Гризли

— Спокойно, Яр… — попытался притормозить меня друг, но я уже попер вперед.

Не церемонясь, пихнул ногой бок гамака, отправляя в полет наглого вторженца, который тот завершил на карачках.

— Какого хера! — завопил звонкий голос, и я обалдело уставился на нечто несуразное, тощее, в коротких джинсовых рваных шортах, обтянувших в таком интересном положении задницу. Такую, что я внезапно почувствовал себя обалдевшим еще больше от странного импульса внутри. Хотя чего уж тут странного, чай не мальчик вчерашний не понять. Вот только…

Нечто, оказавшееся девчонкой с чудовищным черно-красным безобразием на башке и пирсингом, похоже, везде где можно, вскочило на ноги, держась за бок, и злобно уставилось на меня кошачьими наглыми зенками. Кошачьими, потому что были точно как у Шрека — золотисто-зеленые, да еще и подведены к вискам толстыми чернющими стрелками.

— Какого ты сюда заперлась?! — зарычал я на нее.

— Да ты кто такой, чтобы я перед тобой отчитывалась? — встала в стойку она, изумив еще больше. Я даже оглянулся на Андрюху.

Тот, нисколько не стесняясь, шарил по девке сальным взглядом с головы до ног и чуть не облизывался. Ну есть на что глянуть — сиськи вон ничего так, причем, судя по всему, под майкой лифчика нет. Но она что, на всю голову больная: дерзить, когда в самой килограмм пятьдесят от силы, а перед ней два мрачных бугая стоят под сотню?

— Я здесь хозяин, а ты прямо сейчас берешь и сваливаешь отсюда. Я здесь шалав всяких малолетних не привечаю!

— Сваливаешь отсюда как раз ты! — и не подумав испугаться, выпрямилась нахалка, выпячивая грудь так, что ее соски буквально уставились на меня, будто были пистолетными стволами, готовыми отстрелить мне что-нибудь. Например, мой тупой член, что с буйволиным упорством сейчас пер вверх. — Потому как конкретно здесь, — она указала себе под ноги, — хозяйка как раз я.

В моей башке что-то мелькнуло. По факту, да, мы сейчас стояли на половине двора, раньше принадлежавшего моей пожилой соседке. Но ее уже год как нет, и я давно для себя решил, что выкуплю и часть дома, и землю у наследников, только они нарисуются. Но они уже сколько месяцев не объявлялись, и я привык по умолчанию считать тут все своим. И отступать от этого не намерен.

— Документы покажи!

— А больше ничего не показать? — фыркнула крашеная зараза, презрительно поджав полную нижнюю губу с серебряной каплей в ней. В ширинке стало откровенно тесно. Какого лешего вообще? Ты сдурел?

— Мне можешь показать все, детка. Я совершенно не против, — отморозился ни к месту Андрюха, выплывая из-за моей спины и вызывая острое желание дать ему по брюху с локтя. — Познакомимся поближе?

— С правой рукой своей ближе знакомьтесь, бугаи! — мигом отбрила патлатая засранка. — С вашими рожами только она с вами общаться и будет рада!

— Языкатая, да? — хоть Андрюха продолжал улыбаться, я прекрасно уловил опасные нотки в его голосе. — А как насчет применить язычок с большей пользой?

— Пошел… — начала девка, но я перебил. Достала.

— Да ты внимательно глянь, мужик, — вложил я в свой тон все возможное пренебрежение и максимальную угрозу, — такая для твоих целей не годится, хозяйство по лобок оттяпает, а если и отсосет, то ты будешь этот минет до конца жизни в кошмарах вспоминать. Слушай сюда, погремушка! Барахло свое собираешь, документы готовишь, и завтра же едем все на меня оформлять. Заплачу, сколько скажешь, и чтобы я тебя тут больше никогда не видел. Усекла?

Здоровенные мужики чуть не делали под себя, когда я говорил с ними так, но на лице крашеного мелкого чудовища не дрогнул ни единый мускул. Медленно, прямо-таки проезжаясь по моим нервам, а заодно и долбанувшемуся с какого-то перепугу члену, она приподняла одну проколотую в двух местах бровь и так же неторопливо показала средний палец.

— Это МОЙ дом, и хрен ты его получишь, — произнесла она и, спокойно развернувшись, пошла к крыльцу, развратно покачивая бедрами.

— Посмотрим! — рявкнул я ей вслед.

— Ага, давай. Очки купи еще для зрения, чай не юноша уже, — фыркнула гадина через плечо. — И кстати, если бы я снизошла до того, чтобы отсосать тебе, ты бы кончал без рук до конца жизни, только вспомнив. Но этому никогда не бывать, так что пойди и удавись с горя!

Поднявшись по ступенькам, она шарахнула дверью, ставя точку.

— Я ее трахну, — прохрипел рядом Андрюха, вытирая пот со лба. — Хоть как, но трахну.

— Свали, а то вломлю! — вызверился я на него и помчался к машине за котом и хавкой.

Глава 3

Неделю я прожила в бабкиной хате вполне себе спокойно и даже начала находить плюсы в самостоятельном существовании. Внутри все оказалось не так уныло, как снаружи. Мебель, само собой, не новомодная, но и не хлам. Бомжатней заброшенной не пахло, правда, слой пыли изрядный имелся. Порядки самостоятельно наводить я была по жизни не приучена, но и дышать этой дрянью как-то не в кайф. Поэтому я нашла гениальное в своей простоте решение. Позвонила Длинному и пригласила на, мать его, новоселье, намекнув прихватить кого-нибудь похозяйственнее из млеющих по нему поклонниц. У него их по новой на каждый день недели и месяца, особенно среди первокурсниц наивных. Он у нас коллекционер в прямом смысле этого слова. И скотина, конечно, та еще и не особенно шифруется. Умная девка с ним не свяжется, я не в счет, у нас свои давние отношения, в мире именующиеся «дружба с привилегиями». А тех дурочек, что, зная о его репутации, тем не менее под него ложились, питая надежды на что-то серьезное, мне никогда жаль не было. И даже если не знали, все равно глаза должны быть не на жопе, и уши с мозгами на своем месте. Он же никогда и не пытался скрывать пренебрежительно-циничного подтекста, когда уламывал очередную. Откровенно пользовался громкой фамилией, не жмотился, угощал, пыль в глаза пускал. Всем и всегда говорил одни и те же затасканные комплименты, причем таким тоном, что мне иногда ржать в голос хотелось. Таким скучающе-ленивым, будто за каждым словом стояло «ну давай уже или место освободи — желающих хватает». Короче, козлище эпичный, но они все же под него сами лезли. И так тупо потом глазами лупали, когда он их выпроваживал, переключаясь на следующую цель. Эти его «прелесть моя», «цветочек» и «котеночек»… фу-у-у, отстой галимый!

— Блин, я еле нашел это захолустье! — вывалился Длинный из своей тачки, осматриваясь во дворе. — Плутал черт-те сколько. От центра далековато, конечно.

— Еще не в курсе, — ответила я, хлопая его по подставленной ладони и кивая его эскорту. — Привез, чё просила?

Я еще не покидала двор, отложив ориентировку на местности на потом.

— А как же! И пивас, и дунуть, и пожрать. И все эти хозяйственные прибамбасы. Мне вон Наташа с этим помогла.

— Я Надя, — краснея щеками, поправила девушка, и у меня во рту стало кисло.

Бля, парень заставил тебя бегать по магазину, выбирая всякую бытовую фигню, привез черт-те куда, собирается использовать как дармовую рабсилу, потом еще и поиметь, но не сподобился даже имени запомнить. Я бы рожу ему этой сраной складной шваброй за такое разбила и, уходя, в задницу ее затолкала, а эта стоит, краснеет, глазками пусто-голубыми хлопает, вся из себя «чем тебе угодить». Вот где их таких делают, да еще и массово?

— Сука ты, — шепнула другу. — Когда уже изменишься?

— А чего мне меняться, пока таких вон стада вокруг пасутся, — тихо ответил он с циничной ухмылкой и продолжил громко: — Ну чё стоим, други мои? Выгружаемся и вперед — веселиться.

Мы живо перетаскали в дом все покупки, забили недавно включенный мною холодильник, и я повела их показывать «апартаменты». Хоромы бабки состояли из светлой кухни с большим количеством окон, гостиной квадратов на двадцать и спальни с кроватью полуторкой. Опять же санузел, совмещенный, но приличный. Правда, водогрей был тут газовый, и как к нему подступиться, я еще не поняла. Вот когда плиту зажигала, пыхнуло так, что сердце в горло скакнуло. В отцовской квартире-то все было на электричестве.

— Цветы жалко, — пискнула где-то за нашими спинами Надя, и я, оглянувшись, действительно только сейчас заметила множество горшков по подоконникам с засохшими безнадежно растениями.

— Да хрен с ними, в любом случае я понятия не имею, что с ними делать, — отмахнулась я. — Выкинем — и вся недолга.

— Ну, в принципе, не так все и катастрофично, — вздохнул друг, обводя все критичным взглядом. — Не фонтан, но пожить можно, пока твой пахан не остынет. Считай, ты типа в походе.

— Не остынет. Уже никогда, похоже. Я тут застряла.

— Вы шутите? — удивленно спросила гостья. — Тут здорово. Вон потолки какие высокие, и окна большие. Нужно все отмыть, и красота будет.

У меня аж язык зачесался ляпнуть какую-нибудь гадость этой восторженной дурочке, но я его прикусила. Обидится еще, а мне самой все тут мыть не улыбалось ни разу. Само собой, если выросла в избе в Мухосранске, то и здесь тебе хоромы.

— Ну вот и приступай, мы подключимся попозже, — подмигнул ей Антоха. Брехло. Он отродясь небось мокрой тряпки в руках не держал, как и я, собственно. — Пошли перекурим, что ли?

— А двор вроде не запущенный, — сказал он на крыльце, прикуривая. — Гамак вон даже, да и трава не по пояс. Бабка-то давно того?

— Год вроде, — пожала я плечами, глубоко затягиваясь и присаживаясь на ступеньку.

— Вроде… Совсем не общались, что ли?

— Ты же все обо мне знаешь. Слыхал хоть что-то о бабке? Они с мамой вроде как погавкались сильно, еще года три мне было. Вот и не общались больше.

— Сильно, однако. А с отцом что?

— Он мне не отец, выходит, — сглотнув горечь и скрипнув зубами, досмалила сигу до фильтра в два затяга.

— Гонишь?

— Не-а. Сам сказал, когда высадку на Луне мне тут устраивал.

— Охереть. И что теперь?

— А что теперь? Новая, бля, жизнь, самостоятельное плавание по бурным волнам взрослой жизни и прочая херня в этом духе. Общаться со мной, нищей, теперь не перестанешь?

— Дура совсем? — Он несильно хлопнул ладонью по моему затылку, но тут же огладил и привлек к себе за плечи. — Слушай, Рокси… может, это… ну ее нах эту Наташу?

— Надю.

Я стряхнула его клешню, скривившись. Знает ведь, что всех этих обнимашек терпеть не могу!

— Да поровну. Давай я ей тачку вызову, а мы нажремся от души, дунем и забудем все печали? Ты же знаешь, я всегда для тебя готов.

Когда-то мы с Длинным мутили, и я в курсе так-то, что погоняло ему дали совсем не за рост. В постели он был, в принципе, не плох, но больно уж нежничал. Короче, как-то у нас не срослось в качестве любовников, но вот друзьями мы стали. Бывало, по пьяни или под кайфом повторяли прежний опыт, черт знает и почему. Просто так. Чтобы, видно, в очередной раз убедиться, что в постели друг для друга не то. Он, вполне себе циник и бабник по жизни, в моменты близости начинал сюсюкать, долго запрягал, был любителем неторопливо поласкаться — ну чисто котик. То, что надо этим всем соблазняемым им наивняшкам, но не для бешеной меня. Терпеть я не могу вот эти шепотки, поцелуйчики, «так хорошо?» Я трахаюсь, а не любовью занимаюсь. И этим все сказано. Мне нужно, чтобы башню рвало от того, что мужик объезжает меня. Чтобы поблажек ни ему, ни мне никаких. Если не справляется, не тянет меня — пошел на хер. Задавалась я частенько вопросом, что со мной не так. Почему мне пресно, так как всем нормально. Почему никогда, даже девчонкой сопливой, не желала всей это романтичной лабуды: обнимашек, целовашек, томных вздохов и хождений за ручки. Никакой близости за сиюминутными пределами секса. А потом забила. Как сказал тот же Длинный: «Да все с тобой нормально, это мужики не на твой вкус просто. Одним сладко надо, а тебе остро, чтобы аж полыхало. Каждому свое».

— Не, мы однозначно прибухнем и дунем, но готовность ты свою сегодня на Надю направь. Все равно у нас все через жопу с тобой.

Да, напиться, обдолбаться и использовать кого-нибудь для секса ради обретения подобия собственного душевного равновесия, пусть и с мерзким душком вечного разочарования, — это как раз про меня. Но сегодня на последнее как раз не тянуло, уж не на трезвую пока голову точно. А там…. как пойдет.

— Вот, кстати, этого у меня что-то давно не было. У тебя смазка не завалялась?

— Да иди ты! — ткнула я его кулаком в плечо и пошла в дом за пивом.

Надя оказалась настоящим чудом: выдраила дом сама, я ей больше мешала, прикидываясь помогающей, не орала ночью под Длинным и с утра испарилась бесшумно. А я, оклемавшись и проводив друга, выползла на улицу и взялась бродить вокруг дома, заканчивая осмотр. В соседские окна заглядывать тоже не стеснялась. Судя по всему, именно мои отсутствующие соседи и содержали двор в пристойном виде. Знать бы еще, кто они. Благообразное семейство, что держит домик на зеленой окраине в качестве дачи на выходные и лето? Тогда почему их сейчас нет? На их половине стоял капитальный запертый гараж, имелся турник, и на ветке одного из больших деревьев была подвешена здоровенная боксерская груша. Надо же, тут у нас, мать их, спортсмены. На крыльце нашлась кошачья миска, и я скривилась. Терпеть не могу этих мохнатых тварей, даже если у них и нет волос, как у мерзкого котяры новой стервы жены господина Миргородского. Надеюсь, животина с сопредельной территории ко мне не сунется, а то получит хорошего пинка. Церемониться не буду.

На моей половине за домом сверкала чуть помутневшим поликарбонатом теплица, метров восемь длиной, сейчас пустующая. Вокруг куча розовых колючих кустов. Бабуля у меня садовница и огородница была, да? Подтверждение этому я нашла, обнаружив в полу кухни люк в подпол с кучей всякой домашней консервации. Запыленные баночки с помидорами разных цветов, крошечными огурчиками, компотами и прочей подобной хренью выглядели вполне съедобными. Надо попробовать, авось не траванусь.

В следующие дни я таки изучила окрестности, нашла пару магазинов. Один обычный ларек в паре кварталов от моего нового жилища, второй — большой супермаркет на границе этого окраинного одноэтажного захолустья. Там же была и автобусная остановка. Купив несколько газет с объявлениями, вернулась обратно, столкнувшись по дороге с местным младым аборигеном. Он чуть не сшиб меня, вылетев на своем мотоцикле из-за поворота, резко развернулся, оставляя черный след от покрышек, и пялился мне вслед, пока не схлопотал демонстрацию среднего пальца. Еще через день взялась от безделья счищать старую краску с входной двери и оконных рам, когда уставала мониторить объявления о трудоустройстве. Деньги еще были, но они-то не бесконечные. Антоха навещал меня, само собой, и каждый раз снабжал всем необходимым, то бишь полуфабрикатами и пивом с куревом, но надо же как-то и самой шевелиться. Привыкать, что старой беззаботной жизни конец, учитывая, что отец… пардон, господин Миргородский ни разу не позвонил мне. Хотя и сделай он это — послала бы без раздумий. Не после того, что он сказал о матери, что столько лет терпела его наглое бл*дство.

Ухарившись в очередной раз на жаре и исколов все пальцы острыми осколками твердой, как долбаное стекло, краски, я завалилась в гамак охладиться и перекурить и никак не ожидала подставы в виде пинка в бок от какого-то оборзевшего в край бычары, что сходу начал еще и орать на меня, требуя убираться, а потом и доки на дом.

Опомнившись от первоначального офигея, я стала огрызаться в привычной мне манере. И похрен мне, что быков этих оказалось двое. Лысые оба, здоровые, рожи страшные уголовные. Такие ночью приснятся — до сортира не донесешь. Хотя тот, что на меня бросался как гребаный питбуль, поздоровее второго будет. Широченный хрячище, мышцы буграми, белки в глазах красные, как с бодунища, зыркает ими, будто уже расчленяет, и скалится — ну чисто зверюга! А второй чё-то там еще вякал, казанова убогий, бля!

Только влетев в дом и захлопнув дверь, я поняла, что, похоже, нарвалась по полной. Это, выходит, мой соседушка, о личности которого я гадала. Вот это свезло с такой рожей уголовной рядом жить, ничего не скажешь. Как тебя так угораздило, бабуля? Половину ему сходу продай, как же! Да отсосешь ты, медведина психованная, не на ту нарвался. Не нравлюсь в качестве соседки — сам съезжай! Я теперь за эту халупу зубами держаться буду!

Поостыв, я позвонила Антохе и рассказала о своем «везении», и он тут же предложил перекантоваться у него. Но хрен там! Сбегу сейчас, и этот гризли бешеный решит, что напугал меня и победил? Напугал. Я же хоть и с отбитой башкой, но зачатки нормальных инстинктов имею. Но поддаваться страху я не собираюсь. В крови закипел адреналин, точно как при подъеме на какую-нибудь особенно опасную высотку, и я, сделав музон погромче, завалилась на диван в гостиной шарить по объявлениям в сети. Но буквы сливались, смысл ускользал, а перед глазами так и стояла небритая злобная рожа с прямо классической квадратной челюстью и сверкающими яростью зенками. У меня аж по всему телу волоски дыбом так и стояли, и плечи то и дело передергивало от зябких мурашек, никак не желавших перестать носиться вверх и вниз по спине. И мне ли не знать, что такое совсем не признак моего страха. Сраный сосед-гризли взбесил меня знатно, а такое я спускать за так не умею. Разум чё-то там вякнул, что умнее и правда было бы, наверное, принять приглашение Антохи и, может, подкатить к его папаше, пожалиться, что притесняют-обижают. Больно уж злобной скотиной выглядел соседушка. Да и тут мне, что серьезно прям дом родимый, ни шагу назад, ни сантиметра земли вражине? Хочет купить, так заломить цену, чтобы на однушку в центре хватило…

Ни-хре-на! Он меня пнул, как псину какую-то, орал, оскорбил. И теперь, пока я его поганой кровушки за это не хлебну, никакой пощады и мировой не бывать!

Глава 4

— О, смотрю, у тебя прям с самого ранья веселье? — хохотнул Андрюха, вваливаясь в девять ноль три в мою кухню. Откуда такая точность во времени? Да оттуда, что ровно в девять ноль-ноль, секунда в секунду, за стеной опять загрохотал рок.

Бедолага Шрек, спокойно наворачивавший свой завтрак, аж подпрыгнул, испуганно заозиравшись. Вчера эта акустическая атака закончилась с не меньшей точностью — в двадцать два пятьдесят девять. Патлатая засранка явно издевалась надо мной. И пусть только полный дурак и чмо станет воевать с бабой, да еще и ссыкухой какой-то, но моя душа отчаянно жаждала возмездия. А еще — чтобы она убралась с моей территории, откуда приперлась, и следов даже после себя не оставила.

— Ты, как всегда, приветлив, — продолжил зубоскалить друг. — Кофею хочу, да и пожрать бы чего.

— Что ж тебя дома-то не накормили? — буркнул я, наливая ведерную кружку кофе и начиная строгать бутеры.

— А я там был? Я, вообще-то, аки пчелка, по твоему господскому повелению инфу рыл на эту твою экзотическую живность за стеной.

Ага, чисто по моему, конечно, а не потому что самого вчера на этой погремушке языкатой аж перемкнуло слегка. Слюной давился… он. О том, что сам я после нашего столкновения битый час торчал под душем и с ненавистью пялился на свой дубовый стояк, приказывая прекратить к херам это безобразие, пока не сдался и не передернул, едва со злости член себе не оторвав, кому-либо знать не обязательно. Как и о том, что еще дважды за ночь просыпался и одеяло гребаной палаткой торчало. На что там стоять? На безобразие это нечесаное черно-красное? На шорты драные? На железки везде понатыканные?

— Ты, кстати, заметил, что у нее и в языке финтифлюшка эта… как его бишь… пирсинг?

— Оно мне надо было рассматривать? Что нарыл, говори!

— Я слышал, что минет с этим пирсингом — вообще улет, — продолжил гнуть свое Андрюха, мечтательно уставившись в стену, за которой грохотало. — Когда девка ею уздечку натирает, башка отрывается.

Ну спасибо тебе, дружище, за эту, бл*дь, бесценную информацию. Мне-то и без нее яйца со вчера узлами скручивает. Надо было поехать в эту чертову баню, отодрать Кристину, и тогда бы вот такого бардака в башке не приключилось. Две недели без секса не такой уж и срок, но, похоже, я раньше времени приблизился к возрасту, когда «седина в бороду, бес в ребро». И настиг он меня внезапно, вместе с появлением этой адовой лазутчицы на моей земле.

— Ты о чем-то кроме *бли думать в состоянии? — вышел я из себя, швыряя нож в раковину.

— Я мультизадачный, Яр. А ты реально психованный последнее время. А все почему? От недое…

— Хорош, а! По делу давай!

— Значит, по делу. — Андрюха расположился с кружкой и закуской у окна, не скрываясь выглядывая мою геморройную соседку. Отчего-то дико хотелось за это съездить ему по затылку. — Зовут нашу языкатенькую — Миргородская Роксана Леонидовна. Двадцать три года. Послужной список в виде приводов в ментовку отсюда и до центра длиной. В основном всякое мелкое хулиганство, вторжение на закрытые территории, аварийные объекты. И задержание в нетрезвом виде, беспорядки — куда же без этого. Чаще всего попадала в обезьянник с неким Антоном Кавериным.

— Трахарь ее? — Челюсть отчего-то свело судорогой.

— Вот тут сведений нет, но эти двое, как понимаю, постоянно не разлей вода. Хотя Каверин этот — депутатский сынок, и о нем слава идет как о том еще ловеласе. Был момент, какая-то деваха провинциальная его даже в изнасиловании обвинила, но все быстро затухло. Вылезло, что она таким образом или замуж удачно метила, или просто бабла хотела, но больно болтлива оказалась, и поэтому пролетела по всем пунктам.

— Миргородская… не родня этому юристу раскрученному, что засветился в том деле с черными риэлторами?

— Дочь родная. До недавнего — единственная. Пару лет назад господин Миргородский женился на юной прелестнице, младше самой Роксаны, и она произвела на свет ему сына.

— Двадцать три, значит, — пожевал я губу. — Я думал, вообще лет семнадцать.

Да, думал ты, и ни в одном глазу бесстыжем совести, когда позволил себе дрочить в душе на малолетку, представляя, как вколачиваешь ее безбожно в кафельную стену. Сжать тонкие, как спички, запястья с этими дурацкими кожаными ремешочками в узелках одной рукой, вытянуть, чтобы на носочках стояла, едва пальцами пола касаясь, и засаживать до искр из глаз у обоих, кусая затылок и острые плечи.

Да что же это, на хрен, такое!

— Мать кто у нее? — прохрипел, едва протолкнув в глотку разом полкружки обжигающего напитка.

— О, мать там была дама весьма колоритная и широко известная в определенных кругах, — ухмыльнулся Боев.

— В смысле?

— Ольшанская Вероника Андреевна, скульптор, талантливая художница, по имеющимся отзывам, но также и весьма скандальная личность. По слухам, придерживалась полной свободы нравов, и при живом муже меняла любовников, как перчатки, и ни от кого не скрывалась. Умерла от сердечной недостаточности, по официальной версии, но по секрету мне шепнули, что дело там было в передозе всякими средствами… ну, скажем для расширения сознания.

— Хм-м… Тупо наркотой.

— Выходит, так. Но отец ее был из весьма уважаемого и статусного семейства, так что сердце было слабое, ага.

Мы с покойной Евгенией Титовной прожили тихо-мирно через стенку больше пяти лет, после того, как я купил свою половину, и я, бывало, спрашивал ее о родне. Она всегда утверждала, что те живут далеко, за границей, что ли, и поэтому навещать ее часто не могут. Хотя я их вообще ни разу не видел. Хороши родственнички, жили, считай, рядом, а к старушке никто и носа не казал, зато теперь приперлась эта наследница хамовитая. Короче, мое намерение прежнее: избавится от такой соседушки — и делу конец.

— Ты телефон Миргородского мне не раздобудешь?

Внезапно рокер за стеной заткнулся на полуслове.