Фастфуд – Это Чудо

Смотрю и пытаюсь прочитать — врёт или нет? В любом случае, мне это не нравится.

Если с кем-то помахались, а он говорить не хочет, то, значит, там дело нечисто. Он знает, что ничего страшного нет в том, чтобы с кем-то что-то не поделить. Просто бы с кем-то подрался, так сказал бы честно — братан, меня щёлкнули. Там мы бы уже решали, где их ловить. А раз уклоняется, значит, либо неправы кругом были, либо вытворили что-то экстраординарное.

Если не врёт, то тоже ситуация неприятная. Вот так всё и начинается. С дружеских спаррингов, в которых выставляется иерархия. Выясняется, кто сильнее невинным путём, а потом, если ты позволил себе усомниться в своей силе, проебав кому-то, кто лучше кулаками машет, ты ему попадёшь и в духовом поединке за независимость в кругу. Малой, конечно, крепкий парень, но там щеглы совсем пробитые и готовые на все.

— С кем? — тяжело смотрю на него.

— С Доцыком.

— Понятно. Короче, Серенький, ты с ними больше не двигаешься.

— Чего? — возмутился Малой. — С чего это? Ну пропустил я удар, ничего страшного! Я ему тоже вдарил хорошенько.

— Не сомневаюсь. Если сам не отошьешься, я пойду и буду разговаривать с ними сам.

— Не смей! — шипит прямо.

Во разошёлся. Я подошёл к нему и за шею наклонил к себе.

— Не тупи, Малой. У тебя два примера перед глазами — я и Саша. У меня учись, как НЕ делать, а у старшего учись, как надо.

— Он бросил нас, — нервничает Малой. — И ты мог в колледж нормальный попасть на стипуху и уехать, но остался. С чего это я должен с него брать пример, а не с тебя?

— А ты бы хотел, чтобы он здесь остался гнить? Я — нет. И ты тоже, Серенький, продолжай учиться нормально, и как поступишь в нормальное место в крупный город, то уезжай и не оглядывайся.

Малой вырвался.

— Противоречишь сам себе, Бостон! Из пустого стакана напоить пытаешься. Учишь одному, живёшь по-другому.

— Ну потому и учу, — пожал я плечами.

В сенях кто-то завозился, и в хату вошла наша ненаглядная матушка. Вроде бы трезвая.

— Чего шумим? — спрашивает.

Мы молчим. Малой зло пыхтит из-за меня. Мама подходит к нему, берёт за подбородок и поворачивает лицом на свет, рассматривает.

— Красавец! — подводит итог и уходит.

Браво, блять.

Я начинаю говорить очень серьёзно, непривычно подбираю слова и стараюсь звучать так, чтобы они врезались Малому куда надо.

— Серенький, ты уже ни черта не Серенький, ты уже полноценный Серый. И настало время в твоей жизни, когда она начнёт бросать серьёзные тумаки. Гораздо серьёзнее, чем тот, что тебе в глаз прилетел. У нас и так условия такие себе, сам видишь, но это не причина спускаться ещё глубже и не оправдание для этого. На меня никогда не смотри. Я так живу, потому что мне нравится так жить, но я понимаю, что для нормальных людей — это хрень полная, и тебе бы я такой жизни не желал. Это значит, что ты такой же упадочный, как я. А это же не так, ты гораздо лучше. В общем, Малой, иди отдохни, остынь, подумай обо всём, а потом нормально обсудим.

Он всё такой же дёрганный, но уже с заметно меньшей частотой, потопал к себе в комнату. Надо же, послушался. То ли тон непривычный испугал ли его, то или ещё что-то. Так или иначе, у меня пока что вышло его грузануть. Так мозги и вправляются. Отрицание, распятие, торг, принятие и прочая хрень.

А теперь пойду-ка я отыщу Доцыка.

Хотел сначала каким-нибудь наггетсиком закинуться на всякий, а потом думаю — что я, на трезвую без Интерфейса не справлюсь? Щеглы же. Ну и что, что один из них Домысла братишка. Похер как-то. За будущее своего братика готов рвать любого. Себя в первую очередь.

Долго искать не пришлось. Они, как обычно, в парке на спортплощадке ошивались. Парнишек пятеро. Смотрю, действительно у них лапы, перчатки валяются. Не соврал видать малой.

— Доцык! — окликнул я его.

Они все тормознули вату катать, и Доцык ко мне подтянулся. Подозревающий неспокойное, но пыжится, строит из себя кого-то. С брата пример берёт.

— Здорова, Бостон, — одну руку подал вместо двух.

Ну щас попляшешь у меня сопляк.

— Боксуетесь? — спрашиваю я невинно.

Я вот прямо олицетворение невинности был в тот момент, и наверное это меня и выдало.

— А чего? Нельзя? — дерзить сразу начал щенок.

На брата надеется. Знает, что тот впряжётся в любом случае. Тот наверняка и стропалит его дома, чтобы пёр на всех. Но я — не все.

— Чего грубишь, Доцык?

Ну он сразу немного потух. Понял, что я действительно пока ничего особо-то и не сказал.

— Не грублю я, — сказал всё же.

— Ну-ну. Короче, я чего пришёл. Серого я под замок посадил. Пусть учится сидит, ему ещё жизнь строить. И вы его не тяните и забудьте вообще про него.

— Ты что, босс его что ли? — Доцык ухмыляется.

Блять, стоит шпингалет передо мной, которого я с щелбана уберу и пыжится. Хохма просто.

— Или это он сам отшиться захотел и тебя послал? — продолжает. — Отхватил сегодня и к брату побежал. Как тёлка!

Я его за грудки и к себе. Он вырывается, но держу крепко. А дружки там побросали всё и подбежали к нам. Я как зыркну на них, и они тормознули. Действительно, что им делать? Толпой меня забить? Так я психический, могу и ночью подстеречь, и они это знают. Да и слух потом пойдёт, что Домысла братишки беспредельщики — сладко им не будет. Один из них нашёл выход.

— Нормально всё, Доцык? — типа перекладывает ответственность. Хитро так.

— Нормально, — хорохорится этот шкет — Чего этот фастфудщик мне сделает?

Ну тут я не выдержал. Жру вредятину я для себя, а не для того, чтобы мне каждый щегол, пусть и Домысла братишка, тыкал этим.

Я его убрал подсечкой и в пыль лицом уронил. За ухо взял и выкрутил. Но всё очень бережно, аккуратно, по-отцовски так.

— Слушай сюда, щеняра! Второй раз повторять не буду. Ещё раз вякнешь что-то в мой адрес или к малому моему подойдёшь — я тебе что-нибудь весёлое устрою. А НУ ОТОШЛИ!

Последнее я рыкнул на щеглов, подтянувшихся после того, как эта мелкая потасовка началась.

— Пошёл ты! — дрожащим голосом говорит Доцык. — Тебя Домысел порешает за меня! Понял? Порешает!

— А сам не такой крутой уже? К брату, как тёлка, побежишь?

— Пошёл ты! Ты старше, так что не западло! А вот Серый чёрт!

Ну а дальше я переборщил, но меня понять можно. Не буду я терпеть, когда моего родного братика при мне нехорошими словами обзывают. Я ему к-а-а-ак выкручу ухо. Хрящ сломался, и кожа лопнула у меня под пальцами. Доцык заорал благим матом со слезами сразу. Крик магическим образом подействовал на его друзей. Половина машинально отшагнули назад, а половина подпрыгнули вперёд и вверх. Бей или беги во всей красе. Похлопаем же нашим экспонатам! Один из шкетов всё-таки осмелился и продолжил бег. Я отпустил Доцыка, шагнул ему навстречу и аккуратно ткнул того в солнышко. Мелкаш охнул и загнулся.

— Стоять! — говорю остальным.

Я к этому моменту понимаю, что зашёл уже туда, где от мщения Домысла мне не укрыться, но и бить всех этих мелких казалось как-то низко. Надо уйти, пока не решились кинуться, и мне не пришлось избивать детей.

— Твой брат знает мой номер, — почти даже без вызова, да вообще почти без эмоций говорю лежащему Доцыку, что находится в пыли со слезящимися глазами, и ухожу.

Ну, разумеется, Домысел себя долго ждать не заставил. Он не позвонил, а отправил гончего. Пришёл ко мне прямо домой Георгий Акопов, он же Гох. Я у окна сидел и выглядывал, а у самого в нагрудном кармане рубашки картофелина фри, чтобы было какое-то преимущество. Я ждал, что человек пять придёт меня вытягивать или сразу Домысел в хату ворвётся, но тот решил поступить по справедливости. Оно и понятно — он за районом тогда следил, оступаться было нельзя.

Выхожу к Гоху. Фришку хавать не стал. Чего мне этот коммерс сделает? Он руки редко в ход пускает. Ствол разве что, но в меня сейчас палить-то точно не станет.

Жмём ладони.

— Чего шумишь, Бостон?

— Чего Домысел хочет? — отбрасываю светские приветствия.

Гох хмыкает. Знает, что вся их компашка мне не авторитеты. Это для других моих ровесников пять лет разницы в развитии что-то решают, а я для себя уже поимел достаточно, чтобы в упор не видеть этих ребят. Ну, не совсем прям в упор. Минуту-другую я волновался, чего уж скрывать. Но потом вспоминал, что на кону стояла спокойная жизнь Малого и волнение как рукой снимало.

— Завтра в три на Сенокосе, — сообщает Гох. — Если не придёшь, то хуже будет.

— А чего завтра? — пропускаю его угрозу мимо ушей. — Давайте сегодня всё решим.

— Ждём завтра в три, — бросает Гох и уходит.

— Гоша!

Его передёрнуло аж. Он так долго отучивал всех от «Гоши» и настаивал на «Гохе», а тут младший ему это бросает. Я знал, как его задеть.

Гох тяжело повернулся и засунул руку в барсетку. Знаю, что у него там травмат. Этот коммерс работал на Ольгиного батю, вёл какие-то дела по бизнесу, и тот ему разрешение на ношение подогнал.

— Аккуратнее, Бостон, — хмурится Гошанчик. — Ты мне нравишься, но не нарывайся. Я к тебе нормально пришёл сообщение передать, а ты хамишь.

Ну бля, наверное, доля правды есть. Но всё равно нехуй. Припёрся важный, бросил мне лениво дату и время и утопать решил, как ни в чём не бывало. Придёт домой, будет чай пить, плюшки есть, а мне тут всю ночь думать, чего меня завтра в три поджидает. Пизды получить я не боюсь, не в первой, но всё-таки кажется, что обычной взбучкой дело не закончится. Но ничего, есть время зарядиться. Хорошо хоть не тёмную устроили, да ещё и предупредили. Ходил бы а то оборачивался.

— Лады, Гох, без обид. До завтра тогда.

Заснул я, конечно, не сразу. Волновался, прокручивал сюжеты. Как Домысел думает спросить с меня? Кровью, очевидно. Или вдобавок попытается в косяк загнать? Да хуй что выйдет, и он это понимает. Сам на меня кинется или Доцыка пустит, а мне сопротивляться не даст? Хрен их знает. Я позагонялся по этому поводу, а потом плюнул. Хуле толку? Не высплюсь только, от чего мне только хуже будет. Утро вечера мудренее.

Глава 4. Новый бургер

Утро того дня я начал не самостоятельно, и это меня выбесило. Люблю просыпаться сам, а когда кто-то в забор стучит, как дятел, мне не по душе. Еле разлепил веки и глянул на будильник. Да вашу Машу, петухи едва прокричать успели! Всунув педали в калоши, я побрёл к калитке. Я на ходу нарекал стучащего всеми известными мне неумными животными. И петухом он у меня тоже стал.

— Хрена вам так рано… — с сонным нервом начал я и осёкся.

У забора стоял Нюнчес, он же Гриша Нюняев, пацан из параллельного класса. Другом его не назову, но отношения у нас с ним были хорошие. Стреляли сижки друг у друга, прогуливались до баб иногда.

— Утро доброе, Бостон.

— Ну, положим, что доброе, — ответил я подозрительно.

Дело в том, что Нюнчес двигался с Домыслом. В темы всякие влезал, на стрелках их присутствовал, тренировался с ними и бухал. Вот поэтому я сейчас на него свой сонный глаз направил и тоном даю понять, что я не знаю, чего от него ждать. Ещё что-то Домысел передать хочет? А чего в такую рань-то?

Нюнчес стоит и мнётся. Пытается начать говорить и осекается.

— Чего танцуешь вокруг до около, Грига? Давай выплёвывай, с чем пришёл. Если что-то резкое от Домысла передать стремаешься, так не очкуй, я понимаю всё. Дружба дружбой, служба службой.

Нюнчес встрепенулся.

— Да какой там, Бостон! Наоборот. Мобила у тебя отключена. Я перезвонить сначала хотел ближе к полудню, потом думаю, вдруг сети не будет. В деревню двигаю с батей через час, вот и зашёл спозаранку. Чтобы у тебя больше времени осталось.

— Для чего? Давай говори уже, не тяни.

— Короче Домысел решил с тобой по колам Губера выставить. Так что будь готов. Ты только это, не обижайся… — он снова замялся. — Ты, конечно, кулаками махать умеешь, но Губера сам знаешь. Отбитый рукопашник. Поэтому я бы на твоём месте прихватил с собой чего-нибудь.

Я усмехнулся.

— Чего? Нож, кастет?

— Хотя бы. Есть что-нибудь такое?

— Найдётся, — загадочно сказал я, думая совсем не о железках.

— Ну всё тогда. Между нами же? — уточнил он, протягивая ладонь.

— Само собой. От души, Нюнчес.

Я вернулся в дом и упёр руки в бока. Так-с нахуй. Губер — это не есть хорошо. Это уродливая, гигантская махина, со своих памперсных времён занимающаяся всякими единоборствами. Возможность ухайдокать его в поединке виднеется словно в тумане. У него за плечами пчелиный рой тысяч часов тренировок, скорость, рефлексы, поставленные удары, приёмы. Но, к слову о тумане, есть и у меня козырь в рукаве.

Я побрёл в свою комнату, оделся нормально (калоши на кроссы сменил, да футболку дырявую с целыми джинсами накинул), выгреб всю свою заначку, какая была, прихватил картофелину фри и вышел на улицу. Я шёл по району, задумчиво разглядывая фришку. Это преимущество и очень весомое. Солёно-желтый интерфейс повысит мои шансы в избиении Губера, но я опасался, что этого может оказаться недостаточно.

Ну-с, так и думал, что когда-то этот момент наступит. Пора заряжаться серьёзными пушками. А кто у меня был единственный на тот момент знакомый, способный подогнать могучую артиллерию? Ну, разумеется, старый добрый полудохлый Килый. Ту ситуацию с ментами мы с ним разрулили уже к тому времени. Вышло даже легче, чем я думал. Он при следующей встрече попытался мне дать пощёчину, а я увернулся, отбежал и крикнул, что старшим расскажу, что он щеглов фастфудом травит. Как раз таки Домыслом пригрозил. Ирония, мать её. Килый, само собой, отстал. Тем более он и от тех гоблинов легко отмазался. Просто передал им остатки волшебной углеводщины, чтобы они его отпустили, и всё. Все разошлись полюбовно.

Вот я сейчас и звоню ему. Лишь бы трубу поднял. Не поднимет — придётся топать в другой конец района и ломиться к нему в квартиру. Но вот не факт, что я найду его там. Этот додик вечно ошивался хер пойми где и домой возвращался лишь переночевать. Казалось бы, в чём проблема? Утро на дворе. Дык только у Килого ночь всегда в разное время начиналась. Могла и в полночь, могла утром, могла в обед, а могла и послезавтра.

— Аллё? — прохрипел динамик.

Поднял таки! Ирод ты мой золотой с моей любимой волшебной специей!

— С утром тебя, Кил. Как оно?

— Это хто?

— Совсем уши химкой забились, Киляра? Бостон это!