуночи, после того как приобрел все подарки для Майры, припрятал подальше в сумке, поев на оставшуюся пару червонцев, я проскользнул в лавку Корвеля со стороны двора.

— Эй! — позвал я худощавого блондина. — Что ты опять в свои книжки уставился?! Мимо столько кошельков проходит да ротозеев! С восточной стороны рынка два каравана полные пришли!

— Брамир! Пес смердящий! Мне твои выкрутасы уже поперек горла стоят. Дождусь, скоро совет гильдии из этого квартала попрет за твои грязные аферы. А то и покупатель воротится, проклиная на чем свет стоит.

— Так и вали все на меня.

— А грифы? — удивился Корвель.

— А что грифы, как обычно, пополам.

— Нет уж, проныра! Четверть дам, не больше, охранники на меня уже косо поглядывают, еще день, два, я от них откупаться начну за такие шалости.

— Не ценишь ты меня, зубрила, как был всегда оболтусом, так им и остался. Да если б не мои фокусы, давно бы с голоду помер. Последний сухарь с золотой тарелки доедал бы.

— И то верно. Твоя правда. Ладно, на этот раз дам половину, но только учти, придумай что-нибудь еще, а то старый номер уже всем оскомину набил. Долго я из себя буду мага корчить, а ну как кто грамоту академии спросит.

— Ты хоть и читаешь книжки умные, а все одно дурак дураком, я-то тебе на кой! Ты мне только скажи, что, мол, грамота нужна, так я ее враз организую, с печатями, с подписями, все как положено.

— Еще чего, вот только ворованных вещей я в руках не держал, грех-то какой!

— Гони монету, чистюля. Плохо станет, ты у меня на продажу еще и золотишко брать будешь.

— Только в переплавку, — ляпнул Корвель, опустив взгляд. — И то лишь потому, что знаю тебя, ты кровавого золота мне никогда не подсунешь.

— Я кровавого и сам в руки не возьму, пока не доводилось. Ну а то, что причитается, будь добр, отсчитай, да не ошибись.

Четыре столбика монет, по пятьдесят в каждой связке, заметно утяжелили мой кошелек. Бродить по ночному городу с такой суммой небезопасно. Хоть я сам вор, но себя обчистить повода не дам никому. Следовало припрятать добычу, да в такой схрон, что понадежней, а это значит, что придется идти за городскую стену до развалин у холмов. Ничего, за десятка два песочных мер обернусь, есть ради чего. Размашистым шагом двигаясь вдоль опустевшей улицы, я поднялся на холм к южным городским воротам, выбрасывая по дороге оловянные пуговицы, купленные у портного, те самые, что так успешно создавали недавно видимость моего полного кошелька.

Справа еще тянулись низенькие и кривые ограды домов, громкое слово «дома», так, бараки, в которых ютились работники красильни да подмастерья. Квартал был не самым бедным, но мало кто из здешних обитателей имел королевское подданство. Все больше вольные люди или беглые крестьяне из соседних княжеств да поместий. Даже в тех нищих трущобах, где я сам обитал, больше оказывалось благочестивых граждан королевства, чем здесь, на южной окраине.

Дальше по улице струился сизый дымок, тонкой пеленой окутывая сумрачные стены. Это харчевня постоялого двора, самого дорогого и знатного во всем городе, не для караванщиков да бродяг. Здесь всегда готовили отличное мясо из свежей дичи. Да и повар был знатный, не те стряпчие, что кашеварят в самом городе на площадях. Пройти мимо пришлось себя заставить. Я только чуточку сбавил шаг, вдыхая чудесный аромат душистого мяса, скворчащего на пылающей каменной жаровне под большим навесом, да аромат чеснока и лука, приправленного кислым фруктовым соком да вином. Люди сидели на открытой веранде с резными перилами, обвитой длинными, старыми лозами винограда. Народ здесь был тихий, достойный. Все с дальней дороги, уставшие, неспешные. Ни драк, ни шумных попоек, даже в кости никто не играл.

