Прыжок тигра

А старуха между тем продолжала свое повествование, она даже чуть покачивалась на табуретке, как акын, готовый впасть в транс от собственных песнопений. И говорила ровным, без эмоций голосом, словно читала давно и хорошо знакомый текст. Недалеко от дома престарелых находится скит, туда приезжает множество паломников, многие – на несколько дней или недель. Монастырь всех вместить не может, и директор дома престарелых на имеющейся у него базе организовал гостиницу для паломников. Хозяйство получилось большое, нужны были рабочие руки, и к делу привлекли стариков. Бизнес пошел в гору, мест для приезжих не хватало, и пожилых людей пришлось уплотнить. Их загнали в тесные неудобные помещения по восемь-десять человек, и каждое утро после завтрака «надсмотрщик» уводил их на работу. Дел было по горло – уборка, стирка, работа на кухне, «наемников» со стороны директор старался не брать, использовал внутренние резервы. Слава о райском местечке вышла за пределы области, и в скит паломники валили толпами.

– На машинах приезжают, сигналят по ночам, музыка, девки визжат, – рассказывала бабка о повадках богомольцев, – а в комнатах потом бутылки, окурки везде и грязь.

«Какие девки в монастыре? Или скит это не монастырь? Бутылки… не из-под молока, явно. Да у нее не все дома!» – Максим старуху уже не слушал, пытался рассмотреть в темноте ее лицо. Но черт его знает, как выглядят шизофреники, у них же на лбу не написано «я – псих». Вот свалилась еще напасть на его голову, что ж теперь делать-то, граждане?

Бабка между тем продолжала вещать. Ее заставили убирать в комнатах и готовить их к заезду новых постояльцев. Выдержала бабка такую трудотерапию недолго, свалилась с гипертонией через неделю. Пролежала на «больничном» еще несколько дней – и снова к станку, вернее, за тряпку. Товарки тоже иногда выбывали из строя, но их быстренько возвращали назад. Да не просто так, а с наставлением – за лекарства надо платить. На вопрос о том, на что тогда уходит пенсия, перечисляемая на счет дома престарелых, ответили кратко: «Не твое дело, старая дура. Работай, или закопаем как неопознанную».

В прекрасном, передовом доме престарелых Римма Михайловна продержалась до первых теплых дней. Еще зимой она разработала план побега, подготовила подходящую одежду и ждала только одного – теплой погоды. И сбежала при первой же возможности, прихватив с собой жизненно необходимые лекарства и кое-что из еды. Она ушла из богадельни поздно вечером, и уже к полудню следующего дня добралась до вокзала. Там, зайцем, спасаясь от контролеров, добралась до Владимира и здесь пешком, почти через весь город дошла до своего дома. В маршрутку или автобус сесть она не решилась, так как не было денег, чтобы заплатить за проезд. И вот теперь она здесь, чтобы помереть, как и было сказано, в своей квартире.

Монолог закончился, бабка выдохлась и замолчала. Максим прерывать паузу не торопился, вопросов у него было слишком много. Но даже и не это главное, в голову ему вдруг пришла старая история. Случилось это еще в школе, в не очень старших классах. У его одноклассницы была кошка – обычная уличная полосатая Мурка, такие стаями носятся по городским помойкам. Но этой повезло, хорошенького котеночка подобрали добрые люди, отмыли, накормили. Кошка выросла и долго радовала своих хозяев добрым нравом, теплой мягкой шкуркой и встроенной урчалкой. Все было хорошо до тех пор, пока Мурка не заболела странной болезнью – у нее стала вылезать шерсть. Розовые проплешины покрыли все тело несчастного зверька, и родители одноклассницы уже всерьез опасались за здоровье – свое и дочери. Поэтому было решено Мурку из дома изгнать, но, поскольку люди были добрые, они кошку просто на улицу не выкинули. Однажды рано утром папа девочки посадил Мурку в сумку, застегнул сверху «молнию» и увез кошку на машине за двести с лишним километров от города в деревню. Там сдал животное на попечение родни и быстренько укатил обратно. Однокласснице Максима ничего не сказали, она плакала и переживала целую неделю. А ровно через семь дней кошка вернулась домой – живая, тощая и абсолютно здоровая.

– Она пришла и под дверью в подъезде орала, – делилась своим счастьем с одноклассниками хозяйка Мурки. На чудо природы пошел смотреть почти весть класс, включая и Максима. Кошка как кошка, ничего сверхъестественного. Только жрет так, словно ее в розетку включили, и шарахается от всех, кроме хозяйки. Если, конечно, не считать того, что это существо весом в два-три килограмма на своих четырех лапах преодолело расстояние в двести с лишним километров.

Рассматривая нахохлившуюся на табуретке бабку Максим вдруг вспомнил ту кошку и представил себе, как она удирает из дома, бежит через поле, оказывается в лесу. Или идет вдоль дороги, там, где поток транспорта или носятся лихачи-придурки. Да мало ли кого можно встретить по дороге домой, особенно, если ты идешь один и знаешь – там тебя не ждут, ты там не нужен. Но и оставаться на новом месте невозможно. На новом месте… Ретроспектива заняла минуту, не больше. Максим словно еще раз прожил те два – два с половиной часа. Приехал во Владимир, купил газету с рекламными объявлениями, позвонил по нескольким номерам. По первому ответили, что квартира уже сдана, второй не ответил, третьего не устроил слишком короткий срок аренды – всего месяц. Зато четвертый абонент отказался словоохотливым и активным. Юноша велел ждать его, не отходя от кассы, то есть, не покидая вокзала, и примчался минут через пятнадцать на новенькой иномарке. Усадил клиента в свою машину и повез смотреть жилье, сказал, что квартира его, досталась в наследство от любимой бабушки. Место расположения жилья оказалось удачным, искать что-то другое и торговаться Максим не стал. Юноша документами жильца не заинтересовался, выхватил у него из рук деньги, пересчитал, отдал ключ и был таков. Встретиться еще раз договорились через месяц, из которого прошло уже две недели. Отсюда Максим и стартовал в Александров, сюда же и вернулся после неудачного рейда. И не выяснил ничего, а время-то идет… Ладно, сейчас не об этом.

– Римма Михайловна, – очень осторожно, даже вкрадчиво повторил Максим главный вопрос, – а почему вы уверены, что это именно ваша квартира? Вы не ошиблись?

Старуха оперлась ладонями на стол, поднялась с табуретки и поплелась в коридор, остановилась перед закрытой комнатой, подергала за ручку.

– У вас ключ есть?

Предприимчивый «внучок» почему-то не пожелал сдать одинокому квартиранту обе комнаты и одну задраил наглухо. Максим еще раз осмотрел замок, потом саму дверь. Как бы тут поаккуратнее, чтобы разрушений поменьше после себя оставить. Замок новый, зато дверь – труха трухой.

– Сейчас поищу, подождите, – Максим кое-как дохромал до дивана, запихнул пистолет в «тайник» и вернулся в коридор. Бабка снова уползла в кухню и затаилась в темноте, дышала еле слышно. Максим стоял перед дверью, как витязь на распутье. Там, за тонкой фанерной створкой, скорее всего, склад старого барахла. Бабка, если верить ее словам, в дом престарелых переехала прошлой осенью, прошло всего полгода, и квартиру еще не успели окончательно «убить». Следовательно, сдавалась она редко, в основном простаивала. Ее, вероятно, планировали продать, но только после смерти законной хозяйки. Интересно, чем она докажет свое право собственности? «А, была не была, один черт бабке надо где-то жить». Вдохновленный этим открытием Максим с трех ударов выбил дверь здоровой ногой. Створка грохнула о стену, из помещения выползла волна душного застойного запаха. Максим постоял немного в коридоре, привалившись к стене. Левая нога болит, но не больше, чем обычно – уже хорошо, это обнадеживает. Старуха не двигалась, она не произнесла ни слова, пока Максим расправлялся с дверью. Бабка, похоже, уже устала бояться, и на все происходящее взирала спокойно, даже отрешенно.

– Пожалуйста, – приглашающе произнес Максим, и пропустил бабку вперед. Внутри действительно оказалась барахолка – вдоль стен стоят шкафы и сервант с выбитым стеклом, старая кровать, на ней груда одежды. Подоконники завалены книгами, между стопками стоят горшки с засохшими цветами и посуда – чашки с блюдцами, графины. С потолка свисает абажур формы «тюльпан», шторы на окнах отсутствуют.

– Вон там, в книжном шкафу, – бабка трясущейся рукой указала в темный угол.

– Достаньте сами, пожалуйста, – Максим в комнату не вошел, остался на пороге. Бабка ловко обогнула стол, просочилась между ним и набитыми чем-то коробками к шкафу, открыла стеклянную дверку и принялась увлеченно перебирать толстые пыльные тома. С полок падало что-то мелкое и разлеталось по полу. Максим не двигался, он следил за бабкой и гадал, что она там ищет.

– Вот, пожалуйста. – В руках у старухи оказался старый конверт с аккуратно срезанным краем. Из него Римма Михайловна извлекла что-то темное и плоское – то ли открытку, то ли кусок плотной бумаги.

– Это я, – сказала женщина и подала находку Максиму. В руках у него оказался профсоюзный билет с фотографией владелицы. Максим развернул документ – да, все верно, это она, только моложе на сорок лет. «Профсоюз рабочих машиностроения», – кое-как разобрал Максим мелкие буквы, написанные неровным угловатым почерком.

– Профсоюзы – школа коммунизма, – вслух прочитал он лозунг на соседней страничке и вернул документ Римме Михайловне. Вопросов у него больше не было, такие нычки быстро найдет только тот, кто их сам когда-то делал. Но бабка не унималась, теперь она совала Максиму еще одну бумагу, извлеченную откуда-то из-под платка. Только сейчас Максим заметил, что халат на женщине перехвачен поясом, и к нему крепится небольшая сумка, что-то вроде барсетки.

– Я понял, понял, – попытался отмахнуться Максим от пропахшего лекарствами документа, но старуха настаивала. Это оказалась старая, еще прошлогодняя медицинская справка-заключение о том, что ее предъявитель никакими особо опасными инфекционными болезнями не страдает. В профсоюзном билете и на справке значились одинаковые фамилия, имя и отчество. Бабка успокоилась, убрала свои удостоверения личности и уселась на край кровати. В комнате летала потревоженная пыль, пахло старой бумагой и почему-то кислятиной. Максим закрыл лицо ладонями и чихнул несколько раз, отошел подальше от вскрытого склепа и прикрыл за собой дверь.

– Спокойной ночи, – донеслось до него из комнаты.

– И вам того же. – Он вернулся в комнату, улегся на диван. За стеной все было тихо, в подъезде и на улице тоже. Сколько времени, интересно? Да какая разница – сколько, не на работу же с утра вставать. Максим закрыл глаза, почти сразу отключился и, как младенец, проспал крепким здоровым сном почти до полудня. А проснувшись, долго лежал и смотрел в потолок, прислушивался к звукам, доносившимся из-за плотно закрытой двери. Старуха шмыгала по коридору, то в кухню, то в ванную и быстро, как застигнутая врасплох мышь, бежала обратно в свою норку. Днем Максим все же столкнулся с бабкой в коридоре. Она рассмотрела при свете дня внешность своего «квартиранта», прошелестела что-то вроде приветствия и быстренько убралась на свою территорию. «Поесть бы чего». Максим открыл холодильник, посмотрел на пустые полки и захлопнул дверцу. В доме кроме запасов быстрорастворимой лапши и чая нет ничего. От китайской дряни уже тошнит, придется идти в нормальный магазин. Максим оделся поосновательнее, зашнуровал кроссовки, прошелся по коридору. Лодыжка вроде не болит, так, ноет под повязкой еле заметно, но это уже не считается. Максим вышел из квартиры и притормозил на пороге. Рядом с ковриком в углу у стены валялась палка, самая обычная с ручкой и набалдашником. Такими пользуются пенсионеры и люди с проблемами передвижения. Максим поднял палку, вернулся в квартиру.

– Римма Михайловна, это не ваша? – крикнул он, обращаясь к закрытой двери.

Старуха на зов явилась стремительно, словно джинн из бутылки.

– Да, это моя. Благодарю вас. – Она взяла из рук Максима палку и так же стремительно скрылась за своей дверью.

– Не за что, – пробурчал он еле слышно. И пошел потихоньку, осторожно наступая на поврежденную ногу.

Так прошло еще два дня. Из своей комнаты бабка почти не показывалась, и на квартиранта она обращала внимания не больше, чем на таракана или другое домашнее животное. Сновала тихонько по квартире и к купленным Максимом продуктам почти не прикасалась. Жила, действительно, как мышь в норе, сидела себе тихонько среди старого барахла, а уж о том, чтобы выйти на улицу прогуляться, бабка и не помышляла. Максим тоже старался ей лишний раз на глаза не показываться, и количество прогулок по маршруту «лоджия – окно в комнате» сократил. Понятно, что долго так продолжаться не может, бабка в безопасности, лишь пока он здесь. Уйдет он – «внучок» просто выкинет старуху на улицу. И будет, как в анекдоте: Красная Шапочка звонит в дверь бабушке, открывается дверь, на пороге стоит волк, ковыряющий в зубах. Красная Шапочка удивляется:

– Ой, а здесь жила моя бабушка!

А волк ей отвечает:

– Ну, жила бабушка, а теперь тут офис.

Смешно, если бы не было так тошно. А время поджимает – надо и свои дела делать, и «хвост» обрубить, и бабку бросать нельзя. Зато лодыжка почти перестала о себе напоминать, отек окончательно спал. К ноге вернулась прежняя подвижность, а к Максиму – уверенность в себе и дееспособность. Но перед очередным выходом нужно размяться, посмотреть, как себя поведет раненая конечность. А попутно на людей посмотреть, только себя не показывать. Если получится, конечно.

Погода изменилась за какие-то полдня – еще утром с нежно-голубого неба вовсю палило солнце, а после обеда пошел снег с дождем. Или дождь со снегом – не разберешь ничего в этой мутной пелене, повисшей от земли до неба. К магазину Максим брел, натянув на голову капюшон и обходя грязные лужи. Пробрался через толчею у входа, остановился рядом с газетным ларьком. В отличие от обычной пищи духовную бабка потребляла охотно, и вся, принесенная Максимом макулатура очень быстро исчезала в «норке». Он купил несколько свежих журналов со сплетнями для домохозяек и пару газет. Расплатился и только собрался отойти от окошка палатки, как пришлось остановиться. Рядом, буквально в двух шагах, повернувшись к Максиму вполоборота, молодой человек с очень знакомым лицом внимательно изучал ассортимент на витрине магазинчика сотовой связи. Максима от газетного окошка оттеснила недовольная жирная тетенька с набитой до отказа кошелкой и визгливым голосом принялась выяснять у продавца, «что бы взять такое почитать». Максим сделал шаг в сторону, обошел палатку и теперь смотрел прямо перед собой, в покрытое разводами грязное стекло. Вот еще один вьется рядом с первым «наблюдателем», косится в сторону «объекта» и делает вид, что читает яркий рекламный проспект с тарифами мобильного оператора. А чего только двое-то, где остальные? Обедать пошли? Максим оторвался от созерцания мутного стекла и, не забывая прихрамывать на левую ногу, направился в магазин.

Преследователи не отставали. Максим то и дело видел их поблизости – у соседнего стеллажа с консервами и подсолнечным маслом, у полок со стиральным порошком и прочей «бытовухой». Оба держались на почтительном отдалении и для отвода глаз даже побросали что-то в свои корзинки. Издалека, по цвету этикеток на банках, Максиму показалось, что «наблюдатели» решили прикупить впрок консервов для собак. Почему-то ему представилось, как эти ребятки, сидя в засаде, лопают идеально сбалансированный, полнорационный корм для друзей человека. Бедолаги, видимо, их на сухом пайке держит генерал-губернатор. Только непонятно за что – в наказание или в целях профилактики? Чтобы бегали быстрее, или для улучшения внешнего вида шерсти? Максим демонстративно прошел мимо уткнувшегося носом в выставленные на полке шампуни и бальзамы преследователя и похромал к кассе. Ребятки не отставали и мигом оказались в соседней очереди. Кассирша сноровисто перекидывала покупки, сканер пищал, деньги текли рекой. Максим расплатился и неторопливо, как и положено раненому, потащился к дверям. Зато «провожатые» замешкались в толпе из покупателей, тележек и путающихся под ногами орущих детей. Максим ситуацией воспользовался незамедлительно, сбежал по ступеням на мокрый парапет, скользнул за угол и длинным кружным путем пошел к дому. Все прошло как нельзя лучше – его заметили, узнали, и скоро сюда сбегутся остальные посланцы господина губернатора. Жилых домов поблизости всего три, и задачка для карательного отряда сделалась простой до неприличия. Хотя нет, на самотек это пускать нельзя, надо, ради собственного спокойствия, ткнуть их носом – вот, сюда ходи, а туда не ходи.

«Дома» Максим сложил продукты в холодильник, газеты оставил на столе в кухне и вышел в лоджию. Холодно-то как, словно зима вернулась, и дождь окончательно сменился снегом. Месяц май горазд на такие проделки, хорошо, что бабка успела совершить свой марш-бросок по сухой погоде. Подожди она денек-другой, и неизвестно, чем закончилась бы ее прогулка. Кстати, о предстоящей прогулке – Максим присел на подоконник и повторил про себя план действий еще раз. Простой, как грабли, и незамысловатый. Приехать, найти директора богадельни и переговорить с ним глазу на глаз, представившись еще одним любящим «внуком» взбалмошной старушки. Объяснить, что так, мол, и так, передумала бабушка, дома помереть решила. Вы уж ее документики-то мне отдайте, а я вам денежку заплачу. Вопрос лишь в том, сколько запросит директор богоугодного заведения за то, чтобы вернуть документы на квартиру? «Договоримся как-нибудь». Максим посмотрел вниз, под окна. Ничего не изменилось – мокрые крыши «ракушек», покрытая липким, похожим на рыхлую пену снегом трава и грязная разбитая дорога.

За спиной послышался шорох, Максим обернулся и вскочил на ноги, но было поздно. Газеты и журналы уже испарились со стола, а вместе с ними и пакет сушек. Реакция у божьего одуванчика, покинувшего на минутку свое убежище, оказалась потрясающая. Максим поежился от порыва ледяного, словно февральского ветра и поспешил вернуться в тепло. А через три часа он снова выходил из квартиры – на помойку требовалось отнести сразу два мешка с мусором. Максим уже перешагнул через порог, постоял немного в раздумьях и вернулся. В квартире тишина, из-за бабкиной двери не доносится ни звука. «Спит, что ли? Вот и хорошо». Максим подкрался к висящей на одной петле двери, прислушался, протянул руку в широкую щель и схватил стоящую у двери бабкину палку. Выбрался на цыпочках из квартиры, захлопнул дверь и побежал вниз. На первом этаже он взял оба пакета в одну руку, палку в другую и, опираясь на нее, старательно захромал через двор к мусорным контейнерам.

До помойки Максим добрался без приключений, спалился он на обратном пути, перед палаткой у подъезда. «Хвост» встречал его в полном составе – все четверо, уцелевшие после первого раунда в Александрове рассредоточились у мусорных контейнеров, расставленных вдоль стены магазина. Максим еще раз издалека пересчитал «оппонентов» – новобранцев в их поредевших рядах он не заметил. Опираясь на палку и не забывая подволакивать левую ногу, Максим проследовал мимо почетного караула. Они сейчас не опасны – слишком много народу вокруг снует, и стрелять по нему не будут. Да и не в этом дело, голову капитана Логинова привезут губернатору только в качестве приятного дополнения к папке с документами и флешке, а все это сначала надо найти. «Терпение, друзья мои, скоро вы все узнаете. Но сначала мне надо отлучиться ненадолго, а оставлять вас у себя за спиной я тоже не собираюсь. Но сейчас не до вас, есть дела и поважнее. А чтобы потом не пришлось за вами по всему городу гоняться, ждите меня здесь». Максим прохромал через толпу у палатки, кое-как поднялся на крыльцо и вошел в подъезд. Схватил палку под мышку и запрыгал через ступеньку вверх к окну на площадке между вторым и третьим этажом. «Хвост» собрался на совещание, губернаторские псы мокли под ледяным дождем и посматривали в сторону девятиэтажки, в которой скрылся «объект». Максим злорадно ухмыльнулся и помчался в квартиру. Времени оставалось в обрез – уйти тихо и незаметно, добраться до вокзала и успеть на последнюю электричку в районный центр, на окраине которого и располагался нехороший дом престарелых. До встречи с алчной скотиной – скользким «внучком» – оставалось меньше недели.

В квартире по-прежнему было тихо, Максим первым делом вернул палку на место, разделся и подошел к окну. «Хвост» значительно поредел, перед домом, мимо припаркованных машин бродил единственный, оставшийся на посту посланец губернатора, остальные куда-то подевались. Ничего, скоро к убежищу подранка подтянутся остальные и уже никуда отсюда не уйдут. Первая часть плана выполнена, переходим к следующему номеру нашей программы. Время уже подходящее, и погода не подкачала. Дождь и снег прекратились, тучи разметало ветром, и сквозь прорехи в облаках показались звезды. На сборы в дорогу ушло минут пятнадцать, а на то, чтобы дождаться, когда бабка действительно уснет, – почти полчаса. Она долго шуршала за стенкой и, кажется, пыталась двигать мебель. Но скоро сдалась, затихла, а потом у «соседки» погас свет. Максим выждал для верности еще несколько минут, вышел в коридор, оделся и проверил содержимое своих карманов и рюкзака еще раз. Все здесь, все на месте, он ничего не забыл. А теперь надо все делать быстро, очень быстро. Через кухню до балконной двери один хороший прыжок, дальше в лоджию, и не забыть прикрыть за собой створку. Теперь присесть, вырвать из пола за ржавую неудобную скобу крышку пожарного люка, стараясь не шуметь при этом. Маневр удался – прошлой ночью Максим проделал эту операцию несколько раз, и сегодня легко мог сдать на время норматив по эвакуации из бабкиной квартиры. А вот дальше начиналась сплошная импровизация, и полагаться можно было только на везение. Ну, и на свою сноровку, конечно. На втором этаже жили люди обеспеченные, они потратились на ремонт и установили во всей квартире пластиковые окна. В том числе и в лоджии – получились хоромы, не чета бабкиной голубятне. Максим встал на колени над дырой в полу, всмотрелся в темноту и прислушался. Внизу тишина и покой, надо торопиться. Бросил вниз рюкзак, сам неслышно приземлился рядом с ним. Теперь еще быстрее – захлопнуть крышку люка над головой, повернуть ручку на окне, распахнуть его, швырнуть на крышу «ракушки» рюкзак и прыгнуть следом. Ой, граждане, вы, кажется, забыли окошечко на ночь закрыть, как неосмотрительно! Крыша гаража совсем близко и что туда, что обратно путь короткий. Как для подготовленного специалиста, так и для хорошо замотивированного дилетанта. Максим замер на скользкой мокрой поверхности «ракушки», схватил рюкзак и закинул его себе за спину. Посидел так секунд десять на «низком старте» и одним прыжком оказался на земле. Из-под ног рванулась мохнатая черная тень, врезалась лбом в стенку соседнего гаража и шарахнулась назад. Один из драчливых котов вернулся на ристалище и ждал врага, но не ожидал, что противник окажется настолько крупнее его. Кошак в ужасе присел на задние лапы, распушил хвост и зашипел.

– Брысь! – шикнул на него Максим и вместе с котом, почти наперегонки бросился по узким, заваленным мусором проходам между гаражами к дороге. Кот исчез из виду через несколько секунд, Максим обернулся на бегу. В окне на третьем этаже темно, платочком вслед никто не машет. Неудивительно, «группа поддержки» дежурит у подъезда с противоположной стороны дома. «Не скучайте, ребятки, я скоро вернусь, а вам пока будет чем заняться. В подъезде больше пятидесяти квартир, и живет тут почти двести человек. А последней, которую вы проверите, будет та, где живет одинокая полубезумная бабка». Максим перешел на быстрый шаг, приподнял рукав куртки и посмотрел на наручные часы. Одиннадцатый час вечера, время еще детское, можно запросто успеть на электричку. Может, и на вокзале в том городе ночевать не придется, тут езды полтора часа, можно успеть добраться до перепрофилированного под гостиницу дома престарелых. По дороге к вокзалу Максим еще раз мысленно повторил свой план. В нем он видел пока только один изъян: «Я не похож на паломника». Ассоциация при этом слове в голове возникала только одна – изможденный старец с седой бородой, одетый в рубище, гремя веригами, бредет по раздолбанной дороге, опираясь на посох. «Зря я палку бабкину с собой не прихватил». Эта мысль пришла уже в электричке. Но уже на следующее утро действительность все расставила по своим местам.

Те, кого Максим встретил в гостинице, на первый взгляд, ничем не отличались от обычных людей. Взгляд только у них – что у мужиков, что у женщин – странный, просветленно-остановившийся, да одежда у теток соответствующая. Длинные, в пол, юбки, над ними бесформенные мышиного цвета кофточки, а венчают эту конструкцию разномастные платочки. В остальном люди как люди – ни цепей, ни вериг, ни посохов. Из узкого, как бойница, окна комнаты Максим с самого рассвета осматривал двор. Пока ничего, что могло подтвердить слова Риммы Михайловны, не происходило. Во дворе не было никого, впрочем, невдалеке виднелся основательный забор – сектор обзора здесь был неудобный. Но все равно – бабка, действительно, преувеличивает или на старости лет стала бредить наяву. Впрочем, желание пожилого человека жить в своем честно заработанном доме понятно. Вот и смешалось все у нее в голове… Хотя чего гадать, надо самому пойти и посмотреть. Вчера вечером, вернее, ночью, заспанная тетенька на «ресепшен», отдавая новому «паломнику» ключ от номера, говорила что-то про завтрак. Для начала неплохо бы как следует подкрепиться, экскурсия и осмотр достопримечательностей пока подождут.

В номере было очень чисто, обстановка самая простая – кровать, тумбочка, на ней ночник, окно закрывают белые занавески. В коридоре шкаф, напротив – дверь в санузел. Телевизор в номере отсутствует и телефон тоже. Максим вспомнил, что в холле он ночью мельком видел объявление с просьбой не пользоваться на территории скита мобильной связью. «Здесь что, как театре? Или в кино?» – Максим покрутил свой мобильник в пальцах. Звонка он все равно не ждал, но мало ли, всякое бывает. Убрал телефон в карман рюкзака, вышел в коридор и по лестнице спустился на первый этаж. Вокруг порядок и чистота, и подозрительно тихо, словно все постояльцы гостиницы спали или вымерли одновременно.

– Поздно вы как, – вместо приветствия заявила недовольно Максиму бесцветная, как личинка, сотрудница службы по приему гостей, покачала головой и поправила белый, с вкраплениями серебристых ниток платок на голове.

– Почему – поздно? – не понял Максим, но ответа не дождался.

– Опоздали вы, – проворчала она и вдруг, как почуявший дичь спаниель, вскочила и вытянулась в полный рост. От запаха близкой добычи у женщины даже подрагивал кончик носа и раздувались ноздри.

Максим не выдержал, обернулся. За спиной, у одного из окон он увидел закутанный в цветные тряпки воздушный шар. Вернее, не шар, а убежавшее из квашни тесто. Бесформенному комку стало тяжело катиться по ровной поверхности, и он остановился, чтобы передохнуть. А заодно и позавтракать – в одной руке у неприлично жирной тетки Максим разглядел слойку с вареньем, другой она сжимала картонный пакет со сливками.

– Вы бы воздержались, сестра, от скоромного, постный день все же! – с яростью и смирением одновременно выкрикнула позади Максима служащая гостиницы. Он обернулся, посмотрел на еще больше побледневшую то ли от злости, то ли от зависти тетку, когда пончик у окна заговорил – звонко и наставительно.

– Я знаю, а мне батюшка разрешил! У меня болит желудочек потому, что в нем гастритик. Мне надо пить сливочки, чтобы желудочек не болел, я должна лечить гастритик. – После оглашения своего диагноза тетенька затолкала в рот остатки слойки, влила туда же нехилую порцию сливок и аккуратно сложила пустой пакетик в мусорное ведро. И, важно задрав крохотный носик на хомячьей мордочке, прошествовала мимо обалдевшего Максима к выходу. Перекатилась ловко по ступенькам, хлопнула дверью и исчезла из виду.

«Это она что – серьезно?» – Максим проводил взглядом обладательницу гастритика. Женщина за стойкой тяжело вздохнула, перекрестилась и уткнулась в стоящий перед ней монитор.

– Простите, – пришел в себя Максим, – я хотел спросить…

– Да? – сказано это было тоном, исключающим дальнейший диалог, но Максим сделал вид, что ничего не понял.

– Я про вон то объявление, про мобильник… – Договорить ему не дали. Превосходно обученная «сестра» поняла незадачливого паломника с полуслова.

– Сотовая связь – это бесовское, – отрезала она, не глядя на Максима, – батюшка не благословил.

«А компьютер?» – едва не сорвался с языка вопрос. Но вместо этого Максим попятился, словно в испуге, и благоговейно произнес:

– Извините. – На этом беседа действительно была окончена. Он хотел еще спросить, где тут можно поесть, но передумал. Сам разберется, по запаху найдет, в крайнем случае. Времени в обрез, надо и по окрестностям прогуляться, и с директором сегодня же поговорить. Как его зовут-то хоть, Римма Михайловна об этом не сказала ни слова, а спросить ее Максим забыл. Он посмотрел еще раз на объявление о запрете сотовой связи и разглядел под ним набранную мелким шрифтом подпись: «Гузиков Ф. М., генеральный директор». Вот и познакомились. Служащая недовольно посматривала на не в меру любопытного паломника из-под опущенного на глаза платка, и Максим быстро ретировался. По следам сливочного пончика он сбежал по лестнице, потянул на себя дверь и оказался во дворе.

Скит не просто находился рядом с домом престарелых, у него с богоугодным заведением был общий забор. Старинный красный кирпич несколько раз пытались закрасить, Максиму удалось рассмотреть несколько разноцветных слоев. Но время брало свое, краска облезала, и из-под нее проступал истинный цвет – темно-красный, с серыми швами раствора. Вплотную к кирпичной стене примыкали бетонные плиты, их череда уходила влево и шагов через сто делала поворот. Вся территория богадельни представляла собой замкнутое пространство, выход, он же вход был только один. И тщательно охранялся – ворота сторожил сонный охранник в стеклянной будке и такой же сонный ротвейлер на цепи рядом. Максим постоял во дворе, осмотрелся по сторонам и двинулся неторопливо вдоль двухэтажного здания гостиницы с нежно-оранжевого цвета фасадом. Очень приятный цвет, неяркий и успокаивающий одновременно, рядом, «перекладина» к букве «П», второй корпус, брат-близнец первого. В центре огромная клумба с первыми весенними цветами и небольшой скверик. Серые стены третьего корпуса хорошо просматривались за зазеленевшими березами и тополями. Максим прошел по чистой дорожке, вымощенной битым кирпичом до старой, с треснувшим стволом липы и остановился. Дальше путь преграждал еще один забор – закрепленные на столбах секции «рабицы» отгораживали серый корпус по всей его длине от остальной территории. Максим постоял немного, размышляя о том, чтобы это могло значить, развернулся и пошел обратно. «Что у них там – лепрозорий?» Максим на ходу посматривал вправо. Но за забором ни души, на окнах первого этажа решетки, входная дверь наглухо закрыта. Неожиданно сетка закончилась, за ней, в сторону мрачного здания уходила асфальтовая дорожка. А у торцевой стены корпуса Максим разглядел несколько припаркованных иномарок. В общем-то ничего необычного – ну, машины, ну стоят, ну нет рядом никого. Так обычное дело – персонал на работу приехал или обеспеченные паломники своих железных «лошадок» в платное стойло загнали.

За спиной хлопнула, закрываясь, входная дверь, Максим обернулся. Навстречу ему по дорожке торопливо, глядя на ходу в зеркало, шла девица в расшитой стразами куртке и черных джинсах в обтяжку. «Барышня», не глядя на Максима, прогрохотала каблуками мимо, и уверенно, словно шла по хорошо известному ей пути, направилась к стеклянной будке. В утреннем воздухе за «паломницей» тянулся след сладких приторных духов и плотного табачно-водочного перегара.

«Не понял». Максим проследил за маршрутом «девушки», сделал несколько шагов следом за ней. «КПП» она проскочила без проблем и уселась в уже поджидавшую ее машину и укатила. Максим подошел к шлагбауму и смотрел отъезжающему автомобилю вслед до тех пор, пока не почувствовал, как что-то холодное и мокрое настойчиво тычется ему в ладонь. Добродушный ротвейлер соскучился от безделья и пришел познакомиться с новым «гостем».

– Чего потерял? – сиплым со сна голосом поинтересовался взъерошенный охранник.

– Столовую, – ответил Максим, погладил пса и направился назад. Местная харчевня находилась в том же корпусе, где и его комната, только вход оказался с противоположной стороны. «Пончик» была уже здесь и, судя по количеству тарелочек, мисочек и блюдечек на столе, давно. Тетенька с аппетитом кушала толстенький бутербродик, чашку то ли с чаем, то ли с кофе она держала в другой руке, изящно оттопырив жирный мизинчик. Максим отвернулся – вид без конца жрущей неопрятной бабы мог любому отбить аппетит – и направился к раздаче. Прочитал меню и загрустил – есть-то нечего, постный день, как уже было сказано. Ни молочного, ни мясного, сплошная трава и соя во всех видах. Йогурт, сыр – все вызывало подозрение, пришлось ограничиться порцией постных оладьев и чаем. Максим расплатился и медленно пошел через зал, высматривая свободное местечко подальше от ненасытного пончика. Пустой столик нашелся только в углу, народу в столовке было много. Максим устроился за столом вполоборота к входной двери и принялся за еду. За его спиной громко шушукались две женщины, обе чем-то неуловимо похожие на служащую гостиницы. Приторно-злые лица и платочки «домиком» делали их похожими на обиженных жизнью матрешек. Впрочем, речь они вели о сугубо земных делах.

– Сестра мужа просила узнать, сколько будет их новую машину освятить. Пошла я в кассу, прайса нет, стою, жду, подходит моя очередь, и тут вопрос ко мне. Я объясняю все батюшке, а он говорит:

«Какая марка автомобиля?»

«Ну не знаю, «Рено», по-моему», – отвечаю. Он в компьютере посмотрел и говорит:

«Пятьдесят долларов».

Я думаю, недорого вроде.

– Конечно, недорого, – поддержала собеседницу вторая «матрешка».

– Подожди, – строго оборвала ее первая, – я же точно-то не знаю, забыла. И говорю ему: «Ой, сейчас позвоню, узнаю точнее». – Он же в реестр все должен внести, так неудобно мне стало, звоню. А машина, оказывается, «БМВ». Я ему так и сказала. А он мне в ответ:

«С «БМВ» сто пятьдесят долларов, сестра».

– А какая разница? – искренне удивилась вторая женщина.

– Вот я его спрашиваю: какая? А он мне: «Большая, большая, сестра».

Дальше Максим слушать не стал, откашлялся, сделав вид, что поперхнулся, и решил, что отсюда ему надо убираться как можно скорее. Тем более что народу в и без того переполненном помещении заметно прибавилось. Максим видел, как люди заглядывают в зал, осматриваются и выходят в коридор – там уже образовалась очередь, а за стол к Максиму уселся плотный, не в меру упитанный попик в грязной рясе и крохотных очочках. Он кое-как уместился на неудобном пластиковом стуле, двинул обтянутым черной тканью пузом стол так, что едва расплескал чай в пластиковом стакане, и принялся распоряжаться своей свитой из двух баб-обожательниц. «Сестры» смиренно откланялись и наперегонки рванули к раздаче, одна из них попыталась прорваться без очереди, но ей быстро указали место в строю. «Батюшка», как конь, мотал давно немытыми, собранными в тощий пучок на затылке длинными волосами и оказался жутко общительным. За три минуты разговора он успел поведать Максиму о своей нелегкой доле сборщика подаяний волею пославшего его сюда высшего начальства. Максим молча слушал исповедь, жевал и кивал в ответ, делая вид, что ему интересно. Но в тот момент, когда «батюшка» потянулся к своему стоящему рядом на полу ящику для подаяний и попросил «пожертвовать, сколько можете», терпение Максима лопнуло.

– Бог подаст. А работать что – брюховные центры тебе не позволяют? Или выдали кадило – и крутись, как хочешь? – Попик оторопел, захлопал глазами и поставил ящик на тарелку перед собой. Внутри деревянной, похожей на гроб коробки жалобно зазвенели, перекатываясь, монеты.

Максим с грохотом поднялся из-за стола, поднял упавший стул и мимо притихших «матрешек», обсуждавших, где бы срочно найти недостающую сумму, вышел из столовки. «Воистину, пастыри и овцы вместе заблудились. Совсем попы обалдели, именем Божьим народ гнобят. А он за это херачит по всем подряд из своего гранатомета; нет чтобы точечно из «СВД» по мудакам». Стремительно перераставшая в бешенство злость требовала выхода. Максим почти бежал к воротам и уже собрался, пригнувшись, проскочить под шлагбаумом, как полосатая жердь сама поползла вверх. А из-за спины донеслась музыка – бьющий по ушам рваный дискотечный ритм рвался из автомобильного сабвуфера.

– Отойди, куда лезешь! – проорал Максиму охранник, одновременно показывая куда-то вбок. Максим на вопли стражника внимания не обратил, рванул вперед и вовремя успел убраться с дороги. Через КПП неторопливо проехал серебристый блестящий кроссовер. В открытое окно Максим рассмотрел водителя – молодого человека лет двадцати пяти с плотными складками жира на затылке. Юноша небрежно вырулил на дорогу, дал по газам и унесся вместе со своей уродской музыкой к чертовой матери. «Это что – тоже паломник? Тогда я – солист балетной труппы Большого театра». Максим вернулся к шлагбауму и смотрел то вслед кроссоверу, то на свернувшегося у входа в будку пса. И вспомнил, что вчера поздно вечером на этом самом месте он выходил из такси, расплачивался с водителем. «А ты чего один-то?» – спросил его водила еще на вокзале, и вопрос тогда показался Максиму странным. Сейчас же все постепенно вставало на свои места, собиралось, как головоломка. Осталось кое-что еще, самая малость.

– Вот же сволочь! – с чувством произнес Максим, и охранник покосился в его сторону. Но ничего не сказал, заворочался на стуле, закутываясь в синий форменный бушлат, и уткнулся в книжку. Максим с места, одним прыжком перемахнул шлагбаум и рванул к серому корпусу богоугодного заведения. Злость перешла в кураж, а он подстегивал, гнал вперед, не давал бездействовать. Но уже у клумбы Максим замедлил шаг, остановился у одной из лавочек. Все же пока надо выждать, погулять тут, посмотреть, что да как. Внимание к себе привлечь он всегда успеет, сначала надо проверить все и скорректировать план операции. Знать бы, где кабинет этого гада… Максим еще раз прогулочным шагом обошел оба корпуса, разглядывая окна, и добрался до сетчатого забора. Может, здесь? А черт его знает… Надо посмотреть еще раз, повнимательнее. Но прогулку пришлось прекратить, пошел мелкий холодный дождь. Мокнуть посреди двора было глупо, тем более что вокруг ничего особенного не происходило – сновали мимо молчаливые люди, но на постояльцев дома престарелых они не походили. Во двор въехали еще три машины, остановились у торцевой стены серого корпуса. Из иномарок вывалились веселые компании, донесся рев музыки, но все быстро стихло. Новая партия паломников скрылась в недрах серого здания, и снова стало тихо.

«Обалдеть». – Максим только сейчас почувствовал, что губы у него растянулись в улыбке. Он словно увидел себя со стороны – стоит под дождем и скалится, как идиот, глядя на закрытую дверь. Надо что-то придумать, и придумать быстро, разделаться со всем уже сегодня. А времени мало, его уже нет, совсем нет. Максим развернулся и зашагал к своему корпусу. И поесть было бы неплохо, ведь завтрак давно закончился, а обед еще и не думал начинаться. Горячая лапшичка бы сейчас как нельзя кстати пришлась. Максим поднялся по низким ступеням на крыльцо столовой и потянул на себя дверь за ручку. У него теплилась слабая надежда на второй завтрак – вдруг осталась у них парочка оладий… Дверь подалась неожиданно легко, вернее, она сама распахнулась ему навстречу.

Глава 2

– Давай, давай, дедуля, бегом! Туда и сразу обратно, – прокричала женщина надрывным, с истерическими нотками голосом. В помещении что-то зашуршало, потом стукнуло негромко, и тетенька выдала короткую, но насыщенную эмоциями фразу. Максим попытался посмотреть, что там происходит, шагнул вперед и вытянул шею. Но толком ничего, кроме груды пакетов, набитых мусором, и здоровенной коробки с отходами кухонного производства, не увидел. Кто-то копошился за этой свалкой, а высокая размалеванная тетка визгливо подгоняла человека.

– Быстрее, чего ты возишься, козел! Быстрее, тебе говорят! Или жрать сегодня не получишь! – надрывалась она, и Максим вышел из-за створки двери. Под ногами у облаченной в грязный белый халат тетки, ползал старик. Он подбирал рассыпанный по полу мусор, хватал негнущимися пальцами скомканные салфетки, смятые одноразовые стаканчики и мокрые чайные пакетики. Старик кое-как сгреб все в кучу и принялся складывать мусор в и без того набитый до отказа пластиковый мешок. Бабища заткнулась и молча наблюдала за дедом, но на помощь ему не торопилась. Поддела острым носком лакированного ботинка отлетевший стаканчик, швырнула его под нос старику, зевнула во всю пасть. И застыла с раскрытым ртом, увидев на крыльце Максима.

– Тебе чего? – быстро сообразила она, и, не дождавшись ответа, ткнула пальцем в лист бумаги, висящий на стене тамбура:

– Обед с двенадцати, – сообщила она и попыталась закрыть дверь. Максим тетку не слушал, он смотрел на старика, подбиравшего с пола рассыпанный мусор. Ловко пропихнул ботинок в щель между косяком и створкой двери и спросил – спокойно, даже вежливо, обращаясь к деду:

– Вам помочь?

Но вместо старика ответила взбеленившаяся в один миг тетка:

– Иди отсюда! – завизжала она в лицо Максиму. – Катись, кому говорят! Помочь! Я тебе сейчас сама помогу, помощник! – и всей тушей ломанулась вперед. Но ее визг тут же оборвался и перешел в тихий щенячий писк. Максим аккуратно и крепко двумя пальцами держал тетку за кончик носа, задрал ей голову так, что оба ее жирных подбородка слились в один, и очень медленно шаг за шагом, заставил бабу отступить назад. Дед не знал, что ему делать – сидеть на полу среди рассыпанного мусора или бежать отсюда куда подальше.

– Рот закрой, – негромко скомандовал Максим тетке, – и быстро сама тут все подобрала. Быстро, кому сказано! – и разжал пальцы.

Тетка со скоростью хорошего пылесоса подобрала все объедки и остатки посуды с пола. Она затолкала все в мешки и коробки и выволокла их на крыльцо.

– Молодец, – подытожил Максим, – физический труд полезен для здоровья и помогает сохранить фигуру. Пошла отсюда, – он схватил дела за рукав клетчатой рубашки и заставил подняться с пола. Старик бормотал что-то себе под нос и, щурясь, смотрел то на свою «начальницу», то на Максима. Тетка осмелела, она отбежала назад, к стене, за углом которой начиналась собственно столовка, и заверещала с безопасного расстояния:

– Погоди, – надрывалась она, – я тебе устрою! Катись отсюда, пока цел! Помощник! Я тебе сейчас так помогу!

Максим на истеричку не смотрел, он встряхнул совсем потерявшегося деда за плечи, посмотрел в его светлые голубые глаза.

– Ты цел? Ничего не болит? Отлично! Давай, куда все это нести, показывай! – Максим подхватил тяжелые пакеты, дед согнулся кое-как и поднял коробку.

– Веди, – Максим сбежал по ступеням на асфальтовую дорожку, дождался, пока вниз сползет дед, и пропустил его вперед. А сам успел заметить через приоткрытую дверь, что тетка уже яростно жмет кнопки на своем мобильнике, и даже услышал обрывок фразы:

– Кирюша, давай быстрее сюда! Да черт с ним, бросай все и сюда, он уходит уже!

Если предположить, что Кирюша сейчас действительно все бросит и метнется на зов, то времени в обрез. Максим еле сдерживался, чтобы не подтолкнуть в согнутую спину бредущего впереди деда. А тот полз нога за ногу, оглядывался непрерывно и, кажется, был готов расплакаться.

– Не надо, не надо было ее трогать, – стонал старик, – зря вы так, я бы сам справился, я привык…

– Ничего она тебе не сделает, – проорал ему в спину Максим, – шевелись, дед, если жить хочешь!

Шутливая, но все же угроза оказала на деда волшебное действие, и старик шустро затопал впереди. Шли они уже не по мокрой, но чистой дорожке, а по раскисшей от дождя тропинке, Максим постоянно поскальзывался и чертыхался сквозь зубы. Добрались, наконец, до бетонного забора и приросшей к нему кирпичной стены. На их стыке оказалась широкая щель – что-то вроде калитки. Дед просочился через брешь первым, за ним кое-как – боком и пригнувшись – пробрался Максим. Еще несколько шагов по мокрой траве и земле, и под ногами снова оказалась ровная твердая поверхность. Максим посмотрел себе под ноги, потом по сторонам – старая, вымощенная брусчаткой дорога с островками древнего асфальта уводит к огромным столетним березам. И тишина здесь такая, что давит на уши, слышно только, как шевелятся над головой ветви деревьев да шум дождя. Дед засеменил по мокрым булыжникам, Максим ринулся следом, оглядываясь на ходу. Похоже, этим путем и сбежала отсюда бабка, надо бы взять на вооружение проверенный маршрут. Основная дорога, скорее всего, идет параллельно этой, знать бы еще, где они пересекаются…

– Все, пришли, – выдохнул дед. Максим притормозил, покрутил головой и справа, на берегу тихого огромного пруда увидел помойку. За грудами мусора уже скрылись и сами контейнеры, они давно заросли слежавшимися гниющими кучами разной дряни. Рядом – прошлогодние заросли крапивы и полыни, их сухие верхушки мокнут под мелким дождем. А еще дальше, почти у воды Максим заметил провалившуюся крышу старого деревянного сооружения.

– Так, дедуля, давай все сюда, – Максим пошвырял мусор в помойку и потащил старика за собой к развалинам. Старик покорно плелся следом, не переставая причитать «не надо ее трогать» и «что же теперь делать».

– Я тебе скажу, что теперь тебе делать, – Максим втолкнул старика на единственный сухой пятачок под гигантской старой березой, – но сначала ты мне кое-что расскажи. И не тяни, – пригрозил Максим. А сам все прислушивался и смотрел в сторону забора. Но подозрительных звуков разобрать не смог – Кирюша то ли запаздывал, то ли потерял след беглецов. Или караулит их у щели в заборе, а это худший вариант из всех возможных.

Дед волновался, озирался затравленно и умоляюще смотрел на Максима. Но говорил, хоть и сбивчиво, повторяясь и в запале проглатывая слова. Максим старика не перебивал и наводящими вопросами не отвлекал, все было понятно и так. То, что говорила Римма Михайловна, получило подтверждение от независимого свидетеля, да еще и обросло дополнительными подробностями. Директор богоугодного заведения оказался предприимчивым деловым человеком и эффективным собственником. Оказавшиеся в его распоряжении базу и ресурсы господин Гузиков использовал с выгодой для себя и своих близких. Из того, что успел выяснить сам, со слов бабки и перепуганного старика, Максим сделал два вывода. Первый: два новых корпуса занимает гостиница, третий, менее удобный, поделили пополам. Половину отдали под бордель, во второй половине живут старики. Для этого их пришлось уплотнить – загнать в тесные неудобные помещения по восемь-десять человек. И второй: хозяйство получилось большое, и Гузикову понадобились помощники. Он пристроил на работу всех своих родственников – жену, тещу, сестер жены, их мужей и детей – все строго по штатному расписанию. Главный бухгалтер, экономист, специалист по социальной работе, диспетчер, заведующий складом, дворник, заведующая хозяйством – все должности занимали «свои», брать людей со стороны директор справедливо опасался. Так, тетка из столовой оказалась сестрой жены Гузикова, а неведомый Кирюша – ее мужем и, по совместительству, заместителем директора по общим вопросам. Именно он следит за стариками, второй заместитель надзирает за семейным бизнесом – ночлежкой и гостиницей. А благообразная мымра в платочке на ресепшен гостиницы – это жена племянника Гузикова. Оба зама безвылазно сидят на территории и «в случае чего» являются по первому зову персонала разруливать ситуацию.

Всего получалось трое, считая самого Гузикова. Но все оказалось не так просто, у директора был еще один заместитель, первый и самый главный. Дед вовсю распинался дальше и выкладывал Максиму все, что знал сам и слышал от других. Из всего вороха фактов, жалоб и эмоций Максим уловил для себя кое-что важное. Гузиков выполняет функцию прикрытия, а делами заправляют его родственники. Сам господин директор и его первый заместитель появляются в доме престарелых очень редко – процесс налажен, деньги от паломников и борделя поступают исправно, система отрегулирована и сбоев пока нет. Если не считать мелких неприятностей, как то – смерти стариков.

– Бывает, – шепотом сообщил старик, – раз в полгода обязательно кто-нибудь да помрет. А этой весной уже два случая было, старик один, но он уже совсем плохой был, и бабушка. Неделю назад.