Девушка из письма

Эмили Гунис

Девушка из письма

Emily Gunnis

THE GIRL IN THE LETTER

First published in the English language by Headline Publishing Group Limited.

© Emily Gunnis, 2018

© Перевод. И.Л. Моничев, 2018

© Издание на русском языке AST Publishers, 2021

* * *

Посвящается моей маме

Я тоскую по нашим прогулкам, по беседам с тобой, по твоему жизнелюбию. Но ты всегда говорила: «Чем плакать, лучше делай записи». Поэтому – обещаю попробовать…

«Свечу свою я с двух сторон палю,Мне до утра ее не хватит, нет.Но и друзей и недругов молю:Всмотритесь в этот дивный свет».Из стихотворения Эдны Сент-Винсент Миллей «Первая смоква». (Перевод И. Моничева)

Пролог

13 февраля 1959 года, пятница

Моя дорогая Эльвира!

Даже не знаю, с чего начать.

Ты всего лишь маленькая девочка, и очень трудно объяснить, почему я решила покончить с собой и оставить тебя одну. Ты – моя дочь, если не по крови, то в сердце, и оно разрывается при мысли, что мой поступок только добавит страданий к тем поистине чудовищным мукам, которые тебе уже пришлось вытерпеть за восемь лет твоей пока такой короткой жизни.

Айви сделала паузу, чтобы собраться с силами и заставить авторучку не так сильно дрожать в пальцах и позволить ей писать дальше. Она огляделась в просторной сушильной комнате, где спряталась ото всех. К потолку здесь были прикреплены громадные вешалки с плотными гроздьями простыней и полотенец, тщательно выстиранных натруженными и распухшими руками беременных девушек из прачечной приюта Святой Маргариты. Белье затем попадало в гладильню и следовало дальше, в равнодушно ожидавший его внешний мир. Она снова посмотрела на мятый лист бумаги, лежавший перед ней на полу.

Если бы не ты, Эльвира, я бы бросила все попытки бороться за свое существование на этом свете гораздо раньше. С тех пор как у меня отняли Роуз, я не способна обрести какой-либо радости в жизни. Мать не может забыть свое дитя точно так же, как ребенок не способен забыть маму. А я могу заверить, что будь твоя мама жива, она думала бы о тебе каждый день, каждую минуту.

Когда ты сбежишь отсюда – а ты непременно сделаешь это, моя милая, – ты должна начать разыскивать ее. Ищи ее в заревах закатов, в цветах и во всем, что вызывает на твоем лице улыбку, эту твою неподражаемо красивую улыбку. Ибо сущность матери пропитала сам воздух, которым ты дышишь, наполняя твои легкие, давая твоему телу все, что потребно ему, чтобы выдержать все, вырасти сильной и прожить свою жизнь достойно. Ты была любима, Эльви, каждую минуту каждого дня, пока находилась в животике своей мамочки. Ты должна верить в это, проникнуться этой мыслью и нести ее с собой.

Айви вся сжалась и сразу же замерла, как только услышала звук шагов у себя над головой. Почувствовала, как вместе с сердцебиением участилось дыхание, а под коричневым балахоном ощутила проступивший по всему телу пот. Она знала, что осталось совсем мало времени до возвращения сестры Анджелики, которая безжалостно лишит ее этих кратких мгновений дня, когда за ней никто не наблюдал. Посмотрела на неровные строки своего письма, и красивое личико Эльвиры промелькнуло в ее мыслях. Ей с трудом удалось сдержать слезы, когда она представила себе, как девочка будет читать письмо, ее темно-карие глаза округлятся, а бледные пальчики задрожат, пока она будет с трудом вникать в смысл слов.

К этому моменту у тебя уже будет ключ, который я приложу к письму. Это ключ к подземным коридорам и к твоей свободе. Я отвлеку сестру Фейт насколько возможно, но тебе придется поспешить. Как только в доме прозвучит сигнал тревоги, сестра Фейт покинет гладильню, и ты должна будешь уходить. Немедленно. Отопри дверь в туннель в самом дальнем углу комнаты, спустись по ступеням, поверни направо и окажешься на погосте. Беги к пристройке во дворе и не оглядывайся.

Она подчеркнула фразу с таким нажимом, что перо ручки прорвало бумагу.

Мне очень жаль, что я не смогла сказать тебе все лично, но меня сдержал страх. Я опасалась, что твое огорчение станет заметно другим и выдаст им наши замыслы. Когда я пришла к тебе прошлым вечером, то еще думала, что они разрешат мне уйти домой, но не тут-то было. У них на меня другие планы, а потому я воспользуюсь своими крыльями, чтобы покинуть Святую Маргариту иным путем, и это даст тебе шанс сбежать отсюда. Тебе придется спрятаться до утра воскресенья, то есть до послезавтра, а потому постарайся прихватить с собой одеяло. Затаись ото всех, не попадайся никому на глаза.

Айви зубами впилась себе в губу, почувствовав во рту металлический привкус крови. Воспоминание о том, как она тайно проникла на рассвете в кабинет матери-настоятельницы Карлин, оставалось слишком свежим, как и шок, который она испытала, когда нетерпеливо пыталась найти там личное дело своего ребенка, но все оказалось напрасно – не было никаких указаний на то, где теперь находилась Роуз. В папке не было вообще ничего, кроме шести писем. Одно поступило из местной психиатрической больницы со штампом «копия» в верхнем углу, где рекомендовалось поместить Айви туда незамедлительно. Остальные пять написала сама Айви, умоляя Алистера приехать в Святую Маргариту, чтобы забрать отсюда ее и их ребенка. Эти письма плотно скрепляла резинка, и на каждом почерком Алистера было выведено: «Вернуть отправителю».

Она тогда подошла к единственному крошечному окну в темной жуткой комнате, где ей пришлось вытерпеть столько страданий, и полюбовалась восходом солнца, зная, что он станет для нее последним. Потом сунула письма к Алистеру в пустой конверт, взяв его со стола настоятельницы Карлин, написала на нем адрес своей матери и спрятала среди другой почты на подносе, прежде чем прокрасться обратно вниз по лестнице и лечь в постель.

Без малейшей надежды обрести свободу или найти Роуз я не в состоянии больше выносить все это. Но ты, Эльвира, сможешь выжить. Из твоего личного дела я выяснила, что у тебя есть сестра-близняшка Китти, которая, возможно, даже не подозревает о твоем существовании, а твоя фамилия – Кэннон. Семья живет в Престоне, а потому каждое воскресенье они должны посещать здешнюю церковь. Дождись в пристройке момента, когда церковные колокола начнут созывать прихожан к службе, а потом переберись на кладбище и прячься среди могил до появления своей сестры. Ты наверняка узнаешь ее, хотя она будет одета иначе, чем ты. Попытайся привлечь к себе ее внимание так, чтобы никто другой не заметил этого. Она поможет тебе.

Не бойся совершить побег и начать жизнь, преисполненную новых надежд. Ищи только хорошее в каждом человеке, Эльвира, и будь добра ко всем.

Я люблю тебя и буду присматривать за тобой, постоянно незримо держа твою руку. А теперь беги, моя дорогая. БЕГИ.

Айви xxx[1]

Айви вздрогнула, когда замок сушильни, где они с Эльвирой провели столько часов вместе, внезапно щелкнул, и в дверь ворвалась сестра Анджелика. Она уставилась на Айви своими проницательными глазами, спрятанными за очками в проволочной оправе, сидевшими поверх ее крупного и широкого носа. Айви поспешно поднялась с пола и сунула письмо в карман своего балахона. Взгляд ее устремился вниз, чтобы избежать встречи с взглядом монахини.

– Ты еще не закончила? – резким тоном спросила сестра Анджелика.

– Да, закончила, – ответила Айви. – Сестра Фейт сказала, что я могу получить немного антисептической мази.

Она сунула свои дрожащие руки глубже в карманы.

– Для чего?

Она чувствовала, как взгляд сестры Анджелики буквально прожигает ее насквозь.

– У некоторых детей образовались язвы во рту, и им стало трудно принимать пищу.

– Проблемы этих детей тебя не касаются, – злобно заявила сестра Анджелика. – Им повезло вообще иметь хоть какую-то крышу над головой.

Айви представила себе малышей, рядами лежавших в своих кроватках, бессмысленно глядевших в пустоту и уже давно выплакавших все слезы.

Сестра Анджелика продолжала:

– Чтобы принести мазь, мне придется идти до самой кладовки, а еще не убран поднос, оставшийся после ужина в спальне матери Карлин. Тебе не кажется, что у меня дел и без того хватает?

Айви помедлила.

– Я всего лишь хотела немного помочь им, сестра. Разве так не будет лучше для всех?

Сестра Анджелика смерила ее презрительным взглядом. Ее лицо украшала крупная бородавка, и росшие из нее волоски как будто слегка шевелились.

– Тяжело же тебе придется там, куда тебя отправят.

Айви ощутила прилив адреналина, когда сестра Анджелика повернулась к выходу из комнаты и начала доставать ключи, чтобы запереть за собой дверь. Высвободив все еще дрожавшие руки, Айви глубоко вдохнула и бросилась вперед, ухватив монахиню за рясу и потянув что было сил.

Сестра Анджелика охнула, потеряла равновесие и с шумом повалилась на пол. Айви насела на нее, прикрыв ей рот ладонью, а другой рукой постаралась снять с пояса связку ключей, что скоро ей удалось сделать. Когда же сестра Анджелика уже собиралась издать истошный крик, она нанесла ей настолько крепкий удар по лицу, что повергла в изумленное молчание.

Тяжело дыша, с болью в сердце от страха и волнения, Айви вскочила на ноги, подбежала к двери и захлопнула ее с противоположной стороны. Пальцы тряслись так, что она с трудом нашла нужный ключ, но затем, уже более уверенно, сунула его в замочную скважину и успела повернуть как раз в тот момент, когда сестра Анджелика ухватилась за ручку, пытаясь открыть дверь.

Айви постояла немного, стараясь восстановить сбившееся дыхание. Затем сняла со связки большой медный ключ, необходимый Эльвире для проникновения в подземный коридор, и обернула вокруг него свое письмо. Открыла тяжелый люк, прикрывавший трубу для спуска вещей в прачечную, и поцеловала письмо, прежде чем бросить вниз Эльвире, а затем нажала на кнопку звонка, чтобы дать знать о прибытии нового груза. Представила себе маленькую девочку, терпеливо дожидавшуюся поступления высушенного белья, как делала каждый день. Волна эмоций захлестнула Айви, и у нее даже чуть подкосились ноги. Наклонившись вперед, она оповестила Эльвиру еще и криком.

Сестра Анджелика уже начала орать и отчаянно барабанить в запертую дверь. Айви развернулась, окинув взглядом коридор, который вел в гладильню, а потом бросилась бежать. Она миновала тяжелую дубовую входную дверь. Теперь у нее имелся ключ и от нее тоже, но она выходила только лишь во внутренний двор, окруженный высокой стеной с колючей проволокой поверху, которую Айви никак не смогла бы преодолеть.

Нахлынули воспоминания о ее прибытии сюда, теперь уже много месяцев назад. Она увидела саму себя, звонящей в тяжелый колокол у ворот. Огромный живот мешал ей тащить свой чемодан за встретившей ее сестрой Мэри Фрэнсис. Айви вспомнила и все свои сомнения на пороге приюта имени Святой Маргариты. Торопливо взбираясь по скрипучей лестнице, перемахивая через две ступени одновременно, она добралась до самого верха, оглянулась и представила, что кричит той девушке, какой она когда-то была, срочно бежать отсюда и никогда больше не возвращаться.

Осторожно пробираясь вдоль лестничной площадки, Айви услышала позади какие-то еле различимые голоса и снова пустилась бегом, направляясь к двери у подножия другой лестницы, ведущей к спальням. Во всем доме царила почти полная тишина, поскольку остальные девушки в это время как раз ужинали в молчании. Любые разговоры за едой настрого запрещались. Только плач младенцев в детской время от времени эхом раздавался под сводом потолка. Однако уже скоро мать Карлин узнает, что Айви ушла без разрешения, и тогда сигнал тревоги раздастся по всему зданию.

Она открыла дверь спальни и пробежала между рядами кроватей, когда пронзительный сигнал разнесся повсюду. Стоило ей добежать до окна, как сестра Фейт появилась в противоположном конце комнаты. Несмотря на страх, она улыбнулась сама себе. Если сестра Фейт находилась здесь, ее не могло быть рядом с Эльвирой. Снизу донесся крик матери Карлин:

– Остановите ее, сестра! Быстро!

Айви проворно взобралась на подоконник и пустила в ход очередной ключ из связки сестры Анджелики, чтобы открыть запор на окне. Она вообразила, как Эльвира бежит сейчас по подземным коридорам и выбирается на свободу, исчезая во мраке наступающей ночи. А затем, когда сестре Фейт уже почти удалось ухватить ее за подол балахона, она раскинула руки в стороны и прыгнула навстречу смерти.

Глава 1

4 февраля 2017 года, суббота

– Ты уже смогла зайти туда?

Сэм поставила свой изрядно побитый «воксхолл-нова» на ручной тормоз, от всей души желая увидеть когда-нибудь петлю на шее начальника – редактора отдела новостей.

– Нет еще. Я только что прибыла на место. Разве ты забыл? Мне пришлось тащиться сюда аж из Кента.

– Кто еще уже успел приехать? – пролаял Маррей в трубку.

Сэм вытянула шею, оглядев привычный набор персонажей, стоявших под моросящим дождем напротив ряда симпатичных коттеджей, расположенных чуть в стороне и окруженных безупречно ухоженными садами.

– Гм-м… Здесь Джонси, Кинг… А Джим как раз начал ломиться в дверь. Какого черта я нужна, если задание уже поручено Джиму? – Она могла наблюдать, как один из наиболее опытных и пронырливых репортеров Южного информационного агентства пытается сунуть ботинок в щель приоткрывшейся двери одного из домов. – Он еще посчитает, будто я хочу спутать его планы.

– Я просто подумал, что в этом деле может быть полезен чисто женский подход, – объяснил Маррей.

Сэм посмотрела на часы: 16:00. Уже очень скоро все общенациональные газеты начнут печатать очередные тиражи. Она легко могла представить, какая атмосфера царит сейчас в редакции. Маррей не слезает с телефона, раздавая всем властные распоряжения и одновременно без стеснения любуясь своим отражением в стеклах рамочек на стенах, в которых красуются наиболее выдающиеся публикации Южного информационного агентства. Куп стучит по клавиатуре, беспокойно ероша неопрятные волосы, а на его рабочем столе бесчисленные чашки остывшего кофе и успевшие засохнуть сэндвичи. Джен жует никотиновую жвачку и лихорадочно обзванивает информаторов, стараясь заполнить пробелы в своей статье. Как только Маррей закончит разговор с Сэм, он свяжется с «Миррор» или «Сан» и примется беспардонно лгать, что у его репортера есть почти готовая тема, ради которой стоит придержать свободное место на газетной полосе.

– На самом деле я совсем не уверена, что гожусь для этой работы, – сказала она, изучая собственное отражение в зеркале заднего вида. Ее взгляд остановился на букете цветов для бабушки к ее дню рождения, лежащем сзади на пассажирском сиденье.

– Что поделаешь, если лучшие из лучших уже отправились на ежегодную церемонию вручения наград для журналистов. Она проводится как раз сегодня вечером.

– Превосходно. Приятно слышать, что меня причисляют к отбросам среди сотрудников агентства, – чуть слышно пробормотала Сэм.

– Позвони мне, когда добудешь хоть что-нибудь. – Маррей положил трубку.

– Кретин! – Сэм швырнула старенький мобильник на сиденье рядом с собой.

Она всегда пребывала в несокрушимой уверенности, что долгие рабочие дни за мизерную зарплату, какую она получала, превращали ее почти в рабыню, а теперь ей предстояло еще и справиться с почти невыполнимой задачей. Причем срочно.

Она прижала кончики пальцев к глазам и сделала легкий массаж век. А ей-то казалось, что она знала все об усталости еще до того, как стать матерью. Люди врали молодым родителям, обещая, что ребенок перестанет плакать по ночам после шести недель (наглая ложь!). Затем срок переносился к моменту окончания кормления грудью, потом до года. Эмме исполнилось четыре, но все еще казалось чудом, если она безмятежно спала ночь напролет. Прежде Сэм могла бы пожаловаться на утомление, если вместо нормальных восьми часов ей удавалось поспать хотя бы шесть, приползая на службу в тумане от похмелья после бесшабашной гулянки по барам и ночным клубам. Теперь, несмотря на свои двадцать пять лет, она ощущала себя пожилой дамой. Четыре года постоянного недосыпания повлияли буквально на каждую мышцу ее тела, а главное – на ее разум. Случались дни, когда она с трудом могла написать грамотно хотя бы одну фразу. Когда Бен мог взять к себе Эмму, Сэм хотя бы удавалось вставать не раньше семи часов. Но теперь он свел время, проводимое с ребенком, к двум дням в неделю под предлогом необходимости больше заниматься поисками работы, и ей приходилось почти каждое утро подниматься в шесть, будить дочь и торопливо вести в ясли, чтобы везде успеть.

Она вздохнула, заметив, как отвергнутый хозяйкой Джим вернулся по неровно выложенной каменной дорожке от дома и присоединился к остальным репортерам, укрывшись под зонтом для гольфа. Ей были известны правила игры. Многочасовые наблюдения у порогов чужих домов являлись не только неизбежным профессиональным злом, но и наиболее унизительной миссией для любого, кто считал себя настоящим журналистом. И хотя она питала личную симпатию почти к каждому из группы обреченных неудачников, топтавшихся сейчас рядом с коттеджем этой несчастной женщины, все же они невольно напоминали ей стаю стервятников, круживших над покалеченным животным.

Она снова повернула зеркало к себе, достала из сумки косметичку и попыталась прикинуть, что можно сделать, чтобы привести себя в божеский вид. Ей понадобится толстый слой крем-пудры, чтобы скрыть морщину на лбу, появившуюся после отвратительной ссоры с Беном. И пока она замазывала ее, прикрыла глаза, вспоминая детали перепалки, случившейся прошлым вечером. Между ними всегда возникала взаимная напряженная неприязнь, когда она забирала Эмму из квартиры Бена, но оба всегда старались не выяснять отношения в присутствии дочери, а вот вчера все пошло наперекосяк. Сэм понимала, что сами по себе ссоры не несли ничего хорошего, но в этот раз они совсем слетели с катушек и начали громко орать друг на друга с такой яростью, что довели Эмму до слез. Сэм ненавидела себя за попытку использовать дочь как аргумент в споре, но еще больше злилась на Бена, даже не попытавшегося скрыть свое презрение к бывшей жене.

Содрогнувшись при виде взлохмаченных волос, она вынула из сумки портативные щипцы для завивки и расческу. По утрам, одевая Эмму и одновременно занимаясь приготовлением завтрака для себя и дочери, она не успевала как следует уложить волосы. У нее обычно оставалось не больше пяти минут, чтобы убрать феном густые рыжие кудри с лица. Она постоянно носила туфли на высоких каблуках, а с учетом скудных заработков «еБэй» стал ее любимым сайтом в интернете. День не мог сложиться удачно без новой пары Лубутен или Диор, чтобы помочь ей самоутвердиться в мире, где господствовали мужчины. Ей часто приходилось ощущать на себе их изумленные взгляды, когда она пробиралась на убийственно тонких шпильках через грязные поля или вышагивала по залитым дождевой водой улицам пригородов.

– Привет, Сэм! – окликнул ее Фред, повернувшись и заметив девушку.

Он отошел от общей группы и так поспешил к ней, что споткнулся о край каменной плитки, смущенно посмеялся над собственной неловкостью, отбросил со лба непослушную челку и придал лицу томно-влюбленное выражение, которое обычно приберегал для нее.

– И тебе привет! Давно торчишь здесь?

Сэм пришлось подвинуть соседнее кресло вперед, чтобы взять с заднего сидения плащ, сумку и предназначавшийся для Наны букет.

– Не слишком. Сегодня у меня выходной, и я с утра поехал позаниматься альпинизмом на скалах в Танбридж-Уэллсе. Прибыл всего несколько минут назад.

И действительно, на Фреде была туристская куртка из вощеной ткани, придававшая ему, как показалось Сэм, вид охотника на фазанов. Она сама сразу же плотно закуталась в свой черный макинтош.

– Почему Маррей вызвал тебя на работу в выходной? Это несправедливо, – сказала она, на ходу проверяя свой телефон.

– Знаю. Меня это слегка разозлило. К тому же я в некотором смысле не совсем здоров, – с улыбкой признался Фред.

– Так ты болен? Этого только не хватало! – Сэм слегка отстранилась от него.

– Я не заразен. Все в порядке, – смутился Фред.

– Любая болезнь опасна, если у тебя четырехлетний ребенок. А остальные? Они здесь давно? – спросила Сэм, когда они приблизились к группе репортеров, по-прежнему теснившихся на тротуаре.

– Уже несколько часов. С ней невозможно договориться. Мы все уже пытались. Парни из «Гардиан» и «Индепендент» тоже приезжали, но потом бросили эту затею. Не думаю, что и ты чего-то добьешься, Саманта, – сказал Фред со своим провинциальным акцентом, полученным в государственной школе, из-за которого его безжалостно дразнили все кому не лень в Южном агентстве.

Сэм невольно улыбнулась. Фред был всего на два года моложе ее, но не был обременен семейными узами, рьяно стремился к успеху, переполненный вздорными героическими идеями, и, казалось, принадлежал к совершенно другому поколению. В агентстве прекрасно знали, что он по уши влюблен в Сэм. Но, несмотря на его высокий рост, привлекательную внешность, зачастую неожиданное остроумие, а также модные синие замшевые ботинки и яркие солнцезащитные очки, которые очень шли ему, Саманте все же трудно было воспринимать его всерьез. Он был одержим альпинизмом и, насколько она знала, проводил все выходные, карабкаясь по скалам, чтобы потом вдрызг напиться в компании друзей. Сэм понятия не имела, чем настолько привлекла его. Себе она казалась безумно утомленной, безрадостной мегерой, чьей единственной мечтой было беспробудно поспать хотя бы восемь часов.

Они подошли сзади к группе репортеров.

– Не понимаю, зачем Маррей прислал тебя, – бросил ей через плечо Джим.

Она ответила вежливой улыбкой ветерану Южного агентства, который не скрывал мнения, что ей следует тихо сидеть в редакции и заваривать чай для таких, как он, и не совать нос в серьезную журналистику.

– Мне это тоже непонятно, Джим. Как я выгляжу? – спросила она, обращаясь уже к Фреду.