Помоги проекту - поделись книгой:
Глава 4
12 мая Евгений не находил себе места — должен был приехать доктор из Курска и снять гипс. Заодно хотелось поговорить с ним по мужской функции, что особенно волновало поручика в отставке. Доктор Ипатов прибыл на экипаже Аркадьевых и был встречен Анной Семеновной, которая волновалась больше всех. Евгений все-таки открылся по сути своего ранения и невозможности иметь детей, что десятикратно усилили ее жалость к пасынку. Гипс сняли довольно быстро, а затем проверили, как работает нога. При попытке встать на нее, Евгений ожидаемо свалился на пол, мышцы не держали нагрузки. Ипатов немедленно заверил, что это ненадолго, но разрабатывать ногу надо постепенно, написав на листке список упражнений. После этого доктор осмотрел остальные раны поручика уже без Анны Семеновны и подтвердил полное заживление. Теперь настал самый щекотливый момент, но Ипатов не стал дожидаться вопросов пациента, а подробно рассказал о своем опыте удаления яичек. Таковых операций он провел три и еще на двух присутствовал студентом. Все пациенты выжили, но про дальнейшую их жизнь он ничего сказать не мог. Напоследок Ипатов сказал:
— Детей, безусловно, у вас не будет, а вот мужская функция должна восстановиться, тут больше психологический фактор.
И неожиданно предложил сходить в баню с молодыми девками, на что Евгений сердито ответил:
— Может проще дать объявление в газете, чтобы вся губерния знала, кто у них без яиц. Я надеюсь, вы помните доктор о врачебной тайне и это не выйдет за пределы комнаты.
Ипатов смутился, но заверил Евгения в своей скромности.
Анна Семеновна проводила доктора и зашла в комнату Евгения:
— Что доктор сказал?
— Жить буду, только непонятно, как и с кем, — поморщился Евгений.
— Ничего страшного, главное, что раны зажили, а невесту я тебе найду такую, чтобы любила, какой есть и знала свое место.
— Анна Семеновна! Мне нужны не утешения, а помощь, чтобы быстрее начать ходить. Поможете?
Женщина простодушно согласилась и в течение получаса бравый поручик расхаживал ногу, обнимая стройную талию мачехи и чувствуя прилив жизненных сил.
Все лето Аркадьев усиленно восстанавливался и здорово в этом преуспел. Он с усмешкой представил, как удивился бы прежний владелец тела силе мышц нынешнего. Понимая, что все принимают его за поручика, Евгений старательно выучил устав и другие книги и табели, необходимые военному.
Ближе к осени наступила пора выбора института, но выбирать было не из чего. Ему подходил только Петербургский практический технологический институт, где было механическое отделение. Обучение длилось пять лет, но Евгений думал закончить быстрее с учетом двух лет учебы в прежней жизни. Вступительные экзамены проводились по физике и математике и за лето он восстановил знания по этим предметам, а особенно по английскому языку. В любом случае можно поступить в качестве вольнослушателя, что немного оскорбительно для человека из будущего.
Евгений посетил свою усадьбу в Вяземском и нашел, что Анна Семеновна весьма профессионально управляется с хозяйством. Однако, переезжать в господский дом он не захотел, потому что на ним никто не следил, и он здорово обветшал. Вкладывать деньги в ремонт, когда неизвестно будет ли он там жить, было расточительно, тем более что дом был деревянный, поэтому проще сломать и построить каменный. Управляющий оказался худым немцем по фамилии Мюллер, однако свободно говорящим по-русски, а даже по-матерному, что добавило уважения ему от Аркадьева. Евгений спросил имя, надеясь втайне, что Герд, как футболиста, но оказалось Фридрих, как Энгельса.
Анна Семеновна сопровождала его в поездке, показав отличное знание хозяйства, за что Евгений рассыпался в благодарностях.
За неделю до отъезда в Питер Евгений решил, что невроз от неизвестности хуже, чем ссора с Анной Семеновной и вызвал ее на разговор в библиотеку. Отчаянно волнуясь, он сказал, тщательно подбирая слова:
— Анна Семеновна, вы в этом мире единственный человек, которого я могу назвать родным и быть искренним. Если я уеду в Питер, не проверив себя, я на всю жизнь останусь желчным невротиком, для которого счастье в еде и питье. Мою тайну знают доктор и вы, но доктор тут не поможет.
Евгений замолчал, обдумывая продолжение, но Анна Семеновна вдруг встала и пошла к двери, потом остановилась:
— Я поняла. Хорошо. После ужина.
Евгений выдохнул, немного расслабился и вспомнил тех женщин, с которыми имел связь. Их было всего три и все они были страшно вульгарны, и вся инициатива исходила от них. Зато и расставаться с ними было легко.
За ужином Анна Семеновна молчала и почти не ела, Евгений поддержал ее в этом. Через два часа он постучался к ней в спальню, она была в кровати, а из освещения в глубине комнаты керосиновая лампа, дающая какое-то подобие света. Евгений подошел и сел на кровать:
— Вы меня извините, но мне нужно видеть ваше тело, иначе точно ничего не выйдет.
Анна Сергеевна сняла ночную рубашку и прикрыла глаза…
После завтрака она позвала пасынка в сад и с чувством отвесила две пощечины со всего размаха:
— Ты меня обманул как малолетнюю дурочку! Надо же! Хочешь, чтобы я поверила в твою немощь, а сам четыре раза за ночь!
Буря продолжалась еще какое-то время, Евгений коленопреклоненно оправдывался, напирая на увечья и долгое воздержание, получил еще две пощечины; ну а через полчаса они дружно смеялись, общаясь уже только на «ты».
За всю неделю до отъезда им так и не удалось ни разу по нормальному выспаться.
Глава 5
Эх, сколько же анекдотов, сплетен, шуток и банальностей ходит про Петербургскую погоду! Казалось бы, ну поливает с неба да дует с моря, но не сдует же и не смоет! Повезет так и солнышко увидишь не только на картинке. Говорят, что местные жители все чахоточные и хмурые, да и как улыбаться — зубы застудишь. На самом деле и люди, и погода в Питере стоят друг друга и научились сосуществовать, хотя для приезжих с юга это кажется нонсенсом.
Евгений-Данила в прежней жизни никогда не был в Ленинграде, поэтому сойдя с поезда решил пройтись пешком, благо погода была хоть и хмурая, но не мокрая. Он ехал через Москву и оказался на Николаевском вокзале прямо в центре города. Прогулка по Невскому проспекту, набережной Невы, Дворцовой площади с великолепной Александровской колонной дали деревенскому парню массу впечатлений, но и отняли все силы. Крикнув извозчика, он велел ехать в институт на Загородний проспект. С собой у Евгения был небольшой баул, остальные вещи он оставил на вокзале. Уверенный вид и отсутствие вещей убедили «ваньку», что пассажир не приезжий и он не стал заламывать цену. Евгений заметил гостиницу с трактиром и отправился туда. Номер с видом на проспект стоил 30 рублей в месяц, и он занял его, спустившись только вечером в трактир поужинать.
Публика в трактире была разношерстная и выделялись две группы явно студентов. Одна группа были химики и они достаточно громко обсуждали открытие галлия и скандия, что, по их мнению, полностью подтверждало прозорливость Менделеева с его периодической системой элементов. Горячности обсуждения придавала бутылка водки, правда, пока еще не полностью опустошенная. По виду студенты были с последнего курса, хотя жиденькие бородки не позволяли дать им больше 22 лет. Вторая группа была помоложе и ели без спиртного. В разговоре несколько раз промелькнуло название механического факультета. За их столиком было свободное место и Евгений попросил разрешения присесть. Довольно быстро удалось разговорить парней, которые очень обрадовались возможности похвалиться своим факультетом. Так что к концу вечера они нагрузили Евгения информацией сверх меры, за что он угостил их пивом и сам попробовал местное. К водке у Данилы с детства было отвращение, поэтому он сам не пил и никого ей не угощал. Один из студентов, третьекурсник Алексей Присс, пообещал проводит абитуриента по всем инстанциям, все равно занятия не начались, и студенты скучали.
К комнате на свежих простынях отлично спалось, но армейская привычка подкинула Евгения из кровати в 6-30. Дождя не было, и он отправился на прогулку по окрестностям и вернулся к 9 часам в трактир, где едва успел позавтракать, как заявился Присс, обняв Евгения как старинного друга. После чего приятели пошли в институт. Экскурсия по зданию была недолгой, а затем Алексей показал кабинет с надписью «Приемная комиссия»:
— Тебе туда, а я пока побуду в библиотеке.
Аркадьев подумал ему вслед: «Отличный парень, но зачем он так сутулится?». Как всем военным, ему не по нутру плохая выправка.
Оказалось, что прием заявлений уже закончился, но увидев справку из военного ведомства, чиновник засуетился:
— Пройдемте к директору, я сам не могу решить.
Директор Иван Алексеевич Вышнеградский крупнейший ученый-механик в России и талантливый конструктор встретил Евгения в своем кабинете и с интересом углубился в его бумаги. Сам Аркадьев испытывал нервный трепет — ведь по его учебнику он изучал теоретическую механику. Наконец Иван Алексеевич поднял глаза:
— Евгений Львович, нас не балуют посещением отставные военные, а особенно такие герои как вы, поэтому мы непременно примем вас. Думаю, вам удобнее будет начать обучение как вольнослушатель, а через год определится, на какой курс поступить.
— Простите, Иван Алексеевич, но я хотел бы сдать экзамены на общих основаниях; хотя бы для самопроверки.
Вышнеградский вышел из-за стола и подошел ближе:
— Воля ваша, но здесь написано о тяжелых ранениях, сможете ли физически осилить нагрузки?
— Я постараюсь, чтобы вы гордились мной, как своим учеником.
Вышнеградский покачал головой:
— Я вами горжусь, как защитником Отечества, а это намного важнее!
Тепло попрощавшись с директором, Евгений отправился с чиновником и написал прошение о допуске к экзаменам, а также узнал расписание их; первый — физика, через шесть дней. Довольный, что формальности удалось уладить, кандидат в студенты пошел искать своего приятеля. Тот сидел в библиотеке и, с яростной торопливостью переписывал что-то из книги. Он махнул рукой на свободное место:
— В прошлом году не мог найти, а сейчас сразу наткнулся. Посиди минуту.
Понимая, что минута затянется Евгений попросил у библиотекаря самый свежий учебник физики и начал листать, проверяя свои знания. Примерно через час Присс довольно откинулся на спинку начал рассказывать, чем этот метод расчета кинематической пары лучше. К его удивлению, Евгений все понял и даже поспорил с Алексеем, чем несколько удивил того:
— Ты что вундеркинд или изучал раньше?
Прослыть вундеркиндом Евгению не хотелось, пришлось сочинить, что самостоятельно прочел учебник. Присс недоверчиво покосился и, похоже, не поверил. Еще немного погуляв по городу, приятели расстались, причем Алексей обещал помочь снять квартиру, когда начнутся занятия.
Глава 6
Почти каждый бывший студент назовет время учебы лучшими годами жизни, кроме, наверное, врачей, которые до посинения учат латинские названия болезней и лекарств, чтобы потом пугать ими больных. К счастью, Аркадьев поступил учится на инженера и сразу пошел на второй курс, успешно сдав все экзамены за первый вместо вступительных. Вышнеградский уговаривал не пропускать курс, но Евгений поклялся ему, что досдаст некоторые предметы в процессе обучения и директор согласился. Терять целый год на изучение уже известного не хотелось.
После зачисления Присс помог найти довольно приличную квартиру за 40 рублей в месяц с ватерклозетом в доме, где и сам снимал. В этом большом доме жило немало студентов, но обычно снимали жилье по двое-трое. Присс жил один и Евгений поинтересовался, с каких доходов тот существует. Алексей не стал финтить:
— У папаши верфь в Нижнем, вот и готовит себе замену, а я бы лучше в науку пошел, особенно мне интересны локомобили и дирижабли.
И тот принялся целый час уговаривать Аркадьева вместе заняться этими направлениями. Евгений слушал увлекшегося приятеля, не перебивая и не споря, хотя легко мог бы доказать тупиковость этих идей.
С сентября начались занятия. Контроля за студентами никакого не было и до сессии можно было лежать — ноги в потолок. На втором курсе основная масса была совсем мальчишки 17–18 лет, которых интересовало много чего, только вот механика, физика и математика были там не в лидерах. Не удивительно, что большинство студентов уходило после 1–2 курса, либо разочаровавшись в науке, либо по финансовым проблемам. Посещение лекций не обязательно, главное сдать контрольные работы и экзамены.
Естественно, что было достаточно и увлеченных ребят, к которым немедленно примкнул и Евгений. У них даже был своеобразный факультатив, где обсуждались самые сумасшедшие идеи. Свел с ними Евгения Присс, который был там если не самым умным, то точно самым громкоголосым. Также сразу он протоптал дорожку в механическую лабораторию, чтобы через полгода стать там лаборантом в штате и с легкостью освоил все оборудование, уж руками-то он вкалывать умел — в армии натренировали. Весь первый год в институте Евгений учился без выходных и с перерывом только на сон; нужно было закрыть долги за не пройденный первый курс, и главное, создать задел на будущее. Помня свой опыт обучения в советском ВУЗе, он старался досконально разобраться в теории, а не тупо запоминать формулы.
На Рождество приехала Анна Семеновна как бы в гости к сестре, но жила у Евгения месяц, от чего тот даже похудел. Когда он знакомил Присса с мачехой, тот непроизвольно ляпнул: «Вы сестра Жени?», за что получил признательную улыбку Анны Семеновны и подзатыльник от приятеля. Больше про статус Анны Семеновны разговор не заходил, но приглашать Евгения в походы к девицам легкого поведения, Алексей перестал, хотя и раньше тот не ходил. Это объяснялось не только верностью или страхом разоблачения, а элементарной боязнью заражения сифилисом и прочими бесплатными дополнениями продажной любви.
Анна Семеновна, набравшись положительных эмоций отправилась в гости еще к двум сестрам в Москву и в Саратов, оставила Евгению приятные воспоминания и 20 тысяч рублей, как часть дохода с имения. Деньги были очень кстати: Евгений приступил к изготовлению макетов двигателя на жидком топливе.
В феврале 1879 года Евгений прочитал в газете, что через два дня приезжает в Петербург хирург Склифосовский и прочтет доклад для врачей о операциях в полевых госпиталях. Естественно, что Аркадьеву захотелось встретиться со своим спасителем. Он подъехал в медицинскую академию через час после начала: не хотелось слушать о том, чего насмотрелся в избытке. Николай Васильевич стоял на кафедре в окружении десятка плакатов. Врачей пришло множество и все проходы были заняты, так что Евгению видно было только краешек кафедры. По окончании доклада посыпались вопросы и это, казалось, надолго. Часть студентов и врачей разошлась после бурной овации докладчику. Евгений стал на выходе, надеясь просто поздороваться и поблагодарить доктора, но неожиданно тот увидел его и узнал:
— Господин поручик! — Склифосовский быстро спустился с кафедры от надоевших поклонников и обнял его.
— Как здоровье у нашего героя? Вижу, уже и не хромаете.
— Сейчас как новенький благодаря вам, — пожимая руку ответил Евгений.
Николай Васильевич воровато оглянулся и негромко сказал:
— Куда бы нам сбежать, а?
Аркадьев подхватил под руку доктора, и они быстро ушли к кабинету директора. Склифосовского сопровождали два доцента и Евгений пригласил их в ресторан «Палкин», а пока они одевались он подозвал к выходу крытые сани за 15 минут домчались к ресторану. Там доктор устроил целый допрос по здоровью поручика и был чрезвычайно озадачен узнав, что память не вернулась. Затем Склифосовский наклонился к Евгению:
— А как по мужской части?
— С этим доктор все в порядке, но пока не женился.
Они вспоминали войну и Евгений рассказал, чем занимается сейчас.
— А как тетя, Анна Семеновна?
— Оказывается она мне не тетя, а мачеха, но сейчас самый близкий человек.
— Рад за вас, поручик, а вот я своих помощниц потерял, — вдруг загрустил Николай Васильевич. — Всех тиф забрал через месяц после вашего отъезда.
У Евгения вытянулось лицо:
— Как же так, а Виктория Степановна?
— И княгиня Некрасова тоже умерла, — у доктора показалась слеза на глазах, а Евгений ничего не мог сказать долгих пять минут.
Они помянули сестер милосердия и долго не могли ни о чем говорить. Затем Николай Васильевич рассказывал о своей больнице в Москве, а Евгений только вежливо слушал — перед глазами стояло усталое лицо молодой женщины, первое, которое он увидел, очнувшись в госпитале.
Известие о смерти хорошенькой княгини надолго выбило из колеи отставного поручика, и он со злостью на себя думал, что ничем не может помочь нынешним докторам, поскольку, кроме названий нескольких лекарств, в медицине был полный профан.
Глава 7
Наступила весна 1879 года. Россия, благодаря победе над Турцией, смогла снова войти в группу ведущих мировых держав и усиленно наращивала военную и промышленную мощь. Количество паровых машин возросло вдвое всего за 5 лет. Промышленный бум охватил все отрасли, особенно производство чугуна, стали и нефти. Естественно, студенты-технологи видели это и жаждали поучаствовать в техническом прогрессе.
Но весна действует на молодой организм студентов не хуже, чем на котов. Правда, мартовских концертов под окнами студенты не устраивали.
Субботним вечером в конце марта в комнате Аркадьева раздался стук и следом ввалилась загадочная полусогнутая фигура в мокром пальто, чем-то напоминающая Присса. Когда фигура сбросила мокрые шмотки на кресло, стало понятно, что это он и есть. Алексей долго молчал, развалившись на диване, Евгений тоже, понимая, что тот все-равно разродится и для этого акушер не требовался. Наконец, Присс шмыгнул носом и выдал многоэтажную фразу из одних матов. Евгений озадаченно смотрел на приятеля — обычно тот не позволял себе подобных вольностей в гостях.
— Понимаешь, брат, жизнь кончена… Доходился я по вертепам, теперь только пулю в висок или гнить заживо, — дрожащим голосом продолжил Алексей, изо рта которого разносился неповторимый перегар минимум нескольких сортов водки.
Слышать такое от обычно жизнерадостного Присса было в новинку и Евгений ждал продолжения, хотя суть понял. Гость повернул к хозяину мокрое лицо:
— На тебя, Женя одна надежда, ты же опытный, в пехотном училище, наверное, такое случалось, посмотри, — просительным тоном продолжал страдалец.
Евгений поморщился: опыт лицезрения венерических заболеваний у него действительно был, но не в пехотном училище, а на срочной службе сержантом, когда двое салаг подхватили триппер и он сопровождал их в походе по врачам. Поэтому просто сказал: «Показывай». Присс встал и начал расстегивать брюки.
— Ага, на стол вывали, — саркастически посоветовал приятель и уже громче, — в нужник ступай!
Долгое рассматривание при свете керосиновой лампы убедило «доктора», что это не сифилис, а гонорея, что тоже не подарок 19 веке.
— А теперь слушай, дурак, обоими ушами: сейчас бегом к врачу, потом в аптеку, раствор борной кислоты или марганцовки и постоянно полоскать; есть шанс, что зараза не разойдется по организму и прекрати ныть — это не смертельно, зато наука на всю жизнь, кстати и мне тоже.
Выпроводив приободренного друга, Евгений стал напряженно думать, как донести идею антибиотиков нынешним ученым-фармацевтам, но так ничего не придумал и лег спать. Последней его мыслью было: «Уж лучше онанизм, чем сифилис».
Полтора месяца не слышно было голоса Присса в коридорах института, но в мае он ворвался в комнату Евгения с бутылкой шампанского и объявил, что доктор признал его вылечившимся, но полоскать рекомендовал и дальше.
— Ты был прав, мой верный друг, больше никаких случайных связей, заведу знакомство с хорошенькой гувернанточкой и всем будет хорошо! — вещал довольный Алексей.
— А она будет ежегодно рожать тебе наследников папиного капитала, — подхватил Аркадьев.
— Да? Что же выхода нет?
— Если выхода нет, выйди через вход! Есть такая американская штучка, кондом называется, у вас на факультете такому не учат? — стараясь не смеяться спросил Женя.
— Понял я, не совсем дурак, — мрачно закончил Присс.
Евгений же подумал: «Странно, но на бытовом уровне умные ребята часто выглядят дураками».
Несмотря на интенсивные занятия в институте Евгению удалось составить чертежи, даже точнее эскизы, деталей макетного образца двигателя на бензине. Оставалось только отдать отлить чугунные детали, а уже механическую обработку делать в институте. В их факультативе все помешались на дирижаблях, спорить с ними Аркадьев не стал, просто спросил, какой двигатель они намерены поставить и с удовольствием смотрел на их растерянные лица.
Сдав все экзамены за второй курс, в конце июня Евгений отправился на заслуженные каникулы, которые решил максимально сократить для продолжения работ над двигателем.
Глава 8
Долгая дорога в поезде располагает к размышлениям и воспоминаниям, особенно если ехать двое суток. Женя вспоминал деревенское детство, естественно, Данилы Сазонова. Несмотря на положение нахлебника и постоянные попреки дяди и его жены, приятные воспоминания перевешивали. Он безумно любил деревенскую природу в любое время года, а любой физический труд только поднимал настроение. Поэтому наказание работой смешило его и никак не озлобляло. Он исходил все окрестные леса без особой цели, особенно зимой, а просто любуясь природой, следами зверей, ростом травы и деревьев. С 10 лет семья дяди запрягла его по полной программе, так что удивительно, как он успевал учится в школе, однако оценки у него были лучше, чем у двоюродных братьев. Те ненавидели Данилу, но справится с ним не могли даже вдвоем, поэтому гадили исподтишка. Особенно их раздражало, что Данила смотрел на них, как на пустое место, но «поучить» мог запросто.
Поделиться книгой: