Полюби меня такой

У Марины охренительная фигурка. Миниатюрная, тонкая с крутыми бёдрами, округлой попой и аппетитной грудью. Руки чешутся от желания сжать посильнее грудь и развести пошире ягодицы. Чешутся не только руки. Член жжёт от вожделения проткнуть собой влажную плоть и долбиться до потери сознания. Рина накланяется к духовому шкафу, а я чуть не роняю карапуза на пол. От кровавых соплей и страшного рёва спасает реакция, выработанная годами гоняя шайбу.

Подтягиваю слюни и с трудом перевожу внимание на мелкого. Ещё двадцать минут мучений и кухня заполняется шумным семейством, а пухлый террорист перебирается в детский стульчик. Яйца благодарно ноют, после такого прессинга. Ем и готовлю себя к продолжению экзекуции. Рина вяло размазывает еду по тарелке, в разговоре не участвует, замкнувшись в своих мыслях. Дарья с сожалением смотрит на неё, но не лезет и не дёргает. Что-же тебя так расстроило Марина?

После ужина Вадим сваливает домой, а мы перебираемся в гостиную. Лёша таскает мне кубики, складывая своё добро на диван, медведица с отцом о чём-то мурлыкают, держась за руки, а Рина пытается перевести внимание сына на себя. Но у неё правильный пацан. Он уверенно помогает мне идти к своей цели, и натаскав гору строительного материала, залезает на мои колени и втягивает меня в строительство крепости. Покопашившись с часок затихает и засыпает у меня на руках.

— Мариш. Лёшка уснул, — шепчет Дарья. — У нас оставишь или к себе понесёшь?

— К себе понесу, — вдыхает Рина, встаёт и пытается забрать сына.

— Я помогу, — останавливаю её и поднимаюсь с дивана. — Веди женщина в свою пещеру.

Спустившись на два этажа, проходим в пустую, тёмную квартиру. Женщина включает свет в своей пещере и проходит в дальнюю комнату. Укладываю ребёнка в кроватку и выхожу в коридор. Рина не задерживается на долго, укрыв малыша присоединяется ко мне.

— Угостишь кофе? — задаю банальный вопрос, надеясь задержаться немного.

— Да, конечно, — идёт в сторону кухни, достаёт чашки и включает кофемашину.

Квартира оказывается светлой, в тёплых тонах и белой мебелью. Она такая-же светлая и тёплая, как хозяйка.

— Где твой муж? — бестактно интересуюсь, присаживаясь на барный стул.

— Уехал по делам, — нехотя отвечает, закусывая губу.

— Какие могут быть дела на ночь глядя? — упорствую, ловя негативные эмоции, пробегающие на хорошеньком личике.

— Он помогает другу чинить машину, — пытается оправдываться, чем приводит меня в бешенство.

— Для него друг с машиной важнее жены с маленьким ребёнком? — рычу, не скрывая своего возмущения. — У меня друг всё свободное время жене с сыном помогает. Кормит, гуляет, меняет памперсы. Для него друзья остались только по большим праздникам.

— Я сама справляюсь, — тихо шелестит, отворачиваясь к стене.

Поднимаюсь со стула, подхожу и за плечи разворачиваю к себе. Глаза блестят от слёз, россыпь кристаллов зацепилась за ресницы. Обнимаю, успокаивая и поглаживая по спине. Слёзы пропитывают рубашку и по спине проходит судорога.

— Не плачь, маленькая, — шепчу, зарываясь в волосы и целуя макушку. — Не плачь малышка.

Поток не сразу получается остановить. Марина погружена в самотерзания, я же балдею, впитывая в себя тепло, исходящее от её тела. Глажу по спине всё с большей амплитудой, стягиваю в кулак волосы и оттягиваю голову назад. Голубые, блестящие от слёз глаза поглощают мою выдержку, и я склоняюсь, нежно проводя языком по её сладким губам. Она замирает, но не отталкивает, приоткрывая рот и провоцируя меня на более тесный контакт. И я делаю его тесным, впиваясь в губы, сминая, всасывая, покусывая, переходя на нежные полизывания. Пьянею от этой сладости и не могу остановиться. Оглаживаю ягодицы, сминая и приподнимая, натягивая и впечатывая в себя.

Рина не сопротивляется, она в каком-то трансе. Не обращаю внимание на её заморозку, я хочу получить своё. Оттягиваю резинку легинсов, запускаю руку, проходя между голых ягодиц, задевая тёплую киску. Она голая, нежная, влажная. Хочется лизнуть, попробовать её вкус. Но это позже. Поглаживаю у входа в щёлочку и слышу тихий стон. Срываюсь окончательно, проникаю языком в ротик, а пальцами в мягкую плоть. Стоны становятся громче, протяжнее. Ловлю каждый губами, боясь оторваться и спугнуть. Стягиваю легинсы с бельём, не отрываясь от губ, подсаживаю на стол, освобождая от стянутого полностью, вклиниваюсь между ног. Трясущейся рукой освобождаю настрадавшийся за вечер член и резко вхожу в щёлочку. Она до безумия мокрая и тесная, обволакивает, засасывает, лишает воли. Теряюсь в ней, схожу с ума, вбиваюсь, как оголодавший. Малышка вцепляется мне в плечи, раздвигает ноги шире, практически в шпагат, и я как на скоростном шоссе без тормозов, несусь и не могу остановиться. Секундное напряжение, громкий стон, и чувствую, как мой член сжимает от Рининого оргазма, ломает все мои планы на месть. Кончая, понимаю отца и его свихнувшиеся мозги. Похоже я тоже потерян для Америки. Потерян в ней, в этой маленькой русской медведице. Хочу трахать её весь день, круглые сутки, всю жизнь.

приходит позже, когда туман сползает с прозрачных, голубых глаз, когда лицо искажается от боли. Поторопился! Не смог сдержаться! Теряю связь с тем что минуты назад стало необходимым, как глоток воздуха! Мудак!

— Уходи, — она отстраняется от меня, стягивает вниз футболку, скрывая аппетитную попку.

— Рин. Рина. Давай поговорим, — пытаюсь скрыть растерянность. — Мы же взрослые люди.

— Уходи! — переходит на крик. — И никогда не смей ко мне прикасаться!

— А кто к тебе будет прикасаться?! — срываюсь на повышенный голос. — Муж, которому ты нахрен не нужна?! Ты же вся сокращаешься от малейшего прикосновения! Такое ощущение, что тебя год не трахали! Да мой член еле втиснулся в тебя! Если-бы не ребёнок, подумал бы что целку трахаю!

— А это не твоё дело, кто и сколько раз меня трахает! — хватает чашку и запускает в меня. В последний момент уворачиваюсь, и посуда проходит по касательной. — Проваливай, похотливый урод!

Вылетаю из квартиры, громко хлопнув дверью. По сосудам бежит закипающая кровь, разнося по телу злость и бешенство. Почему русские не могут быть проще. Потрахались, доставили друг другу удовольствие и разбежались с улыбками. А потом созваниваемся, когда снова захочется развлечься.

Марина

С Андреем поругались сразу, как только спустились в квартиру.

— Зачем ты вёл себя как придурок?! Что он тебе сделал?! — наседаю на мужа. — Он не трогал тебя!

— Защищаешь золотого мальчика?! — отталкивает меня на стенку. — Ты ещё пойди отсоси у него!

— Ты совсем с головой не дружишь?! — хватаю его за футболку. Но куда мне с моими метр шестьдесят два против его двух метров. Только обламываю ногти. — Он сын Максима! Он приехал к отцу в гости, а ты ведёшь себя как моральный урод!

— А я не должен лизать жопу всем родственничкам вашего любимого Максимчика! — и столько злости и сарказма.

— Он нам квартиру подарил, покупает продукты, игрушки и одежду твоему сыну! Да ты только за это должен быть ему благодарен!

— Квартира на тебя записана?! — мотаю головой. — Тогда это не подарок, а подачка! Мне надоело чувствовать себя приживалой! Я заебался смотреть на продуктовую корзину в этом доме и понимать, что это пол моей зарплаты! Почему твоя любимая мамочка не попросит его взять меня на хорошую работу, чтоб я не чувствовал себя нищебродом в вашем окружении?!

— Потому что ты нихрена не умеешь! — зло кричу, съезжая на визг. — Тебе предлагали идти учиться, но ты же у нас водитель с пелёнок! Ты же не хочешь быть офисным планктоном! Какую работу он может тебе предложить?!

Удар кулаком в дверь, и он срывается, хватая документы и ключи. Хлопок двери и я сползаю по стенке, давясь слезами и кусая руку. Что стало с моим мужем? Почему он стал таким ублюдком?

Он целый год бегал за мной с цветами, пытаясь развести на свидание. Наверное, мы слишком быстро сошлись. Через две недели после того, как я сдалась и ответила взаимностью, Андрей остался у нас ночевать и больше не уходил. Когда закончил техникум, моя мама предложила идти в институт или брить голову и в ряды вооружённых сил учиться защищать родину. Андрей выбрал армию и попал по распределению в Калининград. Тогда-то ко мне и припёрлась его мамаша с визгами, что я сука, которая забрала у него сына. Год я летала каждые три месяца к нему. Все заработанные деньги уходили на билеты и съём квартир. Мама качала головой, но никогда нечего не говорила против. Она вообще не лезет с советами и осуждением, только если сама попросишь. Но в тоже время всегда поможет и пожалеет.

Вернулся Андрей к нам, так как поругался родителями на почве ревности ко мне. В спину они кричали, что здесь его выжмут, попользуются и выбросят. Но он выбрал меня, и я была ему за это безмерно благодарна. Возможно именно чувство благодарности привело меня в ЗАГС, а может и положительный тест на беременность. Не знаю. Только после этого мужа подменили. Он стал меньше проводить со мной время. Одинокие вечера и выходные поначалу сопровождались слезами и надеждой что, когда родиться ребёнок, он станет более заботливым.

Правильно говорят, что надеждой был не ангел, а демон. Моя надежда лопнула так же болезненно, как и весь мой примерный брак. Андрей стал пропадать чаще и дольше. Он мог позволить себе не прийти ночевать, а все мои недовольства заканчиваются скандалами. После переезда в отдельную квартиру к его похуизму добавилась и злость. Для него все вокруг стали уродами, а я вечно виноватой.

Порыдав, принимаю душ и поднимаюсь к родителям забрать Лёшку. Замираю в лёгком недоумении, увидев сына, копошившегося на руках у Джейка. Умилительная картина. Сердце снова сжимается от боли. Почему Андрей не играет так с сыном? Почему Алёша не смотрит с таким обожанием на своего отца?

В своих не лучших мыслях вечер с семьёй протекает мимо. Лёша прилип к Джейку, и все попытки его отвлечь наталкиваются на слёзы. Так и засыпает у него на руках, надув губки и пустив слюну. Пытаюсь забрать сына, но и это не удаётся. Джейк встаёт и спускается ко мне с малышом на руках.

— Угостишь кофе? — вырывает из мыслей.

— Да, конечно, — почему бы и не угостить в благодарность за внимание к сыну.

— Где твой муж? — вроде и нормальный вопрос, но от него с каким-то двойным подтекстом.

— Уехал по делам, — хочу обрубить этот неприятный разговор, но почему-то теряюсь.

— Какие могут быть дела на ночь глядя? — а это уже хамство лезть мне в душу, пытаясь вывести на ненужные эмоции. И не могу огрызнуться, слова где-то в глотке застряли. Как мартышка на удава смотрю и слушаю.

— Он помогает другу чинить машину, — из последних сил пытаюсь держать лицо и не показать на сколько мне сейчас больно.

— Для него друг с машиной важнее жены с маленьким ребёнком? У меня друг всё свободное время жене с сыном помогает. Кормит, гуляет, меняет памперсы. Для него друзья остались только по большим праздникам, — добивает, лишая последних крупиц самоуважения. Да! Вот такой у меня охуительный муж!

— Я сама справляюсь, — шепчу, сглатывая первые слёзы и отворачиваюсь, скрывая свою слабость.

И это оказывается большой ошибкой. Подходит сзади, разворачивает, обнимает, что-то шепчет. А я плачу, погружаясь в его тепло и нежный шёпот. Он гладит по спине, и я таю, расплываюсь безмозглой лужицей. Хватает за волосы, оттягивая голову, заставляя смотреть в его глаза, и я тону в водах Доминиканы, горю в её палящих лучах, пытаюсь вздохнуть раскалённый воздух и не могу себя найти. Навязчивая мысль дотронуться, провести дорожку от виска к губам, лизнуть шею и зарыться в волосы.

И ни каких посторонних мыслей. Всё кажется таким правильным, таким нужным. Поцелуй, еле цепляющий губы. Не могу пошевелится. Не могу издать ни звука. По инерции приоткрываю рот, пытаясь словить невесомый выдох, и получаю его ураганом, сминающим, кусающим на грани боли и удовольствия. Требовательные пальцы, дразняще поглаживающие складочки, мой стон, умоляющий о продолжении и скручивающаяся спираль где-то внизу живота, выворачивающая ноги от невозможности терпеть. Пальцы, погружённые в меня, не снимают этой тянущей боли. Потребность чего-то большего, резкого, жёсткого маниакально терроризирует разум. Не замечаю, как оказываюсь на столе, требовательно раздвигаю ноги, впиваясь ногтями в плечи, и умираю от дикой наполненности, от бешенного темпа. Несколько секунд, и спираль взрывается, подбрасывая и проникая во все части тела, до звёзд в глазах, до полной дезориентации.

И всё ведь хорошо! Всё ведь так как должно быть! До тех пор, пока я не понимаю, что и с кем натворила! Пока эйфория не перетекла в жуткую, чёрную боль в груди. Мы что-то кричим друг другу, не цепляющее мой разум. Звон разбивающейся чашки, гнев в глазах напротив и грохот от закрывающейся двери. Отрезвляет окончательно.

Иду в детскую комнату, ложусь на диванчик, подтягиваю колени к груди, в которой пустота вытесняет боль. Больше нет слёз и сожалений. Я устала себя жалеть. Я устала жить несчастливой. Что-то сломалось с той спиралью. Надеюсь не я.

Глава 3

Джейк

Утром просыпаюсь на нуле. Зачем я наговорил Марине гадостей? Не уверен, что она теперь подпустит меня к себе. Месть больше не волнует. Мне нужна она. Ведьма, давшая вкусить и приворожившая.

На кухню вытягивает запах свежесваренного кофе. Отец с крошкой Ди на руках, Дарья с тёплой улыбкой, готовящая завтрак и щебечущая мужу нежности.

— Доброе утро, — вяло протягиваю, садясь за стол.

— Доброе утро, Джейк! — радостно встречает Дарья. Чем больше с ней общаюсь, тем меньше хочется называть её медведицей. Она всасывает в семью, как в болото, своей добротой и сиянием. — Что будешь завтракать? Омлет, каша, блинчики?

— Спасибо. Только кофе, — отказываюсь от пиршества.

— Зря сынок, у Даши охрененные блинчики с творогом, мясом и курицей с противной зеленью, — соблазняет отец.

— Дурында! Не с противной зеленью, а со шпинатом, — легонько шлёпает мужа полотенцем по плечу.

— Потише женщина! — восклицает папа. — Я ребёнка чуть не уронил от твоего удара!

Дарья с улыбкой качает головой и ставит передо мной кофе и тарелку с блинами. От аромата желудок пищит серенады.

— Какие самые вкусные? — спрашиваю, нацелясь на тарелку.

— Все пробуй, — отвечает Даша, ставя еще две тарелки и сметану.

Блины действительно крышесносны. Хрустящая, поджаренная корочка и нежная, сочная, начинка внутри. Мне начинает нравиться в этом ледниковом периоде. Только душа рвётся в квартиру ниже на два этажа. Заставляю себя сидеть на месте, запивая нетерпение горечью кофе.

Позавтракав, едем с отцом в офис. Пол дня пролетает в огромном объёме информации. Секретарша Лиза, приписанная мне с щедрой руки отца, с задолбанным видом таскает папку за папкой. От летящей походки с обширной восьмёркой не осталось и следа. Глядя на её шпильки и согнутые от усталости колени, у самого болят ноги. Пытаюсь встать и помочь ей, но отец останавливает:

— Сиди. Она пришла работать, а не жопой крутить. Если оделась как блядь, забыв про прямые обязанности, пускай бегает и вспоминает. У меня секретарь приходит на работу пахать, а не денежный мешок подыскивать.

— А ты уверен, что Дарья с тобой не из-за денег? Что она стоит разбитого брака? — осмеливаюсь задать интересующий вопрос.

— Брак с твоей мамой был разбит с самого начала. У нас не было шансов. Мы не были счастливы. Это всё было фикцией. Всё кроме тебя. Но даже ты не смог сделать этот брак настоящим. Нельзя заставить любить.

— Тогда зачем вы поженились? — всматриваюсь в его лицо. Мы первый раз общаемся как отец с сыном. Мне важно понять. — Ты мог просто стать папой выходного дня и строить свою жизнь дальше.

— Не мог. И Сара не могла, — тяжело вздыхает. — Мы были слишком молоды и не могли сопротивляться родителям. Это их брак. Это их слияние компаний.

— А Дарья?

— Даша бросила меня, как только узнала про тебя и Сару, несмотря на то, что уже была беременная. Вернулась ко мне после аварии, когда все врачи твердили, что я больше не буду ходить. Она заставила дать обещание, что я встану и пойду. Ну а дальше «Мужик сказал — мужик сделал».

— Когда ты понял, что любишь её? — замираю, ожидая ответа.

— С первого удара, — мечтательно улыбается, покручивая кольцо. — Как глаза открыл, так и влюбился. Она сбежала, а я искал. Ничего о ней не знал и искал.

— А как понял, что действительно влюбился, а не просто яйца зачесались? — не отстаю.

— Так-яйца-то сначала и зачесались, — смеётся. — Думал сдохну, если не почешу об неё. А потом понял, что сдохну, если отпущу. Она моя половинка. Мы очень долго шли друг к другу.

Очень богатая почва для обдумывания. Ухожу в себя, делая вид, что капаюсь в папках. Как разграничить любовь и похоть? Как понять, что именно я чувствую к Рине? Как вообще могло случиться, что я задаю себе такие вопросы? Возможно я просто сильно ударился головой? Я же точно слышал треск при падении. А может Дарья в еду что-нибудь подмешивает? Может поэтому у нас с отцом крышу несёт? А может Марина моя половинка? Просто мы слишком быстро пришли друг к другу.

Марина

Андрей домой так и не вернулся. В какой-то мере я была этому рада. Не смогла-бы смотреть ему в глаза. Жалею? Нет. Хочу продолжения? Не знаю. Я потерялась. Не могу отличить влечение от обиды.

Покормив Лёшку, поднимаюсь к маме. Мужчины уехали в офис, а мамочка занимается пирогами, положив Дину в люльку на кухне.

— Мам. Почему ты столько прожила с отцом? — беру нож, начинаю чистить яблоки для начинки и посматриваю на мать. — Я же видела, что уже несколько лет вы просто терпите друг друга.

— Я хотела для вас полную семью, — вытирает руки и садиться рядом. — Думала так вам будет лучше.

— А когда выходила за него — любила?

— Скорее всего нет, — сводит брови, и на лбу появляется несколько морщинок. — Я очень хотела уйти от матери и её диктаторского воспитания. Денис предложил пожениться, а я на почве очередного скандала согласилась. Потом побоялась его обидеть и отказать, а потом забеременела тобой. Думала стерпится — слюбиться, Денис-же мне нравился. Но только стерпелось, слюбиться не получилось.

— А отец?

— Ты не подумай. Он не плохой. Раньше, наверное, даже любил. Но любовь должна подпитываться с двух сторон. Если с одной — она выгорает.

— И как же ты это выносила?

— Любовь к вам. Она сильнее, чем любовь к мужчине. Вы помогали мириться с этим браком.

— А Макс? Когда ты его полюбила?

— С первого поцелуя, — приподнимаю бровь кверху, а мама с улыбкой продолжает. — Он, когда открыл глаза после удара головой, сразу с поцелуем набросился. Вот тогда я и поняла, что пропала. Сбежала от страха.

— Догнал?

— Нет. Нашёл через месяц. Случайно. Судьба, наверное, — берет нож и тоже начинает чистить яблоки. — У тебя всё хорошо?

— Да… Нет… Не знаю, — потерянно отвожу глаза. — Кажется я ошиблась в Андрее. Полное непонимание друг друга. И чем дальше, тем хуже. Не хочу всю жизнь ради Алёшки терпеть пренебрежение.

— Ошибиться не страшно, — берёт меня за руку. — Страшно не успеть исправить. У тебя есть и время, и возможности, осталось только найти желание.

Всегда люблю готовить с мамой. Она заряжает всё пространство теплом, и хочется приготовить много всякой вкуснятины. Через два часа мы пьём чай с пирожками с творожно-яблочной начинкой. Лёша сидит в детском стульчике и с деловым видом уплетает суп. Смотрю на него и размышляю, не сделаю-ли я ошибку, лишив его отца. Ведь пока он растёт, ему необходим пример для подражания. А какой пример у меня? То, что Андрей не изменится, я поняла ещё девять месяцев назад. Растить сына похожим на отца не является моей мечтой. Вопрос, что делать? Конечно есть замечательный образчик для соответствия — Максим, и у него хватит любви на всех нас, но… Огромное но! Я не хочу забирать эту часть любви у мамы с Дианой. Я не хочу быть для них бедненькой, которую надо всё время жалеть.

— Ма. Я пойду к себе, — вытаскиваю сына из стульчика. — Алёшку пора укладывать.