Серая мышь на тропе войны

Голос у него был совсем не радостный. Похоже, он даже злился. Я выглянула из кухни и увидела, как хозяин квартиры сел на диванчике, держась за голову:

— Давай сюда. Там девушка, отвези ее домой. Ну, ты меня понял, да?

Его пальцы затыкали в экран красивого большого телефона, Вадим Петрович простонал:

— Блин, я звонил Маринке… И Снежане! Вот бп…! И Анюте до кучи…

Леня повернулся ко мне и кивнул на дверь:

— Пошли.

Пожав плечами, я взяла свою сумку и потянулась за ним в коридор. Мы спустились вниз, вышли на улицу, и Леня нажатием на кнопку заставил поморгать большую светлую машину, блестящую лаком, будто ее недавно вымыли. Отчего-то эта бандура вызвала во мне чувство спокойствия и уверенности. На ней невозможно попасть в аварию, я это знала. Поэтому села на переднее сидение, когда Леня открыл мне дверцу. Причем сделал это привычно, на полном серьезе, и я подумала

— он делает так каждый день. Молодой парень, обращается уважительно к Вадиму Петровичу, но не только из-за возраста — наверное, подчиненный. Вон как! Алкоголик-то — начальник! Прямо чудеса…

— Ну, куда едем, Васса? — спросил Леня, садясь за руль и заводя мотор.

— Воскресенская набережная, дом двенадцать, — со вздохом ответила я. — Опоздала на собеседование, теперь уж только домой…

— Ничего себе, девушка! — присвистнул Леня, выруливая со двора на улицу. — Твои родители бизнесмены? Или папа министр?

Я покачала головой, ничего не ответив. Какими вещами измеряется положение человека в городе! Хватит влиятельных родителей, чтобы быть богатым и уважаемым. Вот в деревне все не так. Саню Зайца уважают за то, что он лучше всех охотится на зайцев, потому и прозвали так. Никто не знает ходить за животиной лучше деда Аксентьева, даже ветеринар, что приезжал несколько лет назад, учился у него. Матрена споро готовит пироги и караваи, за день может собрать стол хоть на тридцать человек, хоть на сто. А бабка Анфиса знает, чем вылечить все-все хвори, да и травки у нее самые правильные… Там у нас по человеку судят — что умеет, что знает. А тут… Кто родители, сколько у них комнат да машин.

— Тетя у меня актриса. А дядя профессор, — коротко ответила я, глядя в окошко на пролетающий мимо Питер. Вот и вокзал, куда я приехала две недели назад. Какая я тогда была дурочка, сейчас-то уж обтесалась маленько. Ездить в транспорте да в машинах мне нравится, скорость полюбила! И в туалете ершиком за собой еложу по горшку — чтобы чистенько было. И душ употребляю правильно. И моюсь почти каждый день, а не по субботам, как в деревне…

— Повезло. А сама откуда?

Снова вздохнула. Сколько раз уж отвечала на этот вопрос?

— Красноярский край, Енисейский район. Вам-то что? — с вызовом спросила. Леня усмехнулся. Я не видела, поняла по голосу:

— Да ничего. Просто спросил.

Он подвинул вперед ручку, которая разделяла наши сиденья, и вдруг переместил ладонь мне на колено. Я даже сразу не поняла, что случилось, а потом застыла. Кровь бросилась мне в лицо. Жаром запылали щеки. Сафрон… Его рука была горячая, жилистая, шершавая. Грубая. И голос… Голос уверенного в себе человека, который знает, что добьется своего. «Одной тебе не справиться, ты выйдешь за меня».

Когда в груди больше не осталось воздуха, я резко отбросила руку Лени, отшвырнула ее подальше, как тушку убитой мыши.

— Ну, ты чего, милашка? — снова усмехнулся он.

— Что вы себе позволяете?! — возмутилась я. — А еще приличный человек! У вас так принято в городе?

— Ладно, ладно, не истери! Может, ты мне понравилась.

— А если вы мне не нравитесь?!

— Ты такая переборчивая? У тебя в деревне лучше парни?

Он откровенно издевался надо мной. Ухмылялся так гадко, что захотелось вдарить его дрыном по морде. Жаль, дрына нет, как тогда, с Сафроном… Ничего, если полезет еще раз, вмажу сумкой, там два красивых камешка, которые я подобрала на набережной неделю назад.

Но Леня больше попыток не предпринимал. Он молча рулил, став серьезным, молчал и смотрел на дорогу. А я кусала губы. Зачем он все это делал? Зачем сказал, что я ему понравилась? Я не понимала. Сафрона я понимала. Ему мать велела ко мне присмотреться еще несколько лет назад, он и присматривался: то подарок пришлет с младшим, то воду из колодца поможет вытянуть. А отец после похорон моего тяти приходил к мамке. Говорил с ней долго, один на один, меня выгнали в сени. Но я подслушала, не будь дура. Речь шла о сватовстве. Мол, и хозяйка я хорошая, и собой неплоха, и детей, даст Бог, рожу много. Перестарок, конечно, к восемнадцати годам иду, но зато послушная и молчаливая, а еще благодарна буду их семье, что возьмут меня в таком возрасте, сироту.

Мамка тогда молчала, все за сердце держалась, черная с лица сидела… Только мужа в землю положила, а тут и дочь забрать хотят. Чтобы помочь, но все же забрать. Только вечером заговорила со мной о Сафроне. Спросила — люблю ли, хочу ли замуж…

Мы с мамкой всегда говорили по душам. Чего таиться? Секретов у нас не было. Вот я и сказала ей — не знаю, ничего не чувствую к этому парню, да и замуж пока не тороплюсь. А хозяйство… Справимся вдвоем, а в покос наймем мужика из деревни за пару ягнят и кроличьи шкурки. На том и порешили. А потом и мамку Господь прибрал к себе… Кроме Сафрона, ко мне никто не сватался, писаной красавицей я никогда не была, да и на посиделки, на вечерки не ходила. Поэтому слова Лени меня удивили. Неужели в Питере девушек нет красивых? Че ко мне лезть-то?

— Эй, очнись, приехали.

Я вздрогнула от неожиданности. Тьфу, напугал. Нельзя так погружаться в свои мысли, надо отбросить прошлое и жить настоящим. Кивнула Лене и отстегнула ремень:

— Спасибо, что подвезли. Прощайте.

Он схватил меня за руку, удерживая:

— Да подожди ты, чего скачешь! Вот психанутая!

Я глянула ему в глаза. Там мелькнула усмешка и пропала. Леня достал из кармана пиджака коричневый бумажник, а из бумажника — купюру в тысячу рублей. Протянул мне:

— Держи, это от Вадима Петровича, за то, что привезла его домой в целости.

Несколько секунд я смотрела на голубенькую бумажку, а в голове крутилась мысль

— есть в этой ситуации что-то неправильное, некрасивое. А вот что — кто его знает. Мне вдруг стало противно, и я осознала, что почувствовал мальчишка на остановке, когда не хотел брать мои деньги. Я же не за тысячу рублей старалась! А они не поняли, эти двое. Тьфу!

— Мне бы хватило и простого «спасибо», — с достоинством отвела его руку и в последний раз взглянула в голубые глаза. — Только никто мне его не сказал. Прощайте.

И все же выскочила из машины, пока Леня не решил снова меня удержать. Пошла прочь, к дому, так быстро, как только могла, чуть ли не побежала. Хоть бы не погнался за мной! Не хочу я больше их видеть — ни его, ни Вадима Петровича.

В холле я прошла мимо консьержа, с которым уже здоровалась утром, а он только проводил меня взглядом. Что на мне, цветы нарисованы, или что другое? Глянула в зеркало, висевшее сбоку от лестницы. Уж лучше бы цветы, право слово! А так — обычная девчонка, скуластая, глазастая, нос картошкой, рот большой. Коса заплетена до пояса, да слабо, вон — прядки торчат из-за ушей… И главное — невзрачная вся какая-то, губы блеклые, глаза серые, волосы неопределенного светлого цвета. Да уж, красота, хоть стой хоть падай! Врать Леня не умеет, что даже странно. Все они неискренние здесь, в городе. Думают, что ложь их спасет или поможет чем-то. А ложь только дальше загоняет душу в ад. Я не превращусь в городскую. Ни за что на свете! Не дождетесь!

Глава 5. Предложение на вес золота

7 сентября

— Я никак не могу понять… Это же надо умудриться быть уволенной с трех работ за три дня!

Тетя выглядела раздраженной, ковыряясь вилкой в рагу. Катерина поставила перед ней кувшинчик с соусом и заметила вполголоса:

— Смысл обеда состоит в том, чтобы еду доносить до рта.

— Ты хоть не нервируй меня! — вспыхнула тетка. — Васса! Скажи мне, как можно накосячить при уборке холла гостиницы? Как?

Я вжала голову в плечи. Мне было стыдно, очень стыдно. Тетя с Катериной изо всех сил старались пристроить меня на работу, а я только ошибалась, делала все не так. Ну, перепутала средства для мытья полов. Вместо того, чтобы весело блестеть, как зеркало, они стали матовыми. А что я, виновата, что ли, что оба средства в одинаковых бутылках и отличаются только мелкими надписями на английском? Да и не учила я английского, откуда мне знать, что такое «mat» и «brilliant»? А в гостинице… Мне дали в руки шланг от пылесоса, сказали все пропылесосить отсюда и досюда, а, как включать и выключать, не показали. И кнопок там было с десяток. В общем, я по старинке, веничком… Администратор увидала, разоралась громче болотной выпи и выгнала. Зато на третьей работе я не косячила. Просто нас было четверо на одно место, и выбрали не меня.

Но от этого не легче. Теткин гнев прошел, но лучше бы она гневалась, а не спрашивала вот так, в пустоту. Что я могу ответить? «Простите, тетя». Так уже говорила. А больше ничего в голову не приходило. Я исправлюсь, честное слово… Я научусь… Кто бы подсказал только. А то они все требуют, а подсказывать не хотят.

— У меня есть для тебя последнее место, — задумчиво произнесла тетка, отправив в рот небольшую порцию овощного рагу. — На этот раз действительно последнее.

Я тут же воспрянула духом, а Катерина съязвила:

— Нет уж, знаю я вас, Аделаида Марковна! Если она и там не подойдет, приставите ее ко мне помогать, а мне один только паркет в гостиной сколько нервов стоил!

— Катерина, молчи. В память о сестре, ушедшей от нас так рано, я обязана позаботиться о племяннице, — твердо ответила тетка.

— Тетя Ада, я вам очень благодарна, — пискнула я робко. — Я не подведу вас больше.

— Прошу тебя, Васса, заклинаю, не зови меня так, — неприязненно откликнулась та. — Надеюсь, что не подведешь. С уборкой не прокатило, попробуем тебя пристроить к животным. Лошадей знаешь?

Я кивнула. С лошадями у меня всегда находился общий язык, как и с собаками. Воодушевленная предстоящей работой, я быстро расправилась со своей порцией рагу. Тетка промокнула рот белой салфеточкой и велела Катерине:

— Пойду звонить Арнольду с конюшни, а ты мне подай чай в гостиную.

И выплыла из кухни, запахнув просторный домашний халат в огромные красные цветы. Я только вздохнула:

— Ну почему я все делаю не так, как надо…

— Ладно тебе страдать! — резко громыхнула Катерина. — Иди вон посуду сложи в посудомойку. Этому я тебя уже научила.

Научила, точно. Я собрала тарелки, выскребла остатки пищи в мусорку и принялась расставлять по выемкам в решетке машины. В этот момент и раздался звонок в дверь.

Катерина вытерла руки о полотенечко, пошла в прихожую открывать. Мне это было неинтересно — я как раз пыхтела, пытаясь вместить в маленькую посудомойку семь чашек из-под кофе и чая. Дядя Костя пил очень много чая, поэтому его кружки скапливались на столе кабинета, и два раза в день Катерина на цыпочках прокрадывалась к профессору, чтобы забрать их и вымыть. Но знакомый голос из коридора заставил меня застыть.

— Добрый день, могу я видеть Аделаиду Марковну Рубинштейн?

Я не могла поверить своим ушам. Вадим Петрович? Что он тут делает? Стараясь не шуметь, я закрыла машину и подошла к двери, выглянула в прихожую. Ух ты! Милосердный Боже! Выбритый, выглаженный, весь лощеный и серьезный, мой недавний алкоголик выглядел, как будто только сейчас его фотографировали на обложку журнала. Костюм с иголочки, галстук, начищенные ботинки, прическа… И лицо — строгое, закрытое ото всех, ничего на нем не разобрать. За его спиной маячил Леня с бумажным пакетом и букетом длинных белых роз, упакованных в целлофан. Я смотрела на них из своего укрытия, широко раскрыв глаза, а Катерина, видно, сразу приметив, какой важный господин пришел к ним, вежливо пригласила войти и спросила:

— Как мне о вас доложить?

Вадим Петрович полез в карман пиджака и достал бумажник, из которого вынул прямоугольник из плотной бумаги:

— Вот, пожалуйста.

Катерина кивнула, жестом указав на жесткое кожаное кресло у стены, которое служило всем обитателям дома для обувания, и поспешила в гостиную. Я же спряталась еще больше, стараясь не двигаться. Интересно, для чего Вадим Петрович пришел к тетке? Уж не из-за меня ли? Да нет. Быть того не может. Вон, цветы… Может, он с моей тетей знаком? Может, он даже за ней ухаживает? Он способен. Не знаю, почему, но мне показалось, что он бабник.

— Ты коньяк взял? — отрывисто спросил Вадим Петрович у Лени. Тот пошевелил пакетом, внутри звякнули бутылки:

— И коньяк, и шампанское. Только не пейте, матом вас прошу.

— Не буду, отвяжись.

Катерина вернулась, и Вадим Петрович поднялся с кресла.

— Можете пройти к Аделаиде Марковне, вот, в гостиную.

— Благодарю, — ответил он, забрал у Лени цветы с пакетом и пошел, стуча каблуками туфель по паркету, в указанном направлении.

Леня же присел на кресло, развалившись, как у себя дома, и шумно выдохнул. Катерина с любопытством окинула его взглядом:

— Это поклонник, что ли?

— Не могу знать, — с ленцой ответил Леня. — Мне не докладывали.

Катерина явно обиделась. Мне не было видно ее лица, но вся поза женщины говорила об этом. Однако предложила, не забывая про правила вежливости:

— Кофе, чай?

— Спасибо, не стоит.

Развернувшись на оборот, Катерина вздернула нос и вошла в кухню. Только сейчас заметила меня:

— А ты что тут делаешь? Подслушиваешь?

— Нет, — я смутилась. — Хотела посмотреть, кто пришел.

— Кто пришел, тебя не должно волновать. Загрузила машину? Поставила программу?

Я кивнула, хотя никаких программ не ставила. Вернулась к посудомойке, немного подумала и выбрала программу, как меня научила Катерина. Потом нажала на кнопку «Пуск». Машина тихонечко загудела, послышался плеск воды, мигнули лампочки. Все, готово, теперь пусть работает. А я… А я пойду в туалет.

Мысль, осенившая меня, была поистине гениальной. В самые первые дни моего пребывания в теткиной квартире я открыла интересный секрет. Когда разговаривают в гостиной, в маленькой уборной между прихожей и коридором все слышно. Правда, для этого надо присесть под крохотный умывальничек и приблизиться к стене ухом. Обнаружила я это, когда уронила скользкое мыло и пыталась его достать из-за унитаза. Я не собиралась подслушивать секреты, но тут просто стало интересно — для чего Вадим Петрович пришел к тетке. Просто узнаю это и уйду в свою комнату.

Когда я прошествовала с независимым и отстраненным лицом мимо Лени, то чуть ли не спиной почувствовала его острый взгляд между лопаток. Представь, что ты идешь по поляне, а из лесу смотрят на тебя голодные волки… Не показывай, что боишься, не показывай, что тебе неприятно вспоминать вашу последнюю встречу, Васса. Просто иди себе спокойно. Как будто и нет никого в коридоре.

Я юркнула в уборную, задвинула за собой защелку на двери и прижала руку к сердцу, пытаясь отдышаться. А потом присела под умывальник, согнулась втрое и прислушалась. Голоса доносились, как из погреба, но я их слышала четко.

— Я предлагаю ей фиктивный брак и все, прилагающееся по закону. Ни во время, ни после она ни в чем не будет нуждаться. Более того, я позабочусь, чтобы девушка получила хорошее образование или хотя бы востребованную профессию.

— Но почему фиктивный, а не настоящий брак?

Тетка явно растеряна. Кого же тут сватают? Лерочку, что ли?

— Вы же понимаете, Аделаида Марковна… — Вадим Петрович запнулся, а потом в его голосе послышалась улыбка: — Разница в возрасте, к тому же, я не вижу ее, как женщину. Конечно, она будет жить в моем доме, все официальные приемы будет посещать вместе со мной, но… Это только фиктивный брак. Напоказ.

— Брачный договор?

— Это само собой разумеется. У меня есть средства содержать ее и достойно отблагодарить за оказанную услугу. Впрочем, я не могу заранее оговорить срок брака. Но не думаю, что это станет проблемой, насколько я понял, Васса — девушка ответственная и честная.

На этом месте я просто застыла, словно жена Лота. Превратилась в живой соляной столп. Это они обо мне, что ли, разговаривают? Фиктивный брак? Это еще что за штука? Нет, подождите-ка. Вадим Петрович хочет на мне жениться? Еще чего не хватало! Не для того я из Анциферово сбежала от Сафрона, чтоб тут напороться на те же грабли! Ишь чего удумал…

А тетка, между тем, ответила после недолгого раздумья:

— Я понимаю все, о чем вы мне говорите, уважаемый Вадим Петрович. Более того. Я даже одобряю ваше участие в судьбе моей племянницы, зная, какими возможностями вы располагаете. Но Васса девушка взрослая и совершеннолетняя, думаю, она вправе принять участие в обсуждении собственной судьбы.

— Да, но… Я считаю, что вы должны подсказать ей с высоты вашего опыта лучшее решение.

В голосе Вадима Петровича снова мелькнула улыбка. Похоже, они с теткой уже договорились! Что же мне делать? Как быть-то? Тятя, подскажи…

— Я велю позвать ее, так вы сможете поговорить.

Я вскочила, спустила воду в туалете, услышав шарканье теткиных домашних туфель. Ох, не дай Бог, застанет меня за подслушиванием — мало не покажется! Прижав ухо к двери, я услышала, как она зовет Катерину, а потом тихо говорит той: