Тайный дневник Верити

– Я освободил место на случай, если тебе понадобится что-нибудь повесить, – потом показывает на ванную комнату. – Ванная полностью в твоем распоряжении. Я не знаю, есть ли там туалетные принадлежности, поэтому если что-то понадобится, скажи. Уверен, у нас это есть.

– Спасибо.

Я осматриваю комнату. Ощущения очень странные. Особенно если учесть, что я буду спать в их кровати. Взгляд падает на спинку – а именно на следы зубов на верхнем краю спинки кровати, прямо по центру. Я поспешно отвожу взгляд, прежде чем Джереми успевает его поймать. По моему выражению он может понять, что я размышляю, кому из них приходилось кусать спинку кровати, чтобы сдержать крики во время секса. Был ли у меня когда-нибудь такой страстный секс?

– Хочешь побыть одна или пойдешь посмотришь дом? – спрашивает Джереми.

– Я в порядке, – уверяю я, направляясь следом за ним. Он выходит в коридор, но я медлю, глядя на дверь спальни. – Тут есть замок?

Он возвращается в комнату, глядя на дверную ручку.

– Сомневаюсь, что мы ее хоть когда-то запирали, – он трясет ручку. – Уверен, я найду замок, если тебе это важно.

Я не спала в спальне без замка с тех пор, как мне было десять. Я готова умолять его найти замок, но при этом не хочу доставлять еще большие неудобства.

– Нет, все нормально.

Он отпускает дверь, но прежде чем выйти в коридор, спрашивает:

– Сейчас я отведу тебя наверх. Ты уже придумала, под каким псевдонимом будешь писать для цикла?

Я не думала об этом с тех пор, как узнала, что «Пантем» согласились на требования, которые мне посоветовал выдвинуть Джереми.

Пожимаю плечами.

– Еще толком не думала.

– Я хочу представить тебя сиделке Верити под псевдонимом, на случай, если ты не хочешь, чтобы твое настоящее имя связали с этим циклом.

У нее такие сильные травмы, что ей нужна сиделка?

– Хорошо. Пусть будет…

Я не представляю, какое выбрать имя.

– На какой ты выросла улице? – спрашивает Джереми.

– Лора-Лейн.

– Как звали твоего первого питомца?

– Чейз. Он был йоркширским терьером.

– Лора Чейз, – объявляет он. – Мне нравится.

Я наклоняю голову, узнав вопросы из шутливого теста на фейсбуке.

– Разве не так определяют псевдонимы для участия в порно?

Он смеется.

– Псевдоним для порноактера, псевдоним для писателя. Принцип один, – движением руки он предлагает следовать за ним. – Пойдем, сначала познакомишься с Верити, а потом я отведу тебя в ее кабинет.

Джереми поднимается по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Сразу возле кухни лифт, явно установленный совсем недавно. Должно быть, Верити теперь передвигается в инвалидной коляске. Господи, бедняжка.

Джереми дожидается, пока я поднимусь на второй этаж. Коридор делится на две части – три двери с одной стороны и две с другой. Джереми поворачивает налево.

– Это комната Крю, – поясняет он, показывая на первую комнату. – Я сплю здесь, – он показывает на соседнюю дверь.

Напротив этих двух комнат еще одна дверь. Она закрыта, Джереми тихо стучит и открывает ее.

Сама не знаю, чего я ожидала, но точно не этого.

Она лежит на спине, глядя в потолок, светлые волосы рассыпаны по подушке. Сиделка в голубом костюме сидит в изножье кровати и надевает ей на ноги носки. Крю лежит рядом с Верити на кровати, у него в руках айпад. У Верити пустой, равнодушный к окружающему миру взгляд. Она не замечает сиделки. Не замечает меня. Крю. Джереми, который наклоняется к ней и убирает волосы со лба. Она моргает, и больше ничего. Словно она не понимает, что мужчина, от которого она родила троих детей, проявляет к ней нежность. Я пытаюсь скрыть мурашки на своих руках.

Сиделка обращается к Джереми.

– Она казалась усталой, и сегодня я решила уложить ее пораньше.

Она накрывает Верити одеялом.

Джереми идет к окну и закрывает занавески.

– Она приняла таблетки?

Сиделка приподнимает ноги Верити и заправляет под них одеяло.

– Да, до полуночи ничего делать не нужно.

Сиделка старше Джереми, на вид ей около пятидесяти пяти. У нее короткие рыжие волосы. Она смотрит на меня, потом снова на Джереми, дожидаясь, пока нас представят.

Джереми трясет головой, словно он вообще забыл о моем присутствии. Он смотрит на сиделку и машет в мою сторону рукой.

– Это Лора Чейз, писательница, о которой я вам рассказывал. Лора, это Эйприл, сиделка Верити.

Я жму руку Эйприл и чувствую ее оценивающий взгляд. Она осматривает меня с головы до ног.

– Я думала, вы будете старше, – заявляет она.

Что вообще можно на это ответить? Вместе со взглядом ее комментарий звучит как укол. Или упрек. Не обращая внимания, я улыбаюсь.

– Приятно познакомиться, Эйприл.

– Взаимно.

Она берет с комода сумочку и поворачивается к Джереми.

– Увидимся утром. Ночью проблем возникнуть не должно.

Потом наклоняется, чтобы пощекотать Крю. Тот хихикает и отползает в сторону. Я отодвигаюсь, выпуская Эйприл из комнаты.

Бросаю взгляд на кровать. Глаза Верити по-прежнему открыты и смотрят в никуда. Я не уверена, что она вообще осознает, что ушла ее сиделка. Она вообще осознает хоть что-нибудь? Я ужасно сочувствую Крю. И Джереми. И Верити.

