Народная республика Walmart

Народная республика Walmart

Ли Филипс, Михал Розворский

Перевод арт-сообщества СССР-2061

От переводчиков:

Друзья! Ни для кого не секрет, что мы следим за новыми технологиями, которые могут (и должны) формировать облик светлого будущего. Прежде всего, это технологии социальные, а особенно — технологии экономического планирования.

Кто в школе учил историю, тот помнит, что рыночные отношения, зародившись ещё в седой древности и развившись под крылышком у феодальных цехов, в своё время время вылупились из феодальной скорлупы и стали основой экономики капитализма. Точно так же, экономическое планирование, зародившись задолго до рождения СССР, с распадом СССР не только не ушло в прошлое, но и продолжило развиваться внутри крупнейших международных корпораций (таких, как Amazon или Walmart), чтобы обслуживать их интересы.

Объёмы экономики, контролируемые такими корпорациями, уже сопоставимы с советской экономикой 1970-х, а уровень технической оснащённости тамошних плановиков — будь то вычислительные ресурсы, глобальная связь, развитые алгоритмы планирования, включая алгоритмы искусственного интелекта — заставил бы подзднесоветский Госплан помереть от зависти в полном составе. Мы считаем, что в будущем именно эти технологии могут (и должны!) встать на службу новой, социалистической экономики.

Но, чтобы делать такие обещания, надо хотя бы примерно знать, что это за технологии — и где они живут. К счастью, два канадских автора, Ли Филлипс и Михал Розворский, сделали это за нас, ещё в прошлом году выпустив офигенную книгу: «Народная республика Walmart».

В ней они популярно объясняют, где сейчас применяется экономическое планирование (а оно применяется шире, чем мы думаем, причём в самых что ни на есть очагах капитализма) — а заодно разбирают старые аргументы Мизеса, фон Хайека и других рыночников, о том, что рыночек сам всё порешает (спойлер: нет, не порешает).

Короче, книга отличная. Всем красным братишкам читать обязательно.

Благодарности авторов

Идея нашей книги зародилась после нескольких кружек пива в одном грязном пабе на задворках Ванкувера, ещё в самом начале нашей дружбы. Мы оба были разочарованы тем, что в политических дебатах даже не обсуждается такая вещь, как отсутствие демократического планирования — и быстро поняли, что оба хотим написать одну и ту же книгу. Казалось бы, миллионы самых грандиозных идей, задуманных вечером в кабаке, утром, на свежую голову, исчезают как дым. Однако на этот раз, к удивлению нас обоих, такая завязка действительно дала плоды.

Тому, что наша книга состоялась, мы во многом обязаны Бхаскару Сункаре, издателю журнала Jacobin, который, отстаивая наш проект на протяжении всего его пути, помог нам довести нашу сырую идею до книги, которую вы держите в ваших руках. Также мы выражаем горячие благодарности Бену Маби, Энди Сяо и Дункану Ранслему, нашим вдумчивым редакторам из Verso.

Мы оба хотели бы поблагодарить Кори Доктороу, Росса Дункана, Джемму Галдона, Сэма Гиндина, Скотта Килпатрика, Кена Маклеода, Джеймса Мидуэя, Деррика О'Кифа, Ника Срничека, Натана Танкуса, Тадеуша Титце и Дж. Мейсона за их предложения на различных этапах развития этой книги. Наша работа бы сильно обеднела, если бы они столь щедро не тратили бы на нас своё время —и не выдавали бы своих проницательных комментариев. Любые ошибки, которые ещё остались, как и всякие забавные упущения, оставшиеся незамеченными, полностью лежат на совести авторов.

Ли хотел бы поблагодарить сотрудников питейных заведений Habit, Oto и Cenote, где он в основном и написал свою часть книги, будучи равнодушным к намёкам, что ему уже пора купить что-то ещё — учитывая, как долго он печатает, сидя с одним-единственным стаканчиком остывающего кофе.

Самая большая благодарность Михала принадлежит его замечательной жене Каролине, без чьей поддержки и терпения эта книга не была бы написана, и которой пришлось на собственном опыте прочувствовать, каково это, когда кто-то в доме пишет книгу, пока вы пытаетесь закончить диссертацию или, что ещё хуже, пытаетесь взять отпуск, чтобы отдохнуть.

Мы также хотим поблагодарить всех наших товарищей и друзей, которые предлагали поддержку, критику и другую помощь на разных этапах: ни одна книга не является индивидуальным усилием, каким бы тщательным образом она ни планировалась.

