Круиз на поражение

Пока ребята устраивались на ночлег, выполняя раз и навсегда принятые в походе обязанности, Командор дернул из герметичного пакета станцию, подключил. Чтобы поймать сигнал, пришлось отойти на пару метров и забраться на разлапистую иву, к которой кто-то, отдыхавший здесь раньше, заботливо прикрутил табличку «Связь тут!»

Он набрал номер, с раздражением отметив, как дрожат руки.

– Алло, – сонный голос мамы. Командор посмотрел на часы, в Москве полдень.

– Мам, это я. Ты чего, спала?

Мать сладко зевнула:

– Как догадался?

– Все нормально?

– Да нормально, конечно, – отмахнулась она. – Звонка от папки твоего ждала до трех ночи. Вот и сонная весь день, будто муха.

– Он же вроде вечером вернуться должен был? – парень прислонился спиной к прохладному стволу, поднял глаза на яркое, светло-васильковое небо, автоматически отметил оттенок, и как его можно использовать в работе.

Мать проворчала:

– Чем ты меня слушаешь, Степа? Я же тебе перед отъездом говорила, что отец задерживается, что перенесли переговоры, и что вернется к выходным.

Степан кивал, как заводная кукла, но мать это, ясное дело, не видела. Конечно, она говорила, а он пропустил. Последнее время он почти все пропускает мимо ушей.

– Ты добрался? – не изменяя ворчливую интонацию, спросила мать. Парень слышал, как рядом с ней щелкнул чайник, представил, как она сейчас станет заваривать чай. Кажется, даже почувствовал щекочущий ноздри аромат ванили и жасмина. Цветовое решение: светло-васильковый, желтовато-белый и бледно-зеленый, прозрачный – сложилось. Легло мягкими складками на хрупкий, женственный силуэт. Мать выдернула его из раздумий: – Алло, ты меня слышишь?

– А? Да… То есть не, не добрались, в десяти километрах остановились на ночевку… Завтра последний ходовой день и выброска. В воскресенье к вечеру буду дома. Мам, – он откашлялся: – мне звонил кто-нибудь.

– Звонил.

В динамиках тонко звякнула чашка, а у Степана подпрыгнуло и замерло сердце.

– И что сказали? – он снова откашлялся, прогоняя из голоса нервный тремор.

Почувствовал чужие руки на лопатках, как скользнули по плечам узкие девичьи ладони. Алинка. Уже распустила волосы, переоделась. Прильнула к его груди, ловко поднырнув под локоть, потерлась щекой о хрусткую ткань ветровки. Он посмотрел строго, надеясь, что поймет – разговор важный. Машинально дотронулся до локтя девушки. Та поняла, притаилась.

Мать отчетливо, чтобы не повторять дважды, сообщила:

– Двадцать пятого мая, отель Рэдиссон. К 16:00 подвезти коллекцию. Шесть моделей, представить концепт дефиле. Сам показ тридцатого. Все подробности сообщат при встрече.

– Это всё? Требования? Тематике? Состав коллекции? Prêt-à-porter? Hautecouture? Точно больше ничего не сказали?

– Ни-че-го, – отрезала мать. Степан выдохнул. Но тут, словно издеваясь над ним, мать воскликнула: – А! Сказали, что будет присутствовать некая Мария Тереза Стафф. Мне это имя ни о чем не говорит, а тебе?

– Мария Стафф? Лично? – Он оттолкнулся от дерева, взгляд зацепился за прибрежную осоку.

– Ну, не через секретаря же… Думаю, лично. А что, Степушка, важная персона?

От домашнего «Степушка» потеплело на душе, даже недавняя ссора с отцом стала казаться морщинкой на беспечной водной глади. Парень улыбнулся:

– Ты даже не представляешь, насколько…

Он нажал кнопку отбоя, все еще мысленно проговаривая услышанное от матери.

«Получается, полная свобода действий, тематики и специализации», – мысленно подвел черту, привычно разделив лист на сектора «за» и «против».

Алинка потянулась к нему, ткнулась носом в шею:

– Все нормально?

Он задумчиво покачал головой:

– Даже лучше, чем можно придумать.

Девушка хохотнула, потерлась носом о его грудь, обхватила руками талию. Степан озадаченно покосился на ее макушку, деликатно высвободился:

– Пойдем, я костер разведу.

Алина задержала его руку в своей, посмотрела призывно. Степан замер.

Развернулся к девушке, поднес покрасневшие после холодной воды пальцы к губам. Слабо поцеловал. Заглянул в глаза.

– Алинка, ты классная. Самая лучшая, – прошептал тихо.

Она покраснела и отвела взгляд. Закусила губу.

– Мне казалось, я тебе нравлюсь…

Нахмурилась.

Степан тихо выдохнул. Что сказать? Как? Она трогательная, Алинка. И сейчас – особенно, будто промокший после дождя воробей.

– Алин…

Она спохватилась, по птичьи взмахнула руками.

– Нет. Не говори! Не хочу знать!

Дернулась в сторону, в глубину леса. Степан перехватил ее за локоть, привлек к себе. Проговорил скороговоркой, будто опасаясь, что слова застрянут в горле, запутаются в мыслях, и потом снова придется возвращаться к этому разговору, опять мучиться от неловкости и невысказанных обид.

– Алин. Ты классная. Умная, яркая. Ты самая лучшая… Но у меня мозги сейчас не на это заточены… Я ни о чем, кроме работы не могу думать. Я дурак и, конечно, буду жалеть и кусать локти, когда узнаю, что ты плюнула на меня, устроила свою судьбу, что счастлива с другим, – он все-таки поймал ее взгляд, улыбнулся.

Высвободил ее руку и отступил на шаг назад. Алинка, бледная и безумная, горела словно в лихорадке, смотрела дико.

– А может, я захочу ждать тебя? – выплюнула, будто проклятьем полоснула. – Пока ты разбираешься в этой своей жизни и работе?

Она смотрела с вызовом, испепеляла взглядом.

– Алин, ты от меня хочешь услышать что-то конкретное, – он облокотился на ствол, вытер со лба испарину. – У меня нет ответа. Правда. Совсем нет.

Он оттолкнулся от дерева и, не оборачиваясь, направился к лагерю.

– Степа!.. – окрик заставил вздрогнуть. – Степан!

Он чувствовал на себе ее взгляд, лопатки жгло от ее разочарования. Не оборачиваясь, покачал головой. Лучше так. Больно, но один раз.

Он выдохнул, подобрал хорошую сухую ветку, удобную для розжига. Он давно чувствовал, что Алинка бросает сытую московскую жизнь, кавалеров и бутики, высокие каблуки и головокружительное мини, бросается в богом забытую глушь к комарам и мошкам, из-за него. Он чувствовал на себе ее взгляд, все более пристальный от встрече к встрече, слышал, как меняется ее голос, становится звонким, натянутым, как струна, призывным.

Что ему надо, он сам не знал. Красивая, умная девушка. Его родителям, опять же, очень нравится: они знают ее с шестого класса, когда она перевелась в их лицей из математической спецшколы. Отец не уставал напоминать, какая она отличная партия. Степан дернул плечом, будто сбрасывая тяжелую отцовскую ладонь.

Можно было бы замутить. Но его это не трогало. Совсем.

А от мыслей о возможной близости с Алиной становилось тоскливо и пакостно на душе.

«Итак, 25-е, – он отогнал от себя все второстепенное, потому что главное сейчас – это показ, на котором будет присутствовать главный дизайнер Дома Высокой моды «Киар Алари». Его шаг к золотому билету в профессию и к открытой дороге на Париж.

Глава 2. Ангелина

Она заперлась в ванной, устало опустилась на холодный кафельный пол и прислонилась спиной к шкафчику. Тесно, холодно, но безопасно. Единственное место, где можно выдохнуть и зализать раны.

Голова нещадно болела, пульсировала в висках. Девушка посмотрела на свои дрожащие руки: запястья уже покрылись бордово-синими пятнами. Ладно, прикроет напульсниками. Благо сейчас модно. Протянув руку, пошарила на тумбочке, нащупала расческу. Перевернула тыльной стороной, где зеркальце.

– Вот черт, – осторожно коснулась жуткого кровоподтека на шее, чуть выше ключицы. Распахнула ворот шелкового халата, изучая узкие царапины. – Гадство. Все тонировать придется и шарфом прикрывать.

Расческа с зеркальцем выскользнули из ослабевших рук, девушка безвольно запрокинула голову, прислонилась затылком к дверце шкафчика, в который раз удивляясь, как она в это вляпалась.

Бесцеремонный стук в дверь заставил вздрогнуть:

– Лина, уснула там, что ли?! – грубый окрик, от которого руки задрожали еще больше.

Девушка с трудом встала, нацепила на себя улыбку и приоткрыла дверь, придерживая полы халата свободной рукой:

– Нет, конечно. Ванну хотела принять…

Игорь тяжело посмотрел на нее, облизал губы.

«Только бы не начал опять», – полыхнуло с тоской в груди.

– Пожрать приготовь. И спать! – коротко скомандовал и направился в зал.

Через минуту заговорил телевизор.

Ангелина выдохнула. Запахнула халат, плотнее завязала узел на поясе, прошмыгнула в кухню. Сейчас главное действовать быстро, пока он не надумал чего-нибудь еще.

Достала из холодильника лаваш, сыр, свежие овощи и салат-латук. Соус. Сыр и ветчину тонко нарезала, все собрала, скрутив в плотные аккуратные роллы. Закрепила шпажками.

Крохотная солонка и перечница в центре блюда. Рядом, строго в двух сантиметрах от них, – стакан воды, на поверхности покачиваются три кубика льда. На блюде лист салата, зелень, роллы стройными рядками. Подхватила, направилась в зал, в глубине души надеясь, что Игорь, устав после «сеанса», уснул под голос диктора. Тогда она поставит поднос, накроет его салфеткой – чтобы он, когда проснется, видел, что она выполнила его приказ, – и уйдет спать. Нанесет на кровоподтеки крем, и, если повезет, они более-менее побледнеют к утру, не придется накладывать тонну косметики.

Девушка подошла к двери, прислушалась. Ничего не поняв, осторожно надавила локтем на ручку, одновременно толкнув дверь бедром.

Телевизор гремел голосами политических экспертов, передача вошла в ту фазу, когда они готовы вцепиться друг другу в глотку. Игорь сидел спиной ко входу. Вальяжно откинулся в кресле, рука замерла на подлокотнике.

Ангелина проскользнула в комнату, обошла диван. Покосилась на мужчину: тот расслабленно сидел, прикрыв глаза. Может быть, все-таки спал. Девушка бесшумно поставила поднос на столик, шагнула в сторону.

Железная хватка на покрытом синяками запястье заставила ахнуть:

– Куда собралась?

– Я принесла тебе ужин, – вместо ответа пролепетала девушка, чувствуя жесткие пальцы на своем измученном запястье. И опаской покосилась на мужчину. Под сердцем пошевелилась льдинка – в темных глазах загоралось желание, заполняло их кипящей лавой. Он дернул к себе, заставив упасть на колени. По-хозяйски властно скользнул рукой по бедру, бесцеремонно сдавил. – Игорь, пожалуйста.

Правая рука по-прежнему скручивала девичье запястье, до оранжевой боли в глазницах, до слез. Свободная рука жестко повернула ее голову за подбородок, легла на затылок, будто припечатав.

– Ты не ответила… Куда собралась?

– Разве я не могу идти? Ты вроде говорил, что спать, – ей приходилось говорить отрывисто, чтобы успевать переводить дыхание между словами. Тогда есть шанс, что не расплачется. Игоря последнее время особенно «заводит», когда она плачет. – Мне завтра с утра на работу.

– Я тебе давно говорил, чтобы ты бросала это дело…

Ангелина мысленно улыбнулась: работа давала ей не только несколько часов свободы в неделю. Но и возможность заработать.

– Что тебе эти копейки? – он пристально ее разглядывал, впиваясь взглядом в припухшие и искусанные девичьи губы.

– Ты же знаешь, мне неловко просить деньги на свои женские мелочи… – глоток воздуха. – Да и тебе подарки хотелось бы делать на свои, а не просить у тебя.

Это официальная версия. Ангелина показывала меньше трети дохода, остальное откладывала на карту. Туда же перечисляла деньги от ставшего популярным в Сети своего бьюти-блога. «На побег» – так мысленно подписывала каждый перевод.

Он положил тяжелую ладонь на острое девичье колено, сжал, с наслаждением наблюдая, как девушка вытянулась словно струна, как порывисто опустились ее плечи, непроизвольно запрокинулась голова. Жесткие пальцы скользнули по коже выше, впиваясь во внутреннюю поверхность бедра.

Ангелина закусила губу, уставилась перед собой.

– Моя умница, – прохрипел у виска. – Хорошо, что твои коллеги безопасны… Не то я бы жутко ревновал тебя.

Мужская рука плавно погладила затылок, чуть отстранилась. Ангелина сделала глоток воздуха, короткий. Чтобы выровнять сбившееся дыхание. Потому что знала, что́ последует за этим.

Игорь перехватил ее волосы, одним движением намотал их на кулак и с силой оттянул назад.

Не выдержала – ахнула. Его любимый момент. Жесткие губы тут же спились поцелуем, удушающе глубоким, жадным, будто не было до этого нескольких часов «сеанса», от которого болело все тело.

Игорь кусал губы, не стесняясь, не таясь, впивался жестоко, заставлял стонать от боли. От боли. Он отчего-то считал, что от наслаждения.

– Моя ненасытная кошка, – выдохнул в лицо. Темные глаза подернулись мутной пеленой.

«Черт», – сердце в панике забилось.

Он ослабил хватку. Ангелина замерла, боясь выдохнуть. Вцепилась в подол шелкового халатика, чтобы унять дрожь в руках. Прикрыла глаза.

– Иди в спальню… – прохрипел. – Я сейчас приду.

Шлепнув по бедру, ослабил железную хватку и позволил встать.