Приветливо улыбаясь, я мимолетно взглянул в лица посетителей на ярко освещенной площадке. Все как один были умиротворены и сдержанны. На мгновение взор задержался на четверке уже не молодых людей, которые степенно пили вино в густой тени. Мне было странно даже думать о том, что привлекло мое внимание, но, продолжая осмысливать увиденное, я понял, что все они прибыли в город совсем недавно, верхом или пешие, не знаю, но не торговать, не покупать, да и на чиновников похожи не были. Это наемники — посланники смерти. Узнать в человеке особую масть я всегда умел. Те самые безжалостные наемники, которые даже за серебро сотрут в порошок кого угодно, невзирая на чип и титул. Возможно, что в нашей славной столице эти люди просто проездом, а возможно, что идут по следу намеченной жертвы. Не приведи духи к такому исходу, что какой-то обиженный человек найдет возможность оплатить услуги таких головорезов, посылая как охотников на твои поиски. Их собственные понятия чести не оставляют шанса жертве отвертеться, уйти от преследования, сбежать. И даже попытка заплатить за свою жизнь вдвое, втрое больше ни к чему не приведет, плату они конечно же возьмут, но свое дело все равно сделают, без исключений.

Удивленный и настороженный, я поспешил скрыться от их пронзительных взглядов. Маловероятно, что они не заметили меня, и наверняка мгновенно сумели определить род моих занятий и степень опасности, которую я смог бы для них представить. Странно, что люди с таким ремеслом появились здесь накануне праздника, так близко от казарм королевской армии. Гвардейцы короля никогда не упускали возможность погонять наемников за их кровавый промысел, дали б только повод.

Полный диск луны медленно скользил над покатыми куполами да черепичными крышами внутреннего города, далеко за крепостной стеной. Купола вместо соломы да вязанного камыша — это не по нашу честь. Оставалось только смотреть издали на то, как вольно и сладко живется богатым людям. Я не торопился. Хохотушка Майра в это время еще спроваживает подруг, которые порой норовят задержаться у нее в доме до утра, маясь от безделья. Но она их быстро отправит восвояси. Потом станет принимать ванну и будет готовить себе ароматные травы в большом чугунке, для спальной комнаты. Охранники тем временем создают видимость неусыпного бдения и нарезают круги но двору вдоль ограды дома уважаемого аптекаря, топая деревянными каблуками. Пока наконец не сойдутся все вместе под навесом псарни покалякать о своих делах, косо поглядывая на свет в покоях супруги хозяина.

Передо мной тянулись длинные ряды высоких ворот гвардейской конюшни и плац, где собралось много стражников, солдат, свободных от караула. Они стояли чуть в тени, под кронами раскидистых, пышных вязов, и потому не сразу заметили меня, тихо бредущего по дороге. Я спохватился слишком поздно. Искать другой путь, не было никакого смысла, поэтому я просто прошагал мимо, надеясь, что не обратят внимания.

К сожалению, надежды не оправдались.

— А ну постой! Кто таков?! — выкрикнул кто-то из толпы солдат. Остальные прекратили беседу и замерли, обернувшись в мою сторону.

— Брамир из Хариди. Королевский подданный.

— Горожанин?

— Почетный гражданин Филадеи.

— А что, почетный гражданин столицы и грамоту имеет?

— А как же, господин гвардеец, иначе все мои слова лишь пустой звук.

— Ну так потрудитесь предъявить, коль имеется.

Высокий кавалерист вышел из тени и предстал передо мной всей своей огромной статью в свете переносного уличного светильника, установленного на треноге. Такие светильники обычно топили дровами, уложенными в полукруглой чаше с отверстиями, и тепло от них и свет, не такой яркий, как от масляных да сальных факелов.

Капитан показался мне молодым. На нем был железный шлем, украшенный кожаной, плетеной косичкой в два витка, солдатское зерцало с бронзовым кантом и орнаментом, прикрывающее живот и грудь. Кожаные наплечники с бахромой кольчуги и увесистый кистень, с железным набалдашником. Окованные железом перчатки офицер заткнул за клепаный широкий пояс.

— Вот, милейший, прошу вас, моя грамота, выданная королевской канцелярией с подписью и печатью короля и придворного астролога.

— Ха! Да! И впрямь все как есть! Что же за напасть заставила господина отправиться за городские ворота в такое позднее время, какая нужда?

— Да право пустяки, родственник навестил, хотел было, знаете ли, на рынке прикупить себе медовое вино, да запамятовал, что близятся праздники. Я в лавку к своему виночерпию, но опоздал, ни вина приличного не осталось, ни даже браги свежей, все раскупили.

— Ух, вот ведь незадача, что ж так, уважаемый, не позаботились в свое время.

— Прошляпил, вот приходится идти на винокурню Каиса, куплю свеженького хлебного винца, и даже подешевле выйдет, без рыночных-то поборов. Вино оно дома никогда не залеживается.

— А и то верно! Но путь не близкий, не желаете попутчиков? Королевские гвардейцы охотно пройдут с вами вместе, угостятся вином и вас не дадут в обиду за пару-тройку червонцев.

— Да полно вам, офицер! Что со мной может случиться, в камни полной луны? Что за лиходей выйдет на дорогу в такое время?

Внезапно из толпы, притихшей за спиной солдата, выскочил грузный молодой человек в холщовой рубахе и закричал, срывая тонкий голосок:

— Это он, капитан! Тот самый ворюга, что обобрал меня в трактире у ворот. Я вам рассказывал, вот только одежду сменил гад! Вор он и шулер!

Поросячий визг Холька не узнать было трудно. Оставалось непонятно, каким чумным ветром его занесло к караульным в казармы.

— Ах это ты! — возмутился я, опережая возможные вопросы и реакцию удивленных солдат. — Душегуб-неудачник! Пьян был так, что чуть меня не зарезал. Костей не видит, а все свое гнет! Деревенщина! Ты играть учился на току в сеновале, с мышами полевыми?!

— Уверен ли ты, Хольк, что это он? — спросил рослый бородатый мужчина у сына мельника за спиной. Голос бородача был тяжелый, глубокий, словно из боевого рога.

— Да я ушел из трактира сразу после вечерних храмовых восхвалений. Неужто не запомнил бы наглой морды этого проныры.

— Кто тебя знает, дурака, ты и сюда то пришел уже пьяный, пока Мариф тебя в бочку с водой не окунул. И храмовые песнопения пропустил! Невежа!

— Да что гадать! — встрял я в беседу. — Играл я с ним и отпираться не буду. Выиграл у него всю наличность и кисет с огнивом! Я из костей расклады плел, когда этот малый себе еще штаны мочил, посасывая палец! Куда ему со мной тягаться!

— Дурак ты, Хольк, — буркнул офицер, ухмыляясь, — нашел тоже с кем играть, уж лучше бы сразу отдал ему весь кошелек да ушел с миром.

— Мариф прав, — подтвердил бородатый верзила. — Все, что ты нам тут наплел, пустого ореха не стоит в сравнении со словами этого уважаемого господина, он же подданный королевства, его слову свидетель не нужен.

Здоровяк хлопнул Холька по плечу и толкнул ближе ко мне.

— Извинись перед господином и скажи, что был пьян и сожалеешь о содеянном, откажись от тех обвинений, что высказал только что.

Ничего не понимающий Хольк, вытаращив глаза, посмотрел на своего собеседника, на группу притихших стражников и на меня. В конечном счете до его куриных мозгов наконец-то дошло, что все сказанное совсем не шутка и ему действительно придется передо мной извиняться. Не находя слов и преодолевая чудовищный протест буйного норова, Хольк сделал еще один шаг мне навстречу и еле заметно поклонился, процедив сквозь зубы:

— Простите меня, пожалуйста.

— Да полно вам, господа, я зла не держу. Кому не случалось проиграть в кости. По себе знаю, всегда очень обидно, и чего только не ляпнешь сгоряча, тем более после кислой трактирной браги.

— Господин Брамир, я правильно произношу ваше имя?

— Да, верно, уважаемый.

Грузный человек с пышной бородой и тремя длинными заплетенными косами, как у знатного северянина подвязанными широкой лентой, вышел на свет и предстал передо мной, отодвигая пристыженного Холька себе за спину.

— Мое имя Таус, я вольный человек и, к сожалению, двоюродный дядя этого неблагодарного юнца, который так опрометчиво позволил себе подобную дерзость. Примите и мои извинения тоже. Уж я-то точно знаю, что такое настоящая игра. Позвольте угостить вас чудесным вином, которое я имел честь привезти из Полхии, с далекого севера.

— Право, даже не знаю, что сказать. Разумеется, я принимаю ваши извинения, но прошу понять и меня тоже, час поздний, винокурня вот-вот закроется, родственник ждет.

— Пустое, господин Брамир. Я отдам вам в полцены кувшин чудесного вина после, а сейчас мы вместе угостимся да потолкуем о выгоде, много времени это не займет.

— Я смотрю, вы человек благородный и деловой, что ж, невежливо будет с моей стороны отказать такому любезному предложению, а родственник действительно подождет.

— Капитан Мариф предоставит в наше распоряжение свой дом. Он уж меры три как зазывает нас к себе в гости, так что не придется вдыхать прокуренный смрад харчевни.

Четверо солдат, не ожидая приказа, метнулись к большому кувшину возле ворот конюшни и вытащили оттуда несколько свежих, промасленных факелов, разжигая их от светильника. Капитан стал нашим провожатым, солдаты выстроились вокруг, и все отправились вниз по улице, к реке. Даже ничего не понимающий Хольк плелся сзади, нервно покусывая пухлые губы. Двигаясь вдоль канала, мимо вкопанных в землю столбов для привязи лодок, я как бы случайно задел один из них голенищем сапога. От такого движения хитроумная бронзовая застежка у меня в сапоге раскрылась, ослабляя узел, удерживающий на ноге нож. Никто из них и глазом моргнуть не успеет, случись что, как смертоносное лезвие окажется у меня в руках. Если это ловушка, то, пожалуй, повозиться придется только с бородачом Таусом. Он казался самым опасным противником. Капитана Марифа, Холька и солдат можно в расчет не брать. Хольк — увалень, неуклюжий и глупый. Капитан стражи, как и его солдаты, понадеется на свою броню, а зря. И потому останется только этот любезный на вид, грузный человек, у которого под тонкой и дорогой накидкой перекатываются бугры крепких, тренированных мышц. Оружия я при нем не увидел, но это не означало, что его не было вовсе.

Двигались тихо вниз по улице и набережной канала несколько кварталов. Только капитан стражи бурчал что-то о том, каким респектабельным и знатным был этот район города прежде, но его бормотание мало кто слушал. Я был настороже, но старался не выдавать напряжения и подозрительности. Мы действительно подошли к ухоженному дому, вход в который освещали три масляные лампы со стеклянными плафонами и бронзовым зеркалом. Сомнений не было, такие светильники мог себе позволить только офицер гвардии, который помимо жалования за службу еще и не гнушался укрывать тайком некоторые излишки, взятые с купцов и караванщиков в виде «дополнительных» налогов, как говорится — за беспокойство.

Нас встретили трое слуг, которые, похоже, и не думали ложиться спать. К тому времени пока мы рассаживались в уютной беседке возле родника, бьющего во дворе дома, слуги успели собрать три полных подноса угощений и выставить перед нами прямо на ковер. Звездное небо казалось бледным оттого, что полная луна уже поднялась довольно высоко над горизонтом, четко отделив границу между землей и небом силуэтом остроконечных вершин, возвышающихся на юге, за долиной.

— Прошу вас, уважаемый, чувствуйте себя как дома, — чуть поклонившись, сказал офицер Мариф, ставя передо мной серебряный кубок, — сейчас подадут мясо и свежие фрукты. Хороший сыр. Вы любите овечий сыр?

— Да, — согласился я, — хоть он и жестковат, мне кажется, что многие незаслуженно игнорируют его чудесные свойства, особенно те, у кого зубы слабы.

— Моя мама готовит чудесный сыр по старинному семейному рецепту. — Мариф заботливо поставил офицерский шлем на ковер возле себя. — И не только сыр, смею утверждать.

— Не терпится попробовать.

Изображая на лице любезность, я, тем не менее, готовился к тому, что придется увертываться от самой коварной атаки в спину. Но как ни странно, даже признаков таковой не наблюдалось. Солдаты, сопровождавшие нас всю дорогу, приняли от слуг большой кувшин вина и поспешили удалиться обратно, пожелав своему командиру и нам заодно спокойной ночи. Бородач Таус устроил Хольку очередной нагоняй и настойчиво предложил ему отправиться восвояси, дабы не крутиться под ногами и не раздражать меня — уважаемого гостя — своим присутствием. Так мы остались втроем. Мариф наполнил наши кубки, и все произнесли первый тост за неожиданное знакомство, сулящее взаимную выгоду. Офицер не щадил слуг, гоняя их по пустякам, не забывая при этом, как велит обычай южан, веселить нас забавными историями и шутками.

Мы выпили еще немного, и тогда сам Таус стал вести разговор, обращаясь ко мне.

— Надеюсь, что встреча с моим нерадивым племянником не заставила вас гневаться. Достаточно ли мы принесли вам извинений, чтобы считать дело улаженным.

— Без всяких сомнений, более чем достаточно. В наше время так редко можно встретить действительно благородных людей. Скажу прямо и с некоторым сожалением, Хольк — неплохой парень, но увы не нашлось кого-то достаточно авторитетного и терпеливого, кто бы смог объяснить ему, как следует вести себя в игорных домах.

— Вы правы, уважаемый Брамир, так и сеть. Жизнь в деревне весьма отлична своими традициями от той, к которой привыкли столичные жители. Я рад, что маленький конфликт, который мы вовремя пресекли, так благополучно закончился.

— Ценю вашу любезность, но право сказать извинений было вполне довольно, это ночное застолье излишнее, если только у вас нет ко мне еще какого-нибудь дела.

— Вы практичный человек, мне это нравится. Я еще раз убеждаюсь, что не зря позволил себе пригласить вас в этот гостеприимный дом моего друга.

— Что ж, давайте поговорим о выгоде, — предложил я, ерзая на месте.

— Право дело, сущий пустяк, но как и всякий пустяк имеет свои заинтересованные стороны. Видите ли, Брамир, как я уже упоминал прежде, я вольный человек. Владею большим фрегатом, небесным кораблем, вбившим клин в опоры пристани сегодня утром на окраине города, на западе.

— О! Так вы небесный скиталец! Капитан большого корабля! Сказать честно, много наслышан разных историй от вашей братии.

— Не стоит верить всем тем небылицам, что плетут пьяные небоходы в тавернах. Хотя мы и вправду повидали немало в своих странствиях. К сожалению, Валадария не самое лучшее королевство, где бы мне стоило сейчас находиться, но увы, обстоятельства. Наш парусник совершенно истрепался, и мы не можем продолжать путь без ремонта.

— Что же в таком случае вы хотите предложить мне?

— Свой корабль.

— Даже не знаю, что вам ответить. Подобного мне еще никто не предлагал.

— Разумеется, что мое предложение кажется странным. Но вот в чем суть дела. Король Валадар, его свита и министры очень строго блюдут букву закона. Во всяком случае делают вид, а я из тех людей, кто не всегда следует предписанному, надеюсь, что вы понимаете, о чем я. Для подданных своего государства, законопослушных граждан, он делает небольшие исключения, особенно для почетных жителей столицы Филадеи. Ведь если вы гражданин, тем более почетный гражданин, о чем свидетельствует грамота, то ваша присяга верности королю оценена должным образом.

— Стал бы я иначе так скрупулезно платить налоги за свой безудержный азарт в играх. Я игрок!