Помоги проекту - поделись книгой:
— Я рассказывала об опросе жителей…
Кофе поспел. Его аромат проник ему в кровь и сразу согрел.
— Мы начали опрос прямо на рассвете, но, с учетом местной топографии, надежды мало. Вокруг Обители всего несколько отдельных ферм. Да и те стоят вдалеке от департаментской трассы. Поэтому у нас нет никаких шансов, что люди могли кого-то увидеть на шоссе.
— И никто не работал в поле?
— Это посреди ночи-то? Нет, бросьте эту затею, Ньеман.
— А сезонники?
— Придется просить разрешения.
— У кого?
— Ньеман, вы знаете законы не хуже меня: мы имеем право опрашивать рабочих только по очереди, одного за другим. Чтобы сэкономить время, придется это делать прямо там, на винограднике. А если вы захотите попасть в Обитель, нам понадобится разрешение ее хозяев…
Ньеман не ответил. Он всегда пренебрегал подобными формальностями, но прекрасно понимал, что здесь не Париж и Шницлер его не поддержит.
— И все же мы с коллегами кое-чего добились, — продолжала Деснос. — В списке URSSAF[41] нам удалось найти имена сезонников — ведь даже Посланники обязаны сообщать данные о своих наемных рабочих. Теперь мы проверяем, нет ли там сведений о прошлых судимостях.
«Прекрасная идея, лапочка!» — чуть было не сказал Ньеман, но в последний момент прикусил язык. Он не хотел, чтобы его уличили в фамильярности и, пуще того, в дискриминации женского пола.
— А как с бригадой строителей?
— Это у нас запланировано на сегодняшнее утро.
Ньеман понимал, что Деснос проработала всю ночь, и испытывал от этого странное удовлетворение, даже угрызения совести. Она носила обручальное кольцо и, наверно, вела мирную семейную жизнь где-нибудь в этих местах, с мужем, ребятишками и семейным «рено-кангу». Честно говоря, ему нравилось отравлять мирное существование своих коллег — так озорной мальчишка разрушает в сквере песчаный замок товарища по прогулкам, — хотя потом всегда корил себя за эти выходки одинокого тирана.
— Ладно, — сказал он, поставив чашку на стойку бара. — А теперь давай-ка лично допросим начальника стройки. Ты знаешь, где он сегодня трудится?
Стефани перелистала свой блокнотик:
— Он руководит другими работами в ста километрах отсюда, в Сен-Франсуа-де-Поль, это около Липштайна, в департаменте Нижний Рейн. Там есть довольно известная церковь, и…
Ньемана даже растрогали эти прилежные записи в блокнотике, и он дружески похлопал ее по плечу:
— Тогда в путь!
19
— Ты куда это наладилась? — спросил Марсель, увидев, что Ивана крадется между рядами виноградных лоз к Посланникам, собиравшим урожай чуть дальше. — Сезонники должны работать только здесь.
— Вот как? — спросила она с наигранным удивлением. — А я предпочитаю работать вон там, в тенечке.
— Да сегодня и солнца-то не видно.
— Ты идешь со мной или нет?
Марсель не ответил, но стал пробираться между лозами следом за ней. И они дружно взялись за работу, с секаторами в руках и корзинами за спиной. На Марселя нашло вдохновение: он непременно хотел объяснить девушке, что собой представляет гевюрцтраминер. Это вино из северного винограда, стойкого к осеннему холоду и даже к зимним заморозкам; поздний сбор придает ему особую сладость, превращая почти в ликер. Гевюрцтраминер пьют как аперитив, подают к десерту и в новогодний вечер… Но можно также почтить им азиатскую кухню.
— Например, глазированная свинина с вином из Обители — это что-то с чем-то!
Ивана его не слушала. Она презирала вино. В этой страсти к выпивке ей виделась вся нелепость существования какого-нибудь буржуа, кончающего в своем винном погребе, среди бутылок, свою дурацкую, никчемную жизнь.
Зато она внимательно прислушивалась к разговорам Посланников, работавших в двух рядах от нее. Хотя какие там разговоры: они практически не раскрывали рта. А если и раскрывали, то это был старонемецкий, которого она совсем не понимала.
Тем не менее она любовалась самим зрелищем их работы — скупыми, точными движениями, с которыми они срезали грозди, внимательными взглядами, безмятежными лицами… Несмотря на тяжелый труд, выглядели они безупречно. Чепцы для молитв и соломенные шляпы сияли белизной, хотя черная одежда производила мрачное, похоронное впечатление.
А вокруг расстилалась эльзасская равнина, озябшая, дрожащая. Слабенький небесный свет, казалось, из последних сил пробивался сквозь облачную пелену. Ивана сама себе дивилась: будучи горожанкой до мозга костей, она тем не менее с удовольствием озирала эти бескрайние, безмятежные просторы, где пахло землей, веяло прелым ароматом сухой листвы. Прекрасное зрелище…
— Ты что творишь?!
Ивана вздрогнула: оказывается, задумавшись, она среза́ла не кисти ягод, а саму лозу.
— Что это на тебя нашло? — спросил Марсель, подойдя и глядя на то, что она натворила. — Да с тебя голову снимут за такие дела.
— Ничего страшного, она отрастет.
Марсель изумленно воззрился на девушку: казалось, он только сейчас оценил всю степень ее неопытности. И ее чисто городское пренебрежение к природе. Он знаком велел ей перейти к следующей лозе, а сам попытался замаскировать повреждения.
Ивана снова принялась за работу, хотя время от времени невольно косилась на Посланников. За их жестами, их одеждой она ясно угадывала дистанцию между собой и этими людьми. Граница крови. Точно такое же чувство она испытывала в семьях, куда ее брали на воспитание. Ее принимали там как родную, делились едой, но ей всегда не хватало главного — происхождения, источника. Они были ручьями, а она — сточной канавой.
— Господи, что ж ты наделала?!
Увлекшись собственными горестными воспоминаниями, Ивана рассекла себе руку между большим и указательным пальцем, но не заметила этого. И теперь как зачарованная, даже не думая реагировать, смотрела на струйку крови, стекавшую на виноградные листья.
— Да что это с тобой?
Напротив Иваны, по другую сторону виноградного ряда, стояла Рашель. Не дожидаясь ответа, она схватила руку девушки, поднесла ее к губам и начала сосать рану.
Этот контакт, слишком сексуальный, чуть не поверг Ивану в обморок. Но Рашель уже порылась в кармане, выхватила оттуда носовой платок и обвязала им кровоточившую ладонь.
Ивана так и не произнесла ни слова. Ей и хотелось бы поблагодарить, но слова застревали у нее в горле, оставляя там привкус железа. Рашель крепко стянула уголки платка, закончив перевязку.
— Не слишком больно? — спросила она сквозь листву.
Иване на миг представилась исповедальня, чью деревянную решетку сейчас заменила густая виноградная листва.
— Ничего, — пробормотала она. — Сама не знаю, что это со мной сегодня, — одни глупости делаю.
Рашель перешагнула через борозду, приподняв платье, точно во французском канкане.
— Давай покажу.
Встав сбоку от Иваны, она схватила ее правую руку, все еще сжимавшую секатор, подвела лезвие под основание ветки, обхватила другой рукой гроздь, одним резким движением срезала ее и бросила в корзину. Ивана следила за женщиной, дивясь ее ловкости так же, как собственному спокойствию. В каждом жесте Рашель таилась глубинная закономерность — так под землей таятся невидимые грунтовые воды.
А в нескольких метрах от них стоял Марсель, испытующе глядя на Рашель. Ему наверняка никогда еще не приходилось видеть анабаптистку так близко. И похоже, она ему сильно не нравилась.
Ивана невольно закинула голову и прикрыла глаза. Возможно, она потеряла сознание, но всего на несколько мгновений. А когда снова подняла веки, то увидела вдали тучи, готовые пролиться дождем.
— Поняла? — спросила Рашель.
Ивана отстранилась, посмотрела ей в лицо. И с трудом удержалась, чтобы не поцеловать эти розовые щеки, соблазнительные, как персик.
А главное, она видела вблизи ее глаза. Накануне они показались ей слишком светлыми, почти инквизиторскими в своей прозрачности. Но сейчас убедилась, что они темнее и глубже, чем она думала. Их радужная оболочка, чем-то напоминавшая мраморные надгробия, обладала твердостью минерала.
— Может, пообедаем вместе? — спросила Ивана.
20
— Вампиры.
— Что ты болтаешь?
— Все мои изыскания по поводу камня во рту привели меня к историям о вампирах.
— Ну-ка объясни.
Ньеман сел за руль. Отныне он решил вести себя как галантный кавалер, а не брюзга-начальник. И первый знак внимания настоящего джентльмена — изображать шофера. Он вел машину спокойно, не торопясь, чтобы успеть за эту длинную дорогу довести совещание до конца.
— В двухтысячных годах, — начала Стефани, просматривая свой iPad, — археологи раскопали в Ирландии два скелета, относившиеся к восьмому веку нашей эры. У каждого из них во рту лежал большой камень, не позволявший сомкнуть челюсти.
— И как они это истолковали?
— Они заключили, что это мешает мертвецу проснуться и возвратиться в мир живых. Кроме того, это как-то связано с черной чумой. В те времена люди верили, что ее разносят вампиры, которые, оказавшись погребенными, просыпались и жевали свой саван. А этот кощунственный акт якобы разносил черную смерть…
— И это все? — спокойно спросил Ньеман.
— Нет. Я нашла и другое подтверждение этому поверью. В две тысячи четырнадцатом году на одном средиземноморском кладбище обнаружили труп, оскверненный точно таким же образом
— А чего-то посерьезнее ты не обнаружила?
— Это очень серьезно. Во всяком случае, считалось серьезным в девятом веке. Я читала о таком же случае в Италии, там…
Ньеману это уже надоело. Он втянул голову в плечи и покрепче сжал руль. Линия горизонта вдали, как нож, отсекала бледный небосвод от земли.
— Все эти древние истории никуда нас не приведут, — проворчал он.
— Не могу согласиться.
— Ты думаешь, Самуэль был вампиром?
— Нет, но он жил прошлым, как и все его собратья по этой общине.
— Напоминаю: они «остановили счетчик» в шестнадцатом веке, а не в Средневековье.
— Во всем, что касается создания Обители, — да. Но они живут по заповедям Библии, в частности — Ветхого Завета, а это отсылает нас скорее к Античности.
Деснос была права в одном: анабаптисты жили вне времени. Возможно, их верования брали истоки в той самой легендарной Античности. И понимание эпохи терялось где-то в смутных далях седой старины.
— Не исключено, что и этот камень во рту мертвеца на самом деле являлся наследием очень древнего ритуала, относившегося к временам Вавилона…
— А убийцей мог быть кто-нибудь из Посланников? — спросил Ньеман.
— Этого я никогда не говорила. Но его мотив также следует искать в их истории и вере.
— Согласен. И, кроме того, мы еще не знаем, на что они способны.
— Вы все время пытаетесь бросить тень на этих людей — и напрасно. В их мире нет места жестокости и насилию.
— Однако я где-то читал, что они не против смертной казни.
— Это не имеет никакого отношения к нашему делу.
— Будто бы?! А заповедь «око за око, зуб за зуб»? Этот принцип кажется мне довольно агрессивным.
— Анабаптисты следуют законам Святого Писания. И приветствуют наказания, которые практиковались в древности. Даже Иисус в Евангелии от Матфея говорит: «Злословящий отца или мать смертью да умрет…»[43] А Павел пишет в своем Послании к римлянам: «Ибо возмездие за грех — смерть…»[44]
Стефани Деснос демонстрировала все более широкую эрудицию. Может, это и была хорошая новость… только Ньеман никак не мог понять, что она означает: то ли его помощница стоит за Посланников, то ли просто щеголяет доскональным знанием их культуры?
— Может, Самуэль совершил какой-то смертный грех? — предположил он.
— Перестаньте, Ньеман!
— Ну, во всяком случае, окажи мне услугу, — сказал он многозначительным тоном, — проверь, не было ли когда-нибудь других подозрительных смертей по соседству с их Обителью.
— Я уже проверила.
— Тогда расширь зону поисков. Изучи их торговые контакты, их партнеров по сбыту вина — в общем, все эти дела…
— Хорошо, сделаю. Но вы, кажется, не слишком хорошо понимаете, что такое провинция. Если бы здесь за последние полвека случилось убийство или хотя бы нечто подобное, вся округа давно уже была бы в курсе.
— Я должен сказать тебе одну вещь, — шепнул Ньеман.
— Какую?
— Ты хороший работник.
Он искоса глянул на Стефани и увидел, что она зарделась от этой нежданной похвалы радостно, как девочка. И глаза у нее заблестели, будто распахнулись окна.
— Ну вот, прибыли, — сказала она, пытаясь скрыть волнение.
21
Церковь Святого Франциска из Паолы[45] была куда монументальнее часовни Святого Амвросия. Монументальнее — и мрачнее. Она возвышалась на обочине департаментского шоссе, как террикон на равнине, пропитанной хлористым кальцием. Оставив машину на стоянке, Ньеман направился к высокому порталу; Деснос шла следом.
Поделиться книгой: