Помоги проекту - поделись книгой:
— Он мог выйти, пока вы спали.
— Не мог. Я бы услышала.
— У вас такой чуткий сон? — с плохо скрытой иронией спросил опер. С хорошо выраженным ехидством я ответила:
— Представьте себе!
— Хм-хм. Хорошо, мне нужен ваш номер телефона.
— И я могу быть свободна? — уточнила. Опер криво усмехнулся и предупредил:
— Только не уезжайте из города.
— Я догадалась, — вздохнула, протягивая визитку.
Но, даже когда опер закончил со мной, сбежать не удалось. Со второго этажа бегом спустился Данила:
— Ева, подожди!
Я обреченно остановилась, сняв ладонь с дверной ручки. Что за человек такой — не хочет меня отпускать! Нацепив уже виновато-растерянную улыбку, я обернулась к Даниле и поймала в его глазах тревогу. Он быстро подошел, обнял меня и поцеловал в лоб:
— Прости, что так получилось. Я буду очень занят в ближайшее время, золотце, но ты не думай, мы обязательно встретимся, договорились?
— Конечно, дорогой, я все понимаю, — прижавшись к нему в последний раз, вдохнула запах мужского одеколона — сладкий, чуть восточный. — Прими мои соболезнования, твой отец был незаурядной личностью.
— Да, — усмехнулся Данила. — Был…
— Позвони мне, — я сунула ему в руку визитку, с трудом оторвалась от его тела и выскользнула за дверь. Данила крикнул вслед:
— Подожди, Костя тебя подвезет!
— Я вызову такси, — ответила не оборачиваясь. Бегом, Евка, бегом! Пока сердце не приказало остаться…
Ясным солнечным утром я сидела на террасе кафе яхтклуба и смотрела на одного из своих новых знакомых — богатенького мажора Сашу, который занимался оснасткой своей яхты. Время от времени он поднимал голову от канатов и махал мне рукой. Хороший мальчик, богатый и не жадный. Если все и дальше сложится так удачно, сегодня можно будет приступать к обольщению и соблазнению. Пока я держусь немного на расстоянии — шаг вперед, шаг назад. Хотя зайчик Саша уже пытался затащить меня в постель.
Мне принесли молочный улун, и я с наслаждением вдохнула сладкий терпковатый запах…
И почувствовала, как внутренности выворачиваются наизнанку!
Ох!
— Туалет? — вопросительно булькнула официанту. Тот указал на бар:
— У стойки за шторкой!
Успею — не успею?
Успела.
Стоя над унитазом и пытаясь не излить из себя желудок целиком, я рыдала. Ну конечно! Как только Саша пригласил меня кататься на яхте, мне надо было отравиться… Но невозможно же блевать от запаха, да и живот не болит! Вообще ничего не болит!
Я выпрямилась, вытирая рот полотенцем, и глянула на себя в зеркало. Бледная, как смерть… Огромные серые глаза. А в них страх.
Сколько раз я изображала этот симптом. Сколько раз инсценировала звуки в туалетах. Сколько раз отказывалась от любимых блюд нарочно. И вот пожалуйста. Это случилось со мной взаправду.
Я беременна, милый!
Профессионально. По-настоящему.
Глава 8. Под домашним арестом
Утром следующего дня я сидела на унитазе в ванной комнате гостиницы и, положив подбородок на руки, смотрела на пять тестов на беременность, разложенных в рядок на раковине. Все пять были с двумя полосками. Теперь я сама могу продавать положительные тесты, как когда-то покупала их. А вот другая проблема — что мне со всем этим делать. Не с тестами, конечно, с беременностью. Конечно, можно переспать с Сашей и через пару недель объявить, что он будет папочкой. А можно позвонить Даниле.
Нет, Даниле звонить не надо. Три недели прошло, он не удосужился меня набрать, поэтому пошел он в пешее эротическое! Я стрясу денег с Сашеньки и сделаю аборт. А потом — за границу. Ибо нефиг.
Из комнаты послышалась требовательная трель смартфона. Я вскочила и нервным движением сбросила все пять тестов в мусорное ведро. Потом свежий куплю и Саше предъявлю. Схватила телефон с покрывала и шумно выдохнула, ответила на вызов:
— Саша? Привет! Куда я подевалась? Прости, вчера мне необходимо было очень срочно уехать… Завтра? Конечно, увидимся завтра, без проблем, Саш!
Отключившись, я раздраженно бросила телефон на кровать. Даже не знаю, как я смогу пойти с парнем завтра в клуб, если меня мутит от запаха чая… Да и вообще. В клуб… Пошло и избито. Уж лучше на яхте покататься, но меня скрутит морская болезнь, к гадалке не ходи! Поэтому придется снова привыкать к налаженной и проверенной банальности.
Желудок снова сдавил спазм. Есть хочется — ужас! А только представлю что-нибудь вкусное, сразу тянет к толчку, как магнитом. Так я долго не протяну, надо окучивать Сашку побыстрее. Может, встретиться уже сегодня? И после клуба согласиться поехать к нему домой?
Я задумчиво повертела в руках телефон, и он внезапно зазвонил — чуть не выронила! Поймав, глянула на экран и пожала плечами — неизвестный номер. Ответила:
— Слушаю.
— Ева, — выдохнули на другом конце связи. — Прости, что долго не звонил. Ты можешь приехать?
Поджав губы, я покачала головой. Нет, ну какая наглость! Он долго не звонил… Долго. Он не звонил целую вечность, а теперь просит приехать! Настоящий хищник! Только с ним мне ничего не светит, а поэтому я могу спокойно отшить его.
— Данила, зайчик! Ты не звонил три недели! У меня другие планы, извини…
— Ты нужна мне, Ева. Я действительно не мог тебе позвонить.
Его бархатный голос заставил мое сердце екнуть. Внутри все словно заполнилось жарким густым туманом, который все прибывал и прибывал, пока не дошел до головы. И не размягчил мне мозг, ибо только этим можно было объяснить мой ответ:
— Хорошо, я приеду. Ты где?
— Дома.
— В котором из домов, Беркутов?
— На Крестовском острове. Я пошлю за тобой Костю, скажи, где ты?
Назвала ему адрес гостиницы. Потом, помолчав, спросила:
— Почему ты не мог позвонить?
— Я сидел в СИЗО, — просто ответил Данила. — Приезжай, я тебе все расскажу.
Ух ты! Ничего себе! Похоже, дело Алексея Павловича, упокой господь его душу, еще не решилось. Неужели Данилу обвиняют в убийстве отца? Но ведь я сказала тогда оперу, что мы были вместе всю ночь. Им показалось это недостаточным? Ладно, все выясним.
— Я приеду, — сказала коротко и сбросила звонок.
Костя позвонил через пятнадцать минут:
— Добрый день, Ева, к сожалению, не знаю вашего отчества. Я жду вас на выходе из гостиницы.
— Отчества не надо, — буркнула, запихивая в сумочку три пакетика бумажных салфеток. — Спускаюсь.
Трех пакетиков должно хватить. Если я буду постоянно блевать… Ладно, не надо о печальном. Посижу у Данилы немного, а потом поеду сразу сдам анализы для аборта. Не стоит ждать — чем позже, тем больше рисков.
Костя дежурно улыбнулся, когда я появилась на крыльце гостиницы, и подал мне руку со словами:
— Все же хотелось узнать ваше отчество.
— Станиславовна. И не надо меня за ручку вести, Костя.
— Ева Станиславовна, у вас такие каблуки, что у меня сердце замирает, когда вы на них по лестнице спускаетесь, — признался парень. — А мне Данила Алексеевич велел вас доставить в лучшем виде.
— Да? Серьезно?
— Абсолютно серьезно, — подтвердил Костя. — Прошу.
Он распахнул передо мной дверцу Пука и помог забраться внутрь. Я села, покачав головой:
— Не надо меня опекать, я же не старуха и не смертельно больная!
— Тьфу-тьфу-тьфу, — испуганным тоном ответил Костя, садясь за руль. — Не надо о таком, слова материальны.
— Глупости, — отрезала я. — Поехали.
Дорога заняла у нас совсем немного времени, и через все те же пятнадцать минут мы проделали уже отрепетированные телодвижения в обратном порядке. Меня высадили из машины и проводили до крыльца. Костя даже в дверь сам позвонил. Дверь открыл Данила, и я шагнула к нему, поцеловала, бросила:
— Ну привет, если ты не слишком занят.
— Я не занят, — пробормотал он, обнимая меня и прижимая к себе так крепко, как только мог. — Пошли, сядем и поговорим.
— Сядем, — согласилась я, чувствуя, как тело реагирует на объятья неконтролируемым ознобом. — Поговорим. Это хорошо, что тебя выпустили. Если выпустили — значит, ты невиновен!
— Ничего это не значит, кроме того, что мой адвокат внес залог, — усмехнулся Данила, увлекая меня к дивану в гостиной. — Потому что на меня надели… Во!
Он поддернул штанину на левой ноге, и я увидела закрепленный на щиколотке браслет, похожий на часы без циферблата. Ничего себе!
— Поздравляю, — фыркнула, чтобы не начать жалеть Беркута. — Значит, ты привязан к дому и не можешь выйти?
— Да. Я даже звонить могу не всем. Для звонка тебе пришлось получить специальное разрешение.
— А ничего что я свидетель? Меня с тобой на пару не упекут в тюрьму за то, что я пришла?
— Не упекут.
Мы сели. На столике уже был сервирован чай с какими-то сладостями, но я постаралась сесть подальше от подноса. Не хватало еще, чтобы меня вырвало прямо на дорогой персидский ковер!
— Так значит тебя обвиняют в убийстве? — начала я светскую беседу.
— Да, золотце.
Данила так и не выпустил меня, прижимая к себе, и я с наслаждением устроилась рядом, положила голову на его плечо, старательно не дыша. Мало ли — вдруг меня затошнит от запаха одеколона? А Беркут заметил, спросил подозрительно:
— Что с тобой? Тебе нехорошо?
— Нет, все в порядке, — ответила, уткнувшись носом в его плечо. — И что теперь?
— Следствие еще идет, — уклончиво сказал он, запуская пальцы в мои волосы и перебирая их. — Я соскучился, Ева.
— Я тоже, — соврала, а потом задумалась. А соврала ли? Я настолько привыкла, что мне никто не нужен, настолько уверилась, что мужчины мне искренне параллельны, а интересуюсь я только их деньгами… И вот шевельнулось какое-то странное чувство… Как будто ну их эти деньги! Как будто обними меня, Данила, и не отпускай больше никогда!
Нет, надо хорошенько разобраться в причинах этих непоняток. Потому что докачусь… забуду обо всем!
— Поднимемся наверх? — предложил он мурлычущим голосом.
— Я думала, что мы поговорим, — пробормотала, понимая, что согласна.
— А мы и поговорим… Но потом.
— Потом так потом… — я потянулась к нему и получила долгий поцелуй, во время которого меня подняли с дивана, подняли на руки и понесли к лестнице, не отрываясь от губ.
«Потом» случилось примерно часа через три.
За распахнутым окном щебетали птички, легкий ветерок игриво шевелил прозрачные гардины, а мы с Беркутом лежали в постели в обнимку и говорили.
— Отец был заколот в спину кухонным ножом. На нем нашли наши с Тамарой отпечатки, но это нормально. Она все время пользуется этим ножом, а я как раз до обеда грушу чистил и бросил его на столе…
— Убийца мог быть в перчатках, — я ласкала его гладкую кожу на груди, выписывая буквы алфавита. — Да вообще, скорее всего, он был в перчатках! Если не лох.
— Думаю, совсем не лох…
Данила поймал мои пальцы, поцеловал:
— Щекотно! Выбрал день, когда все были дома, когда отец решил переписать завещание… Умно, ведь теперь все мы под подозрением.
— Кроме меня!
— Ты тоже могла бы быть под подозрением, ведь по старому завещанию, которое стало последним, я наследую шестьдесят процентов всего.
Поделиться книгой: