Помоги проекту - поделись книгой:
— Дай подумать, Иоанн. Мне нужен отдых. Приходи утром, и тогда я отвечу тебе.
С некоторым удивлением он понял, что роли их поменялись. Теперь, вместо того, чтобы стараться сохранить расположение Крестителя, Глогер повернул дело так, что Креститель стремился завоевать его расположение.
Когда Глогер вернулся к себе в пещеру, то не смог сдержать широкую улыбку. Как, оказывается, просто получить власть. Но как использовать эту власть? Действительно ли у него есть предназначение? Сможет ли он изменить историю и стать ответственным за помощь евреям в изгнании римлян?
6
— Быть евреем — значит быть бессмертным, — говорил ему Фридмен через несколько дней после того, как Ева вернулась к своим родителям. — Быть евреем — значит иметь предназначение, даже если это предназначение просто выжить…
Фридмен был высоким массивным человеком с бледным полным лицом, циничным взглядом и почти совершенно лысый. Он любил плотные костюмы из зеленого твида. К Карлу Фридмен относился исключительно великодушно и, казалось, почти ничего не ожидал в ответ — разве только иногда составить аудиторию.
— Быть евреем — значит быть мучеником. Выпей еще наливки. — Он пересек кабинет и налил для Карла еще в большой стакан. — Вот где ты ошибался в ней, мой мальчик. Ты не смог выдержать успеха.
— Не думаю, что это правда, Джерард. Я хотел, чтобы она принимала меня таким, какой я есть…
— Ты хотел, чтобы она принимала тебя таким, каким ты видел себя, а не таким, каким видела она. Кто прав в этом случае? Ты видишь себя мучеником, не так ли? Какая жалость! Такая хорошенькая девушка! Ты мог бы передать ее мне вместо того, чтобы напрочь отпугнуть.
— О, не надо, Джерард. Я любил ее!
— Себя ты любил больше.
— А кто нет?
— Многие люди не любят себя совсем. Ты любишь себя, и это твое достоинство.
— Ты делаешь из меня Нарцисса.
— Ты не такой красивый, не обманывайся.
— В любом случае не думаю, что это как-то связано с тем, что я еврей. Ты и твое поколение всегда придают большое значение национальности. Вы как бы требуете компенсацию за то, что происходило при Гитлере.
— Возможно.
— Как бы там ни было, я не настоящий еврей. Меня не воспитывали в еврейской вере.
— С твоей-то матерью, и ты не был воспитан, как еврей?! Может быть, ты не ходил в синагогу, сынок, но ты многое получил другими путями…
— О, Джерард, ты не ответил мне, уводишь в сторону. Я все время думаю, как вернуть ее назад.
— Забудь о ней. Найди себе хорошенькую еврейскую девушку. Я советую тебе. Она поймет. Когда все сказано и сделано, Карл, эти нордические типы не годятся для того, что ты хочешь…
— Боже! Я не знал, что ты расист!
— Я только реалист…
— Я уже это слышал.
— Хорошо, если ты хочешь неприятностей…
— Может быть, хочу.
Отец…
Наполненные болью глаза.
Отец…
Двигающиеся без слов губы.
Тяжелый деревянный крест, барахтающийся в болоте, а с холма наблюдает изящный серебряный крест.
Черт… НЕТ!
Не должен спрашивать…
Только хотел… НЕТ!
ПОМОГИ МНЕ!
Нет.
— В официальной религии нет ничего хорошего, — говорил ему в пивной Джонни, недоучившийся приятель Джерарда. — Она просто не соответствует времени. Ты должен найти ответ в себе. Медитация!
У Джонни было худое, вечно обеспокоенное лицо. По словам Джерарда он учился на третьем курсе, и очень плохо.
— От религии ты берешь только утешение, отвергая ответственность, сказал Фридмен, сидящий у стойки бара как раз позади Джонни.
Карл засмеялся.
Джонни повернулся к Джерарду.
— Это типично, не так ли? Ты не знаешь, о чем говоришь. Ответственность? Я не пацифист, готовый умереть за свои убеждения. Это больше, чем сделал бы ты.
— У меня нет никаких убеждений…
— Точно!
Карл снова засмеялся.
— Я буду пассивно сопротивляться любому человеку в этой пивной!
— О, заткнись! Я нашел то, что не найдет ни один из вас.
— Это, кажется, пошло тебе на пользу, — грубо сказал Карл, сразу же пожалел об этом и положил руку на плечо Джонни, но юноша скинул ее и ушел из бара.
Карл очень расстроился.
— Не тревожься о Джонни, — сказал Джерард. — Он всегда попадается на чью-либо удочку.
— Я не об этом. Он прав. Он имеет что-то, во что верит. Я не могу найти ничего.
— Так спокойнее.
— Я не знаю, как ты можешь говорить о спокойствии при твоем мрачном интересе к ведьмам и тому подобному.
— У каждого свои проблемы, — сказал Джерард. — Выпей еще.
Карл нахмурился.
— Я напал на Джонни только потому, что он смутил меня, выставив на посмешище.
— У каждого свои проблемы. Выпей еще.
— Хорошо.
Я пойман. Тону. Не могу быть самим собой. Сделан тем, что хотели другие. Неужели это судьба каждого человека? Не были ли великие индивидуалисты созданиями своих друзей, которые хотели иметь великих индивидуалистов в качестве друзей?
Великие индивидуалисты должны быть одиноки, чтобы люди считали их неуязвимыми. Под конец их уже не воспринимают людьми. Обращаются как с символом вещи, которой уже не существует. Они должны быть одинокими.
Никому не нужными.
Всегда есть какая-то причины быть одиноким.
Никому не нужным…
— Мама… я хочу…
— Кому есть дело до того, что ты хочешь? Отсутствовать почти год! Не писать. Как насчет того, что хочу я? Где ты был? Я могла умереть…
— Постарайся понять меня…
— Зачем? Ты когда-нибудь пытался понять меня?
— Да, я пытался…
— Черта с два! Чего ты хочешь на этот раз?
— Я хочу…
— Разве я не говорила, доктор сказал мне…
Одинок…
Мне нужно…
Я хочу…
— Ты ничего не получишь в этом мире, чего не заработал. И не всегда получишь даже то, что заработал.
Пьяный Глогер облокотился о стойку бара и слушал низкорослого краснолицего мужчину.
— Есть масса людей, не получающих того, что они заслуживают, — сказал бармен и засмеялся.
— Я имею в виду, что… — продолжал краснолицый мужчина медленно.
— Почему бы тебе не заткнуться? — сказал Карл.
— О, заткнитесь вы оба! — сказал бармен.
Любимая…
Изящная, нежная, милая.
Любовь…
— Твоя беда, Карл, — говорил Джерард, когда они шли к ресторану, где Джерард хотел угостить ленчем Карла, — в том, что ты все еще веришь в романтичную любовь. Погляди на меня. У меня полный набор недостатков… на которые ты любишь иногда указывать так непочтительно. Я становлюсь ужасно грубым, наблюдая черную мессу и тому подобное. Но я не бегаю, потроша девственниц, — частично потому, что это противозаконно. А против вас, романтичных извращенцев, нет закона, чтобы остановить. Я не могу заниматься любовью, если на ней не надето нижнее белье с черными кружевами, а ты не можешь сделать это, если не поклоняешься вечной любви, и она не поклоняется в ответ, и все ужасно запутывается. Ты причиняешь себе и бедным девушкам, которых используешь, страшный вред! Это отвратительно!
— Сегодня ты более циничен, чем обычно, Джерард.
— Нет, ни капельки. Я говорю абсолютно искренне… Я ни к кому не чувствовал привязанности за всю свою жизнь! Романтичная любовь! В самом деле, против нее должен быть закон. Отвратительно! Катастрофично! Посмотри, что случилось с Ромео и Джульеттой! Здесь предупреждение всем нам.
— О, Джерард…
— Почему ты не можешь просто спать с ней и наслаждаться? Остановись на этом. Считай это само собой разумеющимся! Не развращай при этом бедную девушку.
— Обычно они сами хотят этого.
— Ты прав, милый мальчик.
— Ты совсем не веришь в любовь, Джерард?
— Мой дорогой Карл, если бы я верил в какую-нибудь любовь, разве я стал бы тебя предостерегать?
Карл улыбнулся.
— Ты очень добр, Джерард…
— О, господи! не надо, Карл, пожалуйста! Если ты еще раз посмотришь на меня таким образом, я не буду кормить тебя дорогим ленчем, и это вполне серьезно.
Карл вздохнул. Единственный человек, который выказывал по отношению к нему какое-то корыстное расположение, был единственным, кто открыто говорил об этом. В самом деле, смешно.
Я хочу…
Мне нужно…
Я хочу…
— Моника, во мне чего-то не хватает…
Поделиться книгой: