Помоги проекту - поделись книгой:
Трагедия в доме № 49
Трудно вырвать корень дерева, но еще труднее вырвать корень зла, хотя далеко не всегда он имеет под собой почву. Доброта может поднять человека до высот горы, а зло завести в такие дебри, из которых одному, без помощи, трудно выбраться.
О равнодушии, о зле и добре рассказываю я в этой книге. Я адвокат. У меня трудная профессия — быть поводырем заблудившегося. Ведь тонет не тот, у кого меньше сил, а тот, кто потерял надежду выплыть. Адвокат обязан оказать юридическую помощь, т. е. научить бороться за свои права по всем правилам социалистической законности. Обязан вернуть надежду, что справедливость восторжествует.
Всегда легче поддержать падающего, чем поднять упавшего. Особенно, если это подросток, уже не мальчик, но еще и не мужчина. Бывает, что на скамью подсудимых он попадает не только по своей вине, но и по беде. А самая страшная беда, когда пьянствуют и скандалят родители, не давая покоя ни себе, ни детям.
Чтобы были лучше дети, должны быть лучше родители. Но пап и мам не выбирают. Кому уж какие достались.
Порой мама радуется, что научила детей учиться, а то, что они совсем не умеют трудиться, ее мало тревожит. Но когда человек не хочет трудиться, забывая основной наш принцип «Кто не работает — тот не ест», — тогда недалеко ему и до скамьи подсудимых.
В судебном очерке «Иск не по адресу» рассказана история бывших молодоженов, бывших влюбленных. Прожита жизнь, выращены дети. Давно ушли из дома и любовь, и уважение друг к другу. Остались двое чужих людей под одной крышей. Можно и нужно разойтись по-хорошему, не втягивая детей в ссору. Если мать сегодня скажет сыну, что его отец худший из всех живущих, а завтра сын услышит такой же отзыв о ней, то вряд ли от этого вырастет авторитет обоих родителей.
Равнодушие… Это ядовитый корень, из которого вырастают подлость, трусость, жестокость. Равнодушного ничего не интересует, кроме собственного дома, собственной семьи, своих забот. Какое ему дело до чужого горя? До чужих забот, до интересов коллектива, интересов государства? Его кредо «Моя хата с краю». Из равнодушных и трусливых рождаются предатели. Таков Епифанов в очерке «Судьба изменника».
Трудно вырвать корень зла, но вырвать его надо. Вот почему и родилась эта книжка.
АВТОР
Произошел редкий случай. Сын поднял руку на отца, учинил скандал. Кого не возмутит это?! В конце концов, если тебя обидели, позови соседей — они помогут.
— Почему же ты не позвал на помощь? — спросил подсудимого прокурор.
— Не мог…
— А бить отца мог?
— Я виноват и не прошу оправдания.
Оправдать его, действительно, невозможно. Но как произошла трагедия в доме № 49? Почему? И один ли подсудимый в этом виноват — надо еще разобраться.
…Жестянщика Баранова знали на кондитерской фабрике как отменного специалиста. Смотреть со стороны, как он работает, — глаз не оторвешь. За мастерство и прощали ему многое. После очередной выпивки приходил в цех хмурый, ни на кого не глядел. Только ворчал, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Вырастил сыночка на свою голову… Вчера две поллитровки в унитаз вылил! Молокосос! Попробовал бы заработать. Техникум закончил, диплом получил. Грамотеем стал. Так что, от отца лицо воротить надо?! Кто тебя одевал, кормил?! Мать?! Много она на свою зарплату сделает! А тоже еще заступница выискалась: повышенную стипендию Вася получал, видите… Подумаешь, стипендия… Да я ее за два дня халтуры заработаю…
— Ты с кем это разговариваешь, Михаил Петрович? — подошел начальник цеха.
— Раз один, значит, с собой! А что, нельзя?
— Почему нельзя? Ты после смены загляни ко мне. Есть разговор с глазу на глаз.
— Знаю я эти разговорчики! Что, опять премии лишите, а то цеховое собрание созовете? Мол, незачем было Мишку-пьяницу в четвертый раз принимать на фабрику — только коллектив позорит… Так уж гоните сразу. Меня везде примут. А почему? Да потому, что работу свою твердо знаю и товар лицом завсегда покажу.
Он с ожесточением схватил лист железа, продолжая ворчать.
«И что с тобой делать? — думал начальник. — Легче всего, конечно, уволить за прогул. В мае и июне по четыре дня не выходил на смену. Домой к тебе и людей посылал, и сам ходил — толку никакого. Лечиться отправляли, на собрании обсуждали… Да и уволить сейчас никак нельзя — на носу ремонт цеха. Хорошего жестянщика иногда труднее найти, чем инженера».
Посмотрел он, как у Баранова работа спорится, и, ничего не сказав, пошел в контору.
Потом на суде начальник цеха вспомнит одно из собраний, когда жестянщика обсуждали в последний раз. Как обычно, пришел сюда Баранов с толстой тетрадкой, которую сам именовал «черным списком». В ней были записаны грешки всех, кто работал вместе с ним.
Только скажут о нем плохо, он сразу начинает листать тетрадь, и прямо с места охрипшим голосом:
— Ты наперед про себя скажи, за что тебе жена чуб драла?
Люди захохочут, выступающий растеряется:
— Какой чуб? Я ведь лысый…
— Но до лысины он ведь у тебя был. И вообще регламент соблюдать надо! Женщин вон детишки ждут. Плачут.
На суде свидетели скажут, что не на шутку опасались «черного списка». Где и следовало выступить, помалкивали. А пьянице только того и надо.
После очередной проработки не пришел Баранов на фабрику совсем. Целую неделю пьянствовал, громко кричал на весь подъезд:
— Как они ко мне, так и я к ним! Никуда не денутся. Без меня ремонта не сделают. Вот и пусть ждут, пока я пропьюсь. Пей, Анна! Сбегай-ка, Васенька, принеси три бутылки вина, чтобы на опохмелку хватило. Уважь отца!
— Уважь его! — просила сына мать.
Спустя полчаса, подавая стакан вина семнадцатилетнему Василию, отец снова сказал:
— Уважь отца!
— Да уважь ты его! — в угоду мужу повторила мать.
От выпитого у сына закружилась голова, потянуло ко сну. Не выключив телевизора, не расстилая постели, он лег на диван.
Проснулся от страшного крика матери. Даже не сразу понял, где она: на балконе или на кухне. Опять, наверное, дерутся! Когда это кончится?!
Крик повторился.
— Вася! Сынок! Убьет ведь!
Побежал на кухню, схватил занесенный кулак отца, скрутил руки и, не помня себя, начал бить.
Позже эксперты-медики скажут: Баранова-старшего можно было спасти, если бы ему вовремя оказали медицинскую помощь.
На суде выяснилось, что Баранов неоднократно избивал жену, гонялся за ней с топором, Об этом сообщили свидетели. А Василий ничего плохого не сказал об отце. Говорил только одно: «Виноват я!»
А наказание грозило, с учетом несовершеннолетнего возраста, до десяти лет лишения свободы.
— За что ты так жестоко избил отца? — задал вопрос судья.
— Маму он бил. Она сильно кричала.
Коллектив кондитерской фабрики выделил общественного обвинителя, наказав ему строго-настрого: «Пусть осудят, чтобы другим неповадно было, только проси суд, чтобы не лишали свободы. Так и скажи: «Довел пьяница-отец».
Поступило в суд и письмо работников автотранспортного техникума. В нем говорилось:
«В суде находится дело Баранова Василия, нашего выпускника. В техникуме он учился хорошо, получал повышенную стипендию. Он комсомолец. Это дисциплинированный, скромный, застенчивый подросток. Не было ни одного случая нарушения им трудовой дисциплины, его уважали в группе.
Но мы все знали, что в доме у него тяжелая обстановка: отец и мать алкоголики. И Вася стыдился этого, замыкался в себе. Преподаватели сочувствовали ему, старались помочь. Особенно он стал переживать в последний год, когда стал взрослым, когда надо было готовить и защищать дипломный проект. Не раз мы беседовали и с матерью.
Мы думаем, что преступление, совершенное Васей, — это результат длительного, систематического расстройства нервной системы, сильного душевного волнения. Мы просим отнестись к Василию гуманно, не лишать его свободы».
Письмо принесла классный руководитель, а до этого сама пришла в прокуратуру и просила следователя, чтобы ее допросили в качестве свидетеля и вызвали в суд.
— Не под силу подростку выдержать такую обстановку, которая сложилась в семье Барановых. За три года учебы мы не слышали от Василия даже резкого слова… Все, что с ним произошло, — следствие нервного срыва…
Педагог очень волновалась, говорила так, будто на скамье подсудимых не бывший учащийся, а близкий, родной ей человек.
И опять притихший зал слышит слово, которое в суде повторяли один за другим все одиннадцать свидетелей, выступавших по делу.
— Довели! — говорит сестра Баранова-старшего.
— Довели, — подтверждает бабушка подсудимого. — Вася писал нам в деревню: «Приезжайте скорее. Они опять пьют».
С подобными письмами обращался он и к другим родственникам. Эти короткие письма взывали о помощи. Вот, может быть, тогда и надо было изолировать мальчишку от родителей, чтобы не отравляли они детство единственного сына. Но родственники, в лучшем случае, приезжали, журили пьяницу отца, и стыдили мать, и уезжали, фактически оставляя Василия наедине с собой.
И он замкнулся, замолчал: стоит ли писать, на кого-то надеяться, если все остается по-прежнему… Добавлялись лишь отцовские упреки: «Зачем писал, щенок! Не они, а я тебя кормлю!»
В центре большого города, в многоэтажном доме произошла эта трагедия. Кто в ней виноват? Я ищу ответа на вопрос в показаниях и соседей — тех, кто жил с Барановыми на одной лестничной площадке, за стеной их квартиры или этажом ниже. Люди как люди. Николай Васильевич из соседней квартиры — заместитель директора одного из заводов. Человек степенный, солидный. Он авторитетно заявил суду:
— На месте Василия никто не выдержал бы. Парень он тихий, скромный. Если бы не он, то кто-нибудь из родителей давно погиб бы в пьяной драке. Василий разнимал их, уговаривал, упрашивал…
Мария Федоровна, проживающая этажом ниже, рассказала, что неоднократно поднималась к Барановым, взывая к их совести:
— Почему у вас постоянный шум и стук? Потолок у нас уже в трещинах.
Баранов-старший издевался: у него, мол, очень болит желудок, вот он и бегает по квартире, чтобы облегчить боль. Жена его молча отходила от дверей, а Василий старался все реже и реже показываться на глаза соседям. Ему было стыдно за родителей.
Судьи удалились в совещательную комнату для вынесения приговора. Низко опустив голову, продолжал сидеть на скамье подсудимых Василий. Высокий, худой, очень похожий на мать, сидящую на другой скамье. Такой притихшей и оробевшей раньше ее никто не видел.
Долго совещались судьи. Тщательно взвесив все то, что было за и против подсудимого, они пришли к выводу, что он совершил преступление в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения. Учтя все обстоятельства дела, суд приговорил Василия Баранова к двум годам лишения свободы условно.
Трагедии, происшедшей в доме № 49, могло не быть, если бы родственники подсудимого, соседи Барановых не считали все, что происходило в семье Василия, чисто «семейным делом».
Тяжело шоферу на дорогах Тянь-Шаня. Непросто взять подъем или преодолеть крутой спуск. Но не это волновало солдата. Если б генерал узнал о прошлом своего шофера, то, наверное, ездить с ним не стал. Родителям и особенно брату Борису Николай строго-настрого наказал никому не давать его адрес. Уж очень дорого ему было доверие человека, прошедшего фронтовыми дорогами от Москвы до Берлина, доверие крупного военачальника — одним словом, их генерала.
Дорожил он и службой в рядах Советской Армии. Помнил все время, как не хотели призывать его в армию. Райвоенком прямо сказал:
— Служба — почетная обязанность, а ты имеешь судимость…
Дело дошло до областного военкомата. Трижды сам Николай приходил — не помогло. Многие просили за него. Даже бабушка, старая учительница, пошла к военкому. О чем говорила она — никто не скажет. Может быть, рассказала, каким невозможным был один из ее учеников, сколько перетерпела она от него, а теперь вот живет на улице, носящей имя этого Жени, геройски погибшего на фронте. Наверное, рассказала, что в ее квартире рядом с портретом погибшего сына висит портрет этого ученика в летной форме. Он погиб 17 января 1943 года, а фотокарточку прислал своей учительнице незадолго до гибели. Она всегда повторяла, что за человека надо бороться, так как дороже человека нет ничего.
Вот и внук Коля запутался, заврался. Родителям говорил, что пошел ночевать к бабушке, а сам — кражи совершал. Но ведь это от мальчишеской несерьезности, у него есть и хорошие задатки.
…Звонили телефоны на столе военкома, в приемной ждали люди. Какой-то молодой лейтенант проворчал: «Ходят тут всякие старушенции, мешают работать. Сидели бы дома. Из-за такой вот бабули автомашина простаивает».
Спокойно ждал своей очереди немолодой капитан. У него тоже было важное дело, но он считал, что если облвоенком долго и внимательно слушает — значит, дело говорит эта женщина. Капитан подумал: «Спешим, торопимся — всем некогда, А ведь человека тоже выслушать надо — пусть он откроет душу. Не каждый день кричат о помощи. Вот и бабушка, может, ночь не спала, чтобы решиться отнять время у такого занятого человека, а тут говорят — машина ждет, простаивает… Ничего, пусть подождет машина!»
…С тех пор прошло два года. За пять минут до отхода поезда демобилизованный солдат увидел идущего по перрону генерала. По привычке вытянулся в струнку: «Разрешите обратиться, товарищ генерал! Я что-нибудь забыл сделать?»
— Все нормально, Николай, просто пришел проститься с тобой. Спасибо сказать за верную службу, за старание, за то, что всегда ты был на высоте… А что, у брата твоего, Бориса, тоже условное наказание?
— Так вы о нас все знали?
— Знал. Только ждал, когда ты сам мне расскажешь про свой «остров сокровищ».
— Стыдно было, товарищ генерал… И боялся, что откажетесь вы от меня.
— Ну, боялся напрасно, а вот что стыдно — это уже хорошо! Очень прошу — не осрами нашу часть. И брат твой пусть в нашу часть просится…
Поезд тронулся. Застучали колеса. Николай вскочил на подножку предпоследнего вагона. Успел крикнуть:
— Спасибо!
…Стучат колеса: «ку-да-ты, ку-да-ты…» Едет солдат домой на Урал, где его ждут родители, бабушка и Борька, с которым когда-то они выдумали в подвале соседнего дома открыть «остров сокровищ». Чего только потом не нашла милиция на этом «острове»!.. Были там и краденые велосипеды, и старые ружья, даже порох был. Попади нечаянно спичка — и взлетел бы дом на воздух. Теперь-то ему, взрослому человеку, все ясно, а несколько лет назад, когда «ветер гулял в голове», все казалось просто интересным. Не думали, что могли и сами погибнуть. Спокойненько сидели на ящике с порохом, покуривали потихонечку, обдумывая, где бы украсть хорошее ружье и отправиться на охоту.
На этом же ящике, при свете карманного фонаря Колька заполнял дневник:
«Операция № 1. Началась в 9.00. Изъяли порох и гильзы у отца. Операция прошла благополучно. Все изъятое хранится на «острове сокровищ»… Операция № 3. Начало в 2.30. Не удалась. Погнался мужик. Еле смылись».
Дневник хранится в качестве вещественного доказательства в уголовном деле…
Началось его падение совсем по-глупому, даже стыдно вспомнить. Но… слова из песни не выбросишь. Училась в его классе девчонка, красивая и гордая. После занятий спешила в музыкальную школу, потом на уроки фигурного катания, и не оставалось у нее времени даже взглянуть по-доброму на Кольку. Чего только он ни делал, чтобы обратить ее внимание! Как-то во время контрольной даже отрезал у нее косу. Страдать так страдать! Пусть выгонят его из школы, но она узнает: из-за нее все.
Но Галка никому не сказала о его поступке, а сделала модную стрижку и стала еще красивее. И Николай решился на последний шаг. Он наврет на себя, его посадят в тюрьму. Будет суд. Он в последнем слове гордо скажет: «Каждый должен получить по заслугам. Я прошу строго наказать меня и не прошу снисхождения».
Решено — сделано. Узнав, что на стройке рядом с домом кто-то поранил сторожа, он закрылся в своей комнате и, делая вид, что готовит уроки, сочинил письмо:
«Товарищ прокурор! На стройке выключил свет я и порезал сторожа тоже я. Прошу оформить явку с повинной. Вы, наверное, думаете, что я выгораживаю Юрку, а я думаю так: каждый должен получить по заслугам».
Написал он и второе письмо — Гале. Пришлось переписывать дважды: до того было жалко себя, не мог удержать слез. Особенно его разжалобили слова:
«Да, недолго осталось мне гулять на свободе. Ведь когда ты уходишь — закатывается для меня солнце».
Не вышло «пострадать» — разобрались, установили, что оговорил себя.
Только Николай уж не остановился, «острову сокровищ» требовалось пополнение — и он украл велосипед…
Он многое понял тогда, на суде. Но больше всего задуматься заставила борьба за его дальнейшую судьбу, которую вели незнакомые раньше люди: следователь, судья, адвокат, сотрудники милиции. Наказание ему дали условно, и он сделал все, чтобы не подвести тех, кто поверил в него.
Поделиться книгой: