— Простите, тетя Катерина, — покаянно прошептала я, чувствуя, как наливаются горячей влагой глаза. — Я не нарочно, правда, не нарочно!
— Да что уж… — она махнула рукой. — Одевайся, не стой. Замерзнешь, заболеешь, возиться с тобой потом…
Она критически осмотрела мою одежду и покачала головой:
— Это все, что у тебя есть? Смотри, на улицу так не выходи, а то полиция заберет, подумает, что ты нелегалка или бомжиха. Ох, чую хлопот с тобой буде-е-ет…
Я чуть со стыда не сгорела. Ой, правы были бабы… Куда я поперлась? Сидела бы дома, ходила б за коровой да не высовывалась! Разве может курица стать лебедью? Не может. Не место мне здесь, ох, не место…
Юркнула в отведенную мне комнатку так быстро, что ветерок в ушах свистнул. Села на кровать, машинально разглаживая складки покрывала, прикусила губу. Вернуться? Нет, возвращаться мне никак нельзя. Никак… Надо привыкать, учиться. Как сказала Катерина? Дверь на защелку закрывать, душем пользоваться? Эх, про защелку не подумала! Да как думать-то, ежели у нас ни дом, ни баня не запирались никогда! Во всей деревне никто никогда ничего не запирал! Вон к Матрене за лопатой иль за вьюрком ходила сколько раз — зайду, возьму, а потом просто на место положу… А душ — ну кто ж знает, что оно такое? Научусь. Надо к Катерине подлизаться, чтоб показала да объяснила.
Вытерла слезы ладонью, вздохнула, а тут и стук в дверь. Подхватилась от страха, сердце аж заколотилось, а вошла Катерина:
— Вот тебе одежда на первое время. Смотри, Лерочкина, но она уже не носит это. Вот штаны, кофты, майки тут… Пижама-то есть у тебя? Покажи-ка свой гардероб!
— А она не заругается?
— Кто? Лерочка? Да нет. Это старые вещи, говорю же — не носит. Ты вроде с нее ростом будешь, только потолще чуток. На тебе и пижаму.
— У меня… сорочка.
— На смену будет. Не спорь.
Женщина сложила стопку одежды на кровать и смотрела несколько минут на меня. Потом покачала головой:
— Ты, девочка, как из другого мира. Ну да ладно, не чужая Аделаиде Марковне, устроит она тебя. Только будь скромной и не перечь. И вот что еще…
Она замялась на минуту, потом понизила голос:
— На хозяина даже не думай смотреть! Не для тебя он, запомни! За него хозяйка порвет.
Я почувствовала, как жаром заливает щеки, и помотала головой, опустив глаза. Пошто мне хозяин? Не надо он мне…
— Ну, гляди. Я тебя предупредила.
И вышла. Я тронула ладонью мягкую, пушистую кофту сверху стопки, погладила. Я буду скромной, я не буду перечить… Так надо.
Глава 3. Мир не без добрых людей
4 сентября
Утро выдалось чистое и слезное, как будто Господь умыл весь мир до того, как люди вышли на улицу. Мне стало так хорошо, что чуть не расплакалась, настолько почувствовала себя причастной к этой красоте мира. Словно домой попала да увидела, как подросшие оленята следуют за мамкой на водопой на Красный ручей…
Воздух, правда, здесь… Не такой, как дома. Там и дышится свободнее, там запахи другие — сосновые иглы, мох, сырость прелых листьев, коровой пахнет, дымом из печной трубы, туманом… А тут машинами, железом, асфальтом. Даже деревья чахлые, а как иначе? Вон как из выхлопных труб дымит…
Я дошла до остановки и остановилась рядом с деревом. Тополь. Как у нас в тайге. Только немного другой. Я приложила ладонь к шершавой коре, словно пытаясь ощутить душу дерева. Ничего. Пустота. Но я почувствую ее, надо только время…
Время шло, я менялась. Вот уже две недели, как я жила в городе. Первые дни было, конечно, очень трудно, но я очень старалась понравиться всем. Не обошлось и без происшествий. На следующий день после приезда я встала раненько, как дома, решила помочь Катерине по хозяйству. Как все спали, спросить было не у кого, я помыла полы в зале. Отмывались они плохо, точно маслом кто замазал, но я все же оттерла большую часть залы. А потом Катерина прибежала ко мне в комнатку со страшным взглядом — у нее даже не было голоса, чтобы кричать. Она просто схватила меня за руку и потащила в залу. Я ужаснулась: пол вздыбился местами, пошел пятнами, как кожа лишаистой овцы… Оказалось, полы туг паркетные, их мыть вообще нельзя, только специальным воском тереть, а я все испортила — ведь не просто водой мыла, еще и средство на кухне у Катерины нашла, чтобы верхний слой стереть…
На счастье, тетка ругаться не стала. Смеялась много, ага. Руки в боки уперла и хохочет, что та умалишенная! Это тоже было страшно. Но не наказала, не злилась, только махнула на Катерину, которая квохтала, будто наседка ястреба приметила, и сказала вызвать мастеров для того паркета. А мне велела строго больше самой ничего не делать. Как это она сказала? Не проявлять инициативы. Потом, за завтраком, думала много и объявила, что найдет мне работу побыстрее.
И нашла же! Вот как раз вчера сказала: «Езжай, Васса, завтра вот по этому адресу, там полы мыть надо» Как раз по мне работа, как посмотреть. Полы-то я мыть точно умею. Да и копеечка в дом, отблагодарить тетку за гостеприимство. Вот теперь еду. Катерина меня научила на автобусах ездить, на метро, когда я с ней на рынке была. Показала, как платить, показала, куда идти, в общем, прониклась моей судьбой, не оставила одну. Тетке-то недосуг, она в театре роли играет — каждый вечер у нее антреприза! Вроде как звезда, актриса! Даже гордость берет — она же из тайги, как и я, как мамка… А ить не побоялась сама поехать, безо всяких родичей тут, в Питере. И устроилась, разве же скажешь, что сибирячка? А днем тетка отдыхает да принимает всяких людей. И мешать ей не смей, а то разнервничается, давлением будет маяться… Давление это я усвоила накрепко, после того, как поплохело однажды тете Аде. Скорую вызывали, фельдшеров.
Глянула с испугом, не пропустила ли маршрутку. Нет, не было еще, вон люди стоят, ждут. Надо поближе подойти к остановке.
Народу было много — человек пять. Девушки и тетки, и один мужчина. Я почему-то сразу на него внимание обратила. Сидел он, развалившись на скамейке с закрытыми глазами. Небритое лицо его было опухшим и больным. Круги под глазами, ссадина на скуле и рассеченная губа, на которой запеклась кровь. Пьяный подрался, небось. Эх, работяга, зачем так пить-то? Мне стало его жалко. Тятя никогда не пил. У нас дома даже бражку не гнали, как в поселке. Там-то пили многие, не только мужики, но и бабы тоже. Ухайдокаются на поле или по хозяйству, а вечерком пропустят одну-две. Мужики, те зимой больше. Когда метель, после удачной охоты, а кто и просто так. Но держали голову все же, драк мало было, если только какая жена отходит своего благоверного метлой, да это и не драка вовсе, так, ученье…
Я выглянула на дорогу. Маршрутка все не шла и не шла. Говорила мне Катерина, надо на метро ехать, а мне страшно одной… Спускаться туда страшно — а вдруг не выберусь наружу? Нет, лучше подожду на остановке, когда-нибудь же подъедет маршрутка эта. И снова посмотрела на мужчину. А к нему уже подошел молодой парень, наклонился над ним. Вот хорошо, может, врач, поможет человеку… Но вместо помощи парень принялся шарить по карманам пальто. Может, ищет телефон позвонить жене или родне?
Я сама не поняла, как подошла ближе. И с оторопью смотрела, как парень вынимает телефон из кармана, бумажник, все сует к себе в куртку и удаляется быстрым шагом. Что же это…
— Да он ворует! — вырвалось у меня. — Люди добрые, да он обворовал спящего!
Парень нервно оглянулся и рванул по улице дальше, не догонишь. Из кармана его что-то выпало. Я огляделась. Люди равнодушно смотрели на убегающего, только один мальчик, совсем маленький, лет десяти, подобрал выпавший предмет и подошел:
— Тетенька, вот, уронил кошелек.
— Спасибо, мальчик, — с чувством ответила я, подсаживаясь к мужчине. Тот спал, дышал тяжело, с присвистом. Эх ты, что же делать теперь? Нельзя так его оставлять. Разденут, до нитки обкрадут! В телефоне, наверное, были номера его семьи, но теперь парня не поймать. Разве что посмотреть в бумажнике?
Я осторожно открыла кошелек, который пах кожей, заглянула внутрь. Денег много, тысяч пять рублей, карточки по кармашкам рассованы, а вот фотографий нет. Записочек с номерами нет. Что ж делать-то? Как с семьей связаться?
От мужчины несло жутким перегаром и потом. Видно, не один день бухал. За один день так не набраться! А ведь не старый еще, если щетину сбрить да умыть. А жена ищет, небось, с ног сбилась… И тут меня осенило. Паспорт! В паспорте же есть адрес прописки! Вот и надо его туда отвезти. Снова глянула на людей, но никому и дела не было. Я почувствовала себя совершенно одинокой в этом огромном городе. Все заняты собой, никто бы и не пошевелился, если бы человек умер на этой скамейке… Или все же обратили бы внимание?
Показалась желтенькая длинная машина. Я вытянула голову — номер мой. Ох, что делать-то? Опоздаю на собеседование это, не будет работы… Тетя меня прибьет! А мужчину оставить не можно! Жалко же!
И как всегда, в минуты сомнений, я обратилась к почившему тяте. Он всегда помогал мне советом, прояснял в голове все, что было смутным. Закрыла глаза, мысленно спросила: «Тятя, что делать?» И тут же услышала голос мальчишки, который принес бумажник:
— Тетенька, вы такси вызовите, а то его так просто не увезешь.
Спасибо, тятя. Устами младенца глаголит истина, так часто ты мне это повторял… Слушайте младых, они дело бают.
Я отвернулась от ломящейся в маршрутку толпы и принялась шарить по карманам мужчины. Ох, нехорошо это, да на благое дело. Бог простит. А пацан не уходил, подсказывал:
— Вы во внутри гляньте, там карманы должны быть потайные во внутри.
Пришлось лезть рукой внутрь пальто. И правда, целых два кармана, один на пуговку застегнутый, а в нем твердая книжечка. Паспорт. Открыла — Ольховский Вадим Петрович, тысяча девятьсот семьдесят седьмого года рождения. Пролистала странички — вот и адрес. Мгинская улица, дом семь, квартира двенадцать. Отлично, теперь надо его в такси. Пять тысяч должно хватить за проезд, огромные ж деньги! Эх, а ведь таксист с вокзала дал мне свой номер телефона, который лежит дома, в чемоданчике… Я растерянно обернулась к мальчику, который все топтался рядом:
— Послушай, а как мне найти такси?
— Так вызовите, по телефону, — удивленно ответил пацан. — И приложения есть всякие, например, Яндекс-такси…
— У меня нет телефона, — огорчилась я. — Ну ничего, как-нибудь, может, на маршрутке? Знать бы только, какая идет на эту Мгинскую…
— Эх ты, взрослая тетя, а телефона нет, — покачал головой мальчик и вытащил из кармана мобильный. — Сейчас организуем вам такси. Нет, серьезно? У вас нет телефона?
Я покачала головой, с невольной завистью глядя на него. У такого маленького — уже свой мобильный! И разбирается он в этих всех городских штучках лучше меня. Как же так? Надо и мне учиться. Все-таки в Питер жить приехала, деревня теперь далеко, надо привыкать.
Пацан быстро тыкал в экран пальцем с обгрызенным ногтем, потом удовлетворенно кивнул:
— Во, сейчас подъедет, прямо к остановке.
— Спасибо тебе, мальчик, — у меня чуть слезы из глаз не брызнули от избытка чувств. — Скажи своим родителям, что они вырастили хорошего сына!
— Да ладно, — смутился он. — Мамка меня прибьет за деньги, что с мобильника спишут… Ну ничего, совру что-нибудь.
Я быстро полезла в карман:
— Не надо врать! Врать плохо. Возьми вот.
Протянула ему сто рублей. Мальчик сразу отошел на шаг:
— Не. Я помочь хотел, а там…
— Возьми, чадо, — тихонько улыбнулась я. — Мой тятя хотел бы иметь такого сына, как ты.
Похоже, эта фраза заставила пацана задуматься. Он наморщил лоб, потом взял деньги и рванул на все еще стоявшую маршрутку, крича на ходу:
— Спасибо! Я мороженого куплю!
Такси и правда подъехало быстро. Не успела маршрутка отойти от остановки, как желтая машина тормознула перед переходом и посигналила. Я махнула ей рукой. Эх, надо же теперь поднять это неподвижное тело! Ну ладно, не может быть мужик тяжелее копны сена. А я ведь кидала прошлым летом с луга на телегу. Как тятя говорил, надо найти точку опоры…
Просунув руки под мышки мужчине, я рывком подняла его на ноги. Привалившись ко мне на плечо, он забормотал что-то, начал отмахиваться. Пришлось шлепнуть его легонько по лбу:
— А ну теперь! Молчите уж!
И поволокла его к такси. Едва дверь открыла, пытаясь удержаться в равновесии. Нет, все-таки мужик тяжелее копны сена… Но все же посадила на сиденье, села рядом. Пожилой чернявый мужчина с быстрым взглядом спросил:
— Куда едем?
— Сейчас, минуту, — я снова раскрыла паспорт, прочитала адрес и тут же озаботилась: — А сколько тарифа-то?
— Тарифа, — пробурчал водитель. — Сколько будет, столько и заплатишь.
— Мне наказывали спрашивать тарифу, — твердо ответила я. — Говори сразу, а то, может, слишком дорого, а у меня денег нет.
Мой мужчина ожил, начал дергаться, будто чертиков поймал, и орать:
— Тариф отличный, заказчики найдутся, я вам не благотворительный фонд!
— Молчите вы, ради Бога всемогущего! — с раздражением толкнула его вглубь сидения. Дядька за рулем уставился на меня в зеркальце, а потом тронул машину:
— Эх, дочка, хуже нет пьющего отца… Ладно, не парься, довезу за сколько есть.
— У него пять тысяч в кошельке, — сказала я честно, но дядька покачал головой:
— Откуда ты такая простодушная взялась-то? А ну как сдеру с тебя пять тыщ, а тут дороги на триста рублей, не больше!
Я опустила голову. Прав он, так и таксист наш ачинский говорил, да я снова забыла. Но как можно жить в таком мире? Все время врать, оглядываться, думать, как бы кого обмануть и не быть обманутым в свою очередь… Говорил тятя: мир жестокий, злой, не надо в него выходить, лучше сидеть в тайге и радоваться каждому новому дню без цивилизации!
— Ладно, пташка, не вешай нос! Сейчас довезу тебя и батю, ты его головой под холодный душ, чтобы неповадно было в следующий раз так бухать!
— Спасибо, дядя, — улыбнулась я, словно это был свояк из деревни.
Доехали мы действительно быстро. Остановилось такси во дворе, проехав под арку. Счетчик показал чуть больше трехсот рублей, я с легкой душой отсчитала водителю деньги из кошелька Вадима Петровича и, открыв дверь, вытянула неудачливого алкоголика из машины.
— Эй, пташка! Квартира двенадцать в первом подъезде! — окликнул меня таксист и с улыбкой уехал.
А и правда. Вот же, написано даже на табличке у подъезда: с первой по сорок вторую квартиры. То ли я начинаю потихоньку ориентироваться в городской жизни, то ли все в городе устроено логично… Ладно, надо бы уже этого Вадима Петровича сдать жене или маме, чтобы приводили в чувство, а мне пора на собеседование. Ух и тяжелый же он! Словно теленка на плече волоку. Вот достанется ему и поделом. Может, пить перестанет…
Высвободив руку, потянула за ручку двери, и та поддалась, хотя и с трудом. Темный подъезд вонял, как навозная куча. Да, это не теткин дом, не тот размах… Я поудобнее устроила мужчину на своем плече и со вздохом потащила тяжелое тело вверх по ступенькам, нащупывая каждую ногой. Чуть не запела даже, как на покосе
— ой, коси, коса, ой, тряси, роса… Так сподручнее было кидать сено в скирды. Но сдержалась — пес знает, какие люди тут живут, может, спит кто, разбужу еще. Голос-то у меня мамкин, зычный, звучный. Уж так дотащу, допыхчу.
Квартира двенадцать оказалась на третьем этаже. Прислонив Вадима Петровича к стене в уголок, я нажала на кнопочку звонка. Резкое дребезжание могло бы все наше анциферовское кладбище из могил поднять, но никто не отозвался с той стороны двери.
— Что же мне с вами делать, Вадим Петрович? — озадаченно обратилась я к все еще бессознательному мужику. Не оставлять же его здесь, под дверью? Тогда уж лучше было на остановке бросить. Нет, так не годится. Стой, Васюта, а про ключи забыла?
Ой-ой, опять по карманам шарить… Но раз надо — значит, надо. Карманы пальто
— это самое простое, а вот штаны! И конечно, ключи были там. Я, кажется, даже покраснела, щупая ноги в опасной близости от самого запретного места, но мужественно довела дело до конца. Ключей оказалась целая связка, маленьких, больших, разных, но в то же время и похожих. Блямбочки всякие еще болтались на колечке, мешали вытаскивать из кармана… Я перебирала их одной рукой, второй поддерживала Вадима Петровича, который норовил сесть на пол. Уже готова была сдаться и запульнуть ключами в пролет лестницы, но, к счастью, один из них подошел к замку. Дверь гостеприимно раскрылась, и я ввалилась с бесчувственным телом в прихожую.
— Ау-у! Есть кто-нибудь? — бросила наугад в полумрак квартиры. Но ответом мне была лишь тишина. Такая тишина бывает только в пустых помещениях. Ни кошки, ни собаки, ни какой другой животины. И уж точно людей здесь нет.
— Господи! — крик души вырвался из моего рта. — За что? Чем я перед тобой провинилась?
Но Бог не дал мне знака. Поэтому я потянула мужчину по коридору, ощупью нашла дверь в ванную — и точно, там оказалась ванная! — и почти без сил опустила его грудью на бортик. Отдышалась. Ну и тяжесть! А говорят, мертвые тяжелые… Вон и живые вполне себе неподъемные, хотя не такой уж он и толстый.
Ладно, что там говорил дядька-таксист? Головой под холодный душ… Сейчас мы ему устроим головомойку.
Душем меня научила пользоваться Катерина. Долго хихикала при этом, но все же показала, как переключать — просто поднять пупочку на кране. Вот и здесь у меня получилось, хотя кран был совсем другой. Из головки душа прыснули тоненькие струйки, звенящим стуком отдаваясь в ванне. Я чуть-чуть подождала, а потом направила душ на голову мужчины. Реакция меня не удивила — он встрепенулся, зафыркал, принялся вырываться и заорал вяло:
— Что это? Кто? Что? Прекратите!
Но я держала его крепко, не давая уклониться от струек. Вот вам! Будете знать как пить! Как тятя говорил — смог наделать дел, смоги и ответить за них. Нечего тут возмущаться!
Наконец, Вадим Петрович затих, потом махнул рукой:
— Ладно, все, убери душ. Я в порядке.
Я выключила воду:
— Точно в порядке?
— Точно.
Он поднял голову, посмотрел на меня чуть ли не с ненавистью, спросил:
— А… ты кто?