Помоги проекту - поделись книгой:
Хрущев хмыкнул и, хитро прищурившись, покрутил пальцами на животе.
– Да уж, с Алексеем Ивановичем мы всегда по-семейному договоримся. И ты Аджубею понравился, Рада говорит, он тепло о тебе отзывался. Но ты нам, Русин, объясни, чем журнал будет отличаться от других? Для таких пертурбаций должна быть озвучена уважительная причина.
– Своим содержанием. Мы не будем дублировать другие издания, наш журнал будет подробно освещать жизнь советских студентов и их сверстников за рубежом. Скажем, в отдельном разделе «Студент в мире». А эта интересная тема как раз и предполагает обширные международные контакты с вузами и, соответственно, мои постоянные поездки по миру. Да и музыкальную тему можем затронуть. Например, запустить свой рейтинг вокально-инструментальных ансамблей…
Что такой журнал принесет немалую пользу, кажется, никто из них не сомневался. Иван Григорьевич и вовсе одобрительно кивнул мне. Понятно, что под таким прикрытием наладить контакты и обмен информацией будет гораздо легче. Скромный молодой журналист из студенческого издания вряд ли привлечет такое пристальное внимание, как советский ВИА. А университеты и институты есть практически во всех крупных городах Европы и США, так что повод для командировки всегда найдется.
– Нет, ну литературу мы, конечно, тоже будем печатать, но в основном рассказы и стихотворения молодых начинающих авторов. А в целом это будет яркий общественно-политический и даже научно-популярный журнал. С рубриками, освещающими даже студенческое изобретательство. Заодно возьмем под крыло студенческую самодеятельность.
А вот теперь пряник, от которого Хрущев точно не откажется.
– Никита Сергеевич, и давайте уже расскажем советским ребятам и девчатам, во что обходится получение высшего образования на Западе. Озвучим эти безжалостные цифры. Пусть наша молодежь узнает из первых уст, каково это вообще – быть студентом в капиталистической стране. В какую кабалу приходится залезать, чтобы получить нормальное образование!
– Вот это правильно, Алексей! Давно пора. А то послушать всяких брехунов с вражеских радиостанций, так там у них просто райские кущи. А копнешь поглубже – навоз один!
Мезенцев и Иванов согласно кивают. Кому, как не спецслужбам, знать, что советская пропаганда работает зачастую топорно, не удосуживаясь придать некоторым своим «перлам» даже видимость правдоподобности. И в этом она сильно проигрывает западным «коллегам», которые действуют по-иезуитски, намного тоньше и продуманнее.
Предлагая свой вариант с журналом, я не открывал для них Америки. Нынешняя власть, может, и не гениальна, но она давно додумалась использовать деятелей культуры в качестве политических эмиссаров и послов доброй воли. Там, где не могут открыто действовать дипломаты и профессиональные разведчики, с успехом справляются советские музыканты, писатели и поэты. Связи между интеллигенцией СССР и Запада всегда были сильны, а использовать их в интересах государства – давняя традиция, заложенная еще при Ленине. И именно интеллигенция помогала советским властям наводить мосты с Западом в эпоху жесточайшего противостояния двух систем. Вот, например, Женя Евтушенко тоже был таким эмиссаром и не стеснялся это признавать.
– Ладно, Алексей. Иди-ка погуляй и пообщайся с музыкантами – зря, что ли, парни ехали в такую даль. А мы здесь пока по-стариковски поболтаем, обсудим твою идею. Предложение интересное, но и с журналом будет не все так просто, как тебе кажется.
От крымских воспоминаний меня отвлекает суета и топот в соседнем помещении. Выглядываю в окно – автомобилей во дворе отделения прибавилось. И все машины солидные, черные, да еще милицейские «Волги». Понятно, прибыл десант из Москвы. Но меня никто не трогает и не дергает. Даже странно.
Сижу в красном уголке уже пару часов. Портреты Ленина и Хрущева на стене от скуки изучил до последней черты. Хрущев на фотографии солиден и благообразен – просто акадЭмик! А вот портрет Ленина чуть пожелтел от времени, и бумага немного скукожилась, отчего левый глаз Вождя приобрел несколько хулиганский прищур. Но милиционеры у нас люди занятые, им портреты рассматривать некогда, они с преступностью борются.
Пока разглядывал красный вымпел ударников труда, в голову пришла неожиданная мысль: в этом мире я чуть больше трех месяцев, а в скольких драках я уже успел побывать? Это же ненормально! Все началось с драки со стилягами, потом Петров вызверился. И с грузинами я сцепился, и с армянами смертным боем бился. Теперь вот вообще до урок с поножовщиной докатился. Впрочем, с урками я тоже уже сталкивался, когда спасал скрипку Когана-младшего. А количество мелких стычек и счету не поддается. Но почему так? Влияние Хаоса? Или меня так здешняя реальность отторгает?
Ведь в прошлой жизни я был мирным, спокойным и уравновешенным парнем, да и Русин, судя по его воспоминаниям, не был задирой. А теперь жизнь вокруг меня кипит, как в гейзере, только успевай уворачиваться. Неужели я действительно сам провоцирую все это? Это же на мне скоро живого места не останется!
Вот в процессе тяжелых раздумий о нелегкой моей новой жизни меня как раз и прервали. Открылась дверь, и в красный уголок царственной походкой вошла сама Любовь Орлова.
– А вот и мой спаситель! – таким знакомым с детства голосом произнесла женщина, ставшая кумиром миллионов.
Черты лица ее лишь угадываются под вуалью полупрозрачного шарфа. Почти половину лица скрывают большие темные очки, которые только входят в моду на Западе. Под светлым плащом скромное, но явно дорогое платье, на ногах туфли на каблуке, в руке изящная дамская сумочка. Настоящая звезда – она и на даче выглядит как звезда, и в отделении милиции – никаких послаблений на ночное время суток или послеоперационный период!
Я тут же вскакиваю и на автомате подношу к губам протянутую мне ухоженную ручку. Потому что такие женские руки, извините, не пожимают по-пролетарски, а только уважительно целуют. И никак иначе.
– Любовь Петровна Орлова, – сдержанно улыбаясь, представляется мне кинодива.
Остается только догадываться, чего стоят ей сейчас все улыбки и разговоры. Ботокс еще не изобретен, и что там сейчас вкалывают женщинам под кожу лица, косметологии неизвестно. Но то, что процедуры эти крайне болезненные – к бабке не ходи. А она еще и пытается улыбаться. Господи, на что только не идут женщины ради поддержания увядающей красоты!
– Алексей Русин. Ваш новый сосед, студент МГУ.
А вот и ее известный муж – режиссер, лауреат Госпремий и прочая, прочая, прочая. Из-за спины Орловой выступает высокий импозантный мужчина с густой седой шевелюрой и темными широкими бровями, тоже протягивает мне руку.
– Алексей, не прибедняйтесь! Мы вас видели в «Огоньке». Ах да… Григорий Васильевич Александров.
Если Орлова одета подобающе случаю дорого, но скромно, то Александров при полном параде, словно на дворе у нас день. Шикарный светло-серый костюм-тройка с галстуком, украшенным золотой булавкой с бриллиантом, такие же запонки. Струится шлейф дорогого мужского одеколона. Словно Александров с приема явился. А может, так оно и есть, мало ли откуда человека поздно вечером выдернули.
Жмем друг другу руки. В комнату за ними пытаются протиснуться какие-то мужики в штатском, но Орлова культурно осаживает их:
– Товарищи, ну дайте же нам поговорить с молодым человеком! Мало того, что вы держите его здесь ночью, так еще и не даете поблагодарить за спасение. Григорий Васильевич, ну хоть вы им скажите!
– Товарищи, товарищи… Любовь Петровна права! Ну нельзя же так. Если с Алексеем уже разобрались, то нужно отпустить его домой выспаться и привести себя в порядок. Все остальное можно сделать и утром.
Перечить небожителям никто не решился, и нас оставили одних.
– А что у вас с лицом, Алексей?! – Орлова встревоженно касается рукой моего подбородка, где еще недавно была борода. Но вчера днем я ее сбрил, следуя указаниям вышестоящих товарищей, и теперь разница между загорелыми и бледными участками кожи здорово бросается в глаза.
– Любовь Петровна, это я бороду сбрил после юга, ничего страшного.
– Бороду… – задумчиво рассматривает меня Александров. – Так вы не только поэт, но и писатель. Любочка, это тот самый Русин, который автор книги «Город не должен умереть»! Мы в «Новом мире» читали.
Я скромно киваю.
– Так что же вы милиционерам сразу не сказали, что вы писатель?
– Постеснялся как-то… – не объяснять же мне, что я светиться не хотел. Мезенцев опять бухтеть будет, а так, может, и пронесет еще.
– Алексей, стеснение не всегда к месту. А с загаром вот что… – Орлова достает из сумочки листок и карандаш. – Я вам сейчас напишу простой, но действенный рецепт для быстрого отбеливания кожи. Там ничего сложного нет, и через два-три дня вы этой разницы даже сами не заметите.
– И давайте обязательно встретимся чуть позже, чтобы продолжить наше знакомство и поговорить в более подходящей обстановке, – добавляет Александров. – Скажем, через неделю-другую, когда Любовь Петровна выздоровеет и немного придет в себя.
Орлова протягивает мне листок, исписанный мелким аккуратным почерком, а Александров визитку. Да, да – самую настоящую визитку с фамилией, перечислением званий и двумя телефонами внизу! Для Союза это экзотика. Но для двух советских небожителей визитка – обычное дело. Для них и границ-то не существует. Читал, что Орлова в Париж ездила, как к себе домой.
Они еще раз благодарят меня, и мы тепло прощаемся. Их желание познакомиться поближе вполне искреннее, а я тем более от такого знакомства не откажусь. И уже в дверях, чтобы это слышало все отделение милиции, Орлова громко произносит:
– И обязательно звоните, если что-то пойдет не так. Я завтра же поговорю с министром, чтобы ваше имя, Алексей, вообще по возможности убрали из протокола. Достаточно того, что вы жизнью своей рисковали, задерживая опасных преступников!
Понятно, что после таких завуалированных угроз кинозвезды меня хотят тут же отпустить домой. Но не тут-то было!
– Лейтенант КГБ Алексей Москвин, – представился белобрысый, славянской внешности парень в темном костюме. Махнул перед лицом красным удостоверением.
Я равнодушно пожал плечами, но внутренне напрягся.
– Чем обязан?
– Обязан переполохом, что устроил нам всем. – Москвин грустно покачал головой. – Даже не знаю, как с тобой быть.
– Понять и простить, – вспомнил я шутку из будущего.
– Боюсь, что не получится. – Лейтенант вздохнул, достал какие-то документы. – Медики говорят, что оба вора получили серьезные увечья. У одного – сложный перелом руки. У второго – травма головы. Требуется операция. Я говорил с прокурором, тут может быть превышение пределов необходимой самообороны.
– Да второй вообще на меня с ножом кидался! – вскинулся я.
– И он за это получит свой срок. Но, боюсь, и тебе придется ответить за тяжкие телесные повреждения. Писатель ты или нет, советский закон для всех один…
– И таким делом бросили заниматься лучшие силы КГБ? – засмеялся я. – Вы меня на эту туфту не купите!
– Надеешься на своих высоких покровителей? – кивнул сам себе лейтенант. – Что ж, понимаю. Только подумай хорошенько, на тех ли людей ты сделал ставку. Как бы они тебя не бросили в самый последний момент. Оказанная им услуга ничего не стоит.
Ага. Москвин знает о моем участии в спасении Хрущева, но не знает о дальнейших планах Никиты на меня. Берет на слабо, проверяет. Точнее, проверяет кто-то из его начальства. Которое, сделай я несколько звонков, легко отопрется от моего тезки. «Какой такой Москвин? Не давали мы никакой санкции на его вербовку. Личная инициатива лейтенанта, будет наказан!» А что, если поиграть в двойного агента?
Я повесил голову, тяжело вздохнул.
– Ты и сам об этом, вижу, думал, – улыбнулся «бурильщик». – Подумай еще вот о чем. Ты же не москвич? Еще два года поучишься – и прощай столица? Распределят в Мухосранск – и давай паши в заводской многотиражке. Оно тебе надо? Давай так. Ты поможешь нам – а мы тебе. Оставим работать в Москве, дадим квартиру…
А вот и пряник появился.
– Кто «мы»?
– Об этом пока преждевременно. Скажем так, люди, которым небезразлична судьба страны. Ну и твоя тоже.
– А если я соглашусь? – киваю на документы в руках Москвина.
– Разумеется, мы все уничтожаем по превышению самообороны. – Лейтенант сделал вид, что рвет бумаги. – Тебя не будет в протоколе, воры получат свое и отправятся в тюрьму.
Ну что? Тупо отказаться или сыграть в двойного агента? Иванов прилетел в Москву на следующий день после исторического разговора с Хрущевым. Доложу ему, и будем доить этих «неравнодушных к судьбе страны». Хороший вариант.
– А что конкретно надо делать? Я ничего подписывать не буду!
– Ничего и не надо подписывать, – неестественно засмеялся лейтенант. – Тебе же тогда платить надо. А у меня нет на это фондов. Будем встречаться с тобой в МГУ иногда для бесед.
– Каких бесед?
– Будешь рассказывать нам, что там в верхах творится. Какие разговоры ведут с тобой Хрущев, Мезенцев…
– Стучать… – Я поморщился, сделал вид, что колеблюсь.
– Зачем стучать? – ненатурально удивился Москвин. – Информировать! А мы, в свою очередь, поможем уладить твой конфликт с Фурцевой.
А вот и вишенка на торте.
– У тебя же будут еще книги выходить. И клуб твой литературный – хорошая затея. Жалко все это будет потерять из-за обид Екатерины Алексеевны.
– Ну хорошо. – Я сделал вид, что сдаюсь. – Я согласен.
– Вот и славненько! – теперь уже искренне улыбнулся лейтенант. – Сейчас тебя отправят домой, увидимся в МГУ после начала учебы!
В квартире на Танахе заснуть сразу, разумеется, не получилось. Ворочался, считал до ста. СЛОВО долбило в голове, и это тоже не добавляло спокойствия. Начал вспоминать встречу с музыкантами.
– …ничего не сказали, погрузили в военный самолет, и вот мы тут. – Худощавый патлатый парень в джинсах и рубашке с коротким рукавом развел руками. – Не кормили, не поили…
– Да ладно, Ник, – включился в беседу его мелкий чернявый сосед в футболке с буквой «Д». Динамовец? – Нас же к самому Хрущу притащили! Представляешь, что будем рассказывать в Гнесинке!
– Пит, ты забыл про подписки, что с нас взял этот, со шрамом? – К нам, стоящим в тени автобуса, подошел сгорбленный парень лет тридцати, с большими залысинами на голове. Заметив мой взгляд, музыкант нацепил на себя красную кепку, протянул мне руку. – Фред. То есть Федор.
– Алексей, – представился я, – Русин.
– Ага! Вот и наш обещанный поэт… Знакомьтесь, парни.
Мелкий чернявый парень оказался барабанщиком по имени Петр. Его почему-то все звали Пит. Солистом был худощавый парень – Николай, или Ник. Он играл на гитаре. Федор был «саксом». Не хватало баса и клавишника. Впрочем, последние еще не скоро появятся в музыкальных группах. Синтезаторы только-только начали проникать с Запада в Союз.
– То есть вам ничего не объяснили?
– Неа, – покачал головой Фред. – Мы пришли по объявлению в институте устраиваться в новый ВИА. Долго ждали своей очереди – отбор был жесткий. А потом без объяснений погрузили в самолет и привезли сюда. Слушай, а как тут с хавчиком? Кормят?
– И поят. – Я задумчиво посмотрел на дверь, которая вела в бункер. Интересно, что теперь решат Хрущев и Ко? Оставят музыкальную группу? Сделают ее запасным вариантом?
– Ну если поят, – загалдели ребята, – жить можно!
– Слушай, Алекс, – Ник моментально переиначил мое имя, – а Хрущев, он какой?
– Нормальный, себе на уме, – ответил я. – Так что у вас с музлом? Не репетировали, поди, еще?
– Да не, мы можем слабать кое-что для показа, – помотал головой солист. – Я под Барашкова могу. Ну это… «Главное, ребята, сердцем не стареть»…
Последнюю фразу Ник пропел вполне неплохим баритоном.
– Гайз ноты знают, сыграем. Но нужен бас.
– Да, бас-гитару надо, а лучше две, – поддержали солиста Фред и Пит.
– А из иностранного? – поинтересовался я.
– Ну Битлов можем, – замялся Ник. – She Loves You, йе-йе-йе…
Да, все было плохо. Просто ужасно. Как хорошо, что я отказался во всем этом участвовать. Позору было бы…
– Алексей, – из бункера вышел хмурый Мезенцев. – Иди сюда.
Я кивнул музыкантам, и мы отошли в беседку, увитую диким виноградом. Сели на скамейку, попереглядывались.
– Короче, дело к ночи, – вздохнул генерал. – Журнал твой утвердили. Восстановим редакцию «Советского студенчества». Будет решение ЦК.
– Почему «восстановим»? – удивился я.
– А Сталин пересажал всю редакцию в сорок седьмом. Журнал с тех пор не выходит. Ты не знал?
Я обалдело покачал головой.
– Но и с ВИА тоже решили попробовать. Пока, так сказать, в холостом режиме. Поможешь им с песнями? «Мгновения» всем очень понравились!
Поделиться книгой: