Древнее зло в кресле босса

– Во-первых, я вроде и не обязана уже оправдываться. Во-вторых, я ее учила, но Татьяна решила, что я издеваюсь. Все бы так решили на ее месте. В-третьих, она для вас «Татьяна», а не «чмошница» или «выпускница Гарварда», то есть заслужила право носить имя. Это говорит о том, что она прекрасно справляется и без моего кофе.

– Но научишь? – улыбнулся теперь и он. Почему-то с тем же скепсисом.

– Без вопросов. Если она сама ко мне с этим обратится. Нельзя же поймать человека и насильно его заставить что-то делать.

– Вообще-то, можно, и это довольно весело. Но не в рамках современного Уголовного кодекса, потому сейчас не об этом. Итак, ты явилась сюда, чтобы понять, что тогда увидела в моем кабинете?

– Я явилась сюда, чтобы пообедать! А тут вы – какая неожиданность!

– А очки нацепила не для того, чтобы я тебя не узнал?

– Очки вы, получается, заметили, – констатировала я.

– Сложно не заметить солнцезащитные очки в помещении. Я и сам одно время думал носить темные очки везде, но не стал – побоялся выглядеть клоуном. Ты того же самого не побоялась. Я уже говорил, что ты радуешь меня все сильнее?

– Давайте уже к делу, Григорий Алексеевич, – я отмахнулась от двусмысленной похвалы. – Так что у вас с Елизаветой Николаевной произошло? Меня от любопытства разорвет.

– Расскажу, ведь я обещал. Видишь ли, я молодой мужчина, двадцать два часа в сутки свободный, потому имею право иногда поддаваться грехам. А грехи я очень люблю – все из них, даже те, о которых ты не слышала. Мой главбух – прекрасное олицетворение редкого греха, который у вас себе позволяют только звезды шоу-бизнеса. Вот я и не удержался. Надеюсь, это останется между нами.

Я смотрела на него и искала признаки фальши. Так и не убедилась в их наличии, однако сильно сомневалась в словах:

– Именно так я и подумала. Свободный мужчина и несвободная женщина поддались порыву страсти – с каждым может случиться. Но это если бы Елизавета Николаевна в тот момент не выглядела как зомби! Я почти уверена, что она вообще не помнит тот эпизод!

– И такое случается, – парировал он легко. – А это уже вопрос моей харизмы и привлекательности. Ты, я смотрю, женские журналы любишь, а как насчет женских романов? Там же вас и учат, как в зобу дыханье сперло, забыла, как дышать, тело предало и прочей чуши. В смысле, тому, что иногда все-таки на самом деле происходит. Хочешь, на тебе покажу?

– Ну уж нет, на себе всякую каку не показывают, – отрезала я. – Ладно. Может, все так и было… и это вроде как совсем не мое дело. Но мне не нравятся ваши намеки – вы будто меня выделяете!

– Выделяю и не скрываю, – ответил он серьезно. – Уборщица, я ведь ясно выразился – я вижу в тебе потенциал. Людей-то, оказывается, уже почти восемь миллиардов наплодилось. И это совсем немножко больше того, к чему я когда-то готовился. Невообразимо больше, если уж начистоту, но я стараюсь не пасовать перед самыми грандиозными задачами.

– Не поняла, к чему вы готовились?

– К посещению барбершопа, и теперь меня смущают очереди, – отозвался мужчина без паузы. – В любом случае мне нужны помощники, но не слабаки, а настоящие злобные твари. Я помогу им подняться до этого уровня, был бы резерв для могущества.

Я прижала руку к груди и проникновенно произнесла:

– За «злобную тварь» большое человеческое спасибо. Всегда мечтала, чтобы меня так ласково называли. Звучит даже приятнее «уборщицы», право слово. А второй моей мечтой было вам очередь в парикмахерской занимать.

– Слышу яд в твоем тоне, но это потому, что ты не понимаешь пока всю ценность приза. Кстати, «уборщица» – это не оскорбление. Наоборот, когда-нибудь это станет твоим званием – уборщица или, еще лучше, чистильщица. Как тебе идейка устроить в этом мире чистилище? Что, натура твоя уже дребезжит от восторга?

– От раздражения она дребезжит, – призналась честно. – Вот уже в который раз пытаюсь ваши идиомы на русский язык перевести – да где там, вы не устаете поражать. Пойду я, пока мы к обсуждению призов на вашем ломаном философском не перешли. Боюсь, моя психика уже не выдержит. До свидания, Григорий Алексеевич, вы все еще мой начальник, но надеюсь, больше не увидимся.

Он ответил уже мне в спину:

– Увидимся, конечно. Ты же сама меня выбрала. Теперь моя очередь выбрать тебя. Судьба складывается из взаимных шагов.

На это я уже не отвечала, иначе бред грозил стать бесконечным. Ведь внешне-то классный мужик – смотреть не насмотреться! И такое странное желание запутать собеседника. Теперь я в своем прикиде ощущала себя неловко – вырядилась тоже. А журнал на столе забыла… Да и черт с ним. Кстати говоря, с моим журналом действительно остался черт. Конечно, в метафорическом смысле.

Глава 8

Пророчество сбылось. Хотя правильно это пророчество обозначить просто желанием шефа попасться мне на глаза. Такого поворота я ожидать не могла, но ведь Григорий Алексеевич угрожал следующим шагом. Который и сделал.

Выходя из института, я на краю парковки сразу узнала знакомую машину. Мимо нее по единственному пути пройти было невозможно. Но я все же с прищуром вгляделась в стекло – и точно, известный в широких кругах мармеладный король явился непосредственно пред мои очи. И что-то очень сомневаюсь, что он здесь ради поиска других уборщиц. Все его предыдущие оговорки свидетельствовали не в эту пользу.

От неожиданности я притормозила, ответила что-то нечленораздельное одногруппнице, с которой мы вместе направлялись на остановку, и осознала – это и есть оговоренный шаг Григория Алексеевича. Вот он сидит в машине, однозначно видит меня, но не спешит наружу с криком: «А вот и я!». Видимо, теперь очередь моего шага, если я правильно понимаю его дурацкую логику. Но мне-то незачем, я-то в безумных приключениях не участвую.

Однако что-то пошло не так. То ли фортуна не на моей стороне, то ли шеф превосходно меня изучил. Я сделала три шага и снова остановилась, пытаясь выкинуть картинку из головы. На лобовом стекле, вот прямо перед самым носом водителя расползлась белая полоса, чуть размытая дворником. Нет, конечно, я могу обуздать свое стремление к чистоте – я же не сумасшедшая! Но припомнились его навыки вождения – он и без всяких помех является угрозой движению, а с этой полосой… Что произойдет, если он в своих дерганых гонках от пробки к пробке случайно отвлечется на грязь? И ведь я ее видела! Я прошла мимо и потом буду со спокойным сердцем смотреть местные новости об авариях?

– Анют, иди без меня, – отреагировала я на участившееся дерганье за рукав.

– Ты чего, Люба? – заинтересовалась одногруппница. – За тобой, что ли, приехали?

Я не ответила, а она, наконец-то, решила оставить меня в покое. Григорий Алексеевич вальяжно вышел из автомобиля – с тряпкой в руках! И начал неловко вытирать лобовое стекло. Но только размазывал его, да так усердно, как будто специально это творил. Он и творил специально, никаких сомнений, просто проверял мою выдержку. Буквально заставлял самой подбежать, а он как будто и ни при чем. Очень грубая и некрасивая манипуляция, которая могла бы сработать лишь на полной идиотке!

И сама я не заметила, как оказалась рядом и выхватила тряпку.

– В машину сядьте, Григорий Алексеевич, и побрызгайте, – я осознанно не поздоровалась. Так меня разозлила собственная слабость.

– Побрызгать? – весело переспросил он. – Обычно о таком меня женщины просят уже после второго свидания.

– Дворниками побрызгайте! Или дайте жидкость для стекол! У вас же есть?

– Подобное только у тебя есть, уборщица, посмотри в сумке.

– Чем вы умудрились так испачкать? Это не птичий помет!

– О птичьем помете я думал, но не могу заставить птиц гадить в указанное место – такой мощной магии не существует. А вот клей для упаковок из цеха прекрасен – глянь только, как плохо оттирается.

Я руку остановить не могла, но зато с презрительным взглядом в адрес шефа справилась превосходно:

– Григорий Алексеевич, вы только что признались, что специально испачкали машину клеем?

– Нет, я только что признался, что перебрал несколько ингредиентов, пока не остановился на клее. Я слишком высоко тебя ценю, чтобы ставить примитивные задачи. Кстати, уборщица, а дома у меня настоящий бардак. У меня настолько нет ничего святого, что я могу шелковые подушки прямо по полу раскидать! Предлагаю ужин и целых два часа феерии. Клянусь тьмой, я никогда не психую, если перекладывают мои вещи, чтобы протереть пыль.

Я сложила руки на груди и уставилась на него с очередной волной раздражения.

– Как заманчиво звучит! – скривилась многозначительно. – Вы, кажется, решили, что у меня сдвиг на чистоте? Но это совсем не так!

– Да-да, я вижу. Особенно заметно, когда у тебя глаз на пятно скашивается и начинает дергаться. Мы идеально друг другу подходим. Я умею создавать хаос, как никто другой, а ты становишься счастливой, когда его разгребаешь.

– Придумаете тоже! Кстати, оно не оттирается! Потому умываю руки – езжайте как хотите.

– Тогда другое предложение, несговорчивая уборщица. Едем через мойку в офис. Ты обещала научить Татьяну варить кофе.

– Я не обещала!

– Мо-ой-ка маши-ин, – зачем-то протянул он, прибавив в тон ехидности. – Там такие гигантские щетки и море мыльной пены, заезжаешь в грязном танке – выезжаешь в блестящем Феррари. Царство чистоты. Можем даже два раза проехать, если не боишься множественных оргазмов.

– Да не поеду я с вами никуда! Григорий Алексеевич, я вам понравилась или что? Вы так ухаживаете? Выглядит ненормально, но я другой причины придумать не могу. А может, я потерянная дочь какого-нибудь нефтяного магната, о чем пока не знаю? Тогда в ваших маневрах сразу появляется логика.

– А ты еще и дочь нефтяного магната ко всем своим достоинствам?

– Нет, конечно! Я шучу!

Он неожиданно резко подался ко мне, тронул за плечо и наклонился, заглядывая в глаза.

– Я тоже шучу. Постоянно. Я достиг такого влияния, что вообще потерял смысл подстраиваться под людей или пересматривать свое чувство юмора. И даже не заметил, что от этого начал нести издержки. Мне просто пришлась по душе твоя прямолинейность. Разозлила, конечно, в самом начале – но я готов меняться вместе с миром. И в какой-то момент осознал, что у меня нет друзей – только любовницы, подчиненные и подхалимы, чаще всего в одном лице.

Я немного опешила от его искренности:

– Ну это как раз неудивительно – что друзей нет…

– А их и не будет, – он выпрямился и пожал плечами. – Не в моем положении, не с моим банковским счетом. Любой человек, желающий ко мне приблизиться, на самом деле мечтает меня поиметь. Как думаешь, откуда взялась моя грубость или странные шутки? Да просто я нашел способ отталкивать от себя людей, чтобы не разочаровываться потом в их отношении. Одной тебе было плевать, потеряешь ли ты мое расположение, будешь ли уволена…

Я так удивилась, что перебила:

– Вы сейчас серьезно?

– Сама подумай, серьезно ли я. Ведь ты видишь человека, явно с отличным образованием, добившегося больших успехов. Неужели тебе и в голову не приходило, что я просто развлекаюсь, разыгрывая из себя диктатора и проверяя людей на прочность?

– Вообще-то, приходило, – призналась я. – Вы ведь карикатура, а не живой человек. У вас все недостатки как будто наиграны, настолько они ненатуральны. Так вы во мне друга увидели? Это странно, конечно, но в свете сказанного…

– Не друга, а человека, за фразами которого не скрывается никакой меркантильности. Единственное, за что тебя можно зацепить, – стремление к порядку. Потому, уборщица, просто прими как самое честное мое признание, которыми я обычно людей не балую: мне просто приятно быть с тобой знакомым. Но навязываться не буду, я уважаю и тебя, и твою свободу.

– Вы бы хоть тогда уборщицей перестали называть! У меня имя есть!

– У всех есть имена, – ответил он с мягкой улыбкой. – Но мало кто может похвастаться титулом.

– Вы опять начинаете?

– По инерции продолжаю. Сложно перестроиться, когда годами привык доводить людей до конвульсий. Хорошего дня тебе, Любовь.

Имя, впервые им произнесенное, роль сыграло, но совсем не ключевую. Я просто услышала его – и каким-то неведомым образом смогла понять. Наверное, действительно непросто жить, когда всем вокруг от тебя что-то надо. Это, конечно, необязательно приводит к таким психическим искажениям, но как один из способов защиты вполне работает. Люди ведь действительно перед ним выслуживаются, все терпят, а он и давит без границ – ждет, когда же кто-то сопротивляться начнет.

– Подождите, Григорий Алексеевич! – окликнула я и сама двинулась к двери пассажира. Открыла и без приглашения уселась. – Давайте в офис. Научу Татьяну делать кофе, раз обещала.

Он завел двигатель и улыбнулся в противоположную сторону, как если бы пытался скрыть торжество.

– Но сначала на мойку?

– Само собой! Не можете же вы ездить с такими разводами на лобовом стекле! Мне-то плевать, конечно, я даже почти и не замечаю. Но.

Я не стала развивать мысль. И так любому человеку с глазами понятно, что именно «но». Если уж он только строит из себя хаотичного психопата, необязательно это делать постоянно, особенно когда никто из знакомых не видит.

⁂

Когда мы шли по офису, из отдела кадров раздавалось странное эхо:

– Любаша, ты вернулась? Счастье-то какое…

– Нет, Маргарита Семеновна, – я отвечала, не сбавляя шага. – Просто пораньше на смену приехала.

– Добрый день, Григорий Алексеевич!

И он таким же тоном реагировал:

– Добрый, Маргарита Семеновна.

– Любашенька, – с другого конца. – Ты передумала? А то новенькая Татьяна выглядит уставшей… Здравствуйте, Григорий Алексеевич!

Ответил директор и этому голосу:

– Здравствуйте и вам, Елизавета Николаевна. Это немного странно, что меня теперь замечают после уборщицы. То ли я стал незаметнее, то ли она тайно захватила власть.

И уже со всех сторон и из всех отделов полушепотками:

– Простите, простите…

– Что вы, Григорий Алексеевич! Как можно?

– Да я просто пошутил, – ответил он сразу всем громко и обратился ко мне едва слышно: – Видишь? Никто не понимает, где я настоящий, но все стараются подстроиться.

– Вижу, – со вздохом признала я. – Думаю, если вы завтра явитесь в офис в павлиньих перьях, то и этому придумают объяснение, а послезавтра так нарядятся все. Людей, выживших при нестабильности, уже ничем не напугать. А здесь всё как на вулкане, кроме зарплаты.

– Я слышу в твоей реплике упрек, – шеф улыбался.

– Так это потому, что он там есть! При всем уважении к вашим методам самовыражения!

Татьяна на самом деле выглядела не уставшей, а изморенной. Великолепная блистательная девушка за каких-то пару недель приобрела весьма болезненный вид. Директор сразу прошел в кабинет, лишь кивнув ей, я же почти победоносно констатировала:

– Что, Татьяна, несладко без моего кофе? – тут же сжалилась, поругала себя за злорадство и добавила: – Не переживайте, сейчас быстро объясню. Кстати, я теперь думаю, что он его куда-то выливает, а не пьет на самом деле. Но наша-то с вами какая задача? Правильно, изображать профессионализм! С профессионализмом у вас все окей, сейчас кофеином подкачаем.

Судя по виду, мое появление ее окончательно из колеи выбило. Но во взгляде просквозило знакомое выражение, без труда можно было прочитать что-то наподобие: «Ты что здесь забыла, выскочка?». Так ей было странно меня лицезреть, что она попросту упустила момент нашего с директором совместного появления. А то бы еще к высокомерию некрасивый подтекст добавился. Но выглядела Татьяна измученной, потому я предположила самое страшное:

– Он снова кричит и матами ругается?! – я большими глазами указала на дверь директора.

– Не совсем, – все-таки ответила она после долгой паузы. – Но я вообще не могу понять, чего он хочет.

– В смысле? – не поняла я. – Может, чтобы вы просто работали?

– Сомневаюсь! – она, похоже, была уверена в каких-то своих предположениях. – Смотрит так постоянно пристально и с каким-то ожиданием. Каждое утро подходит и смотрит! Как будто ждет, когда я в кого-нибудь другого трансформируюсь.

– В меня, наверное, – удачно пошутила я. – Да не переживайте, Татьяна! Просто выполняйте свои задачи. Знали бы вы, что тут раньше творилось, сейчас бы только радовались. Не ругается – и отлично. А рецепт кофе все-таки запишите. К вашим умениям будет просто плюсиком.

– К умениям… – она будто забыла про меня и уставилась на стопку папок. – У меня такое ощущение, что я все упускаю из виду… У меня же безупречный английский, а я сижу с переводом документа… со вчерашнего дня… Кстати, я домой уходила? Не могу припомнить…

– Ну, об этом можно у охраны поинтересоваться. Татьяна, так он взваливает на вас слишком много? Тогда дам совет – просто говорите о том, что не успеваете! Вы не поверите, как никто не верит, но Григорий Алексеевич очень уважает в людях прямолинейность! Это единственное качество, которым его можно пробрать.

Девушка вдруг проснулась, собралась и уставилась на меня совершенно осмысленным взглядом без единого признака усталости. Скривилась, а в голосе появилась энергия: