Тот самый парфюм. Завораживающие истории культовых ароматов ХХ века

Елена Селестин

Тот самый парфюм: завораживающие истории культовых ароматов ХХ века

© Елена Селестин, текст, 2020

© Мак М.Д., иллюстрации, 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Вступление

Полюбившиеся духи – аромат, флакон, логотип фирмы на коробке – объект, насыщенный образами и эмоциями, часть коллективной и личной памяти. Чем больше мы знаем об истории духов, о фирме, под чьим именем они выпущены, о личности заказчика или создателя, – тем богаче для нас звучит мелодия аромата.

ХХ век стал веком великой парфюмерии. Многим, если не всем, знакомы названия лучших духов прошлого столетия: Chanel № 5, Opium, Shalimar, «Красная Москва». Были созданы незабываемые парфюмерные композиции, поднявшие искусство составления ароматов, столь абстрактное и неопределенное, на новый уровень. В чем причина, при каких условиях стало возможно это бурное и счастливое развитие? Прежде всего, конечно, благодаря открытиям и достижениям в области химии, причем многие из них случились еще в XIX веке. Были получены вещества, позволяющие воспроизвести аромат тех или иных цветов, научились закреплять запахи, использовать в композициях «новые» альдегидные молекулы. В начале ХХ века были получены «абсолю» – предельно чистые и концентрированные вытяжки из душистых растений. С развитием науки и новых технологий парфюмерия стала эффективной отраслью промышленности. Палитра парфюмеров невероятно обогатилась.

Вторая причина появления прекрасных духов тоже очень важна. На протяжении XIX века парфюмеры были закрытым кланом: фирмы Houbigant, Guerlain и Lubin во Франции, Creed и Penhaligon в Англии, Брокар и А. Ралле в России. Все они работали отдельно от модельеров и haute couture. Но в ХХ веке парфюмерия и высокая мода создали альянс, давший небывалые результаты. Да, по-прежнему остались фирмы, которые занимались только парфюмерией и косметикой. Но вслед за успешным опытом Поля Пуаре и Габриэль Шанель Дома моды тоже стали выпускать духи, заказывать композиции парфюмерным концернам.

И, конечно, парфюмерия развивалась, потому что она подпитывалась искусством. Люди, имеющие отношение к ароматам и моде, всегда вдохновлялись живописью, музыкой, литературой. Кристиан Диор, Генрих Брокар, Жак Герлен собирали коллекции картин. Жан-Поль Герлен сам писал книги и посвящал книгам свои ароматы. Ив Сен-Лоран завидовал живописцам и восхищался их полотнами. Шанель мечтала петь на сцене и дружила с Дягилевым. Парфюмерия и сама, разумеется, является высоким искусством. Сочинение партитуры аромата сродни сочинению сложного музыкального произведения. Духи, как и музыка, отражают время, в котором рождаются, парфюмеры стремятся выразить невыразимое. «Духи, сотворенные людьми, продолжают божественное творчество. Они сами создают иллюзию жизни и, быть может, даже саму жизнь», – написал Константин Веригин, парфюмер, ученик Эрнеста Бо.

Мы нечасто задумываемся, что нас привлекает в парфюмерии. Она – просто украшение жизни? Поэтическая мечта о прекрасном? В любом случае узнавать что-то новое о духах всегда интересно. «Когда мы душимся, ароматы проникают в нас. Они оседают в нас и постепенно становятся частью нас самих», – считал великий парфюмер Эдмонд Рудницка. Если так, то, узнавая что-то о духах, об этих флаконах, любимых или же случайных, мы лучше узнаём себя и можем тоньше понять свое время.

Во многих текстах этой книги упоминается Габриэль Шанель и духи Chanel № 5. Это не случайно. Для меня Шанель – знаковая и противоречивая личность, одна из самых ярких фигур своего времени. А духи ее имени стали подлинной вехой в парфюмерии ХХ века.

Товарищество «Брокар и Ко» / «Новая Заря»

Ароматы разных эпох

В декабре 2008 года в отделе личных коллекций ГМИИ им. А. С. Пушкина проходила выставка «Парфюмер – друг искусств». Выставлялись: живопись, графика, миниатюра и мелкая пластика, пустые флаконы из-под духов, рекламные афиши духов, одеколона и мыла. Это впервые после революции была обнародована малая часть коллекции произведений искусства, собранной Генрихом Брокаром, парфюмером и промышленником. В собрании ГМИИ им. Пушкина оказалось лучшее из коллекции парфюмера, в том числе шедевры Рембрандта, Строцци, фламандских мастеров. Всего Генрих Брокар собрал около пяти тысяч единиц раритетов в течение двадцати лет. После революции все разошлось по музеям страны, крупным и мелким, – так сокровища парфюмера-француза обогатили нашу культуру.

Генрих Брокар (1837–1900) в начале 60-х годов ХIХ века начал в Москве варить мыло. Нанял двух помощников, арендовал сарай, переоборудованный из конюшни, сам встал к плите. Получалось 50–60 кусков в день. Генрих был сыном неудачливого парфюмера Атанаса Брокара, который первым открыл способ изготовления прозрачного и кокосового мыла, но не смог преуспеть ни в Париже, ни в Филадельфии, США. Младший сын Атанаса Генрих Брокар приехал в Россию и в 1861 году поступил в Москве на службу к аптекарю и парфюмеру Константину Гику. Во время работы на соотечественника Генрих Афанасьевич Брокар, как его стали называть в России (а некоторые называли «Андрей Афанасьевич»), изобрел новый способ изготовления концентрированных духов. Вопреки некоторым пунктам договора по найму, Брокар не стал делиться изобретением с предприятием Гика, а поехал во Францию и там продал изобретение фирме «Рур Бертран» за 250 тысяч франков. На эти деньги Брокар и открыл в 1864 году собственное мыловаренное производство, изначально кустарное. К этому времени он женился на Шарлотте Равэ, дочери бельгийского торговца хирургическими инструментами.

И Генрих Брокар, и его жена обладали творческим мышлением. Производство мыла, а затем и парфюмерии, супруги сопровождали остроумными рекламными ходами и экстравагантными презентациями. В скором времени предприятие разработало собственный фирменный стиль, и мыло стали выпускать нескольких сортов. «Детское» – по специальной «щадящей» рецептуре, с разными буквами алфавита; такое мыло родители покупали, чтобы малыши захотели быть не только умытыми, но и грамотными. Для взрослых придумали необычное по форме разноцветное мыло в виде овощей и фруктов, а также в виде слоников и даже елочных игрушек. Стоили душистые сувениры от одной до тридцати копеек, это было гораздо дешевле, чем у конкурентов. Лучшие сорта брокаровского мыла – «Детское», прозрачное «Глицериновое», «Народное» – получили уже в 1865 году серебряную медаль на Выставке мануфактурных произведений в Москве.

Это был успех, и Генрих Афанасьевич в 1872 году смог открыть фирменный магазин на Никольской улице. Брокар мечтал выпускать духи, но пока конкуренция в России была слишком жесткая: например, французская фирма А. Rallet начала работать в Москве на двадцать лет раньше Брокара и смогла добиться официального звания Поставщика Двора Его Императорского Величества. И пока время ароматов не настало, Генрих Брокар и его жена Шарлотта – постоянный помощник и консультант по продвижению продукции – придумали выпустить наборы под названием «Народные». За три копейки (в буквальном, а не переносном смысле) любой человек мог купить роскошный подарок жене, невесте или дочке. В нарядной фирменной коробке были уложены кусок мыла, пудра и помада.

Генрих Брокар с особенным, но «копеечным» мылом стремительно завоевывал российский рынок, богател, строил и расширял свою фабрику и усадьбу на Мытной улице. С начала 1880-х годов фирма начала наконец выпускать духи и одеколоны. Но с продажами изящной парфюмерии была проблема: российские аристократы и богатые купцы заказывали ароматы в Париже и привычки свои менять не собирались. А вот как приучить другие группы потребителей – мещан, состоятельных крестьян, приказчиков – покупать для жен одеколон и духи? Супруги Брокар решили использовать волшебную силу, действующую безотказно во всех странах; по-русски она называется «халява» и обычно требует немалых вложений от организатора акции. Брокар рискнул и выиграл.

На Первой Всероссийской Промышленно-художественной выставке в 1882 году в центре павильона был сооружен благоухающий фонтан – и каждый смог убедиться, как прекрасен одеколон «Цветочный» от фирмы Брокар. Это был аттракцион неслыханной щедрости, и народ повел себя соответственно: люди собрались вокруг ароматных струй, старались намочить в фонтане шляпки, платки и сюртуки; самые сообразительные побежали домой за другой одеждой и пустыми бутылками, дабы нацедить душистого эликсира. Потенциальные потребители не только насквозь пропахли ароматом, но и разнесли аромат «Цветочного» по всему городу, став добровольными посланцами парфюмерии Брокара. Газеты, разумеется, красочно описали столпотворение вокруг чудесного источника.

Каким был аромат одеколона «Цветочный», произведенный Генрихом Брокаром в соавторстве с молодым французским парфюмером Жоржем Ферраном? Он был насыщен первоклассными цветочными эссенциями – бергамота, жасмина, гвоздики, резеды – с добавлением мускусной основы. Трудно судить об этом аромате по выпускам советского времени, когда одеколоны этого класса, дешевые «Цветочный», «Тройной», «Шипр», стали содержать в основном спирт, чем, в общем, и прославились.

Кстати, успех рекламной акции был закреплен выпуском нового одеколона под названием «Фонтан». Тройная выгода извлекалась из всего! В 1887 году, к открытию третьего магазина Брокара в Москве, на Китай-Городе, была проведена еще одна яркая рекламная акция. Продавали «праздничные наборы», куда входили: духи, одеколон, люстрин для волос, туалетный уксус, вазелин, пудра «Лебяжий пух», пуховка, саше, помада и мыло; десять предметов в одной коробке, под названием «Слава». В газетах заранее сообщалось, что наборы будут продаваться по цене 1 рубль за коробку. И, естественно, было предупреждение, что «количество товара ограничено». В результате в день открытия покупатели чуть не разнесли новый магазин. К приезду срочно вызванной полиции было продано две тысячи коробок, а уже к трем часам дня продавать было нечего. Набор «Слава» долгие годы был очень популярным товаром Брокара.

Фирма выпускала духи «Дневной ландыш», «Нильская лилия», «Заира» и даже «Опиа»; первый одеколон для мужчин «Тройной», а также – мыло и одеколон «Букет Плевны». Флаконы изготавливали на подмосковной стекольной фабрике Грибова, иногда по эскизам самого Генриха Брокара. Духи стали завоевывать призы на выставках во Франции, Бельгии и Швейцарии. Всего на международных выставках было получено восемь золотых медалей, на Промышленной выставке в Париже 1889 года аромат Брокара «Персидская Сирень» получил «Большую Золотую медаль», в 1900 году – Гран-при Всемирной выставки в Париже.

К началу ХХ века оборот предприятия составил 2,5 млн рублей. Прибыль тратили на расширение производства, закупку качественного сырья и разумную социальную политику: работала столовая, в праздники для служащих накрывали щедрые завтраки, самый низкооплачиваемый работник у Брокара получал ежемесячно 15 рублей – для Москвы того времени это была хорошая зарплата. Кроме того, каждый сотрудник ежемесячно получал в подарок наборы душистой продукции по числу членов семьи. Работникам Брокара запрещалось употреблять алкоголь, и не только в рабочее время; увольняли даже за «вчерашний перегар». Тем не менее, благодаря заботе о работниках, стачки и забастовки миновали фабрику француза.

Заработав состояние, Генрих Брокар увлекся коллекционированием предметов искусства. Собирал живопись, иконы, парадные портреты, веера, седла, бронзовые подсвечники. Всего в его собрании было около пяти тысяч предметов, ценных и не очень. Парфюмер покупал антиквариат у аристократов – князей Голицына, Шаблыкина, – но не пренебрегал и лавками антикваров и старьевщиков. Собирал страстно, платил щедро, очень любил обмениваться с другими коллекционерами. Завистников, разумеется, было немало. О Брокаре ходили легенды, не всегда доброжелательные: то говорили, что он однажды купил старую икону, сел на нее нечаянно, она раскололась, – «а там, подумать только, подлинный Дюрер!» Рассказывали, что он был способен на картине замазать кота или пририсовать даме бюст попышнее. Беспорядочно собирая фарфор и майолику, мебель и бронзу, оружие и ткани, Брокар следовал общей для своего времени склонности к эклектике, но это не означает, что он «вовсе не разбирался в искусстве», как о нем злословили. Генрих Брокар был человеком образованным и тонко чувствовал прекрасное.

Чтобы показать свои сокровища публике, фабрикант не стал тратиться на строительство специального особняка, а устроил частный музей в Верхних торговых рядах (сегодняшний ГУМ). В первом российском универмаге, суперсовременном по тем временам здании, открытом в 1893 году, разместились роскошно отделанные помещения трехсот двадцати двух магазинов известных российских фирм: Товарищества Абрикосовых, Трехгорной Прохоровской мануфактуры, Товарищества Эмиль Циндель и, конечно же, Товарищества парфюмерного производства «Брокар и Ко». А в восьми залах на третьем этаже экспонировались картины и другие предметы искусства из собрания Генриха Брокара. Средства, собранные от продажи билетов на выставку, фабрикант направлял на благотворительность.

Талантливого парфюмера, промышленника и коллекционера не стало в 1900 году. Его капитал и предприятие наследовала жена Шарлотта, но и она умерла спустя три года. Главными на фабрике остались сыновья Брокара, Александр и Эмиль, и зять Жорж Ферран, женатый на дочери Брокара – Евгении. В 1908 году (по другим сведениям в 1902-м) на фабрике начал трудиться парфюмер из Франции Август Мишель, он составил к празднованию 300-летия Дома Романовых в 1913 году духи «Любимый букет императрицы». Мать Николая Второго название одобрила, аромат духов ей понравился, но использовать свой портрет на упаковке духов не разрешила. (Еще бы! Потом еще и мыло сделают!) Так на упаковке и этикетке этих духов появился портрет Екатерины Второй. Предприятию Брокара дали долгожданное звание Поставщика Его Императорского Величества.

Многие чувствовали тревогу, но никто не мог знать, что наступает закат империи: у фабрики Брокара, как у всей страны, начинались большие беды. Сразу после начала Первой мировой войны по Москве прокатилась волна погромов: горожане громили магазины «немцев»; пострадали и магазины товарищества. Брокары были французами (к тому же родившимися в России и считавшими родным языком русский), но никто не интересовался нюансами. Патриотически настроенным гражданам категорически не нравились духи, украшенные портретом Екатерины Второй. «Немка! Немка!» – кричали они. Во время военных действий дела на парфюмерной фабрике шли все хуже, бóльшая часть семьи Брокар эмигрировала еще до революции. Дочь Генриха, Евгения, с мужем Жоржем Ферраном пытались продолжить дело Брокара во Франции, но успеха не имели.

Сын Генриха Александр оставался в Москве. Он, подобно отцу, был страстным любителем искусства, покупал картины Врубеля, Судейкина, импрессионистов. Александр и сам занимался живописью, посещал частную художественную школу Ф. И. Рерберга в Москве, там же с 1907-го до 1910 года занимался художник Казимир Малевич. Их знакомство привело к появлению одного из самых оригинальных флаконов в истории парфюмерии. Согласно легенде, именно Малевич сделал эскиз флакона к одеколону «Северный»; крышка в виде белого медведя навинчивается на флакон в виде льдины. Одеколон «Северный», или «Север», выпускался до начала 90-х годов ХХ века; правда, льдина со временем становилась все больше похожа на пузырь, а белый медведь – на отъевшегося барсука.

После революции фабрику национализировали. Александра Брокара и других членов правления товарищества арестовали по обвинению в антисоветской деятельности. Александра Генриховича Брокара продержали в тюрьме пять месяцев, затем ему удалось уехать во Францию. Парфюмерное производство и собранные семьей произведения искусства остались в распоряжении Страны Советов.

Фабрику сначала переименовали в «Замоскворецкий мыловаренный комбинат № 5», где объединили оборудование и лаборатории двух когда-то конкурирующих парфюмерных фирм: «Брокар» и «Ралле». Потом предприятие назвали «ТЭЖЭ», что означает «Трест Жиркость» или «Трест эфирно-жировых эссенций», а если полностью, получается строка в стиле абсурда: «Государственный союзный трест высшей парфюмерии, жировой, мыловаренной и синтетической промышленности (ТЭЖЭ) Главного управления маслобойно-жировой и парфюмерно-косметической промышленности Наркомпищепрома СССР». Позже фабрике дали название «Новая Заря». Главным (и единственным на протяжении десяти лет) парфюмером фабрики стал француз Август Мишель. Еще там работала партийная ячейка, без нее никак не получалось производить духи для пролетариата. Возглавляла партячейку Полина Жемчужина, жена Вячеслава Молотова, второго «лица» в СССР. Вскоре Жемчужина стала директором фабрики «Новая Заря», а в 1949 году ее репрессировали и приговорили к ссылке на пять лет; освободили сразу после смерти Сталина.

В 1925 году советская парфюмерная фабрика «Новая Заря» выпустила великие духи «Красная Москва». Считается, что «Красную Москву» парфюмер Август Мишель сотворил, преобразовав дореволюционные духи «Любимый букет императрицы». Подтвердить или опровергнуть это некому.

Духи-легенда, да и просто хорошие духи, «Красная Москва» не бодрили и не звали энергично трудиться. Они звучали странным диссонансом в мире, где девушкам и женщинам предлагали отбойный молоток в качестве украшения, спортивные майку и трусы для парада гимнасток или шлем летчицы. Такова была эстетика времени, и это была очень стильная, гармоничная эстетика; ее ярко и точно выразил художник Александр Дейнека в своих лучших картинах. Героини Дейнеки – физкультурницы, рыбачки, бодрые доярки, – мне кажется, не стали бы душиться «Красной Москвой». Да и девушки с полотен другого хорошего художника того времени, Юрия Пименова, предпочли бы аромат полегче, более звонкий. Духами «Красная Москва» могла душиться сама Полина Жемчужина, а также ее лучшая подруга, жена Сталина Надежда Аллилуева, и другие дамы «кремлевского бомонда». Отправляясь на премьеру в Большой театр, они надевали бархатные платья, меховые горжетки и благоухали именно так – цветочными эссенциями, приправленными сандалово-томным, но тонким шлейфом. С «Красной Москвой» хорошо рифмуются мелодии танго Оскара Строка: «Ах, эти черные глаза меня плени-и-и-ли, их позабыть никак нельзя, они горят передо мной….»

Очень модной женщиной в 30-е годы была Елена Сергеевна Булгакова, но ее муж в бессмертном романе «Мастер и Маргарита», перечисляя названия дамских парфюмерных фетишей, «Красную Москву» не упомянул, так что, скорее всего, на туалетном столике Елены Сергеевны такого флакона не было.

Справедливо было бы поставить в Москве памятник духам «Красная Москва»: их носили десятки миллионов женщин, их покупали миллионы мужчин и юношей, начиная со школы («Что будем дарить девочкам на 8 Марта?») – и до пенсии («Что купить бабушке на день рождения?»). «Красную Москву» любили, ею душились и ею пренебрегали; высокомерные модницы помоложе выбрасывали не глядя или отдавали не жалея флаконы с покатыми «плечиками» в красных коробках и без коробок. В любом случае эти духи – парфюмерная эпоха, безмолвный спутник невероятно сложных судеб наших бабушек и прабабушек.

Были у Августа Мишеля и, соответственно, у «Новой Зари» того времени и другие удачные разработки. Например, духи «Манон» – ландышевый, бело-цветочный, более легкий, чем «Красная Москва», аромат, появившийся то ли в 1932 году, то ли на 10 лет раньше. «Живыми» или не слишком, но винтажные «Манон» можно найти до сих пор и убедиться, что они солнечные, звенящие и яркие. Аромат вполне мог подходить задорным комсомолкам и спортсменкам, гармонировать с «Маршем энтузиастов» Исаака Дунаевского. Но название духов откровенно отсылает к роковой соблазнительнице, la femme fatale Манон Леско, жестоко погубившей кавалера Де Грие. Значит, парфюмер считал, что создает духи для соблазнительных похитительниц мужской воли? Но разве могли быть такие женщины в СССР? Конечно, они были. И вдохновляли, и вволю мучили лучших писателей и поэтов. Бывают ведь музы умиротворяющие, а бывают музы-испытательницы. Самые известные роковые красавицы, «Манон» советского времени, – это Лиля Брик, любимая мучительница Маяковского, и Серафима Суок, неизбывная любовь Юрия Олеши, прототип куклы наследника Тутти из «Трех Толстяков».

В 1927 году, к 10-летнему юбилею революции, были выпущены духи «Красный Мак» – восточные, специевые, тягучие. Коробочка украшалась шелковой кисточкой, шрифт на коробке и на этикетке стилизовался под китайские иероглифы. Одновременно в Большом театре был поставлен балет «Красный Мак» на музыку Глиэра, так Страна Советов поддерживала Китайскую революцию. Китайские товарищи не были в восторге от либретто, где часть действия с участием главной героини разворачивалась в притоне на фоне наркотических фантазий, все же их страна много страдала от «опиумных войн»; позже спектакль переименовали в «Красный цветок». Духи оставили. Кстати, интересно сравнить «Красный Мак» с «Опиумом» Ив Сен-Лорана, появившимся спустя полвека.

Действительно жаль, что нет памятника эпохальной «Красной Москве». Но вот еще бóльшая беда: никто не знает, что стало с человеком, сотворившим эту парфюмерную композицию. Он пропал. Судьба Августа Мишеля, главного парфюмера «Новой Зари», достоверно никому не известна. Он подготовил на фабрике молодых парфюмеров, был арестован в 1937 году, вероятнее всего, его расстреляли.

Вдохновенные усилия семьи Брокар и их последователя Августа Мишеля не пропали, они до сих пор присутствуют в нашей культуре. В парфюмерии, в картинах на стенах музеев, в легендарном, сложном аромате «Красной Москвы».

Bourjois

Бабетта и миллиарды

Интересно сравнить судьбу духов Soir De Paris («Вечер в Париже») фирмы Bourjois и Chanel № 5, принадлежащих фирме Les Parfums Chanel. Эти успешные композиции сочинил один парфюмер, выпускались духи на одном предприятии, и в рекламу духов Soir De Paris было вложено гораздо больше денег и фантазии, чем в «Пятерку». Но – за сто лет с большим отрывом победили Chanel № 5. А почему?

Фирма Bourjois была основана во второй половине XIX века, и первые шестьдесят лет успешно производила декоративную косметику. Это был тот редкий случай, когда принципиально новый продукт придумал потребитель. Комик Жозеф-Альбер Понсен однажды понял, что ему и его товарищам-актерам не хватает «правильных» румян, чтобы гримироваться: сухие румяна плохо держатся на коже и недостаточно выразительны, а жирные «садятся» грубым пятном и растекаются. Сообразительный актер Понсен стал экспериментировать на кухне: разбавил пигмент и пудру водой, засунул в печку, запек, отполировал, затем попробовал добавить жемчужной крошки. Получились отличные румяна, раскладывались они в небольшие удобные круглые баночки. Постепенно было налажено производство румян разных оттенков. И не только актеры, актрисы и клоуны захотели ими краситься, но и многие дамы. В 1868-м Понсен вернулся к служению искусству, а патент на косметику продал своему помощнику Александру-Наполеону Буржуа, с этого времени фирма стала называться Bourjois. Стики для грима, пудра, румяна Bourjois теперь поставляли в театры, кабаре, магазины Парижа, и они были очень востребованы.

В 1870 году предприниматель из Эльзаса Эрнест Вертхаймер (1852–1927) перебрался в Париж и вложил деньги в этот перспективный бизнес. На построенном им заводе Bourjois, кроме румян и грима, стали производить пудру «Ява», она к концу века уже продавалась по всему миру. Эрнест Вертхаймер тем временем подготовил своих сыновей – Пьера (1888–1965) и Поля (1883–1948) – к работе на семейном предприятии, так что с 1917 года братья Вертхаймеры управляли процветающей фирмой Bourjois.

К 20-м годам ХХ века парфюмерная линейка Bourjois развивалась вяло, а вот производство косметики, торговля пудрой и румянами процветали и приносили братьям хороший доход. К тому же Пьер Вертхаймер женился на дочери совладельца французского банка Lazard, который имел отделения в Нью-Йорке, Лондоне и Париже. Братья вели образ жизни богатых буржуа, увлекаясь самым престижным и дорогостоящим видом досуга – скачками. И в 1923 году именно на скачках, в Довиле, Мися Серт познакомила Вертхаймеров с мадемуазель Габриэль Шанель.

Как известно, незадолго до этого у Модного дома Шанель появились удачные духи, Chanel № 5, композицию которых представил парфюмер из России французского происхождения Эрнест Бо. Произведенные в количестве приблизительно ста флаконов для подарков клиенткам, духи имели большой успех и отличались от других парфюмерных продуктов; их необычное «альдегидное» звучание произвело впечатление на современниц. Взволнованные дамы возвращались в бутик Шанель и требовали продать им флакон духов, непохожих на другие ароматы. Шанель и ее подруга Мися Серт решили, что можно заработать, наладив выпуск Chanel № 5. Только кто будет заниматься производством, рекламой, продажами?

Необходимые производственные мощности были у владельцев Bourjois, и братья предложили мадемуазель контракт: они основали Les Parfums Chanel специально для духов, выходящих под именем мадемуазель. Началась долгая история сотрудничества и борьбы Вертхаймеров и Шанель, до конца их жизни.

Вертхаймеры наняли на работу и парфюмера Эрнеста Бо, оценив его талант. Так с 1924 года Бо стал главным парфюмером и Bourjois, и Les Parfums Chanel.

Soir de Paris («Вечер в Париже»), Bourjois, 1928. Самые успешные духи авторства Эрнеста Бо, выпущенные Bourjois, назывались в США Evening in Paris, во Франции – Soir de Paris. И это был прекрасный аромат!

В них можно угадать гелиотроп, фиалку, нарциссы, тихую мелодию розы, переплетенную с мягкой сандалово-ванильной, амбровой базой. Деликатные шелковистые ноты идеально сбалансированного аромата переливались и мерцали в темно-синем флаконе Soir de Paris. Эрнест Бо сочинил очень женственные, тонкие, можно сказать, аристократичные духи.

Реклама гласила, что это духи класса люкс, которые можно приобрести всего за 90 франков! Soir de Paris привлекали женщин качеством аромата, а их мужей – доступной ценой. На афишах, на упаковке и в рекламных объявлениях журналов изысканно одетая пара влюбленных позировала на берегу Сены, или в элегантном ресторане, или на фоне Эйфелевой башни, изящная блондинка в вечернем платье млела в объятиях джентльмена во фраке и при «бабочке». Ну конечно, это и есть типичный «вечер в Париже»!

Вернее, это романтическое видение иностранца, представляющего себе Париж. «Я бы, конечно, сумел описать майскую парижскую ночь с маленькой гелиотроповой луной посреди неба… узкие улицы Монмартрского холма, как бы нежные детские руки, поддерживающие еще не вполне наполнившийся белый монгольфьер одного из белых куполов церкви Сакре-Кёр, вот-вот готовый улететь к луне…» – так написал Валентин Катаев, и, возможно, беря в руки флакон Soir de Paris, девушка из Техаса или Калифорнии представляла себе нечто подобное.

Фирма Bourjois стала выпускать подарочные комплекты с ароматом Soir de Paris: были «дневные» и «вечерние» наборы, куда входили духи, одеколон, пудра. К Рождеству и к Пасхе выпускались лимитированные серии наборов в специальном оформлении. Еще рекламщики Bourjois придумали: коробки для духов в виде берета моряка, в виде нижней юбки (я не знаю, как это могло выглядеть!), парфюмированные открытки и даже музыкальный сундучок, который наигрывал популярную французскую мелодию.

Продукцию Bourjois, в том числе духи Soir de Paris, расхваливала Бабетта – соблазнительная, веселая парижанка с короткой стрижкой. Это был вымышленный, рисованный, но постоянный персонаж рекламы фирмы Bourjois. Впервые она была нарисована для рекламы аромата Mon Parfum Bourjois в 1925-м и потом постоянно появлялась на страницах прессы и в модных журналах. Бабетта была воплощением «истинной парижанки», которая обожает пробовать модные новинки, очень нравится мужчинам и вызывает зависть других девушек. Бабетта делилась секретами макияжа, попадала в смешные ситуации, смеялась над собой и, разумеется, восхищалась косметикой и парфюмерией бренда Bourjois. Всего было придумано более 200 историй Бабетты, например, такие: «Бабетта в беде!», «Бабетта пытается закрыть чемодан», «Бабетта готовит шедевр», «Бабетта и упрямый жених», «Секреты Бабетты». Юмор, легкая ирония сделали бесшабашную модницу популярной, а скрытую и прямую рекламу продукции Bourjois – эффективной. Даже до Советского Союза дошли отзвуки истории приключений парижанки. Когда в 1958 году появился французский фильм «Бабетта идет на войну» с Бриджит Бардо в главной роли, стала модной прическа героини – слегка растрепанный пучок Бриджит Бардо советские девушки называли «бабеттой».

Массированная реклама Soir de Paris хорошо работала. Согласно исследованию 1939 года, самыми продаваемыми духами в мире на тот момент являлись: Emeraude (1921) Coty, Muguet (1936) Coty, затем шли Soir de Paris Bourjois, потом Shalimar (1925) Guerlain, и последними были Chanel № 5. Во время Второй Мировой войны темно-синие флаконы Soir de Paris были самым продаваемым ароматом в США.

К тому времени отношения между Габриэль Шанель и Вертхаймерами были основательно испорчены. Судебные разбирательства с требованием пересмотреть долю распределения прибыли шли уже больше десяти лет, хотя пока Шанель ничего не добилась. Конечно, мадемуазель ничего не вложила в Chanel № 5, но имя свое ценила высоко. Во время Второй мировой войны Вертхаймеры бежали в США и там наладили производство духов – как Chanel № 5, так и Soir de Paris. Неудивительно, что в рекламу и раскрутку «собственного» аромата они вкладывали больше и с бóльшим вдохновением.

А когда ситуация переменилась? Американские солдаты, оказавшиеся в конце войны в Париже, хотели привезти матери или подруге из Европы «настоящие французские духи». Волею судеб ими оказались именно Chanel № 5.

Популярные духи фирм Bourjois и Coty производились в США, их можно было купить за океаном, так что считаться ценным парижским трофеем они не могли. Но почему этими духами не стали, например, флаконы фирмы Guerlain? Наверное, они были слишком дороги. И еще случилось вот что: согласно популярной легенде, когда Габриэль Шанель арестовали, обвиняя в сотрудничестве с нацистами (так и было на самом деле), она приказала раздавать духи Chanel № 5 бесплатно американским солдатам. У дверей ее бутика на Рю Камбон, 31 в один день выстроилась нескончаемая очередь людей в военной форме. Могло сыграть роль и еще одно обстоятельство: Шанель закрыла свой бутик в 1939 году, уволив всех сотрудников. Во время войны она ничего не продавала, но и не подвергалась репрессиям, и на складе ее предприятия (в отличие от закромов других кутюрье и парфюмерных домов) могли сохраниться запасы духов. Достаточные, чтобы провести беспримерную рекламную акцию, которая к тому же, вероятно, защитила Шанель.

В любом случае американские солдаты, получившие по флакону духов даром, остались довольны. Маятник популярности в США качнулся в сторону Chanel № 5.

В начале пятидесятых между Шанель и Пьером Вертхаймером (Поля уже не было на свете) наконец было достигнуто мировое соглашение; мадемуазель получила компенсацию «упущенной выгоды» и также гарантию оплаты любых своих счетов от Пьера Вертхаймера. Зато теперь ее фирма полностью принадлежала семье Вертхаймер. С тех пор никакие духи в мире не могли сравниться с Chanel № 5. И тем более не Soir de Paris, популярность которых осталась в прошлом.

Дело не только в том, что строение духов Chanel № 5 было особенным, а композиция Soir de Paris более традиционной. После повторного выхода Габриэль Шанель на сцену мировой моды в 1954 году к образу ее духов прибавился мощный фактор: покупая флакон Chanel № 5, человек приобщался к великому мифу о непобедимости Великой Мадемуазель, личности, одной из самых влиятельных и известных в ХХ веке.

Ну а новые владельцы бренда Chanel, они же владельцы бренда Bourjois, с некоторых пор предпочли ставить на одну лошадь в собственной конюшне.

После того как в 1971 году Габриэль Шанель покинула этот мир (Пьера Вертхаймера не стало в 1965-м), бренд Chanel пришел в упадок. В этом винили сына Пьера, Жака, который больше интересовался лошадьми, чем бизнесом. Спасать бренд пришлось Алену Вертхаймеру, сыну Жака, ему в ту пору едва исполнилось 25 лет. И начал Ален с того, что убрал духи Chanel № 5 с полок аптек, выставив их в самых дорогих магазинах, затем вложил деньги в современную рекламу парфюма. В 1978 году фирма Chanel выпустила первую партию «готовой одежды», pret-a-porte, а в 1983-м наняла Карла Лагерфельда, назначив его креативным директором. Альянс этого выдающегося художника моды и финансиста А. Вертхаймера продолжался больше тридцати пяти лет и принес семейству Вертхаймеров баснословные деньги; сегодня их семья владеет капиталом в 46,5 миллиарда долларов, и немалую часть этих денег приносят духи Chanel.

К слову сказать, в 2015 году семья Вертхаймеров продала свою фирму Bourjois американской корпорации Coty.

Coty

Авангардист

«Мерцает запах «Розы Жакмино», который любит Михаил Кузмин», – духам La Rose Jacqueminot фирмы Coty были верны актриса Вера Холодная, писатель Александр Куприн, модельер Надежда Ламанова, многие в дореволюционной России.

Франсуа Коти смог придумать и создать новую отрасль промышленности, настоящую «золотую жилу» ХХ века. Он был первым и победил, прославился и разбогател – как Форд и Гейтс в своих областях. Уникальный «нос» сочинил ангельский Chypre Coty, давший парфюмерии новое направление, составил духи L’Origan и La Rose Jacqueminot, ставшие фетишем русского Серебряного века. Франсуа Коти убедил сотрудничать других гениев – Бакста и Лалика, – они создавали для него дизайн упаковки. Коти придумал много волшебных парфюмерных композиций: кроме уже упомянутых, это были Emeraude, Muget de Boias, Jasmin de Corse. И лишь сверходаренный человек мог с такой страстью исковеркать собственную жизнь.

Жозеф Мари Франсуа Спотурно (1874–1934) родился на Корсике. В отличие от корсиканца по фамилии Бонапарт, он родился в семье совсем бедной, к тому же осиротел в семь лет. Воспитывала Франсуа бабушка, у которой был документ, утверждавший, что она приходится родственницей Наполеону Бонапарту, ну неблизкой, но все же… Справка была ценной, но это не помогло оплатить обучение внука. Франсуа не окончил школу. Корсику он покинул рано, военную службу проходил в Марселе. И вот первая удача: после окончания службы его командир Эммануэль Арен забрал Франсуа Спотурно с собой в Париж. Писатель и сенатор, Арен предложил Франсуа должность секретаря. Франсуа был веселым и очень смышленым, замечательно играл в карты. Но секретарем? К политику? В Париже, где снобы и насмешники охотно потешаются над деревенскими выскочками? Секрет прост: сенатор тоже был корсиканцем. Да, Франсуа оказался в Париже, но о карьере секретаря в биографиях больше не говорится; возможно, он все же делал слишком много ошибок в записях.

В 1900 году в Париже полгода была Всемирная выставка; среди 50 миллионов человек, получивших в ее павильонах необычайно сильные впечатления, был и корсиканец Франсуа Спотурно. А увидел он, в том числе, и последние достижения французской парфюмерии: фирмы Guerlain и Houbigant выставляли свои духи. Если бы знали эти надменные господа в жестких воротничках, потомственные парфюмеры, что сможет совершить корсиканец спустя каких-нибудь пять лет! Если бы знал Жак Герлен, внук парфюмера и племянник известного парфюмера, кто станет его самым ярким конкурентом! На выставке в павильонах Мадагаскара, Сиама, Индокитая, Марокко, в других колониальных разделах благоухало невиданными цветами и смолами. В том числе и эти впечатления пробудили во Франсуа Спотурно дар парфюмера.

Следующий этап карьеры стал без преувеличения фантастическим: Франсуа обучался и быстро обучился парфюмерному искусству в Грассе. В каком качестве корсиканцу удалось устроиться на парфюмерную фабрику Chiriz? Подсобным рабочим? Продавцом в лавке? Учеником? Парфюмерия тогда (как и сейчас отчасти, но тогда в гораздо большей степени) была делом клановым и очень закрытым. Достаточно сказать, что владелец фабрики Жорж Ширис вместе с семьей владел контрольным пакетом акций даже иностранных фабрик – например, известного московского парфюмерного концерна Ралле. А сестра Жоржа, Валентина, была замужем за сыном президента Франции.

В Грассе дар Франсуа Спотурно скоро стал очевидным и среди цветочных плантаций быстро развивался: в отличие от обычного человека, который способен обонять не больше ста оттенков благоухающего вещества, Франсуа различал и запоминал несколько тысяч нюансов. Ему, при отсутствии базовых знаний по химии, без ласковых наставлений дедушки-парфюмера, понадобилось всего два года учебы в Грассе! Всемирно известный «нос», парфюмер в четвертом поколении Ги Робер рассказывал, что его дед Жозеф Робер в это время работал на Chiriz и давал первые уроки парфюмерии Франсуа Спотурно. Незадолго до этого Жозеф Робер запатентовал способ получения «чистого абсолю» и от имени Chiriz предлагал абсолю жасмина, розы, туберозы, кассии крупным парфюмерным домам: Guerlain, Houbigant, Lubin. Но те не проявляли никакого интереса, для парфюмеров-традиционалистов абсолю благоухали непривычно сильно, грубо и «ненатурально», «старые носы» привыкли к более естественным ароматам. А у Франсуа Спотурно не было опыта работы с парфюмерным сырьем, поэтому и не было предубеждений. Уроженец Корсики нашел, что абсолю – восхитительный материал, из которого он и будет творить новые духи ХХ века.

Это было время переворота в представлении людей об искусстве и видении мира. «Я сразу смазал карту будня, плеснувши краску из стакана», – написал Владимир Маяковский в 1913 году. Кандинский смешал контрастные краски и стал писать картины крупными мазками, размашисто и пастозно. Пикассо страстно ломал любые каноны, включая собственные. Палитрой Франсуа Коти стали новые, яркие душистые вещества, он смело их применил.

К 1903 году Франсуа сочинил первую собственную парфюмерную композицию La Rose Jacqueminot. Еще у него появился компаньон, и главное – сложился план действий, воистину наполеоновский; он почувствовал, что пора осуществляться его великой судьбе в полной мере. Во-первых, чтобы прославиться, нужно было поменять имя. Он сменил «Спотурно» на «Коти» – взял девичью фамилию матери. Бизнес-проект в общих чертах был изложен компаньону и, кстати, определил общие принципы маркетинга парфюмерии грядущего столетия. Рецепт успеха, предложенный Франсуа, звучал приблизительно так: «Предложите женщине самое лучшее, красиво упакуйте, попросите за это разумную цену, и тогда вы станете свидетелем рождения дела, подобного которому мир еще не видел». Это была формула «4 пи», сформулированная и опубликованная лишь в 1960 году экономистами Маккарти и Кетлером: продакт (товар), прайс (цена), промоушн (продвижение), плэйс (место продажи). С последним пунктом начинающему парфюмеру определиться было труднее всего. Это и отметил компаньон – им была жена Франсуа Ивонн-Александрина, продавщица в цветочном магазине. Она же на первых порах взялась за изготовление упаковки, украшала коробки вышивкой и выстилала их дно шелком.

Дальше в канонической биографии парфюмера следует легендарный эпизод, который позволяет считать Коти еще и основоположником современного перфоманса. Он пришел в магазин при Лувре и сказал: «Я желал бы продавать в вашем магазине прекрасные духи! Могу попробовать?! Я Коти!» – «Не слышали о таком, месье!» – «Услышите еще не раз!» – и разбил склянку о пол. Благоуханием La Rose Jacqueminot наполнился зал магазина, покупательницы набежали и раскупили всю пробную партию. Как говорили древние – «если это и неправда, то хорошо придумано». Но действительно, духи La Rose Jacqueminot быстро стали популярными и позволили Коти расширить лабораторию. Он стал сочинять новые ароматы, стремительно осваиваясь на рынке парфюмерии.

Следующей удачей Коти стали духи L’Origan. Яркие, восточно-специевые, звучащие дерзко и свежо. В них Коти использовал «абсолю» еще более смело, и L’Origan стали парфюмерной бомбой.

«Привычка к Л’Ориган и к розам», – это строка из стихотворения Сергея Есенина, для которого эти духи были символом роскошной женщины. А Александр Вертинский находил аромат L’Origan резким; поэт два раза упоминает его в книге воспоминаний, называя «пронзительным».

Коти эффективно вкладывал деньги в рекламу, упаковку и расширение производства. Для каждого аромата разрабатывался свой дизайн, на флакон и коробку клеилась этикетка с названием духов и фирмы-изготовителя. Флаконы для его духов стал изготавливать знаменитый ювелир Рене Лалик, он же придумывал дизайн этикеток, а упаковку для пудры оформил Леон Бакст, который после триумфа «Русских Балетов» стал самым модным и дорогостоящим художником Парижа и Нью-Йорка.

Кутюрье и парфюмер Поль Пуаре так описывал свою первую встречу с Коти: «В одно утро пожаловал месье Коти, маленький, тщедушный, весь в сером, на голове небольшая шляпа. Я был с ним незнаком. Он заявил очень уверенно:

– Я пришел купить ваш парфюмерный Дом.

– Отлично, – ответил я. – Но я его не продаю.

– Вы и за пятнадцать лет не сможете продвинуть свой бизнес. А если поверите мне, пойдете под мое крыло, то уже через два года будете процветать.

– Я понимаю и даже верю в успех через два года! Но это будет ваша фирма. А я предпочитаю, чтобы все ближайшие пятнадцать лет это была моя собственность, пусть и не очень успешная.

– Вы ничего в делах не понимаете, месье! – сказал он сердито и, приподняв канотье над маленькой головой, гордо вышел. Месье Коти очень напоминал Бонапарта и манерами, и ростом».

К концу 10-х годов ХХ века Франсуа Коти заработал на духах десятки миллионов, став одним из самых богатых людей Франции, построил собственный «Парфюм-сити», фабрику под Парижем, со стекольным производством, граверным цехом, типографией, самым современным оборудованием; там трудились тысячи работников, сотни грузовиков развозили продукцию фирмы Coty. «Одно меня расстраивает, – как-то признался парфюмерный магнат, – что я не смог воссоздать в духах запах жимолости». Коти покупал замки, тратился на красивых женщин, считалось, что всех любовниц он заселяет в один парижский отель, «Гранд Астория», – естественно, «желтая пресса» очень интересовалась его похождениями.

Первое иностранное отделение Коти открыл в Москве. В России до Первой мировой был хороший рынок, надежная экономическая ситуация. Духи Coty полюбили писатели, актрисы, поэты, богемные персонажи почувствовали в них аромат нового времени. Но не только интеллигенция и богема в России признали духи корсиканца. У каждой из великих княжон Романовых был свой любимый флакон фирмы Coty. Анастасия любила духи La Violette Pourpre («Пурпурная Фиалка»), Великая княжна Ольга – La Rose Jacqueminot («Роза Жакмино»). Татьяна предпочитала духи Jasmin de Corse («Корсиканский Жасмин»), а любимые духи Марии – Le Lilas Pourpre («Пурпурная Cирень»).

Самое известное произведение Коти-парфюмера – Chypre de Coty («Шипр»). Он был выпущен в 1917 году. Событие это настолько важное для мировой парфюмерной промышленности, что его столетие в среде профессионалов широко отмечалось. Именно «Шипр» Коти (хотя и до этого были духи с таким названием) признаётся основоположником нового направления запахов – «шипрового». Аромат начинается свежими нотами, затем длится, играет, может раскрываться цветами (или фруктовыми нотами), в базе звучит аккордом, сочетающим аромат пачули, мха, прелой листвы, земли в лесу. Этот аккорд завершается древесными и животными нотами, самыми «тяжелыми» и стойкими. «Шипр» меняется, «рассказывает историю», «рисует пейзаж», поскольку одновременно гармоничен и состоит из противоречий.

Вслед за Россией Коти открыл отделения в Нью-Йорке, Лондоне, Буэнос-Айресе. Он создал филиалы фирмы в США и Румынии; духи привозили туда из Франции и разливали на местах, так было дешевле. Поклонницам фирмы предлагались наборы, в них были пудра, помада, духи, одеколон, все благоухало одним из лучших ароматов Coty. Целая коробка счастья! Свою роль сыграли приемлемые, фиксированные цены. Коти следовал своей формуле «идеального массмаркета»: расширял производство, следил за качеством и не допускал удорожания продукта. Коти дал возможность женщинам со сравнительно небольшим достатком насладиться мечтой о роскоши; он продавал мечту во флаконе, со вкусом и добросовестно оформив ее как уникальную драгоценность. Желающих приобрести иллюзию преображения из простой женщины в роскошную по приемлемой цене было очень много.

Итак, к середине 20-х годов ХХ века была выстроена империя духов и косметики Франсуа Коти, Наполеона парфюмерии. Женщины по всему миру покупали пудру этой фирмы: в 1925 году утверждалось, что покупательниц уже 35 миллионов. Якобы даже супруга великого парфюмера Жака Герлена не скрывала, что предпочитает творениям своего мужа духи, созданные его конкурентом-корсиканцем, а знаменитая французская писательница Колетт приходила в восторг от аромата Jasmin de Corse Coty. На визитной карточке гения было написано: «Художник, промышленник, инженер, экономист, финансист, социолог». Слишком длинно и хвастливо, но все это было правдой. Всемирная слава, богатство, успех! Франсуа Коти побеждал и побеждал, ему все удавалось, – и вдруг лимит чудес в его жизни закончился. Может быть, это произошло потому, что он так и не смог воспроизвести любимый аромат ангелов – жимолость?

«Ведь ангелы летают, потому что легко относятся к себе», – говорил Честертон. А Франсуа Коти стал воспринимать себя очень серьезно, он захотел войти на равных в клуб политиков, решать судьбу стран, ну хотя бы областей. Чем он хуже Муссолини, например, чье имя тогда гремело в Европе? Но в политике получилось не так гладко, как с бизнесом.

Коти избрался сенатором от Корсики, но вскоре, из-за обвинений в подкупе избирателей, сенат аннулировал результаты выборов. В конце 20-х годов Коти помог правительству Франции во главе с Раймоном Пуанкаре создать французский стабилизационный фонд, вложив миллионы франков. Деньги у него с удовольствием взяли (и он никогда не потребовал их назад), но самого бизнесмена даже не включили в контрольную комиссию фонда. Тогда парфюмер купил популярнейшую газету Le Figaro и сделал ее рупором ультраправых идей. В 1928 году Коти стал выпускать свою газету «Друг народа», где много писалось о том, что парламентскую республику во Франции хорошо бы поменять на толкового вождя по примеру Италии, где Муссолини добился больших успехов и почитался великим. Коти не только оказывал финансовую поддержку профашистским партиям, но тоже вообразил себя спасителем народов – он основал и возглавил партию, завел собственную армию и одел ее в униформу, устраивал учения в окрестностях своего замка. У него больше не было времени на парфюмерию.

Со своей женой Ивонн Коти развелся. Она отсудила несколько миллионов франков; Коти должен был выплатить судебный долг в три этапа, но в 1931 году, после кризиса, заявил о финансовых трудностях. В результате последовавших судебных разбирательств бóльшая часть фирмы и газеты перешли к Ивонн. Франсуа Коти не стало в 1934 году, он умер в своем замке от пневмонии, разоренным и одиноким.