Баркарола

– Если отречешься от прежнего Господина и тех, кого называл братьями, если станешь моим верным слугой, – я дам гораздо больше того, о чем ты мечтал. Я стану для тебя источником вечной жизни и силы. Даже если ты будешь убит более сильным врагом, я оживлю тебя.

В гроте повисла тишина, напряженная, как натянутая тетива лука.

– Как тебе нужно служить? – спросил рыцарь.

– Твоя душа сможет выходить из тела и вселяться в любого человека. Ты будешь видеть все его мысли и желания, тайны и соблазны, а потом всего лишь выпускать скрытое в чужой душе наружу. Ты прошел достаточно сражений во имя прежнего Господина, я хочу того же, только битвы твои будут невидимы и не столь опасны. Ты получишь власть, коей не имеет никто на земле: станешь моим верховным рыцарем, основателем ордена великого Грарга.

Человек в белом плаще сомневался. Нечистый дух обещал слишком многое. Не может быть, чтобы за такие блага не было расплаты.

– Мое тело стареет. Во что оно превратится уже через несколько лет?

Может быть, подвох в этом, и ему суждено многие годы скитаться по свету дряхлым стариком?

– Тебе стоит лишь войти в мой грот и пожелать сделаться моложе или старше. Можешь менять возраст хоть каждый день, пока не найдешь тот, в котором тебе будет удобно жить и служить мне. Приближается полночь – самое время для клятвы верности. Если ты решился, поклонись мне.

Рыцарь преклонил колени, голова медленно приблизилась к сухой ароматной траве. Он уже не видел, как все вокруг начало изменяться. Каменные стены приблизились к застывшей на траве фигуре в белом плаще, с закругленных сторон грот разомкнулся и стал вытягиваться, словно змея, вылупляющаяся из яйца.

– Клянешься служить мне верно и преданно?

Теперь голос не шипел, он грохотал, и слова разносились гулким эхом, отталкиваясь от стен.

– Да.

Каменное основание грота оседало все ниже, вглубь горы.

– Отрекаешься ли от всего, чему служил в прошлом?

Он медлил всего секунду. Или целую секунду?

– Да.

– Мой верховный рыцарь, нарекаю имя тебе – Каитон.

Первый слуга Грарга поднялся с колен и огляделся. Грот исчез, на его месте протянулся длинный узкий коридор. Стены были выложены большими обтесанными серыми камнями, в железные кольца в стенах вставлены факелы. С обеих сторон коридор заканчивался узкими каменными лестницами. Обе они вели и вверх и вниз.

– Спускайся, – повелитель вновь перешел на шипение. – Оставь плащ и сними крест, эти оковы тебе больше не нужны.

Расстаться с символами прошлой веры и целомудрия оказалось легко, даже слишком легко. А ведь в ордене это было серьезным наказанием – лишиться белого плаща. Каитон прислушался к своим мыслям. Что-то в нем изменилось. Мир вокруг казался проще, постоянно гнетущее чувство вины исчезло, как исчезает бабочка в клюве проворной птицы.

Равнодушный взгляд верховного рыцаря Грарга скользнул по скомканному белому плащу, ярким пятном выделявшемуся на серых камнях. Каитон отвернулся и пошел к лестнице.

Крутые ступени привели его в просторный каменный зал. Первым бросился в глаза большой круг с перевернутой пятиконечной звездой. Он был высечен в центре, на каменном полу. Каитон с безразличием отметил шутку нового повелителя: на лучах звезды было выбито по букве – G, R, A, R, G. Помнится, для его бывших братьев-рыцарей пятиконечная звезда имела совсем иной смысл.

Пять тонких колонн поддерживали полукруглый свод потолка, вокруг них кольцами обвивались каменные змеи. Горящие факелы освещали вылепленные на стенах кипарисы и воронов, сидящих на их ветвях. В западном углу навечно застыл с широко раскрытой грозной пастью каменный кит.

– Здесь ты будешь говорить со мной, – прошипел из китового чрева голос Грарга. – А коридор может вывести в любое место на земле.

Удивления Каитон не испытывал. Не было страха, тревоги, раскаяния, радости, – никаких понятных и привычных чувств.

– Ты все-таки забрал мою душу, – пробормотал он.

– Я взял лишь небольшую ее часть, – ответил Грарг. – Ту, в которую вросли ненужные стыд и вина. Ты получил за них гораздо больше. Когда убедишься, что не обманут, – ищи тех, кто войдет в новый рыцарский орден. Сейчас ты станешь таким, каким был в восемнадцатую весну от рождения. Так тебе скорее поверят мои будущие слуги.

Грязная полуседая борода пропала, кольчуга стала велика, темные волосы спустились на плечи. Верховный рыцарь Грарга посмотрел на свою руку. Морщинки, коричневатые пятна и уродливый старый шрам – память о далекой битве, когда Каитону чудом удалось сохранить руку – в сей же миг исчезли, как следы на сухом желтом песке. Он провел ладонью по лицу. Иссушенная солнцем и обветренная кожа стала гладкой. Каитон нащупал аккуратную бородку.

– Благодарю тебя, Грарг, – выдохнул он.

– Называй меня «Великий Грарг» или «Повелитель», – громыхнул голос нового властелина.

– Благодарю тебя, великий Грарг! – провозгласил его первый слуга.

В полночное время юный оруженосец маршала тамплиеров шагал по дороге Храмовой горы, стуча грубыми башмаками. Он держал путь в ту сторону, где просыпающееся солнце по утрам омывает красными лучами облака.

Один из коней маршала вечером был менее бодр, чем обычно. Лошади в ордене на вес золота, подороже оруженосца будут. Надо посмотреть, что там да как – не случилось бы беды.

Круглолицый юноша почесал бритый подбородок и в который уже раз вздохнул. Если бы только можно было вступить в орден рыцарей храма Соломона, верно служить Господу и защищать обиженных! Но этому не бывать, тамплиеры признают достойными только сыновей благородных рыцарей.

Юноша подошел к подземным пещерам, откуда доносились тихое ржание и сопящее дыхание нескольких сотен разномастных лошадей. В теплой темноте оруженосец передвигался легко и беззвучно, как тень. Он столь часто бывал здесь, что и с закрытыми глазами мог бы найти коней маршала.

Под ноги упал луч света. Юноша с удивлением огляделся. Свет шел от неровной стены, сложенной много веков назад во времена самого царя Соломона.

Оруженосец перекрестился и подошел поближе. Один из самых больших камней на палец отходил от древней кладки. Именно оттуда разливался у стены свет, наполняя юношу беспричинной радостью. Поддавшись порыву, оруженосец маршала опустился на колени и склонил голову перед неведомым чудом. Когда он поднялся, каменная глыба выдвинулась наружу еще на палец. Юноша вцепился в камень и потянул его на себя. «Долго же придется стараться, прежде чем он сдвинется с места» – мелькнула в голове мысль. Оруженосец маршала только собирался вознести молитву о помощи, когда камень сам вывалился к ногам юноши. Ему показалось, что кто-то подтолкнул глыбу изнутри. По пещере прошел гул, но лошади молчали, будто не слышали усиленного под сводами пещеры громового раската.

Перед юношей был тайник: небольшая ниша, в которой стоял простой деревянный кубок с врезанным в середину крупным зеленым камнем. От кубка исходило мягкое сияние, как от прикрытого облачной дымкой солнца. Оруженосец благородного рыцаря снова опустился на колени, не дерзнув дотронуться до чудесной находки. Свет от Чаши становился все ярче, и на камне стали видны письмена. Юноша пожалел о том, что не обучен чтению. Камень хочет поведать о чем-то важном, но рядом оказался тот, кто никак не может его услышать.

Оруженосец поднялся. Следовало поскорее оповестить маршала о случившемся в конюшне Чуде. Он снова взглянул на кубок. Неправильно было бы оставить здесь найденную святыню. В том, что кубок – святыня, юноша не сомневался: благодать пропитывала все вокруг, наполняла подземную конюшню радостью и покоем. Оруженосец с молитвой перекрестился и взял в руки находку. Кубок засиял еще ярче, лучи света заплясали по стенам.

«Я не достоин держать его в руках», – подумал юноша.

Он бережно поставил сияющее чудо в нишу в стене. Оруженосец торопливо стягивал тунику, сукно затрещало, но юноша не обратил на это внимания. Во что еще он мог бы завернуть таинственный кубок, несущий радость и покой?

Туника упала на покрытый письменами камень. Юноша наклонился, сукно соскользнуло на пол. Взгляд неграмотного простолюдина остановился на непонятных доселе черточках и точках.

– Возлюбленный брат мой… – прошептал он.

Во рту пересохло, словно в знойный день в пустыне, дыхание стало неровным. Юноша с недоумением смотрел на царапины на камне, а они сами собой складывались в слова:

«Возлюбленный брат мой! Благословение снизошло на тебя, ибо явился тебе святой Грааль. Скоро ждет меня мученический венец за то, что скрыл я от язычников великую святыню. Прочти и сохрани в сердце мое первое и последнее пророчество.

В час явления святого Грааля из светлого вышло черное: великий воин перешел на службу к врагу человеческого рода. Отступник соберет свое воинство, и страшные дела начнут вершить они в мире. Ты же войдешь в силу и тоже создашь войско. Да поможет вам Господь наш! Вы станете сильны, непобедимы и бессмертны, если будете жить жизнью праведной и хранить в тайне ваши имена. Много веков будет идти в мире невидимая битва, но когда перейдут от врага к вам трое – падет сила вражия.

Начальствующих своих в воинство не зови, покуда не пройдет двадцать лет. А далее зови тех, кто спасется, ибо только они избраны на великое служение. Почти все вы примете мученический венец, некоторые сразу по призвании, кто-то – через много веков. Но вы оставите достойных потомков, которые будут продолжать битву.

Да пребудет на тебе благословение Божие, первый рыцарь святого Грааля! Да откроется тебе земля, в которую ты приведешь воинство твое!»

Оруженосец благородного маршала поднял растерянный взгляд на простую деревянную чашу. Из нее клонился к юноше сверкающий клинок. Твердый теплый меч коснулся плеча оруженосца и растаял в воздухе.

Первый рыцарь святого Грааля поднялся с колен и бережно завернул священную Чашу в разорванную тунику. Не оглядываясь, он пошел прочь от Храмовой горы.

В какой-то миг под ногами засветилась земля, словно несколько солнц ударили в нее своими лучами, и все вокруг изменилось. Воздух стал влажным и свежим, ноги ступали по высокой траве. С одной стороны росли яблони, с другой желтело поле радостных подсолнухов. Где-то впереди слышался легкий плеск волн.

Юноша пригляделся. Одна яблоня цвела. На другой только распускались листья, на третьей завязывались плоды, ветви четвертой склонялись под тяжестью спелых яблок – желтых, зеленых, красных…

Бывший оруженосец оглянулся. Через свечение юноша увидел знакомые очертания Храмовой горы, словно приглашающие вернуться туда, где все было привычно и понятно.

– Да откроется земля для воинства, – пробормотал первый рыцарь Грааля, вспомнив пророчество неизвестного мученика.

Юноша двинулся вперед. У яблонь он снова оглянулся. Свечение пропало, а с ним – и Храмовая гора.

С наступлением дня Каитон встретил давнего друга, которого почти без труда убедил примкнуть к ордену великого Грарга.

Первый рыцарь Грааля в это время выкладывал из найденных на незнакомой земле камней возвышение для священной Чаши.

А в конюшне крепкий старый оруженосец, кряхтя и вытирая пот со лба, с трудом откатывал к стене неподъемный камень – здоровенный, белый гладкий, без единой царапинки.

– Маршал шкуру сдерет с этого мальчишки! – бормотал оруженосец. – Где он только ходит?! Лошади непоены… Год его ждать прикажет?!

Но и через год бывший оруженосец маршала не появился. Уже через несколько дней другие, гораздо более серьезные события вытеснили из памяти маршала и его окружения пропавшего юношу, который был всего лишь наемным слугой-оруженосцем.

Из ордена бесследно исчезли несколько благородных рыцарей. Разбойники нападали на тамплиеров и паломников, словно кто-то подсказывал, где и когда именно стоит устраивать засаду. В придачу к этим бедам о рыцарях Храмовой горы пошли дурные слухи, быстро добравшиеся до ушей папы Римского.

В 1291 году Иерусалим был вновь завоеван мамлюками, маршал и великий магистр ордена убиты, и оставшиеся в живых тамплиеры навсегда покинули Святую Землю.

Финал ордена тамплиеров

Голос судьи безжалостно грохотал под высокими сводами собора Парижской Богоматери. Старик де Моле слушал и не верил своим ушам, а человек в кардинальском одеянии все зачитывал и зачитывал то, в чем якобы признались четверо с трудом удерживающихся на ногах обвиняемых. Звучный жесткий голос неумолимо перечислял грехи ордена тамплиеров: ростовщичество, скупка краденого, уклонение от уплаты налога королю и папе Римскому, ересь, гадания, занятия спиритизмом, безнравственность, содомия, подробности якобы устраиваемых тамплиерами оргий…

– Жак де Моле признал, что в ордене существовал обычай плевать на святой крест, отрекаться от Господа нашего Иисуса Христа…

Уставший от допросов и пыток старческий разум встрепенулся.

– Не было этого… – с трудом выговорил последний магистр ордена тамплиеров.

– Ты отрекаешься от своих показаний, Жак де Моле?

Голова обвиняемого привычно закружилась. Кошмарному процессу над его орденом идет седьмой год, и почти каждый раз во время очередного слушания великого магистра мучают головокружения и внутренний голос, дающий простые и убедительные советы. Только какие именно советы слышал Жак де Моле и каким из них следовал – он потом вспомнить не мог.

Вот и сейчас внутренний голос вкрадчиво зашептал:

– Не спорь, ты ведь уже подтвердил все это. Неужели хочешь снова попасть к тем, кто пытками вырвал у тебя признания? Представь, какая мучительная смерть ждет тебя, если начнешь возражать…

Старик устало качнул головой, словно пытался вытряхнуть оттуда въедающийся в мозг убедительный голос.

«Меня все равно ждет смерть, – мысленно возразил он. – Если отрекусь от показаний, может быть, спасется хоть кто-то из Белых воинов Христа».

– Не было этого! – тверже повторил он. – Да, я отрекаюсь от всех показаний. Орден тамплиеров невиновен. Все мы подверглись оговорам. Признания были сделаны под пытками.

Если бы он только мог получить аудиенцию папы Климента! Но папа Римский твердо решил уничтожить и главу тамплиеров, Жака де Моле, и, что самое ужасное, весь орден Белых воинов. За семь лет Климент V так и не нашел времени принять опального великого магистра и выслушать его оправдания. Папа Римский уже стар, намного старше него, семидесятилетнего Жака, но главе самого могущественного рыцарского ордена суждено умереть раньше погубившего тамплиеров одряхлевшего интригана.

Как сквозь сон великий магистр слушал приговор. 18 марта 1314 года от Рождества Христова Жак де Моле будет сожжен на костре, как повторно впавший в ересь.

– Да будет воля Твоя! – прошептал старик.

Голова перестала кружиться, разум стал столь же ясным, каким был перед арестом. Жак де Моле понимал, на что идет. Его ждет долгая и мучительная смерть. Скоро старика будут часами поджаривать на костре, пока он не превратится в запеченный кусок мяса, но сейчас, в последние часы своей жизни, магистр смог защитить хотя бы кого-то из подчиненных ему рыцарей и собственную честь.

* * *

В те же самые минуты на волнах Сены покачивалась лодка. Почти обычная картина, многие парижане любят катание на реке. Только вот в прохладном марте мало кто захочет провести время на Сене. Да и компания, если хорошо приглядеться, собралась довольно странная.

Молодой лодочник управлялся с тяжелыми веслами так легко, будто покачивал в руках травинки, – ни тени усталости, ни малейшего сбоя дыхания, ни капли обычного трудового пота. Пассажиры – пара в зрелом возрасте лет тридцати, – казалось, дремали, взявшись за руки. Дремать-то они дремали, но при этом разговаривали, и беседа их была весьма необычна. Мужчина – невысокий коренастый шатен – четко выговаривал: «Да сожжен будет на костре восемнадцатого марта сего года», – словно зачитывая приговор. Его спутница – красивая дородная брюнетка – вкрадчиво раз за разом повторяла:

– Еще не поздно, ты мог бы выторговать себе смерть полегче, только согласись с обвинениями…

Лодочник с неудовольствием покосился на пышнотелую красавицу и, как ругательство, прошипел:

– О, великий Грарг!

Внимательный взгляд молодого человека остановился на лодке которая шла навстречу, словно на таран. Казалось, челн возник из ниоткуда, несколько секунд назад на волнах ничего не было. Преследующий лодочник работал веслами так, будто хотел обогнать акулу, и, похоже, легко мог бы это сделать. Лицо единственного пассажира было знакомо человеку, вспоминавшему Грарга. Мальчишка-простолюдин почти не изменился за неполную четверть века, только возмужал да усы отрастил.

Лодочник прислушался к бормотанью пассажиров. Надо будить Бари, один он не сможет уйти от такого противника. С ума, что ли, сошел глава вражеского воинства? Собирается затеять бой на лодках посреди Сены на глазах у нескольких гуляющих по берегу свидетелей?

Нет, Бари будить нельзя, иначе старания многих лет могут пойти насмарку. И так уж старина Жак в решающие минуты вышел из-под контроля, не хватало только, чтобы его казнь сорвалась! Даму Инесс разбудить было бы можно, все равно не справляется, но бессмысленно – в бою от нее никакого толку.

Верховный рыцарь ордена Грарга Каитон оставил весла и нащупал на дне лодки кинжал с золотой рукоятью. В который раз Каитон удивился прихоти фортуны, сделавшей бывшего маршальского оруженосца главой чашепоклонников – рыцарей ордена святого Грааля.

– Что тебе нужно? – спросил рыцарь Грарга, прекрасно зная ответ.

Спящий Бари отчетливо произнес:

– Амен!

Ну вот, дело сделано, великий магистр приговорен, и ордену Белых воинов Христа пришел конец. Каитон уже тянул ногу, чтобы крепко пнуть спящего подчиненного. Теперь Бари нужно срочно разбудить.

В воздухе прямо мимо щеки Каитона что-то стремительно пролетело.

Из горла Бари торчал нож, самый обычный, каким простолюдинки режут мясо, но брошенный главой тайного ордена с нечеловеческой силой. Вот, значит, как? Каитон взметнул руку с кинжалом. Черт с ними, со свидетелями! За час-другой его подчиненные так поработают с памятью праздных гуляк на берегу, что никто и не вспомнит об увиденном.

Воспользоваться оружием верховный рыцарь Грарга не успел. Второй вылетевший из руки бывшего маршальского оруженосца нож вонзился в горло Каитона. Его голова ткнулась в дно лодки, рука мертвой хваткой сжимала кинжал.

Мускулистый лодочник главы ордена святого Грааля коротко метнул третий нож в продолжавшую что-то бормотать спящую даму. Из-под плотно прилегающего теплого наголовника лодочника выбилась белая прядь. Он решительно подтянул веслом лодку с тремя убитыми, пассажир перескочил на борт. В несколько секунд он выдернул два метко брошенных ножа и перекинул их в свою лодку. Третьим глава рыцарей святого Грааля несколько раз с размаху ударил по крепкому деревянному дну.

Через несколько пробоин в лодку хлынула вода. Пассажир перескочил назад, к ожидающему его лодочнику и сказал:

– Быстро, Мартин!

С берега уже слышались крики. Весла стремительно замелькали в руках Мартина.