Хожение за три моря Афанасия Никитина 1466-1472 гг.

А от Гурмыза итти морем до Галат 10 дни, а от Галаты до Дегу шесть дни, а от Дега до Мошката 6 дни, а от Мошката до Кучьзрята 10 дни, а от Кучьзрята до /л. 450/ Камбата 4 дни, а от Камбата до Чивиля 12 дни, а от Чювиля до Дабыля 6 дни. И[195] Дабыло же есть пристанище в Гундустани последнее бесерменьству. А от Дабыля до Колекота 25 дни, а от Келекота до Силяна 15 дни, а от Силяна до Шаибата месяц итти, а от Шабата до Певгу 20 дни, а от Певгу до Чини да до Мачина месяць итти, морем все то хожение. А от Чини до Китаа итти сухом 6 месяць, а морем четыре дни итти, араст хода чотъм.

Гурмыз же есть пристанище велико, всего света люди в нем бывают, всякый товар в нем есть, что во всем свете родится, то в Гурмызе есть все; тамга же велика, десятое с всего емлют. Камбаят же пристанище Индийскому морю всему, а товар в нем все делают алачи, да пестреди, да киндяки[196], да чинят краску нил, да родится в нем лекь да ахикь да лон. Дабыло же есть пристанище велми велико, а приводят кони из Мисюря, изо Арабъстани, да ходят сухом месяць до Бедери да до Кельбергу.

А Келекот же есть пристанище Индейского моря всего, а проити его не дай бо никакову костяку. А кто его не увидит, тот поздорову не /л. 450 об./ приидет морем. А родится в нем перец, да зеньзебил, да цвет, да мошкат, да каланфур, да корица, да гвоздники, да пряное коренье в нем родится много. Да все в нем дешево, да кул да калавашь писаар хубь сия.

А Силян же есть пристанище Индейского моря немало, а в нем лежит баба Адам на горе на высоце, да около ее родится камение драгое, да червьцы, да фатисы, да бабугури, да бинчаи, да хрусталь, да сумбада[197], да слоны родятся, да продают их в локот, да девякуши продают в вес.

А Шабатское пристанище Индейского моря велми велико. А хоросанцем дают алафу по тенке[198] на день, и великому и малому; а кто в нем женится хоросанець, и князь шабатскый дает по тысячи тенек на жертву, да алафу дает на всякый месяць по пятидесяти тенек; да родится в Шабате шолк[199], да сандал, да жемчюг, да все дешево.

А в Пегу[200] же есть пристанище немало, да все в нем дербыши живут индийскыи, да родятся в нем камение драгое, маник, да яхут, да кирпук; а продают же каменье деръбыши. А Чинское же да Мачинское приста/л. 451/нище велми велико, да делают в нем чини, да продают же чини в вес, а дешево.

А жоны их с мужи своими спят в день, а ночи жены их ходят спати к гарипом да спят с гарипы, да дают им алафу, да приносят с собою еству сахарную да вино сахарное, да кормят да поят гостей, чтобы ее любил, а любят гостей людей белых, занже их люди черны велми; а у которые жены от гостя зачнется дитя, и мужи дают алафу; а родится дитя бело, ино гостю пошлины 300 тенек, а черное родится, ино ему нет ничего, что пил да ел, то ему халял.

Шаибат же от Бедеря 3 месяцы, а от Дабыля до Шабата 2 месяца морем итти, Мачим да Чим от Бедеря 4 месяцы морем итти, а там же делают чими да все дешево; а до Силяна 2 месяца итти морем, а до Келекота месяць итти. В Шаибате же родится шолк, да инчи, да жемчюг, да сандан[201]; слоны же продают в локот.

В Силяне же родится аммоны, да червьцы, да фатисы, да хрусталь, да бабугури[202]. В Лекоте же родится перец, да мошкат, да гвоздники, да фуфал, да цвет. В Кузряте же родится краска да лукь. Да в Камбояти родится ахикь. /л. 451 об./ Во Рачюре же родится алмаз биркона да[203] нов кона[204] же алмаз; продают почку по пяти рублев, а доброго по десяти рублев, почка алмазу пенечь чекени, сия же чарашешекень[205], а сипит ек тенка. Алмаз родится в горе каменой, а продают же ту гору каменую локот по две тысячи фунтов златых нового алмаза, а кона алмазу продают в локоть по десяти тысяч фунтов златых. А земля же таа Меликъханова, а холоп салтанов, а от Бедеря 30 ковов.

А сыто жидове зовуть Шабат своими жидовы, а то лжут; а шаибатене не жидова, ни бесермена, ни крестьяне, иная вера индийскаа, ни с худы, ни з бесермены ни пиют ни ядят, а мяса никакова не ядят. Да в Шабате же все дешево, а родится шолк да сахар, велми дешев; да по лесу у них мамоны ходят да обезьяны, да по дорогам людей дерут; ино у них ночи по дорогам не смеют ездити обезьян деля да мамон деля.

От Шабата же 10 месяць сухом итти, а морем 4 месяцы аукыиков[206]. А[207] у оленей[208] кормленых режут пупки, а в нем мскус[209] родится; а дикие олени пупкы из собя роняют по лесу, ино ис тех воня выходит, да и съесть тот /л. 452/ не свеж.

Месяца маиа 1 день Велик день взял есми в Бедере в бесерменском в Гундустане[210]; а бесермена баграм взяли в середу месяца; а заговел есми месяца априля 1 день. О благовернии рустии кристьяне! Иже кто по многим[211] землям много плавает, во многие беды впадают и веры ся да лишают кристьянские. Аз же рабище божий Афонасий сжалихся по вере кристьянской; уже проидоша 4 великая говейна и 4 проидоша Великые дни, аз же грешный не ведаю, что есть Велик день, или говейно, ни Рожества Христова не знаю, ни иных праздников не ведаю, ни среды, ни пятницы не ведаю; а книг у меня нету, коли мя пограбили, ини книги взяли у меня, аз же от многие беды поидох до Индея, занже ми на Русь поити не с чем, не остало у меня товару ничего. Первый же Велик день взял есми в Каине, а другый Велик день в Чебокару в Маздраньской земле, третей Велик день в Гурмызе, четвертый Велик день взял есми в Ындее з бесермены в Бедере; ту же много плаках по верѳ крестьяньской.

Бесерменин же Мелик, тот мя много понуди в веру бесерменьскую стати. Аз же ему рекох: «Господине! Ты намаз каларъсень /л. 452 об./ менда намаз кыларъсиз менда 3 каларемен асень инчай»; он же ми рече: «Истинну ты не бесерменин кажешися, а крестьяньства не знаешь». Аз же во многые помышлениа впадох и рекох в себе: «Горе мне окаянному, яко от пути истинного заблудихся и пути не знаю, уже камо пойду. Господи боже вседрьжителю, творец небу и земли! Не отврати лица от рабища[212] твоего, яко в скорби есмь. Господи! Призри на мя и помилуй мя, яко твое есмь создание; не отврати мя, господи, от пути истинного, настави, мя, господи, на путь правый, яко никоея же добродетели в нужи тот не сътворих тобе, господи боже мой, яко дни своя преплых все во зле все, господи мой, олло перводигерь, олло ты, карим олло, рагим олло, карим олло, рагимелло; ахам дулимо. Уже проидоша Великие, дни четыре в бесерменской земле, а кристьянства не оставих; дале бог ведает, что будет. Господи боже мой, на тя уповах, спаси мя господи боже мой».

В Ындее же бесерменской[213], в великом Бедере, осмотрил есми на Великую нощь на Великый день - волосыны да кола в зорю вошли, а лось главою стоит на восток. На багрям на бесерменской выехал султан /л. 453/ на шеферичь, ино с ним 20 возыров великых, да триста слонов, наряженых в доспесех булатных да з городки, да и городкы окованы, да в городкех по 6[214] человек в доспесех, да и с пушками да и с пищалми; а на великом слоне по 12 человек, на всяком по два проборца[215] великых, да к зубом повязаны великые мечи по кентарю, да к рылу привязаны великыа железныа гири, да человек седит в доспесе промежу ушей, да крюк у него железной великой, да тем его правят; да коней простых тысяща в санех златых, да верьблюдов сто с нагарами, да трубников 300, да плясцов 300, да ковре 300. Да на салтане кавтан весь сажен яхонты, да на шапке чичяк олмаз великы, да саадак золот сь яхонты, да три сабли на нем золотой окованы, да седло золото[216] да пред ним скачет кафар пешь да играет теремцом[217], да за ним пеших много, да за ним благой слон идет, а весь в камке[218] наряжен, да обивает люди, да чепь у него железна велика во рте, да обивает кони и люди, кто бы на салтана не наступил[219] блиско. А брат султанов, а тот седит на кровати на золотой, да над ним терем оксамитен, да маковица золота с-яхонты, да несут его /л. 453 об./ 20 человек. А махмут седит на кровати же на золотой, да над ним терем шидян с маковицею золотою, да везут его на 4-х конех в санех златых; да около[220] его людей многое множество[221], да пред ним певцы, да плясцов много, да все з голыми мечи, да с саблями, да с щиты, да с сулицами, да с копии, да с луки с прямыми с великими, да кони все в доспесех, да саадаки на них, а иные наги все, одно платище на гузне, сором завешен.

В Бедере же месяць стоит три дни[222] полон. В Бедере же сладкого овощу нет. В Гундустани же силного вару нет; силен вар в Гурмызе да в Кятобагряим, где ся жемчюг родит, да в Жиде, да в Мяре, да в Оръобьстани, да в Ларе; а в Хоросанской земле варно, да не таково; а в Чеготани велми варно; в Ширязи, да в Езди, в Кашини варно да ветр бывает, а в Гиляи душно велми да парище лихо, да в Шамахее пар лих; да в Вавилоне варно, а в Люпе[223] не так варно. А в Севастий губе да в Гурмызской земле добро обилно всем; да Турская земля обилна велми; да в Волоской земле обилно и дешево; да Подольская земля обилна всем; а Русь ер тангрыд сакласын; /л. 454/ олло сакла, буданиада[224] мунукибить ерь акьтур[225]; нечикь урус ери бегляри акой тугиль; урусь ерь абодан болсын; раст кам дарет. Олло, худо, бог данъиры.

Господи боже мой! На тя уповах, спаси мя, господи! Пути не знаю, иже камо пойду из Гундустана: на Гурмыз поити, а из Гурмыза на Хоросан пути нету, ни на Чеготай пути нету, ни в Бодату пути нет, ни на Катабогряим пути нету, ни на Ездь пути нет, ни на Рабостан пути нет. Но везде булгак[226] стал; князей везде выбил, Яншу мырзу убил Узоасанбег, а Султамусяитя окормыли, а Узуосанбек на Ширязе сел и земля не окрепила, а Едигерь Махмет, а тот к нему не едет, блюдется; а иного пути нет никуды. А на Мякку итти, ино стати в веру бесерменскую, занеже кристьяне не ходят на Мякку[227] за веру.[228] А жити в Гундустани, ино вся собина исхарчити, занеже у них все дорого: один есми человек, ино по полу третья алтына на харчю идет на день, а вина есми не пивал, ни сыты.

Меликътучар два города взял индийскых, что разбивали по морю Индийскому, а князей поимал семь да казну их взял, юк яхонтов, да юкь алмазу /л. 454 об./ да кирпуков, да сто юков товару дорогово, а иного товару бесчислено рать взяла; а стоял под городом два года[229], а рати с ним двесте тысяч, да слонов сто, да[230] 300 верблюдов.[231] Меликътучар пришол ратию своею к Бедерю на курбант багрям, а по-рускому на Петров день. И султан послал 10 возырев стретити его за 10 ковов, а в кове по 10 верст, а со всяким возырем по 10 тысяч рати своей да по 10 слонов в доспесех.

А у Меликътучара[232] на всяк день садятся за софрею по пятисот человек, а с ним садятся три возыри за его скатертию, а с возырем по 50 человек, а его 100 человек бояринов вшеретных. У Меликътучара на конюшне коней 2000 да 1000 оседланых и день и нощь стоят готовых, да 100 слонов на конюшне; да на всякую нощь[233] двор его стерегут сто человек в доспесех, да 20 трубников, да 10 нагар, да по 10 бубнов великых по два человека бьют.

Мызамылк, да Мекхан, да Хафаратхан, а те взяли три городы великие, а с ними рати своей 100[234] тысяч человек[235] да 50 слонов, а те взял бесчислено яхонтов да камени всякого драгого много; а все то камение, да яхонты, да алмаз покупили на Меликтучара, з /л. 455/ поведал делярем, пришие что гостем не продавати. А те пришли о Оспожине дни к Бедерю граду.

Султан выезжает на потеху в четверг да во вторник, да три с ним возыри выезжают; а брат выезжает султанов в понеделник, с материю да с сестрою; а жонок две тысячи выеждает на конех да на кроватех на золоченых да коней пред ними простых в доспесех золотых, да пеших с нею много велми, да два возыря, да 10 возореней[236], да 50 слонов в попонах сукняных, да по 4 человекы на слоне сидит нагих, одно платище на гузне, да жонки пешие наги, а те воду за ними носят пити да подмыватись, а один у одного воды не пиет.

Меликтучар выехал воевати индеянин[237] с ратию своею из града Бедеря на память шиха Аладина, а по-рускому на Покров святые богородица, а рати вышло с ним 50 тысящь; а султан послал рати своей 50 тысящ да три с ними возыри пошли, а с ними 30 тысяч, да сто слонов с ними пошло з[238] городкы да в доспесех, да на всяком слоне по 4 человекы с пищалми. Меликтучар пошол воевати Чюнедара великое княжение Индийское.

А у Бинедарьского князя 300 слонов да сто тысяч рати /л. 455 об./ своей, а коней 50 тысяч у него. Султан выехал из града Бедеря восмой месяць по Велице дни, да с ним возырев выехало 26 возырев, 20 возырев бесерменскых, а 6 возырев индийских. А с султаном двора его выехало сто тысяч рати своей конных людей, а двесте тысяч пеших, да 300 слонов з городки да в доспесех, да сто лютых зверей на двою чепех. А з братом салтановым вышло двора его 100 тысяч пеших людей, да 100 слонов наряженых в доспесех. А за Малханом[239] вышло двора его 20 тысяч конных, а пеших 60[240] тысяч, да 20 слонов наряженых. А з Бездерханом вышло 30 тысяч конных, да и з братом, да пеших сто тысяч, да слонов 25 наряженых с городки[241]. А с Сулханом вышло двора его 10 тысяч конны, а пеших 20 тысяч, да 10 слонов з городки. А с Возырханом вышло 15 тысяч конных людей, да пеших 30 тысяч, да 15 слонов наряженых. А с Кутовалханом вышло двора его 15 тысяч конных, да пеших 40 тысяч, да 10 слонов. А со всяким возырем по 10 тысяч, а с ыным 15 тысяч конных, а пеших 20 тысяч. А с ындейским авдономом вышло рати своей 40 тысяч конных людей, а пеших людей сто тысяч, да 40 слонов /л. 456/ наряженых в доспесех, да по 4 человекы на них с пищалми. А с султаном вышло возырев 26, а со всякым возырем по десяти тысяч рати своей, а пеших 20 тысящ, а с ыным возырем 15 тысяч, а конных людей и пеших 30 тысяч. А Индейский[242] 4 возыри великих, а с ними рати своей 40 тысяч конных людей, а пеших сто тысяч. И султан ополелся на индеян, что мало с ним, и он еще[243] прибавил 20 тысяч пеших людей, двесте тысяч конных людей, да 20 слонов. Такова сила султанова индейского бесерменьского Маметь дени Иариа, а раст дени худо донот; а правую веру бог ведает, а праваа вера бога единого знати, и имя его призывати на всяком месте чисте чисто.

В пятый же Велик день възмыслих ся на Русь. Идох из Бедеря града за месець до улубагряма бесерменьского Мамет[244] дени розсулял, а Велика дни кристьанского не ведаю Христова въскресения, а говейно же их говех з бесермены, и розговехся с ними, и Велик день взял в Кельбери от Бедери 10 ковов.

Султан пришол да Меликътучар с ратию[245] своею 15 по улебагряме, а в Келбергу; и война[246] им не удала[247], один город взял /л. 456 об./ индийской, а людей их много изгибло, и казны много истеряли. А индийскый же салтан кадам велми силен, и рати у него много, а сидит в горе в Бичинегере. А град же его велми велик, около его три ровы, да сквозе его река течет; а со одпу[248] страну его[249] женьгель злый, а з другую страну пришол дол, и чюдна места велми угодна все, на ону же страну приитти некуды[250], сквозе градо дрога, а града же взяти некуды, пришла гора велика да дебер зла тикень. Под городом же стаяла рать месяць, и люди померли безводни, да голов велми много изгибло з голоду да з безводицы; а на воду смотрит, а взяти некуды. А град же взял индийской Меликъчан хозя, а взял его силою, день и нощь бился з городом 20 дни, рать ни пила, ни ела, под городом стояла с пушками; а рати его[251] изгибло пять тысяч люду доброго, а город взял, ини высекли 20 тысяч поголовья мужского и женьского, а 20 тысяч полону взял великого и малого, а продавали[252] голову полону[253] по 10 тенек, а робята по две тенкы[254], а казны же не было ничего, а болшего города не взял.

А от Кельбергу поидох до Кулури; а в Кулури же /л. 457/ родится ахикь, и ту его делают на весь свет, оттуду его розвозят; а в Курили же алмазников триста, сулях микунет. И ту же бых пять месяць, а оттуду же поидох Калики, ту же бозар велми велик; а оттуду поидох Конаберга; а от Канаберга поидох к шиху Аладину; а от шиха Аладина поидох ко Аменьдрие; и от Камендрия к Нарясу; и[255] от Кинаряса к Сури; а от Сури поидох к Дабыли, пристанище Индийского моря.

Дабил[256] же есть град велми велик, а к тому же Дабылп, а[257] съезжается вся поморья Индийская и Ефиопская. Ту же окаянный аз, рабище Афонасей бога вышнего, творца небу и земли, възмыслихся по вере по кристьянской, и по крещении Христове, и по говейнех святых отець устроеных, по заповедех апостольских, и устремихся умом поитти на Русь; и внидох и зговорих о палоне[258] корабленем, а от[259] своеа главы[260] два златых до Гурмыза града доити.

Внидох же в корабль из Дабыля града до Велика дни за три месецы, бесерменского говейна; идох же в таве по морю месяць, а не видех ничего; на другий же месяць увидех горы Ефиопскые. Ту же людие вси воскричаша: «Олло перводигер, олло конъкар, бизим баши мудна насинь[261] больмышьти», а по-ру/л. 457 об./скыи[262] языком молвят: «Боже осподарю[263], боже, боже вышний, царю небесный, зде нам судил еси погибнути».

В той же земле Ефиопской бых пять дни, божиею благодатию зло ся не учинило, много раздаша брынцу, да перцу, да хлебы ефиопом, ини судна не пограбили[264].[265] А оттудова же идох 12 дни до Мошката, в Мошкате же шестой[266] Велик день взял, и поидох до Гурмыза 9 дни, и в Гурмызе бых[267] 20 дни. Из Гурмыза поидох к Лари, и в Лари бых три[268] дни[269]. Из Лари поидох к Ширязи 12 дни, а в Ширязе бых 7 дни. И из Ширяза[270] поидох к Вергу 15 дни, а в Велергу[271] бых 10 дни. А из Вергу[272] поидох к Езди 9 дни, а в Езди бых 8 дни. А из Езди поидох к Пагани[273]. И поидох[274] Кашини,[275] а в Кашини[276] бых 5 дни. А ис Кашина[277] поидох к Куму. А ис Кума поидох в Саву. А из Сава[278] поидох к[279] Султанью. А из Султания поидох до Тервизя[280], поидох в-ръду[281] Асанбег[282], в орде[283] же бых 10 дни, ано пути нет никуды. А на Турского послал[284] рати двора своего 40 тысяч, или Севасть взяли, а Тохат взяли да пожгли, Амасию взяли, и много пограбили сел, да пошли на Караманского воюючи. И яз из орды пошол ко Арцыцану[285]; а из Орцыцана[286] пошол есми в Трепизон[287].

В Трепизон[288] же прии/л. 458/дох на Покров святые богородица и приснодевы Мариа, и бых же в Трапизони[289] 5[290] дни, и на корабль приидох и сговорил о налоне[291] дати золотой от своеа главы до Кафы, а золотой есми взял на харчь[292], а дати в Кафе. А в Трапизоне[293] ми же шубашь[294] да паша много зла учиниша, хлам мой весь к себе възнесли в город на гору, да обыскали все - что мелочь[295] добренкая, ини[296] выграбили все; а обыскывают[297] грамот, что есми пришол из орды Асанбега.

Божиею милостию приидох до третьего моря Чермного[298], а парсийским языком дория Стимбольскаа[299]. Идох же по морю ветром 10 дни, доидох до Вонады; и ту нас сретили великый ветр[300] полунощный, възврати[301] нас к Трапизону[302]; и стояли есмя в Платане 15 дний, ветру велику и[303] злу бывшу[304]. Ис Платаны есмя пошли на море, ветр нас стречает злый, не даст нам по морю ходити; олло акь олло худо перводигерь, развие бо того иного бога не знаю[305]. И море же пройдох сыск[306] Баликаее, а оттудова Токорзову, и ту стояли есмя 5 дни.

Божиею милостию приидох к Кафу за 9 дни до Филипова зоговениа, олло перводигер. Милостию божиею преидох же три моря; дигерь худо доно, олло перво/л. 458 об./дигерь дано, аминь; милна рахмам рагим, олло акьбирь, акши худо илелло акшь ходо, иса рухоало ааликъсолом; олло акьбер аилягаиля илелло, олло перводигерь ахамду лилло шукур худо афатад; бисмилна гирахмам ррагим: хувомогулези ляиляса[307] ильлягуя алимуль гяиби вашагадити; хуярахману рагиму хубомогулязи ля иляга имину альазизу алчебару альмутакан биру алхалику альбариюу альмумусавирю алькафару алькалъхару[308] аньвазаху[309] альрязаку альфатагу[310] альалиму алькабизу альбасуту альхафизу алльрравию[311] алмавизу алмузилю альсемилю альбасирю альакаму альадюлю алятуфу.

СПИСОК УНДОЛЬСКОГО XVII В.

/л. 300/ Вта же лета[312] некто именем Офонасей Микитин[313] сын Тверитин ходил с послы от великого князя Московского Ивана и от великого князя Михаила Борисовича Тверского и от владыки Тверского Генадия за море, и той тверитин Афонасей писал путь хожения своего сице.

Се списах грешное свое схожение[314] за три моря: первое море Дербенское, дория Хвалитская, второе море Индейское, /л. 300 об./[315] дория Гондустанская[316], третие море Чермное, дория Стемболская.

Поидох[317] от святого Спаса златоверхого сь его милостью, от великого князя Михаила Борисовича и от владыки Генадия Тверских[318]; поидох на низ Волгою и приидох[319] в монастырь к святей и[320] живоначалней Троицы и святым мучеником Борису и Глебу, и у игумена ся благословив у Макария и у братьи; и с Колязина же поидох на Углечь, с Углеча на Кострому ко князю Александру, с ыною грамотою, и князь великии всея Росии отпустил мя доброволно. И на Плесо, и в Новгород Нижнии к Михаилу Киселеву к наместнику, и к пошлиннику Ивану Сараеву, и они пропустили доброволно.

А Василей Папин проехал в город; а яз ждал в Новегороде две недели посла татарского Ширвашина Асамбега, а ехал с кречеты от великого князя Ивана, а кречатов у него 90. И поехали на низ Волгою, и Казань, и Орду, и Услан, и Сарай, и Берекезаны проехали есмя доброволно.

И въехали есмя в Бузань реку. И дали вожем подарки, чтоб провезли мимо Асто/л. 301/рохань, и те вожи провожаючи и весть дали царю в Асторохань. И царь послал за нами[321] всю свою орду, и постигли на Бугуне, и пограбя отпустили голыми головами, а вверх для вести нас не пропустили.

И пошли есмя к Дербентии двема суды; в одном судне посол Асамбег, да тезики, да русаков нас 10 человек, а в другом судне 6 москвич да 6 тверич. И востала фурстовина на море, да судно меншее розбило о берег, и пришли каитаки, да людей поимали всех.

И пришли есмя в Дербент, и ту Василей поздорову пришел, а мы пограблены. И Осанбег, ширвашинов посол, печаловался, и ездил на гору к Булатбегу, и Булатбег послал скоро к ширваншебегу[322]: что судно руское розбило под Тархи; каитаки пришед людей поимали, а товар их розграбили. И ширваишабег послал к шурину своему Алилбегу, каитаческому князю, глаголя: что судно ся мое розбило под Тархи[323], и твои люди пришед /л. 301 об./ людей поимали, а товар их пограбили; и тебе бы их ко мне прислати мене ради, понеже те люди посланы на мое имя. И Алилбег тотчас отослал людей всех в Дербент, а из Дербенту послали их к ширванши во орду его коитуль.

И мы, приехав к ширванше в коитуль, били челом, чтоб дал чем до Руси доити. И он нам не дал ничего, потому что нас много. И мы, заплакав, разошлися кои куды: у кого что есть на Руси, и тот пошел на Русь, а кой должен, и те пошли куды очи несут; а иные пошли работать к Баке.

А яз пошел к Дербента, а оттоле к Баке, где огнь горит неугасимый. А из Баки пошел есми за море к Чебокару, и тут есми жил в Чебокаре 7 месяц. Да в Саре жил месяц в Маздранской земли; а оттуду к Амили, и тут жил месяц; а потом к Димованту; а оттуду ко Рею, а ту убили Шаусеня Алеевых детей и внучат Махметевых, и он де их проклял, и за то де будто /л. 302/ 70 градов ся розвалило, якоже безвернии бают в прелести своей. А из Дрея к Кашени, и тут есми был месяц, а оттуду к Наину[324], и потом ко Езде, и тут жил есми месяц; а из Диес к Сырчану, а оттуду к Тарому, туто же фуники кормят животину, батман по 4 алтына. А из[325] Торома к Лару, а оттуда к Бендерю[326].

И тут есть пристанище Гурмызское, тут бо есть море Индейское, а парсейским языком и Гоньдустанская дория. Оттуду же итти морем до Гурмыза 4 мили. А Гурмыз есть на острове, а ежедней поимает его море по дважды на день; и тут есми взял един Велик день, а пришел в Гурмыз за 4 недели до Велика дни[327]. А городы не все писал. Много городов великих. А в Гурмызе есть варное солнце, человека сожжет[328]. И был яз тут месяц, а оттуду пошел в Фомину неделю за Индейское море в таву с конми.

И шли есмя морем до Мошката 10 днии; а потом /л. 302 об./ до Дегу 4 дни; а потом Кузряту; а оттуду к Онбату, а тут ся родит краска да лец[329], и оттуду к Чивилю; и в седмую неделю по Велице дни от Чивиля в таву с[330] конми, и шли 6 недель морем до Чивиля.

То есть страна Индейская, и люди ходят наги все, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу плетены, а все ходят брюхаты, детей у них много, понеже на всякой год родят, и черны мужи и жены все; яз бо куды хожду, ино за мною людей много, дивятся белому человеку.

А князь их фата на голове, а другая на бедрах; а бояре у них ходят фота на плеще, а другая на бедрах; а княгини ходят фата по плечам обогнута, а другая на бедрах; а слуги княжие и боярские фата на бедрах обогнута, да щит да меч в руках, а иные с сулицами, а иные с ножи, а иные с саблями,[331] а иные с луками[332] и с стрелами, а все наги да боси; а жонки ходят голо/л. 303/ва не покрыта, а груди голы, а паробки да девочки ходят наги до 7 лет, срам не покрыт.

А ис Чювиля пошли есмя сухом до Пали 8 днии до индейские горы; а оттоле до Умрии 10 днии, то есть город индейскии; оттоле же до Чюнейря 6 днии, и тут есть Асатхан Чюнерские Индийские, а холоп Меликтучаров[333], а держат, сказывают, 7 тем от Меликтучара. А Меликтучар седит на 20 тмах; а бьется с кафары 20 лет, то его побьет, то он побьет. Хан же ездит на людех, а слонов у него и коней добрых много, а людей у него хоразанцев много: а привозят их из Хорозанские земли, а иные из Орабанские земли, а иные ис Тукмерские земли, а иные ис Чеготанские земли, а привозят все морем в тавах, Индейские земли корабли.

Аз же грешный привез жеребца в Ындейскую землю, дошел «есми до Чюнера, а стал ми жеребец 100 рублев. /л. 303 об./ Зима же у них стала с Троицына дни; а зимовали есмя в Чюнейре и жили 2 месяца. А вино чинят в великих оресех. Кони же у них во Индейской земле не родятся, токмо волы да буйволы, на тех ездят и товары возят.

Чюнер же град есть на острову на каменом,[334] не делан[335] ничим, богом сотворен; а ходят на гору день по единому человеку, дорога тесна, поити нелзя. Во Индииской земли гости ся ставят по подворьем, а ести варят на гости господарыни, и постелю стелют, и спят з гостьми, любят бо белых людей.

В том же граде Чюнере хан взял у меня жеребца, понеже бо сведал, что яз русин, и он мне говорил: «И жеребца дам да 1000 золотых к тому дам, аще станеши в нашу веру бесерменскую; аще ли ни, и жеребца у тебя возму да 1000 золотых на главе твоей возму». А срок учинил на 4 дни. И в день /л. 304/ празника Преображения спасова господь бог смиловался надо мною, на свой праздник не отстави милости своея от мене грешного, не дал мне в Чюнере граде с нечестивыми погибнути. Хозяйочи Махметь хоросанец отпечаловал меня у хана, и в веру свою не поневолили, и жеребца отдал моево мне. Таково на мне содеяся спасово чюдо. Господня моя и братия, рустии християня, аще хто похочет поити в Ындейскую землю, и ты остави веру свою на Руси, да вскликни Бахмета да попди в Густанскую землю.

Мене залгали псы бесермена, а сказывали всево много нашего тавару: ажно нет ничево на нашу землю, токмо перец да краска, то и[336] дешево, бесермени возят морем, и они пошлин не дают, а нам пошлины великии, и разбойников много, кафары бо разбивают, а верою /л. 304 об./ они погани, молятся каменым болваном и Христа не знают.

А ис Чюнеря есмы вышли на Успениев день к Бодерю, к болшему их граду, а шли месяц. А оттоле до Кулонкеря 5 днии, оттуду же до Келбергу 5 диии. Да и промежу тех градов много и иных градов, на всяк день шли по три и по четыре грады; сколко ковов, столко и градов. От Чювиля бо и[337] до Чюнеиря 20 ковов, а оттоле до Бедеря 40 ковов, оттоле же до Колунгеря 9 ковов, паки от Бедеря до Колобергу 9 ковов.

В Бедери же торг на кони, и на шолк, да на овощ; а на Рускую землю товару никаково нет; да в нем же купити люди черные, все бо там черны, а все злодеи и тати и лживци, а жонки тоже[338] все бляди, да ведь, да тать, и государей своих зельи морят.

Во Индейской же земли княжата и бояре все /л. 305/ хоросанцы; а гундостанцы все пеши ходят, и наги и боси, токмо в руке щит, а в другой мечь, а ходят борзо, а у иных луки прямые и стрелы. А бой их все слоны, а около слонов идут пеши напреди на конех, а кони и сами в доспесех; а к слоном вяжут к рылу да к зубом великие мечи по кендарю кованы, да облачат ихь в доспехь булатный, да на них учинены городки, а в городке по 12 человек в доспесех, да пушки и стрелы.

Да тамо же есть у них место шихбь алудин пир атыр бозар алядинанд, на год един бозар, съезжается вся страна индейская торговати, да торгуют 10 днии. А от Бедеря 12 ковов, приводят коней до 20 000 и всякии товар; в Гондустанстей земли тои торг лучшии, на память шиха Аладина, а на рускии празник Покров святые богородицы. В том /л. 305 об./ Алянде есть птица, именуема гукук, летает ночи, а кличет гукук; и на коей хоромине посидит, и тут человек умрет; а кто ее хощет убити, ино у нее изо рта огнь выидет. А мамоны тамо ходят ночи и ловят куры, а живут в горе или в каменье. А обезьяны живут по лесу, и есть у них князь обезьянскии; и кто их заимает, и они жалуются князю своему, он же посылает на того рать свою; и они пришедше на град, и дворы розваляют, и людей побьют; а рати их, сказывают, велми много, и язык ихь есть свой, а детей родят много: и который родится ни[339] в отца ни в матерь, и они тех мечют по дорогам, и гондустанцы[340] техь емлют да учат их всякому рукоделию, а иных продают ночью, чтоб взад не знали бежати.

Весна же у них стала с Покрова святей богородицы; а по Покрове две недели празнуют шиху Аладину /л. 306/ 8 днии; а весну, и лето, и осень, и зиму держат тоже по три месяца.

В Бедери же ихь стол Гондустану бесерменскому; а град велик и людей много велми. А салтан великии 20 лет, а то содержат бояре. И с салтаном рати его выходит 300 000, а з бояры его выходит: с Меликтучаром 200 000, а с Меликханом 100 000, а с ыными со многими по 20 000 и по 10 000; и земля велми людна; а бояре силны и пышны[341]. А носят их на кроватех сребреных, а кони пред ними водят в снастех золотых. А селские люди голы добре. А выезд их добре чюден на потеху: егда султан выезжает с матерью и з женою, ино с ним конных 10 000, да пеших 50 000 человек, а слонов водят нарядных 200 в доспесех[342] золоченых, да 100 человек трубников, да плясцев 100 человек, да простых коней 300 в снастех золотых, да обезьян 100, да блядей 100, а все гаурки. /л. 306 об./

Во двор же султанов седмеры ворота, а в воротех по 100 человек сторожей, да по 100 писцев кафаров: кто взыдет и изыдет, и они записывают, а гарипов не пускают; а двор зело чюден, все на рези и золотом описано.

А стрегут град Бедер в нощи 1000 человек кутоваловых, а ездят в доспесех на конех, а у всех по светычю. И ту аз в Бедери продал жеребца своего, и наложил много, а кормил год. В Бедери же змии ходят по улицам, длиною в две сажени. А пришел есми в Бедер о Филипове заговейне ис Колунгеря, а жеребца продал о рожестве, а был тут до великого заговейна. И познахся тут со многими индеяны, и познали мя, что яз не бесерменин, но християнин, имя мне Афонасей, а по-бесерменски имя мне хозя Ифус Хоросани; и они не почали ни в чем скрыватися, ни жен своих не хо/л. 307/ронили[343], и я их испытал о вере их, и они сказывают, что веруют в Адама, а Бута, сказывают, то есть Адам. А всех вер в Индеи 84 веры, а все веруют в Бута; а вера с верою ни пьет, ни ест, ни женятся межи себе, а ядят бораны, куры, яйца, а волов все веры их не ядят.

И[344] от Бедери поидох к Первоти, то их Иеросалим, а по-бесерменски Мяхкат, где[345] их бутханы, и шел месяц. Бутхана же велми велик, камен, с пол-Твери, и резано на стенах деяние Бутово, как Бут чюдеса творил и как ся им являл многими образы человеческими; а ино человек, а нос слонов; а ино человек, а лице обезьянино; ино же подобие человек, образ[346] лютого зверя, а являлся им всем[347] с хвостом; а хвост через него с сажень, резаны на камени. И в той град съезжается вся страна Индейская на чюдо Бутово; да у бутханы бреются старые /л. 307 об./ жонки и девки на себе волосы и бороды, да потом идут к бутхану; да со всякие головы емлют по две шекшени пошлин на Бута, а с коней по 4 футы, а съезжается к бутхану всех людей бесчисленно множество. Да туто же в бухане вырезан Бут из камени, велми велик, хвост через него, да руку правую поднял высоко, а в левой руке копие, гол, толко гузно ширинкою обязано, а видение лица его обезьянино; а иные Буты наги, нет ничево, кот ачюк; а жонки Бутовы наги вырезаны и с соромом и з детми. Да перет Бутом же стоит вол велми велик, вырезан ис камени ис черного и позолочен весь, а целуют его в копыто, а сыплют на него цветы, а на Бута тоже цветы[348].

Не ядят же индеяня ни мяса, ни рыбы; а ядят днем дважды: брынец, да кучири[349] с маслом, да травы /л. 308/ розные; и ножа не держат, и лжицы не знают. А з бесермены ни пьют, ни ядят; а в дороге у всякова по горнцу, и всяк себе кашу сварит, и ядят - покрываются платом, чтоб его никто не видел, а посмотрит бесермен на еству, и он не яст; а как ести, и они преж омывают руки и ноги, и рот полощут.

А поклоны их на восток, руки подымают высоко, да изляжет ниц на землю, и протягнется весь по земли. А бутханы их без дверей, ставлены на восток же, а буты стоят на восток же. А кто у них умрет, и они тех жгут да пепел сыплют на воду. А у жены дитя родится, ино бабит муж, а имя сыну дает отец, а дочери мати; а[350] добрых трав[351] у них нет, и сорома не знают. А иные кланяются по-чернечески, обе руки дотычют до земли, а не говорит[352] ничево.

К Первоте же ездят о великом заговейне, к своему Буту[353], по-бе/л. 308 об./серменски Мякка, а по-руски Иерусалим, а по-индейскии Парват; а съезжаются все наги, мужи и жонки, толико на гузне плат или фата, а на шеях у жонок жемчюг и яхонтов много, а на руках обручи да перстни златы. А внутрь к бутхану ездят на волех а у вола рога окованы медью, да на шее колоколцов 300, и копыта подкованы; а те волы ачьче зовут. Индеяне же вола зовут отцем, а корову матерью; а калом их пекут хлебы и варят еству, и тем попелом[354] мажут по челу, и по всему лицу, и по телу. А в неделю и в понеделник ядят единожды днем.

От Первати же приехал яз в Бедер, за 15[355] днии до бесерменского улубагря. А Великого дни воскресеиия Христова не ведаю, а по приметам гадаю: Велик день християнскии бывает первее бесерменского багрима за 9 днии или за 10, потому что /л. 309/ кои были книги со мною взяты с Русии, и то и[356] пограблено, и яз позабыл веру християнскую и празников никоторых не помню. А промежу есми поганых розных вер токмо молился есмь богу вседержителю, творцу небу[357] и земли, и[358] иного никоего не призывал. А как месяц март прошел, и я заговел в неделю з бесермены, и ел по дважды днем хлеб да воду, а скорому не ел.

А от Гурмыза итти морем до Голат 10 ден[359], а оттуду до Дегу 6 ден; а от Дегу до Мошката, до Кучзрята, до Комбата 4 дни, а от Комбата до Чивиля 12 дней; а оттуду до Дабыля[360] 6 днии, Дабыль же есть пристанище в Гондустании[361] последнее бесерменству. А от Дабыля до Колекота 25 днии, оттоле же до Силяна 15 днии, а оттуду до Шибаита[362] месяц итти, оттоле же до Певгу[363] 20 днии; а оттоле до Чини да до Мачина месяц итти морем, /л. 309 об./ а от Чини до Китая итти сухом 6 месяц, а морем 4 итти, аростохода чотом.

Гурмыз же есть пристанище великое, всего света люди в нем бывают, и всякии товар в нем есть; что на всем свете родится, то в Гурмызе есть все; тамга же велика, со всего десятое. А Камблят пристанище Индейскому морю всему, а товар в немь делают алачи, да пестреди, да канъдаки, да чинят краску нил, да родится в нем лек, да ахик, да лон. Было есть пристанище велми велико, и привозят из Мисюрска кони, из Рабаста, и из Хоросани, и из Туркусани, из Негостани; да ходят сухом месяц до Бедери да до Келбергу.

Келекот[364] есть пристанище Индейского моря всего, а проити его не да бог никакову кестяку, кто его ни увидит, тот здорова не проидет морем; а родится в нем всякого пряного зелия много, и дешево. /л. 310/

Силян[365] же есть пристанище Индейского моря немало, а в нем баба Адам на горе высоце; а около его родится каменье драгое, да червцы, да фатисы, да бабогури, да бинчаи, да хрусталь, да сумбада; а продают в локоть, а довякуши продают в вес; да родятся слоны.

Шаибатское[366] пристанище Индейского моря велми велико, а хоросанцем дают алафу по тенке на день, и великому и малому; а кто в нем хоросанец женитца, и князь шаибатцкии дает по 1000 тенек на жертву, на алафу, да есть на всякии месяц по 10 тенек; а родится в Шанбате[367] шелк да сандал, жемчюг, и все дешево.

В[368] Негу же есть пристанище немало, а живут в нем все дербыши индейские; да родится в нем камение драгое маник, яхут, кирпук, а продают камение не дербыши. Чинское[369] же да Мачинское пристанище /л. 310 об./ велми велико, да делают в нем чини; а продают чини в весь, а дешево.

А жены их с мужьями своими спят в день, а к ночи их ходят к гарипом да спят с ними, и дают гарипом[370] алафу, и приносят с собою яству сахарную и вино, да поят их и кормят, чтоб ее любили, а любят людей белых, понеже ихь люди черны велми; и которое от гостя зачнется бело, и муж дает гостю алафу, пошлин 18 тенек; а родится черно, ино нет ничево, токмо пил да ел, то ему халял.

А от Бедеря Шанбат[371] итти 3 месяца; а от Дабыля до Шаибата 2 месяца морем итти; Мачим да Чим от Бедеря 4 месяца морем итти. Да[372] в Шаибате же родится шелк, да инчи, да жемчюг, да сандал; слоны продают в лекоть[373].

В Лекоте же родится перец, да мошкать, да гвоздика, да фуфал, да цвет. В Кузряте же родится краска далюк. А в Комбате /л. 311/ родится ахик. В Рачюре же родится алмаз[374] биркона да нов копа же алмаз[375], продают посыку по 5 рублев, а доброго по 10 рублев, нового же почка алмазу пенечь чекени сияже чаршешкени, а сипит ектенка. Алмаз же родится в горе каменной, а продают же тую гору каменную по 2000 фунтов золотых нового алмазу, а копа алмазу в локоть по 10 000 фунтов златых; земля же та Меликханова, а холоп он салтанов; от Бедеря же 30 ковов.

А сыто жидове[376] зовут Шаибат своими жидовы, и то ложь есть: шайбатане бо ни жидове, ни бесермяне[377], ни християне, ина бо их вера индейская, ни з худы, ни з бесермены ни пьют, ни ядят. В Шаибате же родится шелк, сахар, и дешево; а по лесу у них мамоны да обезьяны, и по дорогам людем проезду нет ночи, дерут людей аупиков[378]; и у оленей кормленых режут пупы, а в пупе[379] у них мскус, а дикие олени /л. 311 об./ пупы сами из себя ронят по полям и по лесу, и та воня не столь благоуханна, не свежь бо есть. От[380] Шайбата же до Бедеря сухом[381] итти 10 месяц[382], а морем 4 месяца.

И месяца маия в Бедери в бесерменском бограм взяли в среду, а заговел есми месяца апреля в 1-й день. О благовернии християне, иже кто по многим землям много плавает, во многие грехи впадает, а[383] веры ся да лишает Христовы. Аз же рабище божие Афонасие зжалихся[384] о вере: уже бо проидоша четыре великие посты и праздники светлого воскресения Христова 4, аз же грешныи не ведаю что есть Велик день, или пост, ни иных праздников, ни среды, ни пятницы; а книг отбыл еще в первом грабеже, поидох же до Индеи от многие беды, занже[385] ми на Русь поити не с чем, не осталося товару ничево. Первый бо Велик день взял /л. 312/ есмь в Клине, а вторый в Чебукару в Маздранской земле, а третии Велик день в Гурмызе, четвертый же[386] з бесермены во Индеи[387] в Бедери; и туто много плакал по християнской вере.

Бесерменин же Мелик тот мя много нудил в веру бесерменскую стати, и рече ми: «Не бесерменин еси, и християнства не знаешь». Аз же во многие помышления впадох, и рекох к себе: «Горе мне окаянному, яко заблудих от пути истинного», и помолихся и рекох: «Господи боже вседержителю, творче небу и земли, не отврати липа от рабища твоего, яко скорбь близ; господи, призри на мя и помилуй мя, яко твое есмь создание; и настави мя, господи, на путь твой правый, яко никоея добродетели тебе сотворих, господи мой, яко дни своя преплыхь все во зле, господи мой! Господи боже мой, на тя уповах, спаси мя».

Во Индеи же бесерменской, в великом Бедери, смотрил есми /л. 312 об./ на великую ночь волосыни да кола в зарю вошли, а лось головою стоит на восток. На баграм на бесерменской выехал султан на теферич, ино с ним 20 возырев великих, да 300 слонов наряженых[388] в доспесех в булатных[389] и з городки, а городки окованы, да в городкехь по 6 человек в доспесех, с пушками да с пищалми; а на великих слонех по 12 человек, да по два прапорца, да к зубом привязаны великие мечи по кентарю, а к рылом привязаны великие железные гири, да промежи ушей человек в доспесе сидит, да крюком железным правит, да коней простых 1000 в снастех золотых, да верблюд[390] 100 с[391] нагарами, да 300 трубников, да плясцев 300, да ковре 300. На султане же кафтан весь сажен яхонты, да шишак, а на нем алмаз великии, да саадак золот сь яхонты, да на нем же 3 сабли /л. 313/ окованы золотом, да седло золото; да перед ним скачет кофар пешь, играет теремцом; да за ним же пеших много идет; да за ним же благой слон идет, наряжен весь в камке, чепь у него велика железная во рте, да обивает кони и люди, чтоб кто на салтана не наступил близко. А брат салтанов тот сидит на золотой кровати, а над ним терем оксамитен, да маковица золота сь яхонты; да несут его 20 человек. А Михмут сидит на золотой кровати, а над ним терем шидян с маковицею золотою; а везут его на четырех конех в снастех золотых[392], да около его людей множество, а перед ним певцы, да плясцев много, а все з голыми мечи, да с саблями, да с щиты[393], да с сулицами, да с копьями[394], да с луки с прямыми с великими; а кони все в доспесех; а на иных саадаки, а иные наги, одно платище, /л. 313 об./ завешен сором.

В Бедери же месяц стоит 3[395] полон. А овощу сладкого в Бедери нет. В Гондустане же силного вара нет[396]; силен вар[397] в Гурмызе да в Катобагряим, где ся жемчюг родит, да в Жиде, да в Баке, да в Мисере, да в Остании, да в Ларе; а в Хоросанской земли варно, но не таково; а в Чеготании[398] велми варно; а в Ширязи, да в Езди, в Кашини варно, да ветр бывает; а в Гиляни душно велми да парищо лихо; да пар лихь в Шамахеи; да в Вавилоне варно, да Хумите, да в Шаме варно; а в Ляпе варно, но не так. Да в Севастеи губе, да в Гурзынской[399] земли добро обидно всем; да Торская земля обилна; да в Волоской и в Подолской земли обилно всем.

Восхотех же на Русь итти, но пути не вем: из Гондастана[400] бо на Гурмыз /л. 314/ поити, а от Гурмыза на Хоросан пути нет, такоже ни на Чегодай, ни на Катобагряим, ни на Езд пути нет; везде нестроенье стало, князей везде выбили, Яишу мурзу убил,[401] Узуосанбек, а солтана Мусаитя окормили, а[402] Узуосанбек на Ширязп сел, и земля ся не обренила, а Едигер Махмет к нему не едет, блюдется. А иного пути нет никуды; а на Мякку поити, ино неволят тамо в бесерменство, затем туды християне не ходят. А в Гондустани[403] жити, ино вся собина исхарчить, занже у них все дорого, по полутретья алтына мне одному исходить на день, а вина есми не пивал, ни сынды.

Меликтучар два города взял индейские, что розбивали по морю Индейскому; а князей поимал 7, да казну их взял, юк яхонтов[404], да юк алмазов да кирпуков, да 100 юков товару дорогово, а иного товару бесчисленно рать взяла. А стоял /л. 314 об./ под городом 2 года, а рати с ним было 200 000, да слонов 100, да 300 верблюдов. Меликтучар пришел ратию своею к Деберю на курбант багрям, а по-руски на Петров день. И султан послал 10 возырев встретити его за 10 ковов, а в кове по 10 верст; а со всяким возырем по 10 000 рати своей, да по 10 слонов в доспесех.

А у Миктучары на всяк день садится за суфриею по 500 человек, а с ним садятся 3 возыри за его скатертью, а с возырем по 50 человек, а его 100 человек бояринов вшеретных. У Меликтучара же на конюшне коней 2000, да 1000 оседланых и день и нощь готовы стоят; а двор его стерегут и день и нощь всегда 100 человек в доспесех, да 20 трубников, да 10 нагар, да по 10 бубнов великих по два человека бьют.

Мызамылк, да Мекхан, да Форат/л. 315/хан, и те взяли три городы великих, а с нам рати своей 100 000 да 50 слонов, да камени веяково дорогово много множество; покупали бо на Меликтучара и заповедал гостем не продати.

Султан выезжает на потеху во фторник[405] да в четверг, а с ним выезжают 3 возыри; а брат султанов в понеделник, а с ним такоже множество конных и пеших, у рядно, и слоны, велми чюдно выезд ихь в утварех золотых.

Меликтучар выехал воевати индеян на память тиха Иладина, а по-русски[406] на Покров святые богородицы[407]. А рати вышло с ним 50 000; а султан послал рати своей 50 000, да 3 возыри, а с ними 30 000, да 100 слонов пошло з городки в доспесех, а на всяком слоне по 4 человека с пищалми. Меликтучар пошел воевати Чюнедара, великое княжение индейское. /л. 315 об./

А у бинедарского князя 300 слонов да 100 000 рати, а коней 50 000. Султан выехал из города Бедеря по Велице дни, а с ним выехало 26 возырев бесерменских и индейских, да двора его 100 000 рати конные, а 200 000 пеших, да 300 слонов в доспесехь з городки, да 100 лютых зверей о двою чепяхь. А з братом с султановым вышло двора его[408] тысяч конных, да 100 000 пеших людей, да 100 слонов наряженых в доспесехь. За Малханом вышло двора его 20 000 конных, да пеших 60 000, да 20 слонов. З Бедерханом вышло двора его 30 000 конных, да 100 000 пеших, да слонов 25 нарядных з городки. С султаном вышло 10 000 конных, да пеших 20 000, да слонов 10 з городки. З Возырханом вышло 15 000 конныхь, да 30 000 пеших да слонов 15 /л. 316/ наряжены з городки. С Кутарханом вышло двора его 15 000 конных, да 40 000 пеших, да 10 слонов. Да со всяким возырем по 10 000 конных, а пеших по 20 000 и болши. А с ындейским Авдоном вышло рати конных 40 000, а пеших 100 000, да 40 слонов в доспесехь наряженыхь, да по 4 человеки на слоне с пищалми. На индеян же салтан опалился, что мало с ним и с возырями вышло силы индейские, и он прибавил. Такова есть сила султана индейского[409].

В пятый же Великь день взмыслился есмь на Русь. Изыдох же из Бедеря града за месяц до улубагрима бесерменского маметдени россолял; а Велика дни християнского не ведаю, говейно бо говех з бесермены и розговехся с ними, Великии день взях в Келберху, от Бедеря 20 ковов. /л. 316 об./

Султан же пришел с ратными людми своими да Меликтучара в 15 день по улубагряме, а все Келбергу; и война ся им не удала, город един индейскии взял, а людей и казны много изгибло. А индейской султан кадам ратию силен, зело много у него рати; а сидит в горе в Биченегире, и град его велми велик; около же его три[410] роги, и сквозе его река течет, и с[411] едину страну его женгел злыи, а з другую страну дол и места чюдна и угодна велми, и пройти некуды ни на одну страну, сквозе град дорога, а града взять неоткуды, пришла гора велика да деберь зла тикен. И стояла рать под градом месяц, и людеи з голоду и з безводия погибло много, потому что на воду смотря, а взять нелзе. Град же взял индейскии Меликчан, а взял его силою, день и нощь бился, стоял /л. 317/ под градом 20 днии, и рать ни пила ни ела, и рати его изгибло 5000 люду доброго; а стоял с пушками и взял град, высек по головам 20 000, а другую 20 000 полону взял, а иной полон продавал дешево, по 10 и по 5 и по 2 тенки; а казны не было ничево; а болшего града не взял.

А от Келберху поидох до Курыли[412]: тут же родится ахик, и ту его делают на весь свет, и оттуду его розвозят. В Курыли же алмазников 300 сулях микунет. Бых же тут 5 месяц, и поидох оттоле х Калики[413]; ту есть базар велми велик. А оттуду поидох до Канаберга, а оттуду к шихь Аладину, и оттоле ко Аминдрие, а оттоле к Нарясу, оттуду же к Сури, а оттуду к Дабили, пристанищу великого моря Индейского.

Ту был град велик, и съезжается вся помория Индейская /л. 317 об./ и Ефиопская. И ту аз окаянныи Афонасие, призвав бога вышнего, творца небу и земли, и устремихся умом поитти на Русь; и внидох в таву и зговорих о налоне корабленнем, от своея головы 2 золотых да Гурмыза града.

Внидохом же в корабль в Дабыли граде до Велика дни за 3 месяца, бесерменского говеина; а морем идох месяц, и увидех горы ефиопские. И ту людие вси воскричаша, глаголюще: «Боже вышнии, царю небесныи! зде ли нам судил еси погибнути?»

И быхом в той земле Ефиопской 5 днии, и божиею благодатию зло ся не учинило; много роздали брынцу, да перцу, да хлеба[414] ефиопом, и они судна не пограбили. Оттоле же идохом 12 днии до Мошката; и ту в Мошкате 6-й Велик день взяхь. И идохом до Гурмыза 9 днии, а в Гурмызе /л. 318/ бых 20 днии. И оттоле поидох к Лари, и бых 3 дни; и поидох к Ширязи, а из Ширяза поидох в Вергу, и ту бых 10 днии. А оттоле к Езди, а ту идох 9 днии, а в Езди бых 8 днии; и потом идох к Испагани 5 днии и бых тут 6 днии; а оттоле идох до Кашани, и быхом 5 днии; а из Кашани идох к Куму, а оттуду в Саву, а из Савы в Султанию, а оттуду в Тервизь. Оттуду же в Орду Асанбе, в Орде же бысть 10 днии, потому что никуды пути нет. А на Турскав посла рати[415] своей 40 000; и они Севаст, и Тохан, и Амасию взяли, и много сел пограбили, да пошли на Караман воюючи. И яз из орды пошел к Арцыцыну, а из Арцыцына пошел есми в Трапизон.

И ту взял Покров пресвятые богородицы, и был 5 днии, и на корабль приидохь /л. 318 об./ и зговорих о налоне дати золотой от меня до Кафы. В Трапезоне же мне шубаш да паша много зла учиниша: хлам мой весь взнесли к себе в город за гору, да обыскали все; а обыскивают грамот, что есми пришел из орды Асанбега.

Божиею милостию приидохь до 3 моря Чермного, а парсииским языком дория Стемболская[416]; идохом же по морю ветром 5 днии, и доидох до Вонады; и ту нас встретил ветр великии полунощныи, и возвратил нас к Трапизону[417]; и стояли есмя в Платане[418] 15 днии, ветру бо велику и злу бывшу. И ис Платаны пошли на море дважды, ветр нас встречает и не даст нам по морю ходити, и туто призывали бога на помощь. И занесло нас к Балыкаее, а оттуду Ткързофу[419], и ту стояли 5 днии. И божиею милостию приидох в Кафу, за 9 днии до /л. 319/ Филипова заговейна.

Дозде о индииском хожении Афонасием Тверитином и возвратимся на преднее.

ПЕРЕВОД

За молитву святых отцов наших, господи Иисусе Христе, сыне божий, помилуй меня{1}, раба своего грешного Афанасия Никитина сына.

Написал я грешное свое хождение за три моря: первое море Дербентское - море Хвалынское{2}, второе море Индийское - море Индостанское{3}, третье море Черное - море Стамбульское{4}. Пошел я от святого Спаса златоверхого{5}, с его милостию, от великого князя Михаила Борисовича{6} и от владыки Геннадия{7} Тверского и от Бориса Захарьича на низ, Волгою. Придя в Калязин и благословясь у игумена монастыря святой живоначальной Троицы{8} и святых мучеников Бориса и Глеба{9} Макария с братьею, пошел на Углич, а с Углича на Кострому, к князю Александру с другой грамотой великого князя (Тверского), и отпустил меня свободно{10}. Также свободно пропустили меня и на Плесо в Нижний Новгород, к наместнику Михаилу Киселеву и к пошлиннику Ивану Сараеву.

Василий Папин{11} тогда уже проехал, а я ждал еще в Новгороде две недели татарского, ширваншахова посла Хасан-бека{12}. Он ехал от великого князя Ивана с кречетами, а их у него было девяносто. И поехал я с ним на низ Волгою. Проехали свободно Казань, Орду{13}, Услан, Сарай{14}, Берекезан{15}.

И въехали мы в Бузань-реку{16}. Тут нам повстречались 3 поганых татарина и сообщили ложные вести, будто в Бузани стережет купцов хан Касим{17} и с ним 3 тысячи татар. Ширваншахов посол Хасан-бек дал им тогда по однорядке и по куску полотна, чтобы они провели нас мимо Астрахани{18}. Татары же по однорядке взяли, а весть подали астраханскому царю. Я покинул свое судно и перешел с товарищами на судно к послу. Поехали мимо Астрахани, а месяц светит. Царь нас увидел, а татары кричали нам: «Не бегите!»{19} А мы того не слыхали ничего. А плыли мы на парусах. И царь послал тогда за нами всю свою орду, и за грехи наши настигли нас на Бугуне{20}, застрелили у нас человека, а мы у них двух. Судно наше малое остановилось на езу{21}, они взяли его и тотчас разграбили; а моя вся поклажа была на малом судне.

Большим же судном мы дошли до моря и встали в устье Волги, сев на мель. Татары тут нас взяли и судно назад тянули до еза. Здесь они судно наше большое отобрали, взяв также и четырех русских, а нас отпустили ограбленными за море. Вверх же они нас не пропустили для того, чтобы мы не подали вести. И пошли мы к Дербенту{22} в двух суднах: в одном судне посол Хасан-бек с иранцами{23} да нас, русских, всего 10 человек, а в другом судне 6 москвичей, да 6 тверичей, да коровы, да корм наш. На море нас захватила буря{24}. Малое судно разбило о берег, а тут есть городок Тарки{25}, а люди вышли на берег, и пришли кайтаки{26} и людей же с него поймали всех.

Когда мы пришли в Дербент, то оказалось, что Василий пришел благополучно, а мы пограблены. И бил я челом Василию Папину и ширваншахову послу Хасан-беку, с которым пришли, чтобы они просили о людях, пойманных кайтаками под Тарки. И Хасан-бек хлопотал; он ездил на гору к Булат-беку, который послал скорохода к Ширванша-беку с известием, что русское судно разбило под Тарки и что кайтаки поймали людей с него и разграбили их товар. И Ширванша-бек тотчас отправил посла к своему шурину Халиль-беку, князю кайтакскому{27}: что судно-де мое разбило под Тарки, и твои люди, придя, людей поймали, а товар их пограбили, и ты бы, ради меня, людей ко мне прислал и товар их собрал, потому что те люди посланы ко мне; а что тебе нужно будет от меня, и ты ко мне пришли, и я тебе, своему брату, за то не постою, только бы ты отпустил их ради меня свободно. И Халиль-бек тотчас отослал всех людей свободно в Дербент, а оттуда послали их к Ширван-шаху{28} в орду его койтул{29}.