Заноза Его Величества

— К сожалению, нет, Ваша Милость, — виновато склоняет она голову. — Вы приехали без багажа.

Да странно было бы, если у плахи стояла бы парочка чемоданов с моим барахлом. Так, на всякий случай.

— Портной будет после обеда, — продолжает она. — Но, если вы не против, я подобрала вам кое-что из гардероба миледи Аурелии.

— Конечно, я не против! Не ходить же мне голой. Давай уже, неси, неси! — похлопываю я рукой по запястью, показывая на несуществующие часы. — Цыгель, цыгель, ай-лю-лю!

И хоть выскочила я опять босиком, предусмотрительно спрятав свои карательные тапки, холода не чувствую. Да и идти до комнаты бывшей жены короля недалеко.

Жаль, что всё, что от неё осталось — с десяток ненадёванных платьев, несколько пар новой обуви, да пара личных мелочей. А ещё маленький портрет на столе в золочёной рамке.

Даже не знаю похожи ли мы. Лицо Катарины в зеркале своим я пока воспринимаю с трудом. Вижу только, что волосы у Аурелии намного светлее, чем у сестры, с медным отливом и вьются. И лицо чистое, бледное, нежное.

— Она была настоящим ангелом, — вздыхает со мной в унисон Фелисия. — Мягкая, кроткая, милосердная. Для нас было счастьем иметь такую госпожу.

«И не мечтай! — добавляю я про себя, глянув на разлюбезную служанку, что выкладывает на кровать платья. — Я вам спуску не дам, если ты с намёком».

— Это, — тыкаю я пальцем в первое попавшееся.

И одно плохо в этом тяжёлом наряде из голубой ткани с замысловатыми золотыми узорами — его невозможно надеть в одиночку. В лиф и широкую юбку без посторонней помощи я ещё проскользнула, пользуясь Катькиной худобой, а вот чтобы зашнуровать это чудо швейной техники, пришлось звать двух служанок.

Они же нарядили меня в атласные туфельки, третий сорт не брак, к счастью, по размеру. Они же безбожно жгли раскалёнными щипцами мои волосы, типа укладывали, засранки. А когда эту жаровню с углями, наконец унесли, уставшая их подгонять, я подставила Катькино лицо для завершающих штрихов.

Синяк на скуле замазали. Обветренные губы увлажнили. Бровки я подщипала бы лучше, но по сравнению с тем, что было — сойдёт. Ну и, собственно, всё.

— Да, я — красавишна, — стираю я не в меру нарумяненные щёки, пока камеристки слажено упаковывают в бархатный мешочек пудру, зеркальце, флакончик духов.

Втихаря от них я ещё докидываю туда всяких нужных мелочей: помаду, несколько заколок, пару легкомысленных ленточек, нечто похожее на бигуди (в хозяйстве всё сгодится). И кое-как привязав к поясу этот переполненный кисет неловкими пальцами, затянутыми в перчатки, я жалею только об одном: что Карлу так мало лет. Я бы попросила его наколдовать трусы.

Я понимаю, конечно, что все эти королевские апартаменты — рассадники порока и разврата. Но, простите, когда у девки под юбкой ничего нет, и все это знают, то невольно хочется задрать подол и оприходовать её где-нибудь в будуаре по быстренькому.

Ладно с этим удобством или неудобством я как-нибудь разберусь. Юбка в пол, голой жопой нигде присаживаться не придётся. Главное, я успокоилась во время всех этих процедур и поняла, что не отрубит король мне голову. Прежде всего из любопытства. А если и отрубит, то не сейчас.

«Да куда он денется от такой красоточки?» — разглядываю я себя в большое зеркало, кокетливо прикрываясь веером. Оно хоть и искажает немного тусклую картинку, но ведь девчонка — огонь! А эта тиара в волосах — умереть не встать. Мляя… Нет, не прынцесса! Королевна!

А ведь я помню, как смотрел Его Пафосность на заморыша Катьку на эшафоте. Как встрепенулся, когда я согласилась замуж. Как сам чуть не рванул за священником. Какой же коллапс с ним должен случиться сейчас! Ох, нужна она тебе, Гога! Зуб даю, нужна. Но в обиду я тебе Катьку больше не дам, и не проси!

В общем, адреналин в моей крови, когда после стресса и море по колено, сделал своё пагубное дело. Я отправляюсь в спальню пред спящие очи самодержца без страха и при полном параде. Сражу его наповал красотой, если он там уже очухался. А если что — такой румяной и помирать не стыдно.

Только снова на горло моей лебединой песне наступает вездесущая Фелисия.

— Ваша Милость, — приседает она в поклоне, остановив меня в коридоре. — Вас ждёт королевский летописец.

Да что ж такое! У меня там пленённый король вот-вот проснётся, а им тут какие-то летописи приспичило писать.

— Перенесите это, — отмахиваюсь я. — На завтра. Нет. На потом.

— Никак нельзя, миледи, — склоняет она голову ещё ниже. — Потом у вас личный повар, чтобы обсудить меню. Духовник для исповеди и наставлений. Генерал Актеон по личному вопросу. Обед. Раздача милостыни по поводу состоявшегося венчания…

— Стоп, стоп, стоп. И там ещё где-то должен быть портной, насколько я помню. Или это ещё не всё?

— Нет, — вновь склоняет она голову и начинает перечислять дальше.

Да бедной королеве и в уборную сходить некогда, столько дел. А как же погрязшая в неге и праздности знать? Как же «хочу сметану ем, хочу — варенье»? Припасами провизии распорядись, торговцев с образцами товаров прими, прочистку колодца проконтролируй, бумаги подпиши и всё это до обеда.

— А горящие избы и скачущие кони у вас здесь не попадаются? И кто всем этим занимался до меня?

— Его Величество, — еле шепчет она.

— И когда ж ему, бедному, государственными делами заниматься, если то канализацию собственноручно прочисти, то куропаток к ужину настреляй. А теперь, значит, на жену решил это свалить? — упираю я руки в приталенный лиф. — Составь-ка мне, Филя, список всего персонала замка. Буду делегировать полномочия. Ну, в общем, всех проживающих с именами, должностями и кто какую работу выполняет, — упрощаю я ей задачу, оценив выражение её лица.

И устремляюсь вновь к своему «ненаглядному», приятно шурша юбкой и стуча по каменному полу устойчивыми каблучками.

— А летописец? — кричит Фесилия мне в след.

— Мать моя женщина! — останавливаюсь я и снова разворачиваюсь. — Ну давай своего летописца. Только быстро!

Глава 8

И когда только я научилась так смотреть? Гордо, свысока, важно.

Когда на мне затянули корсет, грудь в котором подпрыгнула на два размера? Или когда вручили складной шёлковый веер? В моих руках он сейчас выглядит как жезл полководца, которым я постукиваю по столу, приглашая плюгавого старикашку в смешной шапочке с кисточкой, занять стул.

— Прошу вас, господин…

— Ля Поль, Ваша Милость, — склоняется он, получая своей кисточкой по лбу. — Королевский летописец.

— Очень приятно, Катарина, жена короля Абсинтии.

И снова постукиваю я от нетерпения, пока, никуда не торопясь, он листает свою огромную исписанную до половины книгу. Потом подслеповато тычет пером в принесённую с собой чернильницу. Подслеповато, потому что попадает в неё не сразу. И первым делом оставляет на странице жирную кляксу. Долго сокрушённо качает головой, словно такое с ним впервые, хотя разворот его гроссбуха похож на минное поле, и потом только задаёт, наконец, свой вопрос:

— Приходил ли сегодня Его Величество в вашу спальню?

Веер замирает в моей руке. Да он и сейчас ещё там, только к чему это старикан клонит?

— Ну, допустим, приходил, — смотрю я как он начал кивать ещё до того, как я ответила, и сделал какую-то пометку.

— Приняли вы его?

— Ох, приняла, — отвечаю я, приложив руку к груди. Ну что ещё мне оставалась, только принять и простить. Но невозмутимый Ла Поль не реагирует. Видимо, он ещё и глуховат. — Приняла, приняла. Как в лучших домах ЛондОна.

— Сколько раз наступило семяизлияние? — опять делает он пометку, и я явственно вижу нацарапанные пером буквы «СИ».

Что за…? Этот борзописец вообще в своём уме или повредился? Разве задают приличным девушкам такие вопросы? Но он замирает со своим пером, желая услышать ответ.

— А сколько надо? — нет у меня желания позорить в глазах потомков самодержца. А то внесут в летопись и всё, пиши пропало, закрепится за ним слава не сурового челябинского парня, а слабого, по-мужски несостоятельного. — Один, — слежу я за реакцией дедули, и он как будто ждёт продолжения. — А потом ещё один раз… заходил.

Но странный дедушка опять вроде как ожидает новых откровений.

— Нет, я, конечно, не замеряла, но энное количество семенной жидкости в меня точно попало.

Интересно, в чём они тут такое меряют для истории? В горстях?

«Алё, гараж!» — так и подмывает меня пощёлкать пальцами перед дедушкиным лицом. Хотя чего это я так не по-королевски, у меня же есть волшебный веер. Громко хлопаю о стол.

— Значит, сегодня до обеда один раз? — отмирает дед и принимается сверяться с какими-то записями, идущими ранее. И я не выдерживаю, заглядываю ему через плечо.

— Один раз, — подтверждаю.

— Один раз процедура консумации, — скользит он пальцами по строчкам и считает: — Один да один два. Два да один три.

А я дочитываю рядом: «Вскрикнула как мышка. Подтверждено м-ль Ф., личной камеристкой, г-жой Ф.Ф., специально приглашённой» и неразборчиво добавлена ещё парочка каких-то ледей. «От ужина отказался. Заперся в комнате с генералом Б.А. для обсуждения государственных дел. Ночью приходил к покоям жены. Постоял, но не зашёл».

— Погоди, погоди, — убираю я морщинистую руку, что мешает мне читать.

«Дата (не поняла, но сегодня, утро). Опять постоял у двери покоев м.К. Поговорил с доктором. Поговорил с камеристкой. Уехал на охоту. Завтрак (прочерк). Подстрелил двух зайцев».

— Я дико извиняюсь, — отвлекаю я летописца, который явно про меня забыл и решил разлиновать свой гроссбух, отметив точками, где потребуются мои показания. Но и об этом он, похоже, тоже забыл, застыв с пером в руках. Зато я по точкам с удивлением узнаю, что ни много ни мало, а король ещё должен зайти ко мне после обеда и на ночь глядя. — А почему не написано, что он ел на обед? Хороший ли у него был стул? Не мягковатый ли?

— Простите, миледи, — как проснувшийся филин вздрагивает летописец и ставит в своих талмудах ещё одну кляксу. — Это записывает королевский лекарь. А какие приказы и в котором часу подписаны — работа писчего канцелярии. А вот если скажем…

— Вы бочку на него катите, то это уже в транспортный отдел. Ужас, сколько бюрократии, — возмущаюсь я и выхватываю взглядом нечто, что мне совсем не нравится.

На предыдущей странице между «зайцами» и «обедом», когда Катьки ещё и в помине не было во дворце, указана некая «м-ль М.А» Это что ещё за Мля? И судя по записям Его Неутомимость оприходовал гражданочку и накануне вечером. А на следующий день вот то самое, что летописец называет загадочными буквами «СИ» он сделал этой М.А. в… платок?

Всё! Ущипните меня. Я не верю. Просто в голове не укладывается, что несчастный король оставляет своё королевское семя не только по расписанию, но и в строго отведённых местах. И каждый миллилитр ценного биологического материала берётся на карандаш.

Пришёл. Увидел. СИ. Какие на хрен поцелуи, когда служанки чутко прислушиваются у дверей к каждому финальному рыку, ну или «писку», который издаёт не он. Ведь именно с их слов записано это «постоял у двери». Ну, Филя! Ну, шпиён!

Ры-ы-ы! Аж подбрасывает меня от возмущения. А трудовой договор с этой МА у него подписан? А отпуск? Выходные? Стирает ли она, скажем, этот свой платок?

— Любезнейший мистер Ля Поль, вы не могли бы оставить мне эту тетрадочку до вечера? — тяну я к себе фолиант. Судя по толщине, я почерпну из него немало сведений о Георге Не Знающем Усталости.

— Но это моя работа, — тянет он его в другую сторону.

— А моя работа — родить королю наследника. И я могу поспорить, кому из нас трудней!

Я бы, конечно, одержала победу, но зачем без нужды расстраивать старика.

— Впрочем, увидимся после ужина, — отпускаю я книгу. — Я ведь правильно поняла, что у нас обязательно должен быть повод встретиться? Ну, скажем, король подстрелит ещё парочку зайцев? — последний вопрос я задаю Фелисии, которая выпроваживает словно и забывшего, что он здесь делал, биографа.

— Это обычная процедура, — пожимает она плечами. — За каждым вступившим на престол монархом ведутся такие записи.

— Но зачем? — искренне не понимаю я.

— Для истории. А ещё если король плохо исполняет свой супружеский долг, то у него не будет оснований избавиться от своей жены, если она не понесёт.

— А плохо — это сколько? — снова выходим мы из комнаты Аурелии в коридор.

— Реже, чем раз в день, — вздыхает она сочувствующе.

— А почему же меня записали в этот график три раза в день? Что вообще за стахановские нормы?

— Как молодую жену. С ней Его Величество должен быть ненасытным. Да к тому же скоро отбывает по делам. Поэтому лекарь и приготовил специальный состав.

— И вот хорошо, что ты о нём заговорила, — показываю я на неё веером. А потом разглядываю это сложенное опахало. А удобная штука! На все случаи жизни. — По сколько же я должна его пить?

— Пару капель, миледи, на стакан воды, — показывает она, что я повернула не туда.

— То есть на полстакана одну каплю? — останавливаюсь. — А на сколько приёмов рассчитан весь флакон?

— В нём около пятидесяти капель.

«На ведро воды», — на глазок подсчитываю я. Боже, он там хоть жив после такой лошадиной дозы?

— А чем чревата передозировка?

— Если принять много, — каким-то чудом догадывается она, что именно имею я в виду, — то возможна сонливость, слабость.

— А если очень много?

— Расстройство живота, — пожимает она полными плечами. — Сильное.

«Сильное?! Ужас!» — срываюсь я с места, на бегу соображая, что же делать. Я, блин, сама прикажу казнить этого лекаря. Это ж надо догадаться снотворное со слабительным мешать. Надо срочно короля будить. Или уже поздно?

— Миледи, не туда! Там покои Его Величества! — кричит мне вслед Фелисия, потому что в этих бесконечных безликих коридорах я снова повернула не в ту сторону.

Чёртов топографический кретинизм. И проклятое любопытство. Открытая настежь дверь заставляет меня заглянуть, прежде чем развернуться.

Рабочий кабинет короля. Со стены снимают, видимо, для чистки гобелен, посреди которого красуется пятно. Чернильницей он в него что ли запустил? Или метил кому-нибудь в голову и промахнулся? «Только… это же…» — застываю я гипсовым месторождением.

На полотне, которое бережно освобождают от рамы, между парнем, одетым в чёрное, парнем в белом и чернильной кляксой изображена девочка лет десяти с ярко-рыжими волосами. И не просто нарисована — она словно сияет объёмной три-D картинкой, в отличие тусклых мужских фигур.

— Это же… — вовремя прикусываю я язык, чтобы не ляпнуть лишнего при Фелисии.

— Наши боги. Ог и Орт, — уже знакомым ромбом истово крестится она.

И мне, конечно, очень интересно послушать про их религию, но у меня сейчас крайне, крайне неотложные дела.

Глава 9