— Баг, — загадочно вымолвил он, наконец-то забирая пластиковое платёжное средство и убирая его в бумажник. — Пляши!
— Подробнее, — насторожился Швец. — С какой радости я плясать обязан? И при чём тут жук? Ты по-английски шпрехать решил?
— Нет. Баг — это на сленге программистов ошибка в системе. Тебе же до денег дотрагиваться нельзя?
— Да...
— А ты сейчас до них и не дотрагивался, но держал в руках. На электронные расчёты твои ограничения не работают, понимаешь?! Тут, главное, чтобы не узнал никто. Иначе закроют лазейку.
Антон соображал быстро, округляя от удивления глаза.
— И верно... Дай денежку! Проверим, вдруг запрет вообще сняли, а я хожу как дурак и ни шиша не знаю!
— Держи.
В руки призрака немедленно ткнулась сложенная пополам купюра. Тот аккуратно, кончиками пальцев, прикоснулся к ней и мгновенно отдёрнул руку, изо всех сил дуя на обожжённые подушечки.
— Не сняли, — глубокомысленно заключил Сергей, с сочувствием глядя на скривившегося от боли друга.
— Плевать, — кривя рот в улыбке, выдал Швец. — Зато теперь... теперь... Я так об этом мечтал...
Дальше он продолжить не смог, распираемый изнутри перспективами открывающихся возможностей.
Зато Иванов сразу перешёл к рациональному образу мыслей:
— Счёт в банке мы тебе откроем. Я туда денег переведу. Смартфон нормальный возьмём, онлайн-банкинг поставим. И как я раньше до этого не додумался?.. А вот как от Фрола Карповича такое новшество спрятать? Тоха, смотри, сразу в загул не ударяйся! Погоришь...
Напарник кивал головой в такт рассуждениям, однако, судя по затуманившемуся взору, мыслями он был где-то далеко.
— Тоха! — вернул его в реальность голос Сергея. — Ты чего!
— Миллион! — выдохнул призрак. — Мил-ли-он! Лям!
— Какой миллион? — не сообразил Иванов.
— Солодянкиной! — победно произнёс друг, весело поглядывая из-под стёкол очков. — Тот самый, о котором бес упоминал! У которой офис в центре!
Частички пазла враз сложились в стройную картину.
— Не дури! Пошли ко мне, обсудим сначала! — предчувствуя нечто нехорошее, инспектор попробовал сбить бестолковый задор Швеца. — Ты ещё вспомни, что именно он о той тётке говорил! Что злая и вредная! Не лезь, не подумав!
Но призрак, сунув захваченный в магазине блок сигарет в руки друга и совершенно позабыв про обещанное пиво, уже растворился в воздухе напоследок возбуждённо, точно волшебное слово, сладко прошептав:
— Лям!..
Глава 2 Недорисованная ласточка. Часть вторая
Антон объявился под вечер. Растерянный, злой, нервный. Ничего не объясняя, с порога заорал:
— Быстрее! Пошли!
— Куда пошли? — ошалело спросил Серёга. — Что случилось?
Видя такое непонимание, призрак буквально взвыл от досады.
— Её убьют! Скорее! После объясню!
Последняя фраза подействовала. Иванов бросился в комнату и торопливо принялся одеваться, коротко бросив:
— Рассказывай. Не пори горячку.
Перепуганная такой экспрессией гостя домовая принесла топчущемуся в коридоре Швецу табуретку, осторожно поставила, ласково попросив:
— Сядь, пожалуйста. Не стой на пороге. Примета плохая. Точно тебе говорю.
Возбуждённый призрак хотел было возмутиться таким непониманием всей важности момента, однако, глядя на переодевающегося друга, лишь махнул рукой и обессиленно плюхнулся на пятую точку.
— Я... это... я... — немного бессвязно начал он, не в силах побороть в себе эмоции. — С начала начну... Я после магазина в офис направился, ну, тот, про который бес говорил. Нашёл быстро. Красивый домик... ни с чем не спутаешь. Зашёл внутрь. Кроме охраны — никого. Сначала расстроился, а потом допёр — выходной же! Суббота! Походил, посмотрел, в кабинете этой самой Солодянкиной побывал. Богато баба живёт. Дорого. Одни часы в углу на экспонат Третьяковки без проблем потянут. Пока глазел — она и приехала. С охраной, как положено. Зашла в кабинет, взяла из сейфа какую-то папку с бумагами и обратно, к машине направилась. Присмотрелся — точно, аура с дерьмецом. Проклятая, но врать не буду — не сильно. Так... Вопрос жизни и смерти не стоит. Тогда я — за ней. Сел тихонечко на соседнее место, думаю: «Не заметит». У неё в Мерседесе сиденья точно диваны, как в правительственном лимузине, да и вообще, просторно — хоть с конём гуляй. Бар есть, телевизор...
Увлечённо копаясь в платяном шкафу, уже скинувший домашнее Иванов для краткости оборвал приятеля.
— Понятно. Ты с к ней домой приехал. Угадал? — согласный кивок друга. — Дальше что?
— Следом вошёл, — на такую невежливую реакцию друга Швец решил не обижаться. Он и сам знал за собой склонность скатываться в малоинтересные подробности. В другое время — может быть. Из вредности. Но сегодня — не тот случай. Собравшись, продолжил. — В доме, кроме неё и прислуги, больше никого не было. Тётка сразу в кабинет. Засела за бумажки, не переодеваясь. Несколько раз звонила кому-то, уточняла что-то по бизнесу. Как я понял — у неё тендер крупный на носу, а тут какие-то нюансы вылезли, вот и решила внеурочно потрудиться. Горничная почти сразу свалила на кухню, к поварам, чтобы на глаза не показываться. Хозяйка ей прямо с порога выволочку устроила. Просто так, на ровном месте придралась за несимметрично висящие занавески. Я бы и не заметил — там почти не видно...
Не удержавшись, в разговор влезла Маша:
— Это потому что невнимательный! — поучительно заявила она. — Тебе без разницы, как висят занавески, да и есть ли они, а вот настоящей хозяйке — нет.
На это замечание призрак отреагировал вяло:
— Кто спорит? Но орать матом — это, извини...
От такого уточнения девушка стушевалась.
— Да, нельзя так... — и замолчала, давая гостю говорить дальше.
Антон, с нетерпением посматривая на медленно, по его мнению, собирающегося напарника, продолжил:
— Когда Солодянкина с бумажками покончила — я взял и появился. До этого ведь невидимым был, — счёл он нужным пояснить и так понятный факт. — Не в своей личности, конечно. Стариком прикинулся. Таким... Как Карл Маркс, только не в костюме-тройке, а специальную хламиду придумал, похожую на монашескую. Получилось классно. И сходу зарядил ей про то, что она проклята и могу помочь. Про деньги, — предвидя закономерный вопрос, уточнил Швец, — и не заикался. Так, намекнул, что готов принять вознаграждение от чистого сердца по факту выполнения работ. Тётка — ноль эмоций. Словно ей чудотворные старики каждый день посреди кабинета являются. Сидит, смотрит... а после и говорит: «Ну, давай попробуем...». Посмотрели... Проклятие я быстро нашёл. Не поверите, где и какое!
Театральной паузы у призрака не получилось — его снова сбил Сергей.
— Не тяни.
Вздохнув от огорчения за свои недооценённые способности артиста разговорного жанра, Антон признался:
— Пониже пупка. Я Печатью водил-водил, и в районе... кгм.. трусов чувствую — нехорошее что-то. Потребовал показать. Солодянкина сначала не поверила, думала — издеваюсь, однако я настоял. Когда точное место пальцем указал — согласилась. Больше скажу! Забеспокоилась! — повысил голос Швец с таким видом, будто присутствующим этот нюанс должен был многое объяснить.
Иванов с Машей переглянулись. Пожали плечами.
— И? — озвучил общее мнение парень.
— Татуировка! — торжественно встав с табурета, провозгласил рассказчик голосом диктора Левитана. — Проклятие в татуировке оказалось! Давным-давно тётка партак набила. Ещё во времена лихой юности. Ласточку. Дрянь, кстати, работа, — усевшись обратно, выразил он своё личное мнение. — Из тех, что малолетки цыганской иглой в кустах друг другу бьют. Кривая и в одном месте с маленьким пробелом. Одно достоинство — небольшая. Тётка так-то из себя ухоженная, шкурка гладенькая, лавандой попахивает, потому такая корявка на ней как рояль в кустах смотрится. Пока она удивлялась — я ей и предложил вывести партак в косметологическом центре. Полностью. Шрам, конечно, останется, ну ничего страшного. Тоналкой замажет или новую татуху сделает, у мастера... А через недельку встретиться запланировали. Посмотреть — что и как. Если сработало — то она мне жертвует. Если нет — думать дальше. Ну и время проверить — утрясётся у неё в личной жизни или нет, тоже ведь нужно.
— Погоди, — остановил словесный поток друга Иванов. — Про проклятие давай в подробностях.
— Ты одевайся быстрее, — посоветовал призрак. — А наколки — с ними просто. Тот, кто делал — или слова, пропитанные ненавистью, нашептал, или что-то в тушь измельчил и добавил. Принцип тот же, что и у записок в подушках, которые молодожёнам дарят. Нацарапают гадость на бумажке или наплюют в перья, зашьют — и «Совет да Любовь вам, живите долго и счастливо». Неужели не слышал?
Машка подтвердила:
— Сплошь и рядом. Мы, домовые, всегда все подарки на описанные Антошей гадости проверяем. Чего только не находим... Самое удивительное — почти всегда эти мерзости делают те, на кого никогда и не подумаешь! Смотришь — нормальный с виду человек, а в душе у него злоба чёрная. Всю жизнь ищет повод отомстить за старые обиды. Все уже и позабыть успели — в чём дело. А он — помнит. И ждёт своего часа.
— Не знал... — протянул Сергей. — Но тогда бы от проклятых деваться некуда было! У нас все кого-то ненавидят!
Вместо Антона ответила кицунэ.
— Так и проклятия такие... в девяносто девяти случаях из ста — незаметные. Слабенькие, к человеку не пристают. Редко когда злоумышленник заморочится и всё по уму сделает. К колдунье сходит или по-иному узнает, как правильно. С татуировкой, как мне кажется, сложнее. Там же кровь участвует, опять же — игла, синоним боли, используется.
— Тогда кто кого убивает? — уже натягивая свитер, вернулся к основной теме Иванов. — Пока дело выеденного яйца не стоит.
От упоминания про смерть Швеца передёрнуло. Он посерьёзнел, деловито перехватив у домовой инициативу в беседе:
— А вот тут самое важное и начинается. Я, когда обо всём договорились, снова невидимым стал, но из дома не ушёл. Там картин много по стенам, и в комнатах, и в коридорах. Всякие малые голландцы и прерафаэлиты в изобилии представлены. Решил посмотреть. Реально шикарно люди рисовали! У тётки денег — по всему видать, куры не клюют, такую галерею вот так, запросто, держать. Буржуйка, одно слово! Не знаю, сколько прошло — на часы не смотрел, но не долго, слышу — Солодянкина с кем-то по телефону говорит. К себе вызывает, да нервно так! Дом пустой, слышимость хорошая... Решил подождать. Через полчаса к ней мужик заявился. В гражданском, но с выправкой и взгляд такой... — он потёр палец о палец, подбирая правильную ассоциацию. — Рыбий. Холодный. У нас так КГБшники смотрели, когда на взятках участковых или ОБХССников ловили. Прошёл, значит этот гражданин к ней в кабинет. А она ему и говорит: «Вот адрес. Раньше там жила женщина. Её нужно найти поинтересоваться, не делала ли она мне гадости в прошлом». Мужик, значит, уточняет: «Какие именно?» И тут тётка как взвилась, завизжала: «Любые! Про все спрашивай! Особенно про пожелания добра и радости!» Тот, судя по роже, мало чего понял, но к исполнению принял. Лишь напоследок спросил: «Потом?»
Дальше Швец говорить не стал. Сидел, глядя в пол и покусывая верхнюю губу. Его не торопили. Сергей заканчивал свои сборы и уже рассовывал по карманам разную мелочь.
— Убрать, если хоть что-то подтвердится, — глухо выдал призрак. — Именно так Виктория Егоровна пожелала. Я тогда обалдел, если честно. Благо, успел адрес и данные неизвестной запомнить. Она их вслух произнесла. После ухода рыбоглазого Солодянкина, знаете, с этакой победной улыбочкой, сама себе сказала: «Попляшешь ты у меня, подруженька-одноклассница. Ой, попляшешь...» Я перепугался, если честно... снова проявился, пугать начал новым проклятием. Карами всякими... Образумить хотел.
— А она?!
— Смеялась. Говорила, что переживёт. Раз можно одно проклятие снять — значит, можно и второе, и что её душа — не моё собачье дело. Мол, если я свои деньги отработал — то могу не переживать. Не кинет. Потом, как с горничной... матом послала и пообещала ноги оборвать, если наглеть стану или вякну где об услышанном. Серьёзно пообещала, уверенно. Знаешь, мне показалось — тётка искренне была рада такому развитию событий. В ней словно на спусковой крючок нажали. Вся энергичная, деятельная, прямо с приплясом ходила. И всё из-за меня, идиота инициативного... Я от неё сразу в городской инфоцентр перенёсся, данные старой подружки проверил. Адрес тот же, только фамилию изменила. Наверное, замуж вышла, или фамилию мужа на память оставила... Смешно получается. Солодянкина, со слов беса, тоже штамп в паспорте имела, а фамилия — девичья.
Не давая впасть другу в очередную задумчивость, Иванов попытался взбодрить его:
— Ловко придумал. С твоей невидимостью нам, в определённом смысле, повезло. Не нужно выдумывать, через кого запрос на человека сделать.
Швец печально улыбнулся, оценив попытку друга подбодрить его.
— Хоть какая-то от меня польза...
Однако Сергей не стал развивать эту тему. Почесал в затылке, потом спросил, обуваясь:
— Выводы?
— Выводы? Выводы... — медленно пробормотал Антон. — Самые примитивные. Похоже, татуировка связана с какими-то личными событиями. Потому и поверила буржуйка в них сразу. Грешила на мать, однако моя болтовня всколыхнула нечто старое, позабытое. Ну или к месту пришлось... На всякое сверхъестественное она класть хотела, поверь. Думаю, пугать её по ночам или взывать к совести — дело дохлое. Посмеётся, ещё и гостей позовёт поразвлечься. Как с ней быть — не знаю.
Обдумав слова Швеца, Иванов решил не согласиться:
— Цирк получается. Возникает некто старенький из воздуха, показывает пальцем на древнюю татуху, и сразу такие крайности? Слабо верится, ты уж извини. Тётка, судя по твоему описанию и рассказу беса, материалистка до мозга костей, ей одного невнятного видения однозначно мало. Нужны гарантии, результат... Она ведь тебе даже не заплатила, как я понял?
От последнего замечания призрак отмахнулся.
— Не в деньгах дело. Сам знаешь — задумай она меня кинуть — я ей и отомстить не смогу. Нельзя нам за нашу работу деньги брать. Александрос с опричниками в миг ласты скрутят. Тут расчёт был на «авось» и психологический эффект. Блеф, одним словом, — грустная усмешка промелькнула по лицу Антона. — Дадут — хорошо. Не дадут — придётся утереться.
— Поехали, — скомандовал Иванов, натягивая куртку. — Посмотрим, что это за тату-мастер...
***
Пока добирались на другой конец города, где находился нужный адрес, оба инспектора обдумывали ответ на самый актуальный вопрос: «Что делать с этой Солодянкиной?»
С женщиной, казалось, разберутся просто. Помашут Печатями, нагонят официальной жути и отправят её куда-нибудь к знакомым или родственникам на несколько дней, пока страсти не улягутся и кому надо не узнают, что за ней тоже непростые люди стоят. А что потом?
Вечно подружка из далёкой молодости скрываться не будет, рано или поздно вернётся домой. Да и они рядом всегда быть не смогут. Потому нужно решение. Причём кардинальное.
— Может, беса в неё вселить? Как с тем заморышем? — озвучил наиболее напрашивающуюся идею Сергей.
Антон подхватил тут же, словно уже довольно давно вёл с другом бессловесный диалог.
— Нет. Там личность сильная. Она этого беса сама сожрёт на завтрак или в бараний рог скрутит — по настроению. Была бы она алкашка или размазня — тогда да... — и перешёл на несколько иную тему. — Ты заметил, чем богаче люди, тем чаще к ним... всякое нехорошее тянется. Вот смотри: Виктория Егоровна нынешняя; тот мальчонка, людей посбивавший — богатенький сынок; утырки, которые зверюшек перед камерой пытали — тоже ведь не бомжи; Анна Павловна, которая жильё у старичков отжимала — не бедствовала. Неужели из-за их денег?
На столь философский вопрос Иванов ответил не сразу. Сам об этом много думал и к конкретным выводам не пришёл.
— Помню я их... Не знаю. На одни доходы всё валить глупо. Скорее, избыток денежных масс высвобождает в людях то, о чём они и помыслить не смели ранее. Но это не точно. Вспомни утренние сводки по службе. Работяги не хуже номера откалывают. И мокрухи, и грабежи, и такое, что ни на что не натянешь. Скорее богатые... на виду. И всегда в окружении врагов и завистников. Ты среди них хоть одного мецената в наши дни видел? Настоящего, а не предвыборного? Я — нет. Просто потому, что очень сложно свои, кровно заработанные или украденные — не важно, вот так взять и отдать. А ещё в их мире все постоянно друг друга сожрать норовят. Это тебе не завод, где смену отпахал и гори он синим пламенем, это — битва за своё, причём, зачастую, своим одно и тоже считают абсолютно разные люди. Плюс характеры у них явно творческие и беспринципные — иначе бы и не разбогатели. Простые люди — они потому, в большинстве, и простые, что вся их жизнь: работа-дом, дом-работа. По выходным — дача. Раз в год — море. Они не подличают, не интригуют. Понятное дело, и среди них ублюдков полно, вот только ублюдки эти редко развернутся могут. На бытовом уровне паскудничают, зато много. Так что дело не в деньгах, а в людях.
Подытожив столь невесёлые рассуждения, инспектор удручённо спросил:
— Ты с этой бабой общался. Мнение себе сделал. Как, по-твоему, её можно остановить?
— Пулей, — уверенно отозвался Антон. — Первое впечатление именно такое. Ни черта не боится. Слабые места если и имеет — то хорошо прячет. Тот ещё ящик Пандоры я вскрыл... Память бы ей стереть, да Фрол Карпович, боюсь, на это не пойдёт. Зато мне по самое не балуйся всыплет...
Иванов промолчал. Последнее идея Швеца выглядела слишком заманчивой и слишком опасной в реализации. Он пробовал, знает...
И ещё инспектор не стал озвучивать вертевшуюся на языке колкость: «А если бы у тётки денег не было — пусть пропадает?». Понимал — это низко. Не было у Тохи в голове ничего... коммерционализированного. Просто кореш о таком варианте даже не подумал. Хотел честно подзаработать — и не больше.
О том, чтобы отмазаться от складывающейся ситуации, к которой он не имеет никакого отношения — Сергею и в голову не пришло. Друзьям нужно помогать, во что бы они не вляпались.
Разговор не клеился, дальше ехали молча.
Уже у самого дома — типовой панельной девятиэтажки, затерявшейся среди таких же серых человейников в одном из отдалённых районов города, парень, наконец, решился сказать очевидное:
— Мы в дерьме. Надо шефу сдаваться. Просить, чтобы помог разрулить. Полиция не вариант — предъявить нечего...
В ответ Швец лишь горестно кивнул, признавая неприятную, но такую очевидную истину. Однако не удержался, добавил: