Пылающий храм
Глава 1
Наступила ночь, и отец Грейс запер двери церкви. Вряд ли кто–то захочет тащиться в храм Божий в такой холод, чтобы пробормотать что–нибудь на исповеди. Впрочем, прихожане не жаждали беседовать с отцом Грейсом даже в летний полдень. Откровенно говоря, за все свои сорок восемь лет преподобный мог припомнить от силы двух человек, которым нравилось с ним общаться.
Он сунул ключи в карман и подумал о нескольких приятных часах в полном одиночестве и наконец–то в тишине. Тем сильнее было разочарование, когда, вынырнув из глубокого портала, отец Грейс увидел перед алтарем высокого худого джентльмена в плаще, шляпе и с длинной тростью. Преподобный никогда не отличался мягким и кротким нравом, и человек, посягнувший на законные часы отдыха, вызвал у него острейший приступ раздражения. Патер коршуном кинулся на визитера, на ходу свирепо выкликая:
— Эй вы! Вы, там!
Окрик заметался под высокими сводами храма. Джентльмен не шелохнулся. Отец Грейс не мог рявкнуть «Какого черта вы сюда притащились?!», поэтому закричал:
— Вы! Обнажите голову в доме Божьем! Что вы себе позволяете!
— А вы? — негромко спросил джентльмен. Он обернулся и смерил священника косым взглядом из–под шляпы. — Что вы себе позволяете?
Преподобный от удивления остановился, растерявшись. Обычно пасомые овцы такого себе не позволяли и в целом предпочитали держаться от пастыря на расстоянии.
— В каком это смысле?
— Вы отнюдь не первый, кто приходит служить церкви, чтобы отделаться от своих грехов, и отнюдь не первый, кому это не удается. Но даже вы могли бы вести себя приличней!
Отец Грейс негодующе вспыхнул. Он уже много лет никому не позволял себя отчитывать, и голос джентльмена, тихий и глуховатый, взбесил его не хуже скрипа гвоздя по стеклу.
— Какого ч… Что вы несете?! Вы что, пьяны? Убирайтесь вон отсюда!
— Не притворяйтесь, будто не знаете, что спрятано внизу, — джентльмен постучал тростью по полу. — Вы должны хотя бы чувствовать, раз даже ваши прихожане слышат их голоса.
Грейс отступил. Он не любил таких намеков, хотя этот тип явно не соображал, что несет.
— Вы больны? — патер подозрительно уставился на него. Может, он сумасшедший? — Какие еще голоса? Какие прихожане? Выметайтесь отсюда, пока я не вызвал полицию!
Джентльмен отвернулся к алтарю.
— Чему вас теперь только учат в ваших семинариях, — процедил он. — Раньше священники хотя бы понимали, что должны не только пасти стадо, но и защищать от волков. Иначе стричь будет некого.
— Вы что несете? Не смейте пороть всякую ересь… — прозвучало двусмысленно, поэтому отец Грейс оставил слова и решительно перешел к действиям: шагнул к ночному визитеру и схватил его за локоть. — Здесь храм, а не приют для полоумных! Проваливайте отсюда, пока я…
— Дети, — так же глуховато сказал джентльмен. — Одиннадцать детей. Помните?
Преподобный отшатнулся. Шея и лоб мигом взмокли. Незнакомец вполоборота смотрел на него из–под полей шляпы, и его лица не было видно в тени. Отец Грейс различал в неверном свете алтарных свечей только блеск глаз.
— Вы кто? — наконец прошептал он.
— Впрочем, их было больше, чем одиннадцать, не так ли? — невозмутимо продолжал джентльмен. — Несколько больше, чем нужно. Трудно остановиться, когда уже начали, верно?
Священник попятился.
— Нравилось убивать? — резко спросил джентльмен.
— Я не хотел…
— Нравилось или нет?
— Вы сначала докажите!.. — взвизгнул преподобный.
— Я ничего не доказываю, — с издевкой ответил визитер, — потому что вы и так знаете.
Отец Грейс метнулся к дверям, забыв, что они заперты, дернул створки, отскочил, панически зашарил в кармане в поисках ключей. Джентльмен, неслышно приближаясь, извлек из трости шпагу. Патер отпрянул от него, повернулся спиной, и позади коротко свистнул клинок. Ноги Грейса сложились, как у кузнечика, и он с воплем повалился на пол. По брюкам обильно потекла кровь.
Священник приподнялся на локтях и, поскуливая, кое–как прополз к двери несколько футов, пока не уткнулся в темные ботинки, и вжался в гранитные плиты, когда увидел окровавленный кончик шпаги, опущенной к полу.
— Но даже вы должны понимать, — негромко продолжал джентльмен, — кого призываете подобными действиями.
— Я не… — отец Грейс заскреб пальцами по камню; ноги не разгибались и скользили в луже крови. — Я не понимаю!
— Неважно, — меланхолично отвечал джентльмен, — сейчас вы познакомитесь, — он обтер шпагу платком и бросил его на пол. — Вы не успеете истечь кровью, чтобы избежать встречи. Но у вас будет несколько минут на покаяние.
— Покаяние? О чем вы! — священник попытался поймать его за ногу. Незнакомец брезгливо отодвинулся.
— Проведите это время с пользой.
Отец Грейс наконец осмелился задрать голову и встретился с глубоким внимательным взглядом очень темных глаз. Джентльмен изучал его, как животное.
— Но здесь же дом Божий!.. — в последней попытке прохрипел пастор.
— Только не для вас.
Джентльмен кончиком шпаги подцепил связку ключей, вытянул ее из кармана Грейса и убрал клинок в ножны.
— Не уходите! Постойте!
— Вот вы и встретитесь, — раздалось в ответ. — Вы же этого хотели.
…джентльмен захлопнул двери церкви и запер.
— Это еще не значит, что я тебя выпущу, — пробормотал он и вытолкнул из ячейки на ремне бутылочку с густой зеленой жидкостью и с приклеенной к пробке кисточкой. Он обвел замок на двери в правильный круг и крест–накрест написал поверх него две короткие фразы. Из–под двери пробилось красноватое свечение.
— Не пытайся выйти. Скоро за тобой придут, — он сунул бутылочку на место и быстро зашагал по Эвленн–род.
— Терпеть не могу пожары, — пробурчал Натан; полицейская карета тряско катила к южным кварталам Блэкуита.
— Почему? — заинтересовался Лонгсдейл.
— Потому. Не знаю ни одного полицейского, который их любит. Сперва огонь спалит к чертям все, до чего дотянется; потом его тушат водой, песком и всем, чем могут; а в итоге полиция в состоянии только сказать, что тут что–то сгорело, и, вероятно, кто–то умер.
Пес издал звук, средний между сочувственным хмыканьем и ехидным фырканьем. Он был бодр и полон сил, в отличие от двуногих. Комиссара подняли в начале шестого, а Лонгсдейла он перехватил, когда тот возвращался с кладбища. Вид у консультанта был утомленный и потрепанный. Натан предпочел не спрашивать, чем он занимался на кладбище ночью.
— Зачем я вам нужен?
— Пожар случился в церкви Святой Елены. Сгорел человек, и я хочу, чтоб вы исключили всякое… всякую потустороннюю дрянь.
Консультант кивнул, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.
— Видок у вас.
Лонгсдейл вздохнул.
— Гоняли упырей и вурдалаков?
— Нет.
— А кого?
— Я могу вздремнуть?
— Нет, — мстительно отвечал Бреннон. — Я же не дремлю. Вот и вам нечего, — он открыл блокнот. — Пожар начался предположительно в полночь. Во всяком случае, жители соседних домов заметили огонь и почувствовали запах дыма в это время. Вызвали пожарных, начали тушить своими силами. Полыхало знатно — зарево видел весь квартал. Потушить удалось только к четырем часам утра. Церковь прогорела полностью. Когда шеф пожарной бригады вошел внутрь, первое, что он увидел — обугленный труп, — Бреннон поразмыслил. — Ну, в сущности, покрытый копотью скелет. Парни прочесывают квартал в поисках того, кого недосчитались к ужину. Кеннеди уже должен был приехать. И сейчас наверняка изобретает немало новых ругательств, пытаясь отскрести останки от пола. Вы что, спите?!
Лонгсдейл дернулся всем телом. Пес не без труда развернулся в тесной карете и принялся с наслаждением чесать загривок, заполняя пространство рыжей шерстью.
— Лапа, прекрати, — с угрозой сказал комиссар. Пес замер, недоверчиво глядя на Бреннона.
— Какая еще лапа? — спросил Лонгсдейл.
— Вот эта, рыжая. Должна же у вашей собаки быть какая–то кличка.
Пес задумчиво щелкнул зубами.
— Лапа? — тупо пробормотал консультант. Натан с некоторым злорадством подумал, что этот тип все же не железный, и бессонная ночь аукается ему еще хуже, чем простому смертному. Хоть это утешало.
Церковь Святой Елены выгорела дотла — остались лишь черные от копоти стены. К темному стрельчатому провалу входа вели ступеньки, скользкие от смеси снега, песка и сажи. Рядом с крыльцом Бреннон заметил лежащие в снегу створки дверей — одна сгорела почти вся, кроме середины, другая — обуглилась дочерна.
— Где труп? — спросил комиссар у ближайшего полисмена; тот кивнул на вход:
— Еще там, сэр.
— Кеннеди на месте?
— Уже занимается, сэр.
— Опрос соседей?
Молодой человек отрицательно покачал головой:
— Пока ничего.
— Ладно. Лонгсдейл, где вы там? Опять уснули? Лонгсдейл… — комиссар обернулся и обнаружил, что консультант так и стоит в карете, крепко вцепившись одной рукой в дверцу, другой — в стенку и не сводя глаз с церкви. Его пес приник к земле и оскалил клыки, шерсть на загривке встала дыбом. Сердце Бреннона упало.
— Да нет… нет, нет, нет, черт возьми! Вы не можете мне сказать!..
— Все вон оттуда, — глухо велел консультант. — Слышали? Убрать всех живых из церкви! Немедленно!
— Нет, нет, — прошипел комиссар. — Будь оно все проклято! Все убирайтесь оттуда! Вон! За пять… За семь ярдов от храма! Живо!!
Пожарные, полицейские и зеваки бросились врассыпную. Лонгсдейл выскочил из кареты и вместе с псом ринулся к церкви. Бреннон краем глаза заметил зеленый трехгранный клинок в руке консультанта.
— Оцепление! — рявкнул Натан. — Ни шагу внутрь, вы все, ясно вам?! Сержант, за старшего! — он развернулся на каблуках и устремился следом за Лонгсдейлом.
Посреди выжженного главного нефа сидел Кеннеди и вдумчиво изучал в лупу череп от обугленного скрюченного скелета. Лонгсдейл, крикнув «Пшел вон!», бросился налево, его пес — направо. Бреннон поспешно подошел к старичку и присел на корточки.
— Слышали его?
Ответ поступил в виде раздраженного гмыканья. Пошарив в саквояже с инструментами, патологоанатом выудил щипцы и принялся скрести ими что–то на груди скелета.
— Я бы на вашем месте…
— По счастью, вы не на моем месте, юноша, — отозвался Кеннеди. — Наша жертва основательно припеклась к полу, улик нет, поэтому не мешайте работать.
Натан нашел взглядом сперва рослую фигуру консультанта, мечущуюся в левом нефе, потом — рыжего пса в правом и вздохнул.
— Что у вас?
— Пока ничего. С уверенностью могу сказать, что это скелет мужчины, и к его грудинной кости что–то припеклось. В остальном…
— Он умер здесь?
— Откуда мне знать? Вы где–нибудь видите следы ударов ножом и кровавую полосу, ведущую в церковь?
— Нет.
— И я нет. Не выношу пожары, — Кеннеди наклонился над ребрами.
— Он мог задохнуться в дыму?
— Мог. А мог и не задохнуться. Его легкие поведали бы нам об этом, но они сгорели дотла, равно как и все остальное. Но вот эта штука осталась… Похоже на расплавившийся металл.
— Надеюсь, он уже был мертв, — пробормотал Бреннон. — Лонгсдейл считает, что здесь опасно.
— На любом пожарище опасно.