Помоги проекту - поделись книгой:
Валери Соланас
Засунь себе в задницу!
Valerie Solanas
Up Your Ass!
Редактор: Анастасия Грызунова
Обложка: Алексей Кропин
Верстка: Сергей Фёдоров
Корректор: Дмитрий Волчек
Руководство изданием: Дмитрий Боченков
© Valerie Solanas, 1965, 1967
© Kolonna Publications, 2016
Фредди Бэр. О Валери Соланас
Валери Джин Соланас родилась 9 апреля 1936 года в Венторе, Нью-Джерси, в семье Луиса и Дороти Бондо Соланас. Отец домогался Валери сексуально, где-то в 1940 году ее родители развелись, и Валери с матерью переехали в Вашингтон, округ Колумбия. В 1949 году мать вышла замуж за Реда Моргана. Упрямая и строптивая Валери не слушалась родителей и отказалась учиться в католической школе, за что дед ее выпорол.
В 1951 году пятнадцатилетняя Валери осталась одна. Она встречалась с моряком и, возможно, забеременела, но в 1954‑м все-таки окончила школу. Она хорошо училась в университете Мэриленда, в Колледж-Парке, и работала в виварии психологического факультета. Затем она почти год писала диплом по психологии в университете Миннесоты.
После учебы Соланас попрошайничала на улицах и работала проституткой, чтобы прокормить себя. Она моталась по стране и в 1966 году осела в Гринич-Виллидж. Там она написала пьесу «Засунь себе в задницу!» о «мужененавистнице — проститутке и попрошайке. В одной версии женщина убивает мужчину. В другой мать душит своего сына».
В начале 1967 года Соланас пришла в студию «Фабрика», предложила Энди Уорхолу поставить «Засунь себе в задницу!» и дала ему рукопись. Тогда Энди Уорхол сказал журналистке Гретчен Берг: «Мне показалось, название замечательное, и я был в добродушном настроении, пригласил ее зайти, но пьеса оказалась такая грязная, что я решил, может, она легавая… С тех пор мы ее не видели, и я не удивлен. Видимо, она сочла, что такое очень подходит Энди Уорхолу».
Тогда же, в начале 1967‑го, она написала и на свои деньги напечатала «ОТБРОС: манифест». Продавая мимеографические копии на улице, она познакомилась с Морисом Жиродиа из «Олимпия Пресс» (французским издателем «Лолиты» и «Тропика Рака»), и тот уплатил ей аванс за роман на основе «Манифеста». (На эти 600 долларов Валери съездила в Сан-Франциско.) Ультрафиолет прочла «Манифест» Энди Уорхолу, который заметил: «Она грелка с сиськами. Между прочим, она пишет для нас сценарий. У нее куча идей».
Позже, в мае того же года, когда Уорхол вернулся из Франции и Англии, Соланас потребовала свою рукопись обратно, а Уорхол сообщил, что рукопись потерял. Очевидно, он не собирался ни снимать, ни ставить «Засунь себе в задницу!» на сцене; рукопись затерялась среди других непрочитанных текстов и бумаг, грудами валявшихся по всей «Фабрике». Соланас начала докучать Уорхолу непрерывными звонками, требуя денег за свою пьесу.
В июле Уорхол заплатил Соланас 25 долларов за роль в полнометражном фильме «Я, мужчина», который снимал вместе с Полом Моррисси. Валери играла себя, крутую лесбиянку — она отвергает ухаживания настоящего жеребца, говоря, что инстинкт «велит мне прикалываться по телкам — почему мои запросы должны быть ниже твоих?». Кроме того, Соланас сыграла роль без слов в другом фильме Уорхола «Мотоциклист». Уорхолу понравилась ее откровенная и забавная игра; Соланас тоже была довольна — она даже привела Жиродиа в студию на просмотр чернового монтажа. Жиродиа отмечал, что Соланас «была очень непринужденна и дружелюбна с Уорхолом, чьи разговоры состояли из затяжных пауз».
Осенью 1967 года в нью-йоркском кафе «Канзас-Сити Макса» Уорхол заметил Соланас за соседним столиком. Он подбил Виву оскорбить Соланас: «Э, кобла! Воротит от тебя». Валери в ответ рассказала, как ее домогался отец. «Неудивительно, что ты лесбиянка», — черство откликнулась Вива.
Зимой 1967–68‑го Соланас дала интервью Роберту Марморстайну из «Виллидж Войс». Однако статью «Богиня, ОТБРОС: зимние воспоминания о Валери Соланас» опубликовали только 13 июня 1968 года, уже после покушения. Соланас говорила о мужчинах, которых интересует ОТБРОС: «…уроды, жуть. Мазохисты. Не прочь, наверное, чтоб я в них плевала. Не дождутся… Эти мужики хотят целовать мне ноги — такая вот всякая фигня». О женщинах и сексе она говорила: «Девчонки ничего. Стараются помочь, как могут. Правда, некоторых интересует только секс. То есть, секс со мной. Еще не хватало… Я не лесбиянка. У меня нет времени ни на какой секс. Это отстой». Она сказала Марморстайну, что Уорхол — сукин сын: «Змею не накормишь на то, что он заплатил». Рассказывала она и о своей жизни. В детстве занималась серфингом. Попрошайничала и даже продала в журнал статью об этом. «Были у меня занятные приключения со странными парнями в машинах».
Как следует из интервью, она написала несколько эротических романов и за один получила 500 долларов. (Не за тот ли самый роман на основе «Манифеста»?) Ее интервьюировали в ток-шоу Алана Бёрка; когда она отказалась следить за выражениями, он вышел из студии. Интервью так и не выпустили в эфир.
Как говорил Пол Моррисси в интервью Тейлору Миду в 1996 году, контракт, который Соланас подписала с «Олимпия Пресс», был всего лишь «жалкий клочок бумаги, маленькое письмецо, всего два предложения. В нем Морис Жиродиа писал: "Я дам вам пятьсот долларов, а вы дадите мне вашу следующую рукопись и все последующие"». Соланас поняла это так, что Жиродиа приберет к рукам все, что она напишет. Она сказала Моррисси: «Ой нет — все, что я пишу, будет принадлежать ему. Ты подумай, он меня отымел!» Моррисси считал, что Соланас была не способна написать обещанный роман по «Манифесту», а этот контракт использовала как предлог отмазаться. Соланас же казалось, что Уорхол присвоил «Засунь себе в задницу!» и хотел, чтобы Жиродиа украл для него все ее работы (тогда Уорхолу не придется ей платить); поэтому она и потребовала подписания контракта с Жиродиа.
Весной 1968 года Соланас обратилась за деньгами к издателю подпольной газеты «Реалист» Полу Красснеру, заявив: «Я хочу застрелить Мориса Жиродиа». Красснер дал ей 50 долларов — хватило на автоматический пистолет 32‑го калибра.
3 июня 1968 года в 9 утра Соланас отправилась в гостиницу «Челси», где жил Морис Жиродиа; она спросила его у стойки портье, и ей ответили, что Жиродиа уехал на выходные. Она тем не менее прождала в гостинице три часа. Около полудня она пошла в «Фабрику», которая только что переехала, и стала ждать Уорхола на улице. Пол Моррисси встретил ее у входа и спросил, что она тут делает. «Жду Энди, хочу получить деньги», — ответила она. Чтобы избавиться от нее, Моррисси сказал, что Уорхола сегодня не будет. «Ничего, я подожду», — сказала она.
Около 14:00 она поднялась на лифте. Моррисси повторил, что Уорхол не приедет, а ей тут быть нельзя. Она ушла. После этого она поднималась на лифте еще семь раз, пока не приехала вместе с Уорхолом в 16:15. В черной водолазке и плаще, причесанная, с макияжем, с накрашенными губами; в руках бумажный пакет. Уорхол даже заметил: «Ты смотри, как Валери хорошо выглядит!» Моррисси велел ей уйти: «…У нас дела, и если ты не уйдешь, я тебе вышибу мозги и выброшу вон, а я не хочу…» Тут зазвонил телефон. Ответил Моррисси — это Вива звонила Уорхолу. Затем Моррисси ушел в туалет. Пока Уорхол говорил по телефону, Соланас выстрелила в него трижды. Между первым и вторым выстрелом — оба мимо — Уорхол кричал: «Нет! Нет! Валери, не надо!» Третья пуля прошла через левое легкое, селезенку, печень, пищевод и правое легкое.
Пока Уорхол лежал в луже крови, Соланас дважды выстрелила в Марио Амайю, искусствоведа и куратора, который ждал встречи с Уорхолом. Пятым выстрелом она попала Амайе в правый бок; Амайя убежал в заднюю комнату и захлопнул дверь. Соланас повернулась к Фреду Хьюзу, менеджеру Уорхола, приставила пистолет к его голове и нажала на спуск, но пистолет заклинило. Тут открылся лифт — внутри никого не было. «Смотри-ка, лифт пришел, — сказал Хьюз. — Поезжай, Валери, а?» Она ответила: «Хорошая идея», — и уехала.
Уорхола в состоянии клинической смерти доставили в больницу Матери Колумба Кабрини, где пять врачей оперировали его пять часов и в итоге спасли ему жизнь.
В восемь вечера Соланас сдалась новичку-полицейскому, регулировщику на Таймс-сквер. Сказала: «Меня ищет полиция. Меня хотят задержать». Затем вынула из карманов автоматический пистолет 32‑го калибра и пистолет 22 калибра и протянула их полицейскому. Объявила, что застрелила Энди Уорхола, и пояснила: «Он слишком контролировал мою жизнь».
В 13‑м полицейском участке ее засыпала вопросами толпа журналистов и фотографов. Когда спросили, зачем Соланас это сделала, она ответила: «У меня много причин. Прочтите мой манифест — он вам расскажет, кто я есть». У нее сняли отпечатки пальцев и предъявили ей обвинение в умышленном нападении и ношении огнестрельного оружия.
В тот же вечер Валери Соланас предстала перед судьей уголовного суда Манхэттена Дэвидом Гэтцоффом. Ему она сказала: «Я нечасто стреляю в людей. Я это сделала не просто так. Уорхол связывал меня по рукам и ногам. То, что он собирался со мной сделать, уничтожило бы меня». Когда судья спросил, может ли она нанять адвоката, она ответила: «Нет, не могу. Я хочу защищать себя сама. Это дело останется в моих компетентных руках. Я поступила правильно! Мне не о чем жалеть!» Судья изъял ее замечания из судебного протокола, и Соланас отправили в больницу Бельвью на психиатрическое обследование.
13 июня 1968 года дело Валери Соланас рассматривал судья Верховного суда штата Томас Дикенс; ее интересы представляла радикальная феминистка адвокат Флорине Кеннеди, называвшая Соланас «одной из ярчайших представительниц феминистского движения». Кеннеди потребовала судебного предписания о явке в суд, поскольку Соланас безосновательно поместили в психиатрическую клинику, но судья отклонил ходатайство и отправил Соланас обратно в Бельвью. Ти-Грейс Эткинсон, президент нью-йоркского отделения Национальной организации женщин, присутствовала на заседании и говорила, что Соланас — «первая выдающаяся воительница за женские права».
28 июня Соланас предъявили обвинение в покушении на убийство, вооруженном нападении и нелегальном ношении оружия. В августе ее признали невменяемой и отправили в больницу Уорд-айленда.
В августе 1968‑го «Олимпия Пресс» опубликовала «ОТБРОС: манифест» вместе с эссе Мориса Жиродиа и Пола Красснера.
Ночью накануне Рождества Уорхолу позвонили в «Фабрику»; звонила Соланас. Она потребовала, чтобы Уорхол заплатил ей 20000 долларов за ее рукописи, чтобы она могла защитить себя в суде. Она требовала снять с нее все обвинения, больше снимать ее в кино и взять ее в «Шоу Джонни Карсона». Сказала, что если Уорхол этого не сделает, «она всегда сможет повторить».
В июне 1969‑го Валери Соланас признала свою вину и была приговорена к трем годам тюрьмы за «предумышленное нападение с намерением нанести ущерб»; в счет срока засчитали год, проведенный в психиатрической клинике. Есть мнение, что отказ Уорхола давать против нее показания сыграл свою роль в сокращении срока.
Из женской тюрьмы штата Нью-Йорк в Бедфорд-Хиллз Соланас выпустили в сентябре 1971 года; ее снова арестовали в ноябре 1971‑го за угрожающие письма и звонки разным людям, включая Энди Уорхола. В 1973 году Соланас неоднократно попадала в психиатрические больницы, в 1975‑м провела восемь месяцев в больнице Южной Флориды.
25 июля 1977 года журналист «Виллидж Войс» Хауард Смит взял у Валери Соланас интервью. Она утверждала, что работает над новой книгой о «всяком говне» своей жизни, под названием «Валери Соланас». По ее словам, она должна была получить 100 000 000 долларов аванса от членов «Мафии», которых она называла «Денежные Мужики»; она пространно говорила о «Контактном Лице» из этой организации.
В интервью она обсуждала «Общество Тотального и Беспощадного Расчленения и Отмены Самцов»: «Это гипотетическое общество. Нет, «гипотетическое» — не то слово. Это просто литературный прием. Организации ОТБРОС не существует». Смит: «Это только вы». Соланас: «Это даже не я… То есть мне это видится состоянием сознания. Иными словами, женщина, мыслящая определенным образом, — это ОТБРОС. Мужчина, который думает определенным образом, — член мужской группы поддержки ОТБРОС».
Она также опровергала то, что говорил Смит в 1968‑м: «Там, где вы утверждаете: «Она мужененавистница, а не лесбиянка…» По-моему, так нельзя. Потому что я была лесбиянкой… Хотя в то время я была асексуальна, меня интересовало много чего другого… понимаете, то, как это было сказано, оставляло впечатление, будто я гетеросексуальна…»
В следующем номере «Виллидж Войс», 1 августа 1977 года, вышла еще одна статья Хауарда Смита «Валери Соланас отвечает». В ней Соланас проясняла неточности предыдущего интервью. Речь шла, в частности, о том, что: 1) В публикации «Манифеста» в «Олимпии Пресс» были искажения, «слова и даже большие куски предложений выпали из текста, из-за чего целые абзацы невнятны»; и 2) «Войс» отказался опубликовать адрес «Контактного Лица», хотя для Соланас это была одна из важных причин беседовать со Смитом. Она назвала Смита безнравственным с журналистской точки зрения и заявила: «Я руководствуюсь абсолютными нравственными нормами…» Смит: «Валери, не хочешь обсудить стрельбу по людям?» Соланас: «Я считаю, это нравственный поступок. И я считаю безнравственным, что я промахнулась. Надо было на стрельбище потренироваться».
Также в 1977‑м она отправила одному редактору «Плейбоя» бессвязное письмо, из которого следовало, что он и есть контактное лицо «Мафии».
Далее следы Соланас теряются до ноября 1987 года, когда Ультрафиолет разыскала ее в Северной Калифорнии. Когда Ультра ей позвонила, Соланас особо нечего было сказать.
26 апреля 1988 года, одинокая и нищая, Валери Соланас умерла от эмфиземы и пневмонии в гостинице для бедных в районе Тендерлойн в Сан-Франциско. Ей было 52 года, она сидела на наркотиках, а зарабатывала на них проституцией. Другие проститутки, знавшие ее в те времена, говорили, что она была стройна, элегантна и, выходя на улицу работать, всегда надевала платье из серебряной парчи.
14 января 1991 года в журнале «Нью-Йорк» в статье «Феминистский кошмар Энди Уорхола» Роман Гейтер взял интервью у Дороти Моран, матери Соланас. Она опровергала большую часть того, что писали о последних годах Валери: «Соланас в семидесятых тихо жила в Нью-Йорке, а потом в Фениксе и в Сан-Франциско. "Я думаю, у нее были хорошие друзья, которые сильно ее выручали"». Моран отрицала, что в семидесятых Соланас часто попадала в психиатрические лечебницы: «Она писала. Она считала себя писательницей, и я думаю, у нее все-таки был талант. Несколько лет она даже прожила с мужчиной… У нее было отличное чувство юмора».
Валери Соланас похоронена в Вирджинии возле дома своей матери.
Роксанна Данбар-Ортиз. От колыбели до лодки
«Сторонница сверхвласти женщин стреляла в Энди Уорхола». Этот газетный заголовок навсегда изменил мою жизнь. Я хочу рассказать об этом открытии и о том, куда оно меня привело.
Я — ветеран радикального активизма. У меня докторская степень по истории, я уже 25 лет преподаю в Университете штата Калифорния и опубликовала множество научных монографий и статей, а совсем недавно вышли мои исторические мемуары «Красная грязь: Становление оклахомки». Я участвовала в международном движении за права человека, занимаясь главным образом проблемами коренных народов, трудовых мигрантов, беженцев и женщин.
Почему я пишу о Валери Соланас и почему считаю, что ее жизнь, наследие и наша память о ней так важны? Уже тот факт, что мне приходится упоминать об Энди Уорхоле, чтобы написать о Валери Соланас, отвечает на этот вопрос: мы по-прежнему живем в мире (богатых) мужчин. Но Валери была не просто женщиной, а блестящим художником, большую часть своей взрослой жизни провела на улице, в нищете, и так же умерла — в сан-францисском округе Тендерлойн.
Вторник, 4 июня 1968 года. Я в Мехико, сижу в ресторане «Сэнборнс» — в его изначальном виде, с фотографиями в сепии: Эмилиано Сапата и Панчо Вилья именно здесь отмечают свою революционную победу в 1914 году. Жан-Луи решил познакомить меня со старым другом Артуро. Артуро — мексиканец, поэт и анархист, активно участвует в протестах против Олимпийских игр, которые должны состояться в Мехико в октябре. С Жаном-Луи мы вместе уже четыре года, и хотя много времени провели в Мексике, с Артуро я встречаюсь впервые.
Я злая и мрачная, потому что Жан-Луи называет меня
Пять лет назад я бросила мужа и ребенка и поклялась, что больше никогда не буду женой и матерью. Я стала феминисткой (в теории) в 1963 году, прочитав «Второй пол» Симоны де Бовуар, но, как и она, на практике осталась неэмансипированной.
Четыре года я проучилась вместе с горсткой студенток в магистратуре исторического факультета Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. К каждой из нас приставали известные профессора, и всех нас оскорбляли аспиранты (у них сплошь были жены и любовницы, которые финансово их поддерживали, готовили, стирали, а в придачу еще и печатали на машинке их произведения). Уже целых два года проводились студенческие акции протеста против войны во Вьетнаме, апартеида и губернатора Рейгана — и все эти акции возглавляли мужчины. После этого, после бесконечных дискуссий о произведениях Р. Д. Лэйнга, Пола Гудмена, Маршалла Маклюэна, Герберта Маркузе, Клода Леви-Стросса, Жака Лакана, Жан-Поля Сартра, Жан-Люка Годара, Франсуа Трюффо и т. д. и т. п. к 1968 году моя практика начала догонять теорию. Главным образом я делала публичные выпады против мужчин, в частности, Жан-Луи и его друзей, и громко хлопала дверьми.
Поэтому я убежала из Калифорнийского в Беркли, полагая, что проблема в Лос-Анджелесе и Жан-Луи, но обнаружила, что умных независимых женщин не берут в активистки. Затем, тяжело пережив убийство Мартина Лютера Кинга, Жан-Луи уговорил меня поехать на Кубу.
А теперь вернемся в «Сэнборнс» — к тому судьбоносному дню. Артуро, умный, напористый и злой, характером напоминает Жана-Луи. Разглагольствуя, стучит по левой ладони свернутым в трубку таблоидом. Потом разворачивает газету, желая проиллюстрировать свой тезис о том, что ЦРУ контролирует мексиканскую тайную полицию. Рассказывает, что американские специалисты по контролю над толпой приехали в Мехико учить местную полицию, как обращаться с демонстрантами во время Олимпийских игр. Мне на глаза попадается заголовок небольшой заметки. Я хватаю газету. Понедельник, 3 июня, Нью-Йорк: «Сторонница сверхвласти женщин стреляла в Энди Уорхола». Присматриваюсь повнимательнее и не могу поверить своим глазам: «Сторонница сверхвласти женщин стреляла…»
В статье говорится, что Уорхол в критическом состоянии, но врачи надеются, что он выживет. Это хорошо, для меня главное — не то, что стреляли именно в Уорхола, а то, что где-то есть сторонница сверхвласти женщин, что она активно действует (пусть даже она сумасшедшая), что женщина выстрелила в мужчину. Вчера женщина выстрелила в мужчину, потому что он ее использовал.
За несколько часов я восстанавливаю всю историю: стрелявшей, Валери Соланас, 29 лет (моя сверстница), и она сдалась полиции через два часа после покушения. Она писательница, а также основательница и единственный член ОТБРОС — «Общества Тотального и Беспощадного Расчленения и Отмены Самцов». Она утверждает, что Уорхол украл единственный экземпляр ее пьесы «Засунь себе в задницу!». Она продавала на улицах Манхэттена свой радикальный антимужской «Манифест» и бомжевала. Возможно, была проституткой и лесбиянкой.
В мозгу проносится мысль: что означает поступок Валери Соланас? Что женщины наконец восстали? Но это же все меняет. За пару лет на Кубе я пропущу этот восхитительный момент, этот захватывающий период становления. Я хочу в нем участвовать. Я должна в нем участвовать.
Я ракетой вылетела из Мехико в Штаты. Причем я приехала не куда-нибудь, а прямиком в Бостон — чужой город, где я никого не знала. Однако я знала, что в начале XIX века там процветало феминистское и аболиционистское движения.
Я также знала, что в Бостоне находится самая крупная организация, выступающая против воинского призыва. Там я отыщу воинствующих женщин, которым надоело быть «девочками, говорящими "да" мальчикам, говорящим "нет"», как гласил прелестный девиз организации. Я планировала организовать движение женской эмансипации или вступить в его ряды. И еще я собиралась найти и защитить Валери Соланас.
Через несколько дней после приезда в Бостон я сняла комнату рядом с Центральной площадью в Кембридже и нашла две учительских подработки. Я разыскала Бостонскую антипризывную организацию и встретила там родственную душу — Дану Денсмор, программистку, которая на добровольных началах консультировала по вопросам призыва. Затем мы дали объявление в местном еженедельнике:
«ОБЪЯВЛЯЕМ о создании ФРОНТА ОСВОБОЖДЕНИЯ ЖЕНЩИН В ЦЕЛЯХ ОСВОБОЖДЕНИЯ ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, со следующими требованиями:
Свобода абортов и контроль рождаемости по желанию; общинное воспитание детей представителями обоих полов и всех возрастов; прекращение мужской эксплуатации человеческих, животных и природных ресурсов.
Ибо женщины больше не могут и никогда не могли дышать свободно!»
К нам пришли восемь удивительных женщин. Самой идейной и энергичной была Воин Бетси — мать, сидевшая на социальном пособии, активистка местного отделения Национальной организации социального обеспечения. Мы читали «ОТБРОС: манифест» как священный текст, умирая от смеха над злобной сатирой Валери, например, над такими утверждениями: «Секс — не элемент взаимоотношений; напротив, это одинокое переживание, нетворческая, возмутительная трата времени». И это в эпоху пресловутого сексуального освобождения!
Подражая Валери, мы писали пропагандистские листовки и продавали их на улицах Кембриджа и Бостона; как и она, мы взимали с мужчин плату за разговор. Мы пикетировали новый «Плейбой-клуб», изучали боевые искусства, группками блуждали по «злым» бостонским улицам и задирали мужчин, провоцируя их агрессию. Мы начали издавать газету под названием «Веселье и игры закончились», наполняя ее сатирой, стихами, напыщенными речами и коллажами. Писали все, никто не редактировал, и не было никаких авторских прав.
Мы связались с другими группами женщин в Нью-Йорке, Чикаго, Вашингтоне, но никто из них не был так же увлечен Валери и ее «Манифестом». В августе мы с Даной без приглашения приехали на закрытую Общенациональную конференцию по освобождению женщин в Мэриленде. Там собрались два десятка активисток — все настоящие лидеры, но не обладавшие таким же статусом, как их коллеги-мужчины. Однако они пугались, что из-за своего феминизма могут прослыть «мужененавистницами».
Мы с Даной решили, что этим традиционным женщинам нужно немного расширить сознание, и устроили обструкцию, пытаясь сорвать строгую повестку дня и спокойные дискуссии фрагментами из «Манифеста»:
«Таким образом, в текущем конфликте по разные стороны баррикад находятся не женщина и мужчина, но ОТБРОС — властная, спокойная, уверенная в себе, злая, агрессивная, эгоистичная, независимая, гордая, авантюрная, отвязная, самонадеянная женщина, которая считает, что способна править вселенной, в отвязности своей достигла границ этого «общества» и готова направиться далеко за пределы того, что оно может предложить, — и приличной, пассивной, послушной, «окультуренной», вежливой, достойной, подчиненной, зависимой, запуганной, безмозглой, неуверенной, ищущей одобрения Папочкиной Дочуркой… кто низвел свой интеллект, идеи и воззрения до мужского уровня; кто, не имея чувств, воображения и остроты ума, ценится только в мужском «обществе»; кому светит место под солнцем или, скорее, в грязи, лишь в роли утешительницы, которая хвалит, нянчит и производит потомство…»
Я верила, что на этой конференции под каждой маской скрывается радикальная феминистка, и оказалась права.
Но сама я едва ли была свободна от мужского одобрения. Я была не готова порвать отношения с Жаном-Луи и ежедневно писала ему, отвечая на длинные письма, в которых он возмущался моим отсутствием, осуждал мою яростную воинственность и напоминал о наших общих революционных идеях и героях, в частности, о недавно замученном Че Геваре. Я пыталась превратить Жана-Луи в лидера мужского феминистского движения, но мне это не удалось.
15 июня 1968 года: Жан-Луи, я не отвергаю Че Гевару, восхищаясь Валери Соланас. Для меня Че навсегда останется святым, и я учусь у него, стараюсь быть такой же. Но при этом я знаю, что истолковала его послание на свой лад. Он был предан идее
Журнал «Рэмпартс» опубликовал боливийский дневник Че. В мейнстримных изданиях появились невнятные сообщения о каком-то бывшем восточногерманском шпионе, который сбежал на Запад и утверждал, будто Таня указала, где скрывался Че, и стала причиной его гибели.
Как это удручает! Таня погибла, сражаясь в том последнем бою. Она была закаленной партизанкой. Это видно по его дневнику. Вместе с другими она вышла из продажной Коммунистической партии и присоединилась к Че, но ее превратили в новую Мату Хари, выдумав какую-то декадентскую историю с убийством и сексом. Просто тошнит. Точно так же пресса изображает и поступок Валери.
О мужчинах-партизанах ничего подобного не говорят. Женщин не воспринимают всерьез, даже если они отважно погибают за идею. То же самое и с Валери. И радикалы тоже считают ее психопаткой — те самые радикалы, что называют Че великим революционером, а Малыша Билли — врагом общества. Но женщина-бунтарка не может быть ни тем ни другим: она либо шпионка, либо соблазнительница, ну или в лучшем случае стоит на подхвате.
5 июля 1968 года: Ладно, вот ключевой момент из «ОТБРОС: манифест»:
«Мужчина переплывет море соплей, перейдет вброд лужу блевотины глубиной по ноздри и шириной в милю, если в конце пути его ждет любезная пизда. Он выебет женщину, которую презирает, любую беззубую мымру, да еще и приплатит».
Зря ты так подчеркиваешь «помешательство» Валери. Конечно, стрелять в Уорхола было «безумием». Но при таком гнете мы, женщины, так или иначе сходим с ума. По-моему, страсть к шопингу и пластическая хирургия — тоже формы безумия.
Голос Валери вопиет в пустыне о бунте: она не приемлет никаких встречных аргументов, не допускает никаких лазеек или хитроумных уверток, которые могли бы опровергнуть ее аргумент. Она — ТИПИЧНАЯ ЖЕНЩИНА в каком-то фундаментальном смысле. Она — одновременно и моя мать, и другие сломленные, уничтоженные женщины, великомученица, берущая на себя страдания женщин всего мира. В этом она не так уж сильно отличается от Че. Внимательно прочитай ее манифест. Она хочет увидеть не сотворение нового мужчины, но сотворение нового человека, причем немедленно.
Хорошенько изучив Валери, ты начнешь на каждом шагу замечать то, что столетиями угнетало женщин, и это касается почти всех мужских поступков и установок. Господство мужчин общепризнано и общепринято, поэтому даже более мягкие его формы кажутся освобождением, хотя и не освобождают. Встречая на улице гетеросексуальные пары, я вижу хозяина и рабыню.
Да, я согласна, что мужчины изменятся, но только под мощным, объединенным, неустанным давлением и после фундаментального изменения всей структуры общества. Ну а пока что мужчины остаются врагами женщин, и с ними следует обходиться, как с врагами, если только они не докажут обратное. Мужчины могут и должны измениться!
6 августа 1968 года: Я только что вернулась из Нью-Йорка, где провела пару дней и познакомилась с Национальной организацией женщин. Она существует уже несколько лет — что-то вроде правозащитной организации. Действующий президент — Ти-Грейс Эткинсон. Это было важно —
Нам разрешили поговорить только по телефону, и я видела ее сквозь поцарапанное грязное окошко. У меня было странное чувство, будто я смотрюсь в зеркало. Я четко различала лишь ее пронзительные черные глаза — такие же, как у меня. Фло Кеннеди, адвокат из НОЖ, пожилая чернокожая женщина, ветеран правозащитного движения, пытается вызволить Валери. Теперь Фло и Ти-Грейс — мои новые герои.
Как странно было просидеть весь день в битком набитой однушке Фло, разрабатывая стратегии освобождения Валери, пока по телевизору, включенному на полную громкость, показывали прямой репортаж о Съезде Демократической партии и антивоенных демонстрациях в Чикаго. Странно, потому что мне ни на секунду не пришло в голову, что события в Чикаго могут быть важнее эмансипации женщин.
30 августа 1968 года: Мы с Даной только что вернулись от Валери Соланас. Ее перевели в больницу для невменяемых преступников штата Нью-Йорк в Маттеване на Гудзоне — это все, что удалось сделать Фло Кеннеди. Нам удалось провести с Валери три часа, пройдя перед этим долгую пытку с обыском и снятием отпечатков пальцев.
Какой светлый ум у Валери! Могу поручиться, что она не склонна к насилию и не мужененавистница. Да, она очень рассержена, и она — Человеконенавистница. Я почувствовала, что передо мной весьма специфическая личность. Интеллект Валери буквально заполнял собой пространство — он лучился и вибрировал. У нее нет сочувствия к врагам — людям, но она вовсе не считает всех мужчин врагами. Она четко определила врага — управляющие, как она выражается, «кучи говна».
Но такое описание не исчерпывает всей личности. Мне она больше напоминает Рембо, нежели Че, и вряд ли она когда-нибудь станет революционеркой в политическом, левом смысле слова. Быть может, такие разрушительницы не способны преобразовать свою энергию — они могут лишь вдохновлять других. Не знаю. Но она скорее умрет или навсегда останется в дурдоме, чем уступит хотя бы пядь своей внутренней свободы. Она свободный человек. Именно это неодолимое чувство я испытывала в ее присутствии.
Перед нашей группой встала важная задача — раздобыть для Валери экземпляр ее пьесы «Засунь себе в задницу!» Похоже, после стрельбы в Уорхола она жалеет лишь о том, что не забрала обратно свою пьесу. Единственный экземпляр хранился у него два года, и Уорхол не отдавал его Валери, а потом либо потерял, либо украл.
Поделиться книгой: