Тот окинул хозяина мрачным взглядом и ответил:
— Барон Кювье.
— Старый мерзавец, — ругнулся Мартель, разворачивая коня назад.
Если речь шла о Юбере Кювье, следовало ожидать самого худшего. Предательство друга довольно быстро нашло свое объяснение, и от понимания происходящего стало лишь муторнее на душе.
Уставшие кони выбивались из сил, но, подгоняемые седоками, неслись по наезженным дорогам Вельежского герцогства с невиданной прытью. И все же лорда Навье не покидало ощущение безвозвратно утекающего времени. Они попросту могли не успеть. Мартелю снова пришлось выбирать. Впрочем, он точно знал, что как такового выбора для него не существует.
Тревога и жажда мести подвигли его на безумный поступок. Еще не до конца оправившись от отравления ядом гуакало, лорд Навье решил воспользоваться своим даром, что грозило ему немалыми проблемами в будущем.
Портал получилось открыть лишь с третьей попытки. О стабильности перехода речи конечно не шло, но и сам Мартель, и его люди без раздумий направили коней в открывшийся проход, чтобы в следующее мгновенье вынырнуть из него перед оградой баронской усадьбы.
Юбер Кювье оказался настолько самонадеян, что даже не озаботился тем, чтобы запереть въездные ворота. Хотя такая мелочь вряд ли сумела бы задержать разгневанного мага хоть на мгновенье. Вихрем пронесся он по ведущей к дому аллее и, соскочив с коня, одним ударом выбил входную дверь. Следующий удар в виде огненного шара пришелся по хозяину дома, оставляя от барона Кювье лишь жалкую кучку пепла.
Жену и сынишку старого друга Мартель обнаружил в подвале. Слава богам, они были живы, хоть и сильно истощены. Эта тварь Кювье не озаботился сохранностью их здоровья, да и самой жизни, а, значит, жертва Ривьера была бы напрасной, даже сумей он довести начатое до конца.
Сил на обратный путь не оставалось ни у людей, ни у животных. Лучшим для всех решением было задержаться в поместье барона хотя бы до завтра, чтобы как следует отдохнуть и заодно разобраться с делами. У таких, как Кювье всегда найдутся сообщники, а сорняк, как известно, нужно вырывать с корнем.
До ночи лорд Навье занимался тем, что карал виновных. Жена Ривьера по-прежнему не приходила в себя, и ее состояние вызывало нешуточные опасения. Не появись они вовремя, и малыш остался бы круглым сиротой. А так еще оставалась надежда на то, что его мать вскоре очнется.
Уже были посланы люди за местной лекаркой. Мартель больше ничем не мог помочь несчастной. Резерв был пуст, да и целительство никогда не являлось его сильной стороной.
Приказав служанке по возможности напоить пострадавшую разбавленным вином, а ее ребенку дать подогретого молока с печеньем, он отправился отдыхать. Все остальное могло подождать до утра.
Сон одолел его прежде, чем голова мужчины коснулась подушки. Обычно лорд Навье спал без сновидений, но в этот раз то ли от усталости, то ли вследствие отравления, ему померещилось нечто. Это был свет, точнее его отблеск, пульсирующий где-то на грани сознания. А потом последовала яркая вспышка и перед внутренним взором Мартеля возникли глаза той самой ведьмы, что спасла его прошлой ночью. От неожиданности он вздрогнул всем телом и проснулся.
За окном ярко светило солнце, и его лучи били аккурат по глазам лорда. Мужчина усмехнулся, обнаружив причину своих видений, а потом нахмурился, осознав, что спал непозволительно долго. Судя по всему, день уже в самом разгаре. Его люди наверняка заждались пробуждения своего хозяина.
Одежду Мартель обнаружил на кресле. Камзол и штаны были очищены от крови и грязи, а также аккуратно заштопаны. Меч и кинжал лежали рядом, но, в отличие от одежды, они по-прежнему нуждались в чистке. Никто так и не решился прикоснуться к оружию мага, и это правильно. Оба клинка под завязку были напичканы магией, в том числе и охранной, а с этим не шутят.
— Эй, кто-нибудь, — крикнул он осипшим со сна голосом, — принесите воды для умывания, да поскорее.
Дверь тотчас отворилась и в комнату вошла девушка с кувшином и тазиком. Она появилась так быстро, что у герцога создалось впечатление, что служанка все утро ожидала его пробуждения, стоя под дверью.
Наскоро умывшись, лорд Навье подхватил оружие и спустился в столовую, где его уже ждал обед, так как время завтрака он пропустил. Вслед за ним тенью скользнула женская фигурка, в которой герцог с трудом узнал Белиз — супругу Ривьера. Женщина выглядела изможденной до крайности, но, во всяком случае, она была жива и, Мартель очень надеялся, что здорова. Местная целительница оказалась весьма сведущей в своем ремесле, хоть и не была ведьмой.
— Милорд, — поприветствовала Белиз лорда.
Мартелю стоило больших усилий не выдать ни словом, ни жестом своих истинных чувств в то время, как его буквально раздирало на части от осознания невосполнимости утраты. Он злился на себя и на друга за то, что тот не пришел к нему со своей проблемой, а предпочел пойти на поводу у шантажиста. Видимо, страх за семью лишил Ривьера способности мыслить здраво, да он никогда и не был силен в этом деле, зато мечником слыл превосходным.
— Сожалею, что так вышло с вашим супругом, мадам. Поверьте, он не оставил мне выбора,
— только и смог сказать Мартель в свое оправдание.
В комнате воцарилось неловкое молчание. Белиз беззвучно заплакала, глотая горькие слезы. Вряд ли ей кто-то поведал о гибели мужа, но она и сама понимала, чем может закончиться для него попытка покушения на лорда.
Мартель не знал, как и чем ее утешить. Никогда прежде он не чувствовал себя настолько беспомощным, как сейчас и пожалел вдруг о том, что Юбер Кювье так легко отделался. За свои злодеяния барон заслуживал долгой и мучительной смерти.
Вероятно, их молчание продолжалось бы еще долго, однако тягостную атмосферу, повисшую в комнате, разорвал детский плач. Услышав его, женщина встрепенулась и кинулась навстречу служанке, держащей на руках трехлетнего малыша. Пусть на время, но Белиз нашла в себе силы отрешиться от горя, сосредоточив все свое внимание на сыне. Однако, даже после ее ухода, герцог не прикоснулся к еде, ему кусок не лез в горло.
В Вельеж выехали после обеда. Мартель счел справедливым передать имение барона во владение вдовы погибшего друга. Белиз молча приняла этот дар, но категорически отказалась оставаться в поместье, попросив лорда Навье назначить хорошего управляющего на эти земли.
Мартелю ничего не оставалось, как взвалить заботу о вдове друга и его несовершеннолетнем сыне на свои плечи. Разумеется, он предложил им пожить в своем замке, по крайней мере до тех пор, пока здоровье Белиз не перестанет вызывать опасений.
Глава 3
Метла, продолжая проявлять завидное послушание, без приключений доставила меня на задний двор нашего поместья. Она спикировала так плавно, что мое приземление на этот раз обошлось без увечий. Свидетелей нашего возвращения также не наблюдалось, и я короткими перебежками поспешила к дому, желая поскорее избавиться от последствий неудачного взаимодействия со строптивой метлой.
Первым делом следовало уничтожить испорченную одежду, затем принять ванну и наконец залечить ссадины на лице и руках. С остальными повреждениями можно будет разобраться чуть позже, все равно под одеждой их не видно.
Пусть в спешке, пусть на ходу, но план был составлен, и я намеревалась тотчас воплотить его в жизнь, почти уверовав в то, что мне удастся скрыть от домашних свои ночные приключения.
И у меня обязательно бы все получилось, если бы бабушка не страдала бессонницей. А ведь мне следовало помнить о том, что она проводила свои дни в полудреме, активизируясь ближе к ночи. Не успев толком прийти в себя после всех потрясений, я совершенно упустила из виду эту, на первый взгляд, малозначительную деталь. Правда, ранним утром бабуля бывала уже не так бодра, как в темное время суток, но не заметить возвращение блудной внучки, просто не могла.
— И где же тебя носило, чадо неугомонное? — осведомилась леди Матильда, буквально впиваясь в меня взглядом.
Сквозь язвительность в голосе бабушки пробивалась тревога. Даже не хочу представлять, что она успела себе надумать, встретив меня спозаранку в таком расхристанном виде.
— Я в порядке, — произнесла по возможности уверенно, стараясь не поворачиваться к бабушке правым боком, памятуя о том, что во вчерашней катастрофе ему досталось сильнее всего.
— Я вижу, — проворчала родственница, продолжая прожигать меня взглядом. И делала она это не просто так. Уверена, от такой опытной ведьмы не укрылось ни одной компрометирующей меня детали.
Зато после проведенного осмотра в ее голосе послышались нотки облегчения, потому что никаких серьезных повреждений на мне она не обнаружила. Да и сама я не выглядела ни подавленной, ни перепуганной до смерти.
— Надеюсь, ты сполна отомстила тому, кто сотворил все это непотребство с твоей одеждой?
Взгляд невольно метнулся в сторону моей спутницы, приткнувшейся в уголочке с самым невинным видом.
— Ах, вот оно что, — недобро прищурилась бабушка, — кажется, кто-то очень много о себе возомнил и решил, что может безнаказанно калечить мою единственную внучку?
Разгневанная ведьма разом выпрямилась, отчего стала выше на полголовы и внушительнее раз этак в сто. В такие моменты даже я начинала ее побаиваться, хотя в остальное время позволяла себе все, что угодно, зная, что бабуля весьма снисходительно относится к шалостям своей любимицы, коей я и являлась с рождения.
Слова заклинания сорвались с ее губ прежде, чем я успела отреагировать.
Метла опасливо поджала веточки и мелко затряслась, выстукивая по стене барабанную дробь.
Знаю, что жалость до добра не доводит, но не вмешаться я не могла. А потому решительно встала на пути разгневанной ведьмы, загораживая собой провинившуюся, пусть будет, подругу по несчастью.
— Мы уже сами во всем разобрались, — произнесла я твердо и, обернувшись, подмигнула метле. Та сразу приободрилась, даже почки на веточках набухли, а на месте подпаленных заклинанием веточек тут же начали образовываться новые побеги.
— Ты только спуску ей не давай, а то намаешься, как я в свое время, — проворчала ба, постепенно уменьшаясь в размерах и как-то незаметно вновь становясь благообразной старушкой, при обычных обстоятельствах безусловно являющейся душой нашего малочисленного семейства.
Отведя руку за спину, я показала метле кулак. Надеюсь, мы с ней друг друга поняли и впредь она не будет чудить и некстати демонстрировать свой характер. Впрочем, обольщаться на ее счет точно не стоит.
Я уже преодолела почти половину лестницы, как меня догнал окрик снизу:
— А ну, стоять!
Замерев на одной ноге, я осторожно примостила рядом вторую и только после этого повернулась, с недоумением глядя на негодующую бабулю. До этого момента мне казалось, что мы с ней все выяснили и сошлись на том, что в случившемся моей вины нет, а метла, хоть и признана виновной по всем пунктам, но искренне раскаивается в содеянном.
В таком случае, к чему этот приказной тон? И этот мечущий молнии взгляд?
Оказалось, что все эти проявления гнева направлены вовсе не на меня, а на увязавшуюся за мной метлу, решившую, по-видимому, с этого дня неотступно следовать за мной всюду, куда бы я не направлялась.
— Что за гадость ты притащила в наш дом?
Бабуля скривилась так, будто и впрямь увидела нечто настолько мерзкое, что ей стало дурно. Однако, дурнота не помешала старушке проявить чудеса ловкости и схватить всполошившуюся метлу за древко буквально на лету, чтобы в следующее мгновенье выдрать из кучи прутиков тот единственный, что стал причиной ее негодования.
Как по мне, так ничего особенного в нем не было. Но потому, каким торжеством вспыхнули глаза бабушки при виде сгорающей в огне сухой веточки, я поняла, что чего — то не поняла, а уточнять было страшно.
— А теперь марш за мной! — рявкнула бабушка, закончив проводить экзекуцию над несчастным прутиком.
И вот эти слова относились уже ко мне.
Понурив голову, я поплелась вслед за родственницей в ее лабораторию, придумывая на ходу многочисленные версии случившегося и стараясь выбрать из них наиболее правдоподобную. Главное не смотреть ведьме в глаза, иначе она сразу почует ложь.
Едва переступив порог лаборатории, я сразу кинулась к столу и схватила ступку. Бабушка часто поручала мне перетирать различные ингредиенты к зельям. Вот и сейчас в ней обнаружились корешки и семена каких-то растений, которые наверняка требовалось измельчить до порошкообразного состояния. Занятие на редкость нудное и монотонное, но это именно то, в чем я сейчас нуждалась для успокоения своих нервов. Руки заняты, взгляд сосредоточен на процессе. Идеально. Даже колени перестали мелко дрожать. Теперь можно и поговорить.
— Это вряд ли тебе поможет, — хмыкнула бабушка, вмиг раскусившая все мои уловки. — Лучше сама рассказывай, что натворила, а то хуже будет.
Я притворно вздохнула и потупила глазки, изображая ни в чем не повинную жертву обстоятельств.
Судя по смешку, вырвавшемуся из груди бабушки, как всегда безуспешно. Должна признаться, у меня никогда не получалось достаточно достоверно изображать невинность. Даже в тех случаях, когда пакостил кто-то другой, подозрения падали на меня. А все потому, что, по мнению леди Матильды, глаза у меня плутовские, зеленые и хитрющие, как у лисы. Так что нечего и пытаться ввести в заблуждение ведьму, которая, по ее же словам, видит меня насквозь. Хочешь не хочешь, придется ей обо всем рассказать. В конце концов, самое страшное, что меня ожидает, это многочасовое корпение над книгами. Прогулки, разумеется будут запрещены, как и полеты на метле. Остается надеяться, что ненадолго.
— Рассказывай, — поторопила меня бабушка, устраиваясь поудобнее в огромном мягком кресле, в котором так любила дремать после ночных бдений над котелками.
А у меня внутри будто колокол прозвенел — да вот же он выход из щекотливого положения. Достаточно усыпить старушку долгим рассказом и мне все сойдет с рук. К вечеру она и не вспомнит, что уснула, не дослушав историю моего падения до конца. А если и вспомнит, то не захочет в этом признаваться.
— День начался как обычно, — начала я издалека. — Встала я спозаранку. Умылась, оделась и спустилась на завтрак. Матушка выглядела чем-то озабоченной, но на все мои расспросы отвечала уклончиво. Я не стала на нее давить, чтобы окончательно не испортить ей настроение. Ты же знаешь, какой она у нас нежный цветочек. Любое неосторожное слово способно вывести ее из душевного равновесия.
Бабушка согласно кивнула и о чем-то задумалась. Видно тоже переживала за судьбу единственной дочери. После гибели моего отца матушка пребывала в каком-то странном оцепенении, будто существовала на грани меж двух миров и никак не могла решить, в какую сторону сделать шаг. Собственно говоря, я и не помнила ее другой, а потому воспринимала ее пограничное состояние, как нечто само собой разумеющееся. Однако те, кто знал ее до трагедии, утверждали, что когда-то она была такой же неугомонной и проказливой ведьмой, как я.
Дальше все оказалось совсем просто. Меня почти не слушали, хоть я и заливалась соловьем, живописуя свой полет и последовавшее за ним падение. На моменте моей встречи с раненым лордом из кресла послышалось мерное сопение, временами перемежаемое тихим похрапыванием.
Стараясь двигаться как можно тише, я вернула ступку на стол и, подхватив подол юбки, направилась к двери.
— Ты все же решился на это, Лангор? — донеслось мне в спину. — Неужели ты так и не понял, к чему может привести этот ритуал? Вот увидишь, он погубит нас всех.
Я аж подпрыгнула на месте, больно ударившись темечком о косяк.
Неужели?
Поверить не могу, что мне снова так повезло.
Дело в том, что бабушка не любила рассказывать о прошлом нашей семьи, а особенно о той давней трагедии, что перевернула всю нашу жизнь. Я думала, что так до конца своих дней и останусь в неведении относительно того, как погиб мой отец и почему имя деда у нас под запретом. Правда, как водится, открылась мне неожиданно. И все благодаря тому, что Великая и ужасная Матильда Филидор имела обыкновение разговаривать во сне, а я совершенно случайно стала свидетельницей ее бессознательных бесед со своим почившим супругом.
К сожалению, подобный конфуз с ней случался не часто и длился совсем не долго, но даже тех крупиц информации, что мне удалось собрать за последний год, оказалось достаточно, чтобы загореться идеей выяснить все до конца.
Благодаря этому стремлению, да еще проделкам вредной метлы я и оказалась вчера на болотах, слегка промахнувшись мимо того места, куда направлялась изначально. А собиралась я посетить замок Филидор, принадлежащий моему деду.
Как оказалось, некогда мои предки были очень богаты, да к тому же обладали графским титулом. К слову, бабуля так и осталась графиней Филидор, в отличие от нас с мамой, носящих фамилию Шарбонье, принадлежащую моему отцу и ее мужу. Приютивший нас особняк, так же достался маме в наследство, но бабушка сразу поставила себя здесь хозяйкой, взяв управление домом в свои руки. Я на тот момент была слишком мала, а мама не возражала. Теперь то я понимаю, что у бабули попросту не было выбора, и главной в семье она стала не потому, что старше, а потому что, в отличие от мамы, готова была взять на себя ответственность за всех нас.
Последние семнадцать лет наш род пребывал в безвестности. И пусть мы не нищенствовали, но и лишних денег в нашей семье не водилось. Казалось бы, три сильных ведьмы могли бы с легкостью обеспечить себе безбедное существование. Но только не в нашем случае.
Матушка, как это ни печально признавать, являлась недееспособной. Ей даже варку простейшего зелья нельзя было доверить, без риска получить на выходе редкостную отраву.
Я, будучи неинициированной, могла работать лишь на подхвате у бабушки. На что — то другое моих сил и знаний пока не хватало. И как бы я не стремилась поскорее стать практикующей ведьмой, на все требовалось время.
Вот и получается, что основной доход нашего семейства зависел от старшей, можно даже сказать древней родственницы, которой давно пора на покой, но заменить ее пока некем.
А где-то там, в подвалах старого замка по сию пору пылятся сокровища нашей семьи. Любители легкой наживы так и не смогли до них добраться, хотя попыток было немало. Надо просто пойти туда и забрать то, что принадлежит нам по праву. Это одним махом решило бы многие наши проблемы.
Глава 4
Следующие две недели после несостоявшегося покушения превратились для Мартеля в череду умопомрачительных кошмаров. Мужчина не находил покоя ни днем, ни ночью. Повсюду ему мерещилась та самая ведьма, что исцелила его от ран. Ее образ постоянно мелькал на краю сознания, мешая жить, дышать, заниматься делами, да даже просто высыпаться по ночам.
Под глазами Мартеля обозначились темные круги, а лицо его обрело землистый оттенок, делая мужчину похожим на умертвие. Он все чаще стал нервничать и раздражаться по пустякам, чего прежде за ним не водилось.
Слуги первыми заметили, что с хозяином творится что-то неладное и пришли к выводу, что на их лорда навели порчу.
Да и сам Мартель все чаще склонялся к этой же мысли. Ведь, как ни крути, а ведьму он так и не удосужился отблагодарить за свое спасение. Так что напоминание в виде порчи или слабого проклятия она вполне могла на него наслать. Имела на это право.
В пользу этой версии свидетельствовал и тот факт, что чем дольше он тянул с благодарностью, тем больше проклятие набирало обороты. И если днем его воздействие еще удавалось заглушить, переключившись на неотложные дела, то ночами от него не было спасения. Каким то неведомым образом ведьма пробиралась в его сны и властвовала там до рассвета. Уберечь от нее не могли ни защитные амулеты, ни добытые с большим трудом ведьмовские обереги.
И если сразу после происшествия Мартель видел во снах лишь глаза ведьмы, то к концу второй недели сны с ее участием обрели явно эротический характер. А хуже всего то, что его стали раздражать другие женщины. Все они теперь казались ему уродливыми и назойливыми до крайности. Особенно его бесила Луиза Дюваль, близкие отношения с которой герцог поддерживал вот уже более трех лет. Он даже подумывал на ней жениться. Ну и что же, что вдова и лет ей уже под тридцать. Зато баронесса — женщина разумная и не станет ему докучать разными глупостями, коих немало напичкано в головках юных красавиц.
Так Мартель думал до встречи с той ведьмой. Теперь же у него будто глаза открылись, и лорд Навье по-новому взглянул на свою любовницу. Все, что раньше привлекало его в Луизе, теперь вызывало лишь отвращение. Даже странно, как он раньше не замечал ее коровий взгляд и привычку складывать губы бантиком, отчего рот женщины становился похожим на куриную гузку. А эта ее манера говорить с придыханием? Как будто ее постоянно душит грудная жаба. А уж как Луиза закатывает глаза, если бывает чем — то недовольна. Зрачки с радужкой скрываются под верхними веками и на виду остаются только белки. Зрелище из разряда жутковатых. Куда там той ведьме.
Мартель откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, вспоминая недавний сон, ставший уже наваждением. Сегодня ведьма явилась к нему практически обнаженной. Прикрытием ей служили лишь пряди медных волос, до обидного густых и длинных, так что не было никакой возможности рассмотреть, что же скрывается под этой шелковистой волной. Зато как она двигалась, исполняя свой танец. Легко и грациозно, будто бабочка перелетала с цветка на цветок. Не знай Мартель, что перед ним ведьма, решил бы, что к нему в сон явилась цветочная фея.
Негодница заливисто смеялась, посверкивала изумрудными глазами, а напоследок сотворила такое, что у него до сих пор разливался по телу жар при одном только воспоминании о горячем податливом теле в его руках и ее обжигающем поцелуе.
Мужчина поймал себя на мысли, что с нетерпением ожидает грядущую ночь. Быть может, в этот раз колдунья приоткроет ему чуть больше своих секретов?
— Бред какой-то.
Мартель с силой растер лицо и резко вскочил на ноги, решив, что пора проветрится, а заодно попытаться решить свою проблему. В конце концов, он давно не мальчишка, чтобы бредить ночами о прелестях юной красотки. Вместо того, чтобы вот так бездумно поддаваться проклятью, нужно поскорее от него избавиться, пока он окончательно не попал во власть этой ведьмы.
Казалось бы, нет ничего проще, чем найти человека по магической метке. Однако, с этой ведьмой с самого начала все шло не так, как надо. Она попросту не желала находиться. Даже имени своего ему не сказала. И сбежала так быстро, словно за ней гнались все демоны преисподней.
— Ты уверен, что поставил ей метку? — в который раз уточнил Себастьен Корбис — глава тайной службы герцогства Вельеж, а по совместительству старый друг Мартеля.
— Я ни в чем уже не уверен, — в сердцах бросил лорд Навье. — Только представь мое состояние в тот момент. Магические каналы только — только начали восстанавливаться. Не удивлюсь, если заклинание сработало криво или вовсе не прицепилось к объекту.
— Это как искать иголку в стогу сена, — выдал избитую поговорку Себастьен, на что Мартель лишь обреченно махнул рукой.