Глава 1: Введение

— Так ты пишешь книгу про Walmart, да?

— Э-э, нет. Не совсем. Ну, или да, в некотором смысле. Видишь ли, нам нравится то логистическое чудо, которым стал Walmart. Но речь пойдёт не только про Walmart.

— Странноватая тема для двух социалистов. Как же вы можете защищать Walmart, который борется против профсоюзов, платит гроши и препятствует любому объединению рабочих? Это же настоящая Корпорация Зла?

— А мы и не защищаем Walmart. И уж подавно не защищаем их борьбу против профсоюзов. Мы просто сами удивляемся, как это воплощение капитализма построило внутри себя развитую плановую экономику.

— Ого, заинтриговал!

Такие разговоры неизменно поднимались вновь и вновь, как только мы начали писать эту книгу. И так же неизменно наши друзья (вполне прогрессивных убеждений) смотрели на нас с подозрением.

Так что давайте сразу проясним: Walmart — компания-злодей: отвратительная, зловещая, бесчестная и грязная.

Как и любая фирма, Walmart, из-за конкуренции на рынке, вынуждена снижать затраты, в частности — затраты на рабочую силу, что является самой гибкой статьёй расходов для предприятия. Всё это плохо и неприятно, только вряд ли Walmart — какое-то уникальное зло. Конечно, он платит нищенские зарплаты, плотно зависит от азиатских потогонок, пользуется детским и тюремным трудом и уродует центральные улицы наших городов. Вот только кто сейчас этого не делает?

Но ведь, как бы там ни было, мало какая корпорация так гнобит своих работников с таким фанатическим рвением и давит всякие профсоюзы с таким сокрушительным мастерством: Walmart рассматривает войну против профсоюзов не только как неизбежный побочный эффект своей работы, предприятия, но и ставит их в самое ядро своей бизнес-модели. «Да, я плачу низкую зарплату — сказал основатель Сэм Уолтон — И да, я могу этим воспользоваться. Мы собираемся преуспевать и дальше, но в основе нашего успеха лежат очень низкие зарплаты: низкооплачиваемая модель занятости».

Таким образом, не надо искать в этой книге хвалебных дифирамб в адрес Walmart, Amazon или Пентагона — или любого другого предприятия, чьи операции по планированию и логистике мы расследуем. Это не наша цель. Да Walmart и не собирается служить примером для сторонников прогресса и справедливости: он просто добывает деньги.

А теперь, когда все довольны тем, что у нас нет любви к Walmart, мы хотим поговорить о том, почему мы всё-таки восхищаемся Walmart, как эпидемиолог восторгается смертельным совершенством устойчивой к лекарствам формы туберкулёза. Или как Шерлок Холмс восхищался хитростями злого гения: профессора Мориарти.

Если бы только операционная эффективность Walmart, его логистический гений, его архитектура гибкого экономического планирования могли быть взяты на вооружение теми, кто стремится к более равному и свободному обществу!

Но зачем нам вообще обсуждать такие занудные вещь, как принятие решений на предприятии — или как оптимальное распределении товаров и услуг? Почему мы вообще должны предпочитать демократическое планирование свободному рынку? Разве победа в Холодной Войне и распад Советского Союза не показывают, что социализм нежизнеспособен? Ну ладно, в лучшем случае, мы можем попытаться как-то сгладить крайности свободного рынка, разве не так?

Целые библиотеки книг написаны о несправедливости и противоречиях капитализма, и не в последнюю очередь — о неизбежном расширении неравенства. Демократия, работающая в интересах кучки избранных, многолетнее производство экономических кризисов (и, как следствие, безработица и даже война) — всё это входит в список побочных эффектов, но мы не хотим перечислять здесь эти аргументы. Давайте ограничимся главным несчастьем капитализма.

Безусловно, есть пересечение между набором товаров и услуг, полезных человечеству, с одной стороны — и набором всех прибыльных товаров и услуг с другой. Вероятно, вы найдете нижнее бельё полезным продуктом (хотя ветераны спецназа скажут, что это не точно). The Gap, тем временем, считает выгодным производить такой продукт — счастливое совпадение, каких много. Но множество всех полезных вещей и множество всех прибыльных вещей — совпадают, мягко говоря, не всегда. Когда что-то выгодно, даже если это бесполезно, а то и вредно, такой продукт будут продолжать производить, пока рынок отдан на откуп собственным рыночным механизмам.

Ситуация с ископаемым топливом — ярчайший современный пример этой непоправимой проблемы. Да, ископаемое топливо, в силу большой плотности энергии и возможности его транспортировки, и освобождает нас от капризов Матери-Природы, которой мы не можем приказать подуть на наши ветряные мельницы или повернуть водяные колеса, когда мы этого хотим. Но теперь мы знаем, что парниковые газы, выделяемые при сжигании ископаемого топлива, быстро сдвигают планету всё дальше и дальше от средней температуры, которая оставалась оптимальной для процветания человека с окончания ледникового периода. Тем не менее, пока правительства не будут вмешиваться, чтобы ограничить использование ископаемых видов топлива и создать (или, по крайней мере, стимулировать создание) «чистой» инфраструктуры электроснабжения, необходимой для их замены, рынок будет производить именно их. Точно так же, не рынок прекратил производство хлорфторуглеродов, разрушающих озоновый слой. Это было достигнуто вмешательством регулирующих органов — тоже своего рода планированием — которое заставило производителей использовать другие химические вещества для наших холодильников и баллонов с дезодорантом, что позволило озоновому слою атмосферы, отклоняющему вредные для нас ультрафиолетовые лучи, в значительной мере затянуть свои раны. Мы могли бы вспомнить, как были решены проблемы загрязнения воздуха в большинстве западных городов — или кислотных дождей над Великими Озёрами. Или как снизилась смертность от ДТП или авиакатастроф: благодаря активному вмешательству государства в рыночную стихию, чтобы обуздать или трансформировать производство вредных — но прибыльных — товаров и услуг. Впечатляющие стандарты охраны труда и техники безопасности на большинстве современных западных горнодобывающих предприятий тоже были достигнуты не в результате какого-либо благородного обязательства со стороны владельцев компаний: эту уступку вырвали у них воинствующие профсоюзы, нанеся им несколько крупных поражений…

Напротив, если что-то полезное не приносит прибыли, то его никто и не сделает. Например, в Соединенных Штатах, где нет универсальной системы общественного здравоохранения, здравоохранение для всех было бы чрезвычайно полезным. Но прибыли это не приносит, и такую систему никто не создаёт. Высокоскоростной интернет в сельской местности тоже не даёт прибыли, поэтому частные телекоммуникационные компании неохотно предоставляют его в таких местах, предпочитая вместо этого прибыльные густонаселенные районы.

И на фоне растущего кризиса устойчивости бактерий к противомикробным препаратам, в котором эволюция микробов побеждает один антибиотик за другим, пациенты все чаще умирают от самых банальных инфекций — а фармацевтические компании отказались от исследований новых семейств жизненно важных лекарств просто потому, что они недостаточно выгодны. Так, ампутации или операции по иссечению зараженных участков могут вернуться в обычную медицинскую практику. Неприятная перспектива, не находите? А ведь именно такое лечение оказалось единственным, что осталось врачам девятнадцатилетнего Дэвида Риччи из Сиэтла, когда они ампутировали часть его ноги после повторного заражения бактериями, устойчивыми к лекарствам: инфекция была занесена в результате результате аварии на поезде в Индии, и его не смогли вылечить даже высокотоксичными антибиотиками «последней линии». Каждый раз, когда инфекция возвращалась, всё больше и больше врачам приходилось отрезать от его ноги. Хотя Риччи в итоге и поправился, с тех пор он жил в вечном страхе перед микробами, с которыми нельзя бороться. Как говорится в статье-воззвании от Американского общества инфекционных болезней (IDSA) 2008 года, «[Антибиотики] менее желательны для фармацевтических компаний и венчурных капиталистов, потому что они более успешны, чем другие лекарства». Антибиотики являются успешными, если они убивают инфекцию, и в этот момент — дни, недели, или месяцы — пациенты перестают принимать препарат. Однако при хронических заболеваниях пациентам приходится принимать лекарства каждый день, иногда до конца своей жизни. Таким образом, делает вывод статья, коммерческий интерес в разработке лекарств вызывает долгосрочная терапия, а не лечение. Политические предложения от таких организаций, как IDSA, ВОЗ или Евросоюз, умоляют и упрашивают фармацевтические компании пошевелить хоть пальцем — но даже здесь, каким бы скромным ни был этот подход, он всё ещё является внешним для рынка. Социализация фармацевтической промышленности обошлась бы куда дешевле и стала бы куда более быстрым и эффективным подходом, но большинство специалистов считают ее слишком радикальной: от такого предложения слишком пахнет социализмом.

Помимо этого сектора, можно отметить и то, что фундаментальные исследования в любой области — те самые прорывные исследования, где ученых ведёт простое любопытство, а не надежда на разработку какого-либо продукта, просто не могут финансироваться частным сектором. Даже несмотря на то, что на их основе потом и создаются те технологии и лекарства, что будут востребованы на рынке много лет спустя. Такие исследования стоят чрезвычайно дорого, но не гарантируют никакой коммерческой отдачи. Исследования ради будущего характерны как раз для государственных учреждений или частных благотворительных организаций, а не для полноценных участников рынка. Точно так же, не рынок доставил нас на Луну, а грандиозное государственное предприятие под названием NASA. А сегодня, если честно, мы должны признать: из-за огромных расходов какая бы то ни было жизнеспособная колония на Марсе всё еще должна производить какой-то прибыльный товар, который надо будет вывезти на Землю — и выгодно продать на Земле. Даже если издержки на выход за пределы земной гравитации вдруг резко сократятся (например, за счёт использования многоразовых ракет), такой товар должен быть прибыльнее, чем торговля кокаином. Есть такой товар? Молодцы, ваша взяла. Нет такого товара? Тогда нет и денег: ни один инвестор за такое не возьмётся. Так что Марс либо будет колонизирован государственным сектором, либо не будет колонизирован вовсе.

Но для многих прогрессивных парней история логистики и планирования кажется затхлой, пыльной и устаревшей. Нужно ли снова обмазываться этими несвежими аргументами, чтобы выводить народ на баррикады? Нужно ли снова рассказывать эти забытые скучные истории? Чистая правда: в истории планирования мало драмы или романтики. Мало захватывающих историй о самоотверженном героизме, о мужественных страданиях или о праведной ярости (зато поражений, неудач и разорения, напротив, хоть отбавляй). Но, по сути, история несправедливости и ее исправления — это хроника усилий всех времен по сокращению неравенства всех типов: неравенства состоятельных и неимущих, неравенства работающих и отдыхающих, неравенства имеющих слово и бессловесных.

И неравенство, в конце концов, есть вопрос нечестного распределения самих вещей или результат такого нечестного распределения.

Проще говоря, бедному человеку не даны те вещи (или возможность их купить), которые имеет богатый человек. Потребности богатых и бедных удовлетворяются (или не удовлетворяются) совершенно по-разному: для одних всякая возможность выразить свою человечность подрезана на корню, в то время как другим предоставляется почти неограниченное пространство для процветания и самореализации. Неравенство ограничивает возможности как отдельного человека, так и общества в целом. Оно ограничивает нашу свободу. Прошлые поколения боролись за расширение наших свобод — за то, чтобы все взрослые люди имели одинаковые права, и чтобы любые новые возможности, предоставляемые технологическим прогрессом, были доступны для всех. И если мы хотим продолжать эту борьбу, чтобы исправить явную (и огромную) неправедность нашего общества, мы должны сражаться за тот способ распределения вещей, который мы хотим принести в наше общество.

Поэтому, спрашивая, возможен ли другой мир, мы задаём и другие вопросы.

— Есть ли альтернативный способ распределения вещей?

— Как бы мы распределили вещи по-другому? И кто будет решать, как они распределяются?

— Можно ли изменить те планы, которые капиталисты используют каждый день, чтобы выдать товары и услуги тем, кто может за них заплатить, чтобы вместо этого обеспечить тех, кто в этом нуждается больше всего?

— И, изменяя те способы, коими мы распределяем вещи, можем ли мы также начать изменять и всё остальное в экономике: от того, что мы делаем и как, до того, кто работает и как долго?

И, когда определим альтернативные способы распространения вещей, то планирование, уже имеющееся повсюду вокруг нас, может подсказать нам аспекты другого способа производства. Еще более неотложным является то, что существующие и применяющиеся методы планирования могут подсказать нам особенности переходных этапов на пути к ещё более всеобъемлющим преобразованиям нашей экономики.

При капитализме, нашем нынешнем способе производства и организации экономики, основным методом распределения вещей является свободный рынок. Наш мир — это мир, в котором цены на товары и услуги в принципе определяются в ответ на показатели спроса и предложения. Апологеты свободного рынка утверждают, что это ведёт к ситуации, когда количество вещей, требуемое покупателями, соответствует количеству товаров, производимых поставщиками: это условие они описывают как «экономическое равновесие».

Для того, чтобы способ производства назывался капитализмом, недостаточно существования свободного рынка; в конце концов, существуют и другие важные черты капитализма, включая эксплуатацию на рабочем месте и необходимость продавать свой труд, чтобы выжить. Тем не менее, свободный рынок (ну, хотя бы в первом приближении свободный) является необходимым условием капитализма, который, как метод распределения, ведёт к растущему неравенству через диспропорции в распределении доходов. Взаимодействие с рынком неизбежно рождает победителей и побеждённых, что, в свою очередь, ведёт к концентрации богатства. Со временем эти диспропорции растут, что является продуктом того же рыночного взаимодействия.

Этот «идеальный» свободный рынок существует только в сознании его самых ярых защитников — и на страницах учебников по экономике для первокурсников. Реальные рынки далеки от этой идеализированной сказки: компании регулярно сговариваются, чтобы не плодить конкурентов, крупные корпорации постоянно выбивают государственные субсидии, и это норма, что несколько крупных игроков господствуют над целыми категориями продуктов и устанавливают цены. В частности, одному из рынков, а именно рынку труда, понадобились века принуждения и обезземеливания, чтобы превратить крестьян и фермеров в рабочих, готовых продавать свой труд за зарплату. Зачастую спрос и предложение и вовсе не достигают равновесия: в результате рыночная система регулярно приводит к кризисам перепроизводства, а это, в свою очередь, провоцирует спады и депрессию с пагубными последствиями для миллионов людей. Созданные рынком механизмы конкуренции подстёгивают, используют и усугубляют целый ряд предрассудков неравенства, основанных на идентичности (раса, пол, сексуальность и т.д.); и ведут к разрушению той экосистемы услуг, от которых жизненно зависит человек. Они же стимулируют военное соперничество между странами, которое форсирует империализм, колонизацию и, в конечном счёте, вызывает войны. Хотя в реальном мире есть и неравновесие, и цены, назначаемые указами свыше, а не выведенными из конкурентной обстановки(и даже есть цены, назначенные планирующими капиталистами!), именно рынки в основном определяют нашу экономическую, а значит, и социальную жизнь.

В целом, критика нынешнего хода вещей предполагает, что рынок должен быть заменён. Или, по крайней мере, ограничен и обуздан. Но если распределение не будет проходить через рынок, значит, оно будет происходить с помощью экономического планирования, также известного как «прямое распределение», сделанное не «невидимой рукой», а очень видимыми людьми. И в самом деле, такая форма планового распределения уже имеет место в нашей нынешней системе. Планирование уже осуществляется как со стороны избираемых, так и никем не избранных лиц. Как со стороны государств, так и в частных предприятий, в централизованных и децентрализованных формах. Даже архи-капиталистическая Америка стала домом не только для Walmart и Amazon, но и для Пентагона: при всей своей вредоносности, Министерство обороны США является самым крупным работодателем в мире — и принадлежит к централизованно планируемому государственному сектору. По факту, почти во всех странах экономика смешанная, включающая различные сочетания рынков и планирования.

На самом деле планирование сопровождало человеческие общества столько, сколько они существуют. Тысячи лет назад цивилизации древней Месопотамии породили зачаток тех экономических институтов, которые связывали мастерские и храмы в городах с крестьянским сельскохозяйственным производством в деревнях. Третья династия Ур (Ур III), которая процветала вокруг рек Тигр и Евфрат в конце третьего тысячелетия до нашей эры, была одной из первых, кто совершил прорыв в деле повсеместного и постоянного учёта. Глиняные таблички времён династии Ур включают прогнозы урожайности культур на основе средних показателей качества почвы, полученных на основе многолетней статистики. Даже несмотря на то, что экономика по-прежнему находится во власти неконтролируемой погоды, она может управляться, хотя и на зачаточном уровне. С появлением подробных отчетов прогнозы и приближения, имеющие решающее значение для планирования, стали неотъемлемыми частями экономической жизни. В отличие от локализованной «экономики дарения» доисторических времён, древняя Месопотамия уже повидала те системы централизованного перераспределения, которые здорово походят на сегодняшние социальные государства: государство точно так же получало с населения налоги и сборы и отдавало ему товары и услуги.