Не уверена, что хотела бы жить в таком состоянии. И знать при этом, что ко мне привязан Джереми… Здесь все такое гнетущее. Этот дом, прошлые трагедии этой семьи и ее нынешняя борьба.

– Крю, не испытывай мое терпение. Я сказал тебе идти мыться.

Крю смотрит на Джереми и улыбается, но с кровати не слезает.

– Считаю до трех.

Крю откладывает айпад в сторону, но продолжает игнорировать Джереми.

– Три… Два…

И наконец, на счет один, Джереми бросается на Крю, хватает его за ноги и поднимает в воздух.

– Ну все, время висеть вниз головой!

Крю хохочет и извивается.

– Только не это!

Джереми оборачивается ко мне.

– Лора, сколько секунд дети могут висеть вниз головой, пока у них не перевернется мозг и они не начнут разговаривать задом наперед?

Я смеюсь.

– Я слышала, двадцать. Но возможно, и пятнадцать секунд.

Крю кричит:

– Нет, папочка, я пойду мыться! Я не хочу, чтобы у меня перевернулся мозг!

– А уши почистишь? Потому что они явно плохо слышали, когда я просил тебя отправляться в душ.

– Клянусь!

Джереми закидывает его на плечо и переворачивает обратно, прежде чем опустить на пол. Ерошит сыну волосы и командует:

– Вперед!

Я наблюдаю, как Крю торопится к двери и по коридору, в свою комнату. Теперь, когда я понаблюдала, как Джереми общается с Крю, дом кажется чуть более гостеприимным.

– Он милый. Сколько ему лет?

– Пять, – говорит Джереми.

Он наклоняется к больничной кровати Верити и немного ее приподнимает. Потом берет со столика возле ее кровати пульт и включает телевизор.

Мы выходим из спальни, и он прикрывает за собой дверь. Я стою посреди коридора, и он поворачивается ко мне. Прячет руки в карманы своих серых штанов. Судя по его поведению, он хочет сказать мне что-то еще – объяснить подробности. Но он молчит. Вздыхает и смотрит на комнату Верити.

– Крю боялся спать здесь один. Он перенес все стойко, но по ночам ему тяжеловато. Он хотел быть поближе к ней, но ему не нравится спать внизу. Я решил, ему будет легче, если мы все переедем сюда, – Джереми идет обратно по коридору. – А значит, по ночам весь первый этаж в твоем распоряжении, – он выключает в коридоре свет. – Показать тебе ее кабинет?

– Конечно.

Когда я захожу в комнату, у меня возникает ощущение, что я залезла в ящик с нижним бельем Верити. Все пространство с пола до потолка занимают полки, забитые книгами. Вдоль стен стоят коробки с бумагами. Рабочий стол… Господи, ее стол. Он простирается с одного конца комнаты до другого, вдоль стены с огромными окнами, выходящими на задний двор. И каждый сантиметр стола покрыт стопками бумаг.

– Она не слишком организованный человек, – поясняет Джереми.

Я улыбаюсь, чувствуя родство с Верити.

– Как и большинство писателей.

– Понадобится немало времени. Я бы попытался разобраться сам, но для меня это китайская грамота.

Я подхожу к ближайшей полке и провожу рукой по книгам. Это зарубежные издания ее работ. Беру немецкое издание и рассматриваю.

– У нее есть ноутбук и стационарный компьютер, – рассказывает Джереми. – Я написал пароли на самоклеящейся бумажке, – он берет ноутбук, лежащий возле компьютера. – Она постоянно делала заметки. Записывала свои мысли. Писала идеи на салфетках. Записывала диалоги в душе, в водонепроницаемом блокноте, – Джереми кладет ноутбук обратно на стол. – Однажды она использовала маркер, чтобы записать имена персонажей на подгузнике Крю. Мы были в зоопарке, и у нее не было с собой блокнота.

Он медленно обходит ее кабинет по кругу, словно не заходил сюда какое-то время.

– Весь мир был ее манускриптом. Каждая поверхность могла быть использована.

У меня внутри все теплеет – кажется, он ценил творческий процесс жены. Я оборачиваюсь вокруг собственной оси, еще раз все осматривая.

– Я понятия не имела, во что ввязываюсь.

– Я не хотел смеяться, когда ты сказала, что, возможно, тебе не понадобится оставаться на ночь. Но, честно говоря, это может занять больше, чем два дня. В таком случае можешь оставаться, сколько понадобится. Лучше ты побудешь подольше и убедишься, что у тебя есть все необходимые материалы, чем вернешься в Нью-Йорк недостаточно подготовленной.

Я смотрю на полки, где стоит серия, которую мне предстоит закончить. Всего должно быть девять книг. Шесть уже опубликованы, осталось дописать три. Цикл называется «Благородные добродетели», и каждая книга посвящена отдельной добродетели. Мне остались Отвага, Правда и Честь.

Все шесть книг стоят на полках, и я с облегчением вижу дополнительные экземпляры. Беру с полки второй роман и пролистываю страницы.

– Уже прочитала серию? – спрашивает Джереми.

Качаю головой, не желая признаваться, что слушала аудиокнигу. Он может начать задавать вопросы.

– Еще нет. Не было времени между подписанием контракта и поездкой сюда, – ставлю книгу обратно на полку. – Какая твоя любимая?

– Я тоже ни одной не читал. С тех пор, как она написала первую книгу.

Я поворачиваюсь к нему.

– Правда?

– Мне не нравилось быть в ее